В 1866 г. на сцене Александрийского театра в Петербурге была поставлена комедия Н. И. Чернявского "Гражданский брак", с большим одобрением встреченная цензурой в литераторами - противниками подобных новаций в семейных делах. "Несостоятельность и уродливость возникших в последнее время в нигилистических кружках теорий гражданского брака выставлены рельефно и с талантом, как с теоретической, так и с практической стороны. По сему представление этой пьесы на сцене может быть весьма полезно",- считало цензурное ведомство⁵⁶.

С ним солидаризировался Н. С. Лесков, выступивший с рецензией на пьесу Чернявского в "Отечественных записках": "Велико или не велико теперь число людей, признающих петербургский гражданский брак, но все-таки люди эти вредны и жертв их учения в наше время немало, а потому пьесу Чернявского нельзя не признать весьма благонамеренной; это первая попытка послужить со сцены "открытию глаз", быть может, не одной готовой погибнуть овце великого стада"⁵⁷.

Комедия Чернявского несколько раз переиздавалась. И таких пьес, хотя, может быть, менее талантливых, писалось тогда множество. "Передовые женщины", "Жених-нигилист, или Миллион двести тысяч наследства", "Нигилисты в домашнем быту" и др.

Вопросы любви, семьи, брака, будущего русской женщины были настолько серьезны, что мимо них не мог пройти ни один большой художник слова. И в лагере противников Чернышевского оказались такие мыслители, как Н. С. Лесков, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой.

Последовательно проводил свою линию Н. С. Лесков-убежденный враг женской эмансипации: "Нам добрые жены и добрые матери нужны. В них нуждается Россия более, чем в гениальных министрах и генералах. Наша страна такова, что она семьею крепка; наши нравы таковы, что мы чтим женщину более всего хорошую семьянинку, и от этого идеала наш истинный русский человек не отступится"⁵⁸.

В эти же годы Ф. М. Достоевский, неоднократно пародировавший эмансипированных женщин и их образ жизни (вспомним хотя бы рассказ "Крокодил", где многие увидели семью Чернышевских, а в "Бесах" - семью Виргинских и т. д.), создал образ Сони Мармеладовой, сильной совсем другими качествами, чем женщины Чернышевского, - долготерпением, состраданием, мученичеством.

Для Л. Н. Толстого женская эмансипация стала не только объектом художественного изображения, ни и предметом теоретических размышлений. Интерес к женскому вопросу привел его еще в 1856 г. к замыслу сатирических комедий "Дядюшкино благословение" и "Свободная любовь", которые, однако, не были написаны. В сохранившихся фрагментах две центральные фигуры- "эмансипированная женщина", поклонница Жорж Санд, увлеченная идеями о нравах женщин и свободной любви, и противостоящая ей наивная и чистая провинциальная девушка. По предположению исследователей, прообразом первой послужила Авдотья Панаева-главная женская фигура в кругу "Современника" и типичная "эмансипе". Толстого же отличала резкая направленность против увлечения идеями женской эмансипации, против ненавистного ему "жоржсандизма"⁵⁹.

В 1863-1864 гг. Л. Н. Толстой создал комедию-фарс "Зараженное семейство". В письме к сестре, М. Н. Толстой, он сообщал, что она написана в "насмешку эмансипации женщин и так называемых нигилистов". Исследователи с полным основанием считают ее не посредственным откликом на "Что делать?" и даже находят прямые аналогии с романом Чернышевского. Пьеса вызвала резкое возмущение присутствовавшего на ее чтении А.Н. Островского. "Это безобразие, - писал он Некрасову 7 марта 1864 г., - что у меня положительно завяли уши от его чтения"⁶⁰.

