Что вбивали нам в головы о нем в яслях, детсадах, школах и вузах, в пионерском ленинюгенде, в комсомоле и тэ-дэ: Ленин - это скромность, аскетизм, доброжелательность и общительность, честность и прямота. Человечность самого человечного Человека. Трепетная забота о соратниках по борьбе с самодержавием, с насилием, за счастье трудового народа, всего трудящегося человечества. Ленин - олицетворенный апофеоз добра и света. Но вот пробил час, и нынче документально реконструирован исторический персонаж с его именем - персонаж, о котором вперебив вспоминают голоса, выпущенные сегодня из казематов и бункеров спецхрана: в эмиграции, к примеру, напившись, дебоширил, непечатно ругался - полицию приходилось вызывать, - партийную кассу пропивал (стоял на грани алкоголизма) и проматывал ее с проститутками по кафешкам и меблерашкам Западной Европы( еле избежал гибельного скандала). Это по наблюдениям Серафимы Гопнер. А в партшколе Лонжюмо под Парижем революционной молодежи из России втемяшивал: приоритет интересов и престижа партии, самоотречение, аскеза, абсолютная самоотдача и сверхпринципиальность в деле борьбы за свободу и власть рабочего класса - самого прогрессивного во веки веков. Для практики самоотречения лонжюмовцы ходили полуголодными и буквально босыми, а их учитель и вождь расселял и в Париже, и в Лондоне большевиков-эмигрантов по трущобам и кучно - предвосхитил и прорепетировал будущие всероссийские неистребимые и поныне коммуналки, но сам при этом жил только в отдельных квартирах и по большей части с отдельной собственной комнатой.

А на счет прогрессивности самого прогрессивного, якобы, класса иллюзий Ильич не имел, в разговорах с наиболее приближенными соучастниками называл рабочий класс России тем же излюбленным словечком, каковым именовал устно и печатно также и всю интеллигенцию, отечественную и мировую, и даже революционеров вплоть до соратников: говном звал-величал-с, говном-с, как о том вспоминал его закадычный Парвус.

Ни в кого не верил. Никому не доверял. Кроме Крупской. Но и ее обманывал. Но ее - только на интимной почве, так сказать. Остальных - в чем угодно, как угодно, сколько угодно. Потому, как - говно оно и есть говно. Чего с говном церемониться. Мебельный фабрикант Николай Шмит на свои деньги вооружил рабочие дружины Красной Пресни в первую русскую революцию 905-го года, за что был арестован и погиб в тюрьме - чтобы его громадное наследство попало в руки большевистским бонзам, Ленин срежиссировал соблазнение своими подручными сестер Шмита, его наследниц, , и в результате этих спровоцированных браков деньги погибшего были большевиками захвачены.

С помощью дружившего с Лениным Горького и его жены, актрисы Московского Художественного театра и большевистской агентессы, удалось склонить богача Савву Морозова выписать вексель на сто тысяч рублей (по тем временам целое состояние) - Савва был влюблен в жену Горького и симпатизировал революционерам, - но деньги по векселю большевики могли получить только в случае смерти Морозова, и Ленин посылает "устроить случай" к Савве на французский курорт своего верного и изобретательного партайгеноссе Красина, и того видели на вилле Морозова в день "самоубийства" Саввы, но вот он мертв - и вексель пущен ленинцами в дело. Крупская вспоминала, что ее муж мог сговориться "для пользы дела" даже с самым ненавистным ему или презренным для него субъектом - супруги называли это "принципиальной спетостью". Для переправки в Россию нелегальной литературы и оружия Ильич настоятельно советовал Литвинову использовать вооруженных бандитов-контрабандистов, а в целях пополнения партийной кассы, которую всегда контролировал лично, протежировал Парвусу, доводившему своими финансовыми аферами пролетариат европейских стран до нищеты.

Цель оправдывает средства - и лидер правящей в Советской России партии заставляет публиковать протоколы заседаний Политбюро ЦК с угодными ему решениями - протоколы заседаний, которых никогда не было. Народ ненавидит кровавого милитариста Троцкого и считает "своим в доску" бывшего рабочего Калинина - Ленин заставляет Калинина подписывать и от своего имени оглашать приказы Троцкого. Во время лично санкционированного НЭПа Председатель Совнаркома Ульянов-Ленин в заботах о политической стерильности российского трудящегося класса в десятках речей и статей зело пафосно декларирует чуждость рабочего человека собственническим устремлениям и неэффективность частных предприятий в сравнении с огосударствленной промышленностью - притом, что на его рабочем столе лежат статистические справки, говорящие обратное: на тот период меньше трети дельцов имели свое дело до переворота 17-го года, и это в торговле(!), а в частном производстве производительность труда была в сей момент в два раза выше, чем в производственном госсекторе, и оно так, а не иначе при стопроцентном превосходстве последнего по энергообеспеченности и технической оснащенности. Впрочем, подобных примеров лжи и разновидностей блефа в ленинской практике не счесть.