Таким образом, идеи Л. Н. Толстого по женскому вопросу сложились уже в 60-е годы, а наиболее законченное выражение его мысли получили в эпилоге "Войны и мира" и в "Анне Карениной". Эпилог "Войны и мира" (его пространная редакция) был напечатан им как особое философское рассуждение "О браке и призвании женщины" в 1868 г.⁶¹ "Вся неразрешимая сложность таинственного вопроса о браке...- считал Л. Толстой,- заключается в том же, в чем заключается сложность вопроса питания человека, который хочет за один раз съесть два или 10 обедов... Тот, кто захочет жениться на двух и трех, не будет иметь ни одной семьи. Результат брака-дети. Детям в нравственном мире, как воздух и тепло в физическом, необходимо влияние отца и матери, живущих в единстве согласия семьи. Единства и согласия семьи не может быть при двух или трех матерях и отцах". Что же касается женского призвания, великий писатель был твердо убежден, что "женщина тем лучше, чем больше она отбросила личных стремлений для положения себя и материнском призвании"⁶².

Известно, что Лев Толстой любил рассказ А. П. Чехова "Душечка". Его он прочел по-своему и воспринял "душечку" как воплощение "того высшего, лучшего и наиболее приближающего человека к богу дела,- дела любви, дела полного отдания себя тому, кого любишь, которое так хорошо и естественно делали, делают и будут делать хорошие женщины"⁶³. Эту свою мысль Лев Николаевич развивал неоднократно. По воспоминаниям А. Б. Гольденвейзера, он говорил ему: "Современное путаное мировоззрение считает устарелою, отжившею способность женщины отдаваться всем существом любви,- а это ее драгоценнейшая, лучшая черта и ее истинное назначение, а никак не сходки, курсы, революции и т. д."⁶⁴.

Естественно, что новые женщины, мечтавшие освободиться от домашнего плена и как раз стремившиеся к "сходкам, курсам, революции" и другим проявлениям общественной жизни, не могли воспринять мысли Толстого о женском предназначении.

А вопрос о том, "надо ли перегибать палку", оставался открытым...

Глава четвертая

"СТАРШИЕ СЕСТРЫ"

Провозглашение идеи равенства и свободы женщины, как и попытки претворения ее в жизнь, предпринимались в России и до 60-х годов XIX в. Уже в 30-40-е годы отдельные передовые женщины вели борьбу за личную свободу, за освобождение из-под родительской опеки или ига.

По существу предтечами женщин нового тина были участницы московского кружка А. И. Герцена, в который входили наряду с мужчинами Наталья Александровна Герцен (жена Александра Ивановича), Елизавета Богдановна Грановская, Мария Федоровна Корш, Татьяна Алексеевна Астракова и др. Они активно включились в духовную жизнь окружавших их выдающихся мыслителей, ученых, литераторов, участвовали в общественно-политических спорах и дискуссиях, бывших до того мужской привилегией. Л. И. Герцен в "Былом и думах" о собраниях кружка в его московском доме писал:

"Рядом с болтовней, шуткой, ужином и вином шел самый деятельный, самый быстрый обмен мыслей, новостей и знаний; каждый передавал прочтенное и угнанное, споры обобщали взгляд, и выработанное каждым делалось достоянием всех"¹.

Каждая из женщин герценовского круга была личностью, индивидуальностью. Наталья Александровна Герцен - натура незаурядная, запечатлевшаяся в памяти близких людей как "поэтический идеал, исполненный любви и скорби"². Мария Каспаровна Эри (в замужестве Рейхель) в дальнейшем стала незаменимой помощницей Герцена в делах Вольной печати. Т. А. Астракова, ближайшая подруга жены Герцена, разделяла его убеждения и не порвала с ним, когда он оказался в эмиграции. Она стала посредником между Вольной печатью и Россией³. Ио словам современницы начала 50-х годов, Астракова "курила трубку с очень длинным чубуком и любила говорить о правах женщин, требуя для них доступа к науке и другой деятельности и равноправия с мужчинами.

В то время суждения ее казались очень новы и оригинальны, хотя и не всеми признавались справедливыми"⁴. Татьяна Петровна Пассек, "корчевская кузина" Л. И. Герцена, выросшая вместе с Герценом и ставшая женой его друга, в конце своей жизни написала воспоминания "Из дальних лет", где запечатлены важные факты из жизни Герцена и его окружения⁵.