Но одним из крупнейших рекордов ленинизма в аферизме нужно признать "дело Фани Каплан", блестяще проведенное как только, по разумению Владимира Ильича, приспело время фундаментально утвердить единовластие РКП(б) над народами России. Есть версия, что с Фаиной сам Ленин был знаком, но и без личного контакта он мог о ней слышать, ведь в революционных кругах Фаня было известной фигурой, прошла этапы и застенки при царском режиме, хотя ни в одну из левых партий так и не вступила. Ее мифические эсерство и выдуманные чекистами выстрелы по своей персоне Ленин успешнейше использовал в качестве предлога для начала тотального красного террора, для скорейшего истребления партии эсеров, имевших на тот момент все шансы выиграть у большевиков выборы в местные Советы депутатов, а Фаня по телефонному приказу с Лубянки была срочно расстреляна в Кремле лично его комендантом, ленинским назначенцем, - то есть казнена без суда и мало-мальски объективного следствия, труп немедленно тут же сожжен. Сегодня собраны серьезные доказательства ее невиновности.

Вершиной же ленинского политическо-палаческого творчества можно считать расправу Ленина над вождями германской пролетарской революции Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. Карла Владимир Ульянов знал и чтил годами, как одного из лидеров европейской и немецкой социал-демократии, а с Розой подружился в боевом 905-ом в Петербурге, виделся и сотрудничал в Штутгарте, Берне и Берлине. Но, подняв революционные массы Германии на восстание, Либкнехт и Люксембург со страниц мировой прогрессивной печати осудили людоедскую большевистскую диктатуру в России, квалифицировали большивизм как патологию марксизма, самого Ленина заклеймили как предателя демократических идеалов социализма, а целью своей революции объявили установление приоритета прав и свобод личности. Победу революции в Германии Ленин посчитал для себя и своего режима очень опасной: она отобрала бы у Советской России статус социалистического форпоста - в силу гораздо большей численности и мощи немецкого пролетариата, - а лично Ленина лишила бы лидерства в мировом марксизме, что не есть хорошо.

В годы эмиграции и в Швейцарии, и в Польше за Лениным было замечено местными жителями: этот странный русский не прощал собакам лая на него - в ответ он облаивал их сам. Позже он, приобретя широчайшие властные возможности, в их числе получил и такую - возможность кусать, и кусать смертельно. Ленин посылает в Германию, охваченную послереволюционной гражданской войной, своего эмиссара Карла Радека, имеющего кроме ленинского задания и собственный зуб на Розу Люксембург - она когда-то уличила Радека в воровстве и прожигании партийной кассы и добилась суда чести над ним с лишением партбилета по приговору. Радек в Берлине, где идут бои, выдает немецким белым офицерам известные Кремлю адреса конспиративных квартир, на которых скрываются Карл и Роза. Оба в тот же день схвачены и зверски убиты. Эта версия их гибели сегодня признана историками, опубликована в научной мировой периодике.

...Однажды великий борец за идеалы человечности священник Мартин Лютер Кинг о принципе "око за око" сказал так: "Кто живет по этой формуле, остается без глаз."

Да, жесток был Владимир Ульянов. Жесток, капризен, мстителен. С детства. Мальчиком еще он запугивал младшенькую сестричку страшилками до истерического припадка. Соратник Ленина депутат Второй Думы Алексинский в узком кругу вспоминал: "Владимир Ильич по любому пустяку мог закатить скандал, и поэтому его старались не трогать по возможности..." Добавлял, что вождь мог нагрубить даже женщине. Плеханов о лондонской и женевской эмиграции писал: "С Лениным в те годы было невозможно работать: он заводился по любому пустяку." Его адские фобии сжирали душевное здоровье, мизантропия отбрасывала от людей, озлобляла против них. Нервная истощенность доводила до тяжелых воспалений на коже, до многонедельной потери сна и аппетита, а то наоборот нападала тупость и сонливость, он засыпал на ходу, за что дети из русских семей дразнили его дрыхалкой. Наблюдая протестные рабочие демонстрации в европейских городах, он раздражался их бескровностью и благочинием. На таммерсфорской партийной конференции с нетерпением ждал перерывов между заседаниями - в эти перерывы опытные боевики учили его стрелять из револьвера, и он делал успехи на тех уроках убийства. Кончались форумы, разъезжались кворумы - и он прятался от людей. В Лондоне всех искровцев строго предупредил, чтобы с ним контачили минимально поелику возможно. Один из них, Николай Алексеев, вспоминал позднее: "Владимир Ильич и Надежда вели... жизнь довольно уединенную." Он мог себе это позволить. Потому, что у него была вторая пара глаз и ушей - жена, называвшая себя его "репортером". Она служила ему курьером и связной, шпиком и информатором. Он ценил ее талант настолько, что когда стал властителем одной шестой земной поверхности и она, старая, больная неизлечимо, непоправимо обезображенная базедкой, предложила ему развод, он не согласился с ней расстаться. Глаз и ушей ему, могущественному, не хватало все больше и больше...

Коллективная Крупская

После захвата власти Ленин, ярый приверженец идеи раскаленного снега - отмирания государства через его усиление, - страстный бичеватель полицейского произвола в царистской и буржуазной России, очень быстро перестроился и учинил на доставшейся ему во владение в 17-ом территории всей страны сортировку населения на чистых и нечистых, на наших и не наших. А раз уж оказалось, что чистых и наших (по ленинским меркам) почти никого нет, если не сказать что совсем, то Ильич поставил под тотальный контроль всех россиян. Благо, у него под рукой уже была "коллективная Крупская" - его родная партия большевиков. Вот ее-то он и обязал быть своими "глазами и ушами". Уже с марта 1918 года Петроградский комитет РКП(б) обязал своих агитаторов и активистов составлять и сдавать в ПК регулярные доклады о ситуации в городе и вокруг - чем шире, тем лучше. А в июне того же года в ЦК создается информационный, а с 20-го года - информационно-статистический отдел, в который все организации большевиков обязаны были присылать протоколы своих собраний, отчеты о работе, о положении дел окрест, ответы на спец. анкеты ЦК. На местах - в губкомах и укомах, - по примеру центра создаются секции, назначаются информаторы или их роль вменяется губернским и уездным партсекретарям. Северо-Двинский губком, к примеру, сообщил в ЦК, что сбором сведений о настроениях крестьян с 1 сентября по 1 декабря 1918 года охвачено 85% волостей губернии, что губкомом обрабатываются сотни (!) ежедневно прибывающих бланков с новыми сообщениями. Каждый коммунист Смольнинского района Петрограда должен был ответить на еженедельный опросник из нескольких пунктов, среди которых были и такие: "...Может ли определить общее настроение рабочих ...Слыхал ли или участвовал в разговорах рабочих об их нуждах и о порядках ...Не было ли нареканий на непорядки, злоупортребления (указать факты)... Не было ли разговоров, показывающих отношение к коммунистам..." Во множестве этих анкет уже тогда, в 18-ом, отвечающими указывалось: "В присутствии членов коллектива от таких разговоров воздерживаются." Значит, победившие трудящиеся не слишком долго питали иллюзии насчет своей победы и норова "товарищей" из своего "передового отряда"...

С декабря 20-го года инструкторы большевистского ЦК для своего партначальства составляют ежемесячные доклады на базе сообщений с мест, для чего из губкомов к ним посылаются данные каждую десятидневку - это как закон. К тому же в ЦК ежедневно поступает спец. информация из учрежденного большевиками Российского телеграфного агентсва (РОСТА), каковая сразу делится самими ростовцами на два потока: один официальный (оптимистический), другой секретный (реальный) с пометкой "Не для печати". Борец за свободу Ульянов-Ленин узаконил это деление почти на век - я, автор этих строк, в 60-х и 70-х годах начиная репортерствовать в "Комсомольской правде", застал три разновидности сообщений ТАСС: "тассовки серые" (для народа), "белый ТАСС" (для начальства) и "красный ТАСС" - тассовки с красной полосой (для высшего начальства, "секретный ТАСС"). А Ленин в сентябре 1919 года санкционировал организацию специализированного Отдела особой информации Совнаркома, ВЦИК и ЦК РКП при РОСТА. Быстро, быстро отзвенели трели о праве народа на свободу слова и знания о положении дел в стране и мире. Для упомянутого Отдела осинфо от местных отделений аккуратно приходила сводка по темам: "Отношение населения к Советской власти; наблюдается ли в широких слоях крестьянской бедноты и рабочих озлобление против Советской власти, ее агентов, партийных организаций и отдельных работников..." Венчала сводки формула: "...Собирание и передача материалов обставлены достаточно секретно."