Буржуазные преобразования в стране середины XIX в., революционный дух освобождения в демократически настроенной среде породили осознанное женское движение. А. И. Герцен, анализируя переход от отдельных попыток личного освобождения к массовому движению за женское равноправие, считал его "настоящим, сознательным протестом, протестом и переломом". "Ce n'est pas une emeute, c'est une revolution*"⁶.

Женское движение в те годы не было политически или идеологически оформленным, в нем отсутствовала какая бы то ни было программа. Однако при отсутствии четкой политической платформы выявлялась вполне определенная социальная направленность движения - антифеодальная и демократическая,- благодаря которой оно органично включалось в общероссийское русло демократической борьбы против самодержавия и крепостничества.

Круг участниц женского движения ограничивался представительницами дворянского сословия и разночинной среды, что и определяло его цели: экономическая самостоятельность и независимость же, равное с мужчинами право на труд и образование, в том числе и высшее, равноправное положение в семье и быту.

Среди поборниц женского равноправия оказались женщины, совсем разные по социальному положению и воззрениям. Преобладали представительницы демократической интеллигенции, жившие трудовыми доходами: М. В. Трубникова, Е. И. Конради и другие женщины из привилегированных сословий. Среди лидеров была и аристократка А. П. Философова. Они вместе составляли умеренное направление. На другом полюсе - радикально настроенная молодежь, нигилистки. Объединяющими элементами этих разнородных сил были критический подход к существующей действительности и идеи общего дела.

В дальнейшем с развитием и углублением движения, когда речь пойдет не просто о равноправии с мужчиной, но о гражданских и политических правах, начнется неизбежное размежевание, выяснится разность конечных целей женщин, выступавших сообща за свою эмансипацию, а женское движение сольется с общим потоком освободительной борьбы.

П. А. Кропоткин в "Записках революционера" В качестве одной из характерных черт женского движения в России отмечал (и отмечал с похвалой) отсутствие "пропасти" между поколениями "старших и младших сестер": "Те женщины, которые были первыми инициаторами движения, никогда не порывали потом связи с младшими сестрами даже тогда, когда последние ушли гораздо дальше вперед и стали придерживаться крайних взглядов. Они преследовали свои цели в высших сферах, они держались в стороне от всяких политических агитаций, но они никогда не забывали, что сила движения в массе более молодых женщин, большая часть которых примкнула впоследствии к революционным кружкам. Эти вожаки женского движения были олицетворением корректности; я считал их даже слишком корректными; но они не порывали с молодыми студентками, типичными нигилистками по внешности: стрижеными, без кринолинов, щеголявшими демократическими замашками. От этой молодежи вожаки держались немного в стороне; иногда даже отношения обострялись; но они никогда не отрекались от своих младших сестер - великое дело, скажу я,- во время тогдашних безумных преследований"⁷.

Женское движение в России вызревало под явным влиянием не только революционных процессов и социалистических учении, но и западно-европейского феминизма. Особая роль здесь принадлежала Женни Д'Эрикур-доктору медицины, автору книги "Освобожденная женщина", вышедшей в Париже в 1860 г. и получившей широкое распространение. Парижский кружок Эрикур оказал сильное влияние и на М. Л. Михайлова во время его заграничного путешествия с Шелгуновыми: его первые статьи по женскому вопросу - результат этого влияния. Однако женское движение в России с ярко выраженной антифеодальной и демократической направленностью выходило за рамки европейского феминизма, было значительно шире и глубже.

В Западной Европе в первых рядах знаменосцев женской эмансипации выступили сами женщины (вспомним, например, жоржсандизм). В условиях самодержавной России, при гражданской незрелости, неразвитости женщин идейными вдохновителями женского движения выступили мужчины. Однако едва идея об эмансипации вызрела и оформилась, ее подхватили, наполнили активным содержанием и действием женщины, ставшие се инициативными проводниками в жизнь. П. А. Кропоткин свидетельствовал: в передовых "женских кругах пульс жизни бился сильно и часто представлял резкую противоположность тому, что я видел в других сферах... Без сомнения, то было великое движение, изумительное по своим результатам (Кропоткин имел в виду, прежде всего, открытие Высших женских курсов.-Э. П.) и крайне поучительное вообще. Победа была одержана благодаря той преданности народному делу, которую проявили женщины... Они в буквальном смысле слова завоевали свои права"⁸.

У истоков женского движения в России - три замечательные женщины: М. В. Трубникова, Н. В. Стасова, Л. П. Философова. Современниками они воспринимались как "триумвират", составленный из трех очень разных, но крепко связанных и взаимообогащающих личностей. Именно их имена подразумевал Кропоткин, характеризуя аполитических вожаков, имеющих мужество не отвернуться от крайнего крыла своей собственной партии". Он объяснял это тем, что женские лидеры не желали занять привилегированного положения ни в обществе, ни в государстве, и симпатии их были на стороне народа⁹. Показательно, что в поисках прототипов "особенных людей". Придуманных Н. Г. Чернышевским, исследователи обращаются к личностям Трубниковой и Стасовой¹⁰. Их жизнь была неразрывна с женским движением, а общественная деятельность, связанная с созданием воскресных школ, производственных ассоциаций, с борьбой за высшее образование для женщин, стала его органической частью. Но прежде чем говорись об этой деятельности, о практических попытках "объявить права женщин", представим портреты "вожаков" женского движения - "старших сестер".

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА ТРУБНИКОВА

(1835-1897 гг.)

Она родилась в Сибири, в Петровском заводе, гдр ее отец декабрист С. П. Ивашев отбывал каторгу. В 1839 г. счастливый отец писал о дочери родным:

"С каждым днем становится вес прелестнее, резвее и грациознее и уже теперь обещает много утешений в будущем"¹¹.

Тогда еще Ивашев не знал, что ни у него, ни у его жены Камиллы никакого будущего нет: их вскоре не стало. Троих сирот в 1841 г, привезли на попечение тетки в Симбирское имение и записали в купеческое сословие. Вплоть до 1856 г. (до амнистии декабристов) детей Ивашевых именовали Васильевыми. Несмотря на все эти перипетии, они получили прекрасное образование и воспитание в семье сестры отца - княгини Е. П. Хованской. В этой просвещенной помещичьей семье кроме пятерых детей Хованских воспитывалось семь племянников и племянниц, которых приучили к книгам, серьезному чтению, обучали не только литературе, иностранным языкам и истории, но даже философии и естествознанию. Для этого существовал целый штат гувернанток и учителей. Но важнее образования были идеи гуманизма, товарищества, внушавшиеся детям, а также культ декабристов, беспредельное уважение к В. П. Ивашеву и его товарищам, бережное хранение всех бумаг, писем погибшего декабриста.

О нравах семьи Хованских говорит и такой факт. Когда в 1848 г. в Поволжье разразилась холера, княгиня не только сама посещала больных, раздавая им лекарства и еду, но и брала с собой старших детей, в том числе и 13-летнюю племянницу Машу. Такие уроки не прошли даром. Через много лет Вера Черкесова, младшая сестра Марии Васильевны, на вопрос, какой след остался в ее душе от крепостного права, ответила: "По правде сказать, никакого. У моей тетки крепостных не притесняли, и мы с сестрой просто этого не замечали".

В 1854 г. 19-летняя Маша Ивашева вышла замуж за молодого преуспевающего чиновника К. В. Трубникова, пленившего невесту "главным образом своим либерализмом и цитатами из Герцена"¹³. Крестницу благословил декабрист Николай Басаргин. С 1855 г., уже в Петербурге, началась для нее новая жизнь.

Богатый дом, поставленный на широкую ногу, стал местом сбора передовой молодежи: двоюродные братья Трубниковой - Ермоловы и Головинские - ввели в него своих товарищей, бывших соучеников по Александровскому лицею, среди которых были братья Серно-Соловьевичи, А. А. Черкесов (будущий муж Веры), И. И. Шамшин, Л. А. Рихтер, А. А. Сабуров. Все это были "самые интеллигентные представители тогдашнего петербургского общества"¹⁴.