В октябре 17-го большевики произвели вооруженный переворот, а через месяц с небольшим Ленин заставил Наркомат по военным и морским делам составлять лично для себя ежесуточные сводки с грифом "секретно" о событиях на военном поприще, начав тем самым строительство глобальной информационно-доносительской системы в Красной Армии. С этой целью с сентября 18-го года в Наркомвоенморе функционирует целевое военно-политической отделение, а в его структурах создаются осведомительные отделы (в округах, штабах, управлениях, Продармии, в войсках ВЧК и ВОХР - сверху донизу вплоть до Реввоенсовета Республики). А с апреля того же года начинает "просвечивать" вооруженные отряды режима новое и растущее, как на дрожжах, ведомство, весной 1919-го окончательно нареченное ПУР - Политуправление (потом Главпур). В ЦК из ПУРа уходили ежедневные, двухнедельные и месячные бюллетени, составленные на основе донесений из политорганов и ком. ячеек частей и соединений типа такого: в 36-ом запасном полку "на собрании вынесена резолюция о прекращении гражданской войны в трехдневный срок, выступавшие ораторы арестованы." Ленин получал из ПУРа информацию, сведенную в таблицы с такими графами: "Настроение" (делилась на столбцы "плохое", "удовлетворительное", "хорошее"), "Уровень сознательности" ("высокий", "низкий"), "Отношение к советской власти", "Отношение к коммунистам". Комиссары политотделов, поставлявшие информацию из частей и с фронтов в ПУР, были большими художниками своего дела, что видно на примере вопросника, разосланного ими по всему Северному фронту - в нем на вопрос о настроении населения предлагалось выбрать ответ из таких вариантов: надежно-революционное, спокойно-выжидательное, переломно-неустойчивое, тревожно-колеблющееся, безразличное, противсоветское(!), активно контрреволюционное (выступление с оружием в руках), неизвестное. Можно себе представить университетски образованного Ленина, читающего эти перлы нюансировки: "противсоветское", "неизвестное"...

Армии же было с самого начала поручено (до лета 20-го года) грязное дело перлюстрации, что означает - чтение писем и выуживание из них информации о конкретных людях и общих настроениях большевики считали фронтом Гражданской войны, еще одним плюс ко всем остальным, где дралась Красная Армия. Но у нее, у армии, хватало дел кроме политполицейства на тех, на остальных фронтах. Ленину понадобился специализированный орган контроля и репрессий, и он создал такой орган - в Совнаркоме, где он был Председателем, Ленин через полтора месяца после Октября 17-го провел решение об учреждении ВЧК. Вчерашний пламенный поборник самоуправления трудящихся, обличитель политсыска, сексотов, филеров, враг застенков и друг свободы потребовал от чекистов сконструировать, наладить и пустить в ход в кратчайший срок небывалую в истории человечества по своей мощи карательную машину. Ленинский приказ был выполнен, ленинский людоедский наказ "чеке" толковать статью о применении смертной казни расширительно и руководствоваться в деятельности не законом, а революционным сознанием (из комментария Ленина к проекту УК, посланного наркомюсту Курскому) - исполнен. Оргвыводы М.И.Лациса, верховного чекиста Украины: "Необходимо учредить внутреннее наблюдение за всеми советскими учреждениями в тылу и на фронте." А вот теза из приказа № 94 Президиума ВЧК от 4-го декабря 1918 года: "Немедленно установить негласный надзор за всеми... селами и волостями..." В июне 18-го коммунисты ВЧК постановили: "Секретными сотрудниками пользоваться... взять под наблюдение Красную Армию, командный состав, клубы, кружки, школы..." В том же году в ЧК созданы штаты филеров (агентов слежки), сексотов, и всем им дано армейское наименование "разведчиков", чем подтверждено, что вся страна для большевиков - фронт, а весь народ - военный противник. Во главе "разведчиков" поставлены резиденты (как в тылу врага). Слежка установлена отныне не только за противниками и оппонентами ленинцев, но и за союзниками (к примеру, за "революционными коммунистами").

К этому периоду относятся наиболее жесткие политические ориентировки Ленина своей партии, его лексика и фразеология становятся брутальными, императив царит в его речи, когда он формулирует задачи большевиков ("...с политическим колебаниями... мы будем бороться беспощадно", "...меньшевикам и эсерам... место в тюрьме"). И партия вняла своему вождю и учителю. Партийные документы, резолюции партфорумов, циркуляры парторганов и совучреждений переполнены пассажами такого рода: "...в обязанность всем комиссарам и коммунистам... быть постоянными осведомителями..." (из циркуляра ЦК РКП (б) - март 1920 года); "а) каждый коммунист... обязан прислушиваться к ведущимся вокруг него разговорам, сообщая подозрительное Особому отделу, б) ...каждый коммунист должен наблюдать за подозрительными лицами, информируя Особый отдел, в) каждый коммунист обязан доставлять Особому отделу сведения об общем настроении учреждения или части войск, где он служит, г) ни один коммунист не имеет права отказаться дать сведения о том или ином лице, д) также не может отказаться от поручения познакомиться с той или иной личностью по указанию Особотдела, ходить в указанный дом и сообщать, что там говорилось" (из письма Особотдела ВЧК своим подчиненным структурам - весна 20-го года). 2 сентября того же года ЦК устами своего Оргбюро приказало быть осведомителями ВЧК "коммунистов, работающих по транспорту", а до этого, в конце лета все губкомы партии получили указание "на необходимость обязать всех коммунистов быть осведомителями..." Партия сказала: "Есть!" Ячейка при Владимирском пороховом заводе, к примеру, постановила расселить всех коммунистов "в квартиры обывателей с целью следить за политическим направлением."

В 21-ом году ЦК вводит в действие новый информационный проект: систему сводок - "постановки однотипного информационного аппарата партийных организаций", "однотипной информационной схемы". Механико-инженерная эта лексика вполне оправдана - партия стукачей доходит в своем развитии до машиноподобности. 21-й год - это год рабочих волнений в обеих столицах, год антибольшевистского восстания моряков в Кронштадте. Машина партии перешла на запредельную скорость оборота доносов низовых ячеек высшим партинстанциям. В МК РКП (б) весной-летом 21-го райкомами и укомами подаются ежедневно два вида сводок (одна - о планах организации, другая - о настроениях среди рабочих, о температуре в массах). В наиболее же горячие денечки того сезона обе формы сводок доставлялись в МК дважды в день! Аврально-форсмажорный режим конца Света.

Но алчному до правды-матки Ленину все это казалось недостаточным. Ему понадобилось "раскрутить" соратников до предельной откровенности в стукачестве и доносительстве. С января 22-го года крупные и крупнейшие бонзы партаппарата в центре и на местах обязываются присылать на самый верх "закрытые" или "личные" письма по проблемам текущей жизни и политики. И эти откровения вождей и вождишек тоже входили в изготовляемые Информотделом ЦК сводки для высшего круга большевистских вельмож - недаром эти ежедневные, еженедельные и десятидневные сводки имели гриф "совершенно секретно" и указание "Хранить как шифр". А с мая 1924 года "закрытые письма" функционеров всех рангов сводились в особые обзоры для первых лиц партии. Кроме всего этого практиковались "срочные внепериодические донесения" низов в ЦК.

Партия Ленина стала полицией для самой себя. И все структуры и мероприятия государства сделала полицейскими, даже выборы всех уровней. Во время избирательной кампании в Одессе (переизбирался горсовет) в Москву, во ВЦИК и далее на Лубянку пришло высказывание некоего профессора Комаровского: "Если бы выборы в советы проходили не по-советски, а более демократично, то коммунисты не собрали бы 16-20% даже среди рабочих." Скорее всего этот профессорский прогноз лег на стол ленинского кремлевского кабинета, ибо Лубянка годами составляла ежедневную информсводку для Ленина и его ближайших соратников. И при этом даже сам Ленин предупреждался (надпись на титульном листе сводки): "Снимать копии со сводок безусловно воспрещается."

Немыслимая по своим масштабам общегосударственная слежка потребовала от большевиков каторжных усилий и героического энтузиазма. Архиважнейшее, например, дело по вскрытию и просмотру писем из почтовых потоков по причине адской трудоемкости было передано железным чекистам - и они приняли на себя эту муку, понесли с честью тяжелеющий год от года крест: "средняя прочитываемость писем одним цензором" в 1921 году - 150 писем в день, но уже в 1924-ом - 250! За год (1923 - 1924) чекистскими титанами "просмотрено по содержанию" более 5 миллионов писем и более 8 с половиной миллионов телеграмм. Царские же ищейки никогда не одолевали даже сорокотысячного годового показателя.