Лицеисты-александровцы были не только интеллигентны, начитанны, образованны. Как известно. Александровский лицей был "кузницей кадров" освободительного движения 1860-х годов. Не случайно, поэтому в круг чтения 20-летней Марии входила такая литература, как книги Герцена, Сен-Симона и других социалистов-утопистов, Мишле, Прудона. Лассаля, Луи Блана.

Вся атмосфера дома, вспоминала дочь Трубниковых Ольга, была пропитана "идеями свободы, равенства и братства, и имена тогдашних борцов за них, каковы Чернышевский, Михайлов, были знакомы мне с детства, а братьев Серно-Соловьевичей мы знали как своих"¹⁵. Культ декабристов поддерживался благоговейными рассказами о 14 декабря, рассматриванием старых альбомов, благодаря чему всех декабристов дети знали в лицо.

Личное знакомство Трубниковой с Н. Г. Чернышевским было вполне возможно через посредство Серно-Соловьевичей или Шамшина. Косвенным подтверждением этого может быть близость М. В. Трубниковой к кузену Чернышевского - А. II. Пыпину, в доме которого в 1873 г. впервые встретил ее как завсегдатая М. А. Веневитинов, оставивший воспоминания о знакомстве с Трубниковой - хранительницей семейного архива Ивашевых, Мария Васильевна показала Веневитинову, интересовавшемуся судьбой декабриста, альбом отца, его портрет в мундире пажеского корпуса, портрет матери и "рассказала о своих родителях многие любопытные подробности". "Судьбы их так любопытны,- заключал свой рассказ Веневитинов,- что прямо просятся под перо"¹⁶.

Своим человеком в доме Трубниковых был Н. Л, Серно-Соловьевич, особенно дружный с младшей сестрой Верой, жившей в семье сестры до замужества.

Ей Николай Александрович передал накануне ареста 7 июля 1862 г. сверток процентных бумаг и денег, ей одной он писал из сибирского заточения, ей, адресовано и его последнее письмо, скопированное Марией Васильевной. "Живите жизнью настоящей, а не дремотным прозябанием"¹⁷,- завещал революционер. Вера Ивашева впоследствии стала женой А. А. Черкесова, лицейского друга Н. А. Серно-Соловьевича, ближайшего его сподвижника, члена "Земли и воли", который после ареста Николая Александровича продолжил его книжное дело.

С первых же лет водворения в Петербурге сестры Ивашевы сообща повели борьбу с предрассудками, укоренившимися в их окружении. Им был свойственен демократизм и сердечное отношение к людям независимо от их социального положения. Хотя их дом был богатым, не редкость в нем были гости в пледах и нигилистических балахонах. Незамужняя Вера вопреки неписаным законам ходила по улице одна, ездила на извозчике, не пользуясь каретой. Но главное, что отличало сестер,- трудовой образ жизни при полной материальной обеспеченности. К. В. Трубников основал "Журнал для акционеров", а с 1861г. - газету "Биржевые ведомости", редактором и издателем которой был до 1874 г. Его жена вместе с сестрой помогали ему: делали переводы, вели различные хозяйственные дела, кассу и бухгалтерию. Труд-характерная деталь в поведении новых женщин.

Мария Васильевна, молодая, умная, редкостно для женщин той норы образованная, обладала обаянием, привлекала искренностью, честностью, широтой взглядов. Ее дом быстро обрастал друзьями и знакомыми. Вслед за "лицеистами" в кружок Трубниковой влились Надежда Васильевна Стасова с братьями Владимиром и Дмитрием. Знакомство, вскоре перешедшее в тесную дружбу, состоялось в 1859 г. С тех нор при всей широте интересов М. В. Трубниковой главным в ее жизни стал женский вопрос. Вокруг нее - лидера - сплачивались соратницы, посвятившие жизнь женской эмансипации. Кроме них в доме частыми гостями были представители петербургской профессуры Бекетов, Сеченов, Энгельгардт, поддерживавшие стремление женщин к знаниям, образованию, самостоятельности. Трубникова - прирожденный общественный деятель, необычайно энергичный и инициативный. Ее соратницы единодушно свидетельствовали о том, что "первый импульс во всех начинаниях" исходил именно от Марий Васильевны, которая являлась нервным центром, сплачивавшим самые разнородные элементы и все приводившим в движение.