Вообще нужно сказать, что стукаческое творчество партийных масс было, по-видимому, единственным видом массового революционного творчества, в котором в глазах Ленина его партия преуспела. Чего стоит изобретенная коммунистами система параллельного доносительства - это когда на одном и том же предприятии действуют два отряда стукачей, и каждый из них стучит на членов другого, а оба - еще и на всех. Или гениальное открытие вербовщиков: лучшие стукачи - которые беспартийные, поскольку их "меньше остерегаются". Этим лучшим тайно подкидывали в награду продукты. Это справедливо, ведь всего менее трех десятков тысяч шпиков вламывали в ленинском государстве по-черному, ибо под их приглядом только в одном 1924 году находилось три миллиона человек! А всего труженников догляда, сыска, репрессий в 20-х годах насчитывалось до полумиллиона без малого, что в 15 раз больше, чем при Николае Кровавом Романове. Производительность труда тех и этих несоизмерима: перед Февралем 17-го во всей необъятной самодержавной России - 150 тысяч заключенных, после Октября - миллионы и миллионы в Эсесесерии, только в одном 1918-ом - многие десятки тысяч живых мишеней для чекистских стрельб. Ленин знать не хотел никаких других способов управления страной кроме диктатуры доноса ("Социализм - это учет.") в союзе с маузером. Почему?

Пулеметы инфляции

Великий Бисмарк очень нахваливал социализм, но не забывал при этом добавлять, что для эксперимента по его строительству нужно найти страну, которую не жалко. Ленину и искать не пришлось. Для него такой страной... были все страны мира. Ленин мечтал о всемирной социалистической революции. Жизнь разбила эту его мечту, и прежде всего - российская жизнь. И тогда он решил ограничиться Россией. Россию ему не было жалко более, нежели какую другую страну. Она была зажиточна, она обуржуазилась чуть ни во мгновение ока, у ее румяного благосостояния были все черты и признаки молодости, ее престиж кроился на глазах и навырост. В 1913-ом году Россия по темпам экономического развития во много раз превосходила любое из государств мира. Для Ульянова-Ленина это было невыносимо.

Ларчик открывался просто. Владимир Ильич большую часть своей жизни прожил в абсолютной нищете - ему с Крупской, по ее словам, хватало одного чемодана на двоих для переезда из города в город, вся мебель и все изыски интерьера в их жилье в Германии и Швейцарии, по воспоминаниям соратников, не стоили больше 12-ти марок, одевались оба бедно и практично, квартиры и комнаты зачастую снимали за гроши в наидешёвейших кварталах - грязных, старых, затхлых, криминальных, пьяно-драчливых и нецензурно крикливых. Но зато именно там вызрели в Ленине контуры его будущего государства, прожекты по созданию партии небывалого типа и реализации диктатуры новейшего образца. Нет, не случайно его ученики в Лонжюмо, молодые штурманы будущей бури, ходили на ленинские лекции босоногими и полуголодными - на пустое брюхо над закоченевшими ногами лучше ненавидится изобилие буржуазного общества и быстрее усваивается наука побеждать это изобилие ради адского рая социализма.

Нужно с самого начала уяснить, что никогда - ни до Октября 17-го, ни после, - у большевиков и у Ленина не было никакой продуманной, цельной, социально-экономически грамотной программы переустройства России. Ленин на заседании рабочей секции Петроградского совета 4 декабря 1917 года (9 дней как у власти) так и сказал: "Конкретного плана по организации экономической жизни нет и быть не может. Его никто не может дать..." Ильич лишь знал, всей жизнью своей проверив, что социализировать можно только того, кто терпит крайнюю нужду. В размышлениях о том, как ради социализации всех, всего и вся наискорейше ввергнуть в нищету население России Владимир Ильич, взяв власть, искал для того наилучший способ, понимая, что профессиональных, штатных экспроприаторов с револьверами и пулеметами у него не так уж много - всего-то, как сказано выше, около полумиллиона. Сначала некоторое время он склонялся к идее отмены денег вообще. Но уважаемые им за ученость спецы (Оболенский, Гуковский и другие) сумели-таки уверить его: "Рано!" А он заставил себя не арестовать их, не расстрелять, не выслать (чуть позже он перестанет себя насиловать и начнет). Пока еще Ленин дал себя уговорить - его личной власти шли первые месяцы, приходилось оглядываться.