М. В. Трубникова была инициатором "Общества дешевых квартир"-одного из первых практических дел участниц женского движения, приведших через несколько лет к созданию первой и единственной в стране Женской издательской артели. Мысль об организации ассоциации также принадлежала Трубниковой, как, впрочем, и практическая реализация идеи.

Проблемы женского труда были органично связаны с вопросами образования женщин. И здесь Трубникова выступила лидером, возглавив борьбу за высшее образование для женщин, увенчавшуюся, в конце концов, открытием Высших женских курсов.

Все начинания М. В. Трубниковой и руководимого ею кружка женщин были новшествами, не знали прецедентов, поэтому требовали не только ума, но и организаторского таланта, цельности и твердости характера. Мария Васильевна обладала всеми этими качествами и еще необыкновенным тактом, умением выслушивать, быстро схватывать мысль собеседника, что было чрезвычайно важно при неопытности женщин и высоком накале страстей вокруг решения женского вопроса. Потому-то Трубникову называли "добрым гением" женского движения, "Крейцбергом" - по имени известного тогда укротителя диких зверей.

М. В. Трубникова особенно привлекала к себе людей самоотверженностью и преданностью общему женскому делу. Н. В. Стасова, которая была на 13 лет старше ее, при первой же встрече почувствовала влияние Марии Васильевны. При всей разности характеров и образа жизни содружество этих двух личностей в "женских делах" оказалось прочным и плодотворным. Что же касается А. П. Философовой, несколько позже вошедшей в "триумвират", то она сама называла себя ученицей М. В. Трубниковой, давшей молодой богатой бездельнице "направление всей последующей жизни"¹⁹. Анна Павловна рассказывала Ольге Булановой-Трубниковой: "Твоя мама имела терпение читать со мной серьезные книги и толковать мне всякое слово". Дочь Марии Васильевны впоследствии опубликовала рассказ еще одной "ученицы" своей матери. Врач Трубниковой - муж богатой светской дамы Варвары Павловны Тарновской - однажды услышал вопрос пациентки: "Доктор, что делает ваша жена?"-"Выезжает, веселится".-"Пришлите ее ко мне". Так судьба В. П. Тарновской была решена, а женское движение получило одну из активнейших деятельниц²⁰.

"Великое дело нельзя делать злым путем",-любила повторять Мария Васильевна. Приведенные слова были ее жизненным кредо. Убежденный демократ, она испытывала жизненную потребность бороться за женское равноправие, но не признавала революционных методов борьбы. Она верила в силу слова, убеждения, просвещения. Однако логика освободительного движения часто приводила к смыканию разрешенной правительством деятельности с нелегальной работой. М. В. Трубникова и ее младшая сестра, всегда стоявшая рядом, оказывали немалые услуги нелегальным. Вначале это были революционеры-шестидесятники, прежде всего братья Серно-Соловьевичи. С замужеством Веры Васильевны связи сестер с революционным подпольем осуществлялись через Л. А. Черкесова и стали еще более тесными. Каждый раз, бывая за границей, Мария Васильевна встречалась там лидером молодой русской эмиграции Александром Серно-Соловьевичем, который знакомил ее с европейским рабочим движением, рассказывал об Интернационале. Его самоубийство явилось тяжким ударом для Трубниковой. Следующее революционное поколение - народники - не раз использовало квартиру М. В. Трубниковой для хранения запретной литературы, для явок. Здесь в разное время бывали Дмитрий Клеменц, Вера Фигнер, Софья Перовская, хотя Мария Васильевна принципиально не принимала насилия и повторяла террористам: "Великое дело нельзя делать злым путем".