Тогда Ильич придумал другой способ - заменить деньги. Чтобы те, что были у населения, обесценились. Чтобы на них нельзя стало ничего купить. Сколько бы кто раньше ни заработал, ни скопил, всякий всё разом потеряет, станет голеньким. А голому хоть что дай срам прикрыть - хоть социализм: спасибочко скажет. Но главным изобретением Ленина, им же реализованным во имя превращения России в царство социализма, несомненно стало тотальное огосударствление (социализиция, национализация) всей экономики страны, всех отраслей промышленности, всего производства - от швейной мастерской, столовой, хлебопекарни и типографии до траспорта, добычи ископаемых и нефти, металлургии. Отъем государством собственности у владельца и передача ее в общенародную собственность ( то есть ничью, то есть государственную, а при власти большевиков - в партийную собственность, а при власти группы лиц или одного лица в партии - в их распоряжение по их произволу!) - вот что это было такое.

И против этого такого поначалу восстали умнейшие соратники Ленина! Как только он через два месяца после Октябрьского переворота попытался в Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ) утвердить в качестве государственного руководства к действию свой "Проект Декрета о социализации народного хозяйства", весь ВСНХ встал против него стеной, и "Проект" не прошел. Ученые умы и спецы, даже самые левые по убеждениям, понимали, что последует за утверждением ленинского экстремистского прожекта. Забегая вперед, скажем, что последовало вскоре, как только Ленин не мытьем, так катаньем добился осуществления "Проекта": отъем предприятий и капиталов у опытных и предприимчивых хозяев сразу же привел к резкому сужению базы налогообложения, навалил на госбюджет непомерное бремя финансирования обобществленной промышленности, лавинно ускорил и расширил рост убыточности ее из-за сведения к нулю грамотности руководства и трудовой дисциплины, а вследствие деградации качества и срыва графиков выпуска продукции обрушились связи между партнерами и в считанные месяцы производство и сфера услуг в стране дошли до полного развала, что автоматически включило печатный станок и потопило трудовую активность населения в океане ничего не стоящих, недееспособных дензнаков.

Положение усугубилось грабительской политикой Совета Народных комиссаров, в котором председательствовал Ленин - Владимир Ильич лично подписывал распоряжения и предписания СНК, обиравшие население страны с помощью игры на инфляции (по одному такому распоряжению СНК, подписанному Ильичом 6-го августа 1918-го года, у крестьян начали скупать лошадей для Красной Армии по доинфляционным ценам, то есть в сотни и тысячи раз дешевле их истинной стоимости). Грабительский, а на партязыке - политический расчет в тотальном проведении большевиками инфляционных мер виден в пассаже секретаря ЦК РКП(б), близкого сподвижника Ленина Е.А.Преображенского, определившего в своей справке для шефа разошедшийся станок наркомфина как пулемет, "который обстреливал буржуазный строй по тылам его денежной системы, обратив законы денежного обращения буржуазного режима в средство уничтожения этого режима и в источник финансирования революции."

Как реагировали имущие классы на большевистский разбой в стране - общеизвестно. Мало известно, что и сельский, и городской пролетариат реагировал точно так же - сопротивлением. ЦК Всероссийского союза моряков и речников выступил против огосударствления торгового и грузового флота - и морского, и речного, - Ленин пресек деятельность этого профсоюза (как и десятка других) и настоял на конфискации отрасли. Крестьянские восстания против бесчестной закупки лошадей были кроваво подавлены. Партийные и беспартийные спецы, пытавшиеся противостоять скатыванию страны в гибельную бездну гражданской войны, были сняты Лениным с должностей (те же Оболенский, Гуковский, еще Менжинский). Удушение экономики железной ильичевой рукой принесло скорые смертельные плоды: 18 января 18-го года Ленин раздавил ЦК Всероссийского союза моряков и речников, а уже в мае ставленник Ильича в ВСНХ Рыков докладывал: "Теперь мы имеем громадный, готовый к действию флот, но, к сожалению, не имеем грузов... Национализация флота стоила до сих пор 178675000 рублей." "Стоила" - это эвфемизм, он переводится: "принесла убытков на почти 180 миллионов." Вслед за этой констатацией Рыков обещает в скором будущем, уже в этом же году, убытков по флоту еще на полтора миллиона рублей, даже больше.