Дочери Трубниковой, Ольга и Мария, пошли дальше матери. Еще гимназистками в доме В. В. Черкесовой они познакомились с Е. Д. Дубенской, привлекавшейся по "процессу 193-х". Началось чтение нелегальных книг, знакомство с революционерами, выполнение отдельных поручений. От укрытия запретных сочинений, оружия и самих подпольщиков путь естественно вел в революцию: Ольга стала членом молодой группы "Черный передел", в которой главную роль играл ее будущий муж А. П. Буланов. Рядом с сестрой была и Мария, вышедшая замуж за чернопередельца С. А. Вырубова.

Чем больше уходила Марии Васильевна в общественную деятельность, в "женский вопрос", тем ощутимее углублялись ее разногласия с мужем, наметившиеся уже вскоре после замужества. Жена - альтруистка, человек идейный и интеллигентный. Муж- беспринципный делец, предприниматель, который к тому же дома вел себя как деспот и самодур. К деятельности жены Трубников относился насмешливо, присоединяясь к мнению, бытовавшему в определенных кругах, что "Трубникова и Стасова принесли много вреда России"²¹.

Духовный разлад супругов кончился полным разрывом, оформленным в 1876 г. Мария Васильевна осталась с четырьмя дочерьми на руках, из которых старшая еще не кончила гимназии, без всяких средств к существованию: Трубников спустил на разных аферах состояние жены. Мария Васильевна оказалась вынужденной усиленно заняться переводами, зарабатывая на жизнь. К этому времени она была уже серьезно больна, больна психически. Ее преследовала навязчивая идея: добиться аудиенции у Александра II и вымолить прощение Чернышевскому²². Разрыв с мужем, а затем обыски в доме, аресты дочерей усугубляли болезнь.

Оторванная от "женского дела" болезнью и расстоянием (Мария Васильевна с 1869 г. много времени проводила за границей, где лечилась), она не теряла к нему интереса. Трубникова устанавливала связи с женскими лидерами Англии, Франции, Швейцарии, с Женни Д'Эрикур, Андрэ Лео, Жозефиной Бутлер. Преисполненная оптимизма, она сообщала Н. В. Стасовой из Швейцарии 3 июля 1869 г.: "Вероятно, около 20 или 26 августа мы увидимся с г-жой Бутлер... Я непременно скреплю наш союз с английскими женщинами всевозможными узами: я вижу в этом сильную опору для будущего. Женское движение имеет за себя лучшие умы Европы... Если у нас будут препятствия и задержки, то все это-временное и преходящее. Успех Европы-лучший залог нашего успеха, и скоро, скоро, на нашем веку, женщинам откроются все пути науки, образования и прав". Ей, однако, ничего этого не суждено было увидеть: с 1881 г. началось медленное угасание. Сохранилось трагическое письмо

М. В. Трубниковой к Н. В. Стасовой, написанное 18 июля 1890 г.: "Друг вы мой, сказать ли вам правду; во мне подчас шевелится к вам зависть, вы до конца, как честный часовой, простоите с оружием в руках на страже общественных интересов. Я же десятый год - нет, чуть ли не двадцатый - живу для своей семейной ячейки. Похоронив прежние свои, лучшие человеческие стремления, сознавая, что бессильна побороть условия жизни, и, что всего хуже, не уверена в том, что если бы они изменились к лучшему, то есть, явились и досуг, и деньги, обеспечивающие право на досуг,- то всем этим я сумею воспользоваться. Ни голова по-прежнему работать не может, ни сил на умственную деятельность не хватает"²³.

Прожив яркую, но трагическую жизнь, Мария Васильевна Трубникова умерла в 62 года, из которых только десять были отданы активной общественной деятельности: помощи нуждавшимся, женским собраниям, обсуждениям проектов трудоустройства женщин, выступлениям (в инициативных группах и печати) в поддержку высшего женского образования, воскресным школам и другим практическим актам идейного дела. Умерла она в сумасшедшем доме. Немногочисленные здравствовавшие к тому времени соратницы по женскому движению почтили ее память речами в женских обществах. Декабрьский номер журнала "Женское дело" за 1899 г. был полностью посвящен М. В. Трубниковой. "У нас скоро забывают своих замечательных людей, а тех, кто рано