Но и такие темпы скручивания России в бараний рог не устраивали Ильича. Вот его фраза апреля 18-го года: "Никакое налоговое обложение не сможет быть проведено без принудительной силы. Нужна армия..." И впрямь, люди простых слов не понимают, даже таких простых, как ленинское словосочетание "вытягивание денег из населения". В том же апреле Ильич требует от Рыкова: "Двиньте усиленно в ВСНХ обсуждение вопроса о замене старых бумажных денег новыми: Гуковский упирается, а, по-моему, надо это двинуть." Тогда в своем абсолютно подвластном Совете Народных комиссаров Ленин "двинул" разработку мер по отмене в стране прав наследования и дарения. Меры эти были утверждены в том же апреле. Владимир Ильич очень торопился дотоптать материальную обеспеченость населения. Ибо знал, что деньги в руках человека - инструмент личной свободы, независимости и защиты от государства, а, значит, от него, от Ленина. 18 мая он формулирует свои дальнейшие действия и политику партии в русле того бесчинства, которое именует "денежной реформой": "Мера эта, несомненно, встретит сильнейшее сопротивление не только со стороны буржуазии, но и со стороны нашего крестьянства... Мы встретимся грудь с грудью с классовым врагом. Боьрьба будет тяжелая... она необходима и неизбежна." После этих слов ни у кого не осталось сомнений в том, что Ленин и большевики приговорили весь народ России. События подтвердили худшие ожидания - летом 18-го власть санкционирует создание по всей стране всемогущих комитетов деревенской бедноты, они сразу же приступают к коммунизации деревни, одновременно с подачи Сталина ВСНХ и Совнарком утверждают декрет о национализации нефтяной промышленности, затем декретируются обобществление крупной и средней промышленности, банковской системы.

С лета 1918-го года труд в России лишается мотивации. Рабочая активность начинает контролироваться и усредняться по мысли Маркса, учившего, что человек, мол, не станок, с режима в режим не переходит переключением, и каков на работе, таков и вне ее: в социальной, в политической, в бытовой сферах, где красным стали желательны покорные пешки, а не короли. Такой режим жизни сохраняется и сегодня - и народом, и властью. На это указывают нынешняя бездвижная статистика производительности труда в России и высокий рейтинг политиков не молодых, не прытких и не здоровых (типа Примакова). Но в 18-ом Россия еще сопротивлялась "замораживанию" себя сверху. Ленину и народу оставался последний способ выяснения отношений - вооруженная борьба друг с другом. Гражданская война началась.

Эпилог

Ульянов-Ленин не за свои красивые азиатские глаза признавался большевиками лидером и вождем, недаром привел их к власти в громадной стране - он был плохим пророком (проспал обе революци - 905-го и февраля 17-го), но умел учиться у жизни, итожить происшедшее и делать из него оргвыводы. Главные и самые важные уроки вывел для себя из гражданской войны именно Ленин. И первый из них - если не вернуть в российскую жизнь товарно-денежные отношения и рыночную экономику, случится одно из двух: либо Ленину некем будет управлять и не для кого строить новое общество (все вымрут), либо те, кто выживут, перережут рано или поздно всех большевиков. И Ленин ввел НЭП.

Он и тут оказался хреновым прогнозистом. Партия, его партия, НЭПа не приняла. Она отринула своего вождя вместе с его НЭПом. Первый звоночек прозвенел, когда, приведя в замешательство партийную общественность, в "Правде" в конце 22-го и начале 23-го года появились заметки о том, что, якобы, в период борьбы в ЦК за Бресткий мир (февраль-март 1918-го) первые лица партии хотели арестовать Ленина- и не кто-нибудь, а Дзержинский, Бухарин, Пятаков, Радек, Иоффе (вот тогда многие и вспомнили странную, молниеносную историю ареста и казни летом 18-го насчастной Фани Каплан, будто бы стрелявшей в вождя, а на самом деле невольно прикрывшей собою кого-то стрелявшего!..) Озлобление левых коммунистов высшего ранга вызвали в тексте ленинского договора о мире с Германией те статьи и пункты, которые разрешали лицам и организациям обеих стран заниматься частно-собственническим предпринимательством на территориях друг друга - то есть, отменяли социализм в России! К тем ошеломительным публикациям в "Правде" начала 20-х плюсовалось "закрытое письмо ЦК" парторганизациям о невменяемости Ленина. Этим письмом партия похоронила вождя еще до его смерти. Впрочем, он и сам просил у Сталина яду... В любом случае, еще будучи в живых, Ульянов-Ленин похоронил для себя социализм. Он и тут, как всегда, поторопился.

...В стране нашей, все еще не похоронившей Ленина, скоро стрясутся выборы. В Думу и президентские. Помятуя и о том, что Ленин все черты своего тяжелого характера портретно воспроизвел в государстве своем, и о том, что то же самое удалось каждому, кто садился на трон после Ленина, - помня все это, давайте выбирать не личность, а программу, похожую на собственные наши желания, на то, как каждый понимает свой интерес. Может, хоть так что-нибудь сносное наконец получится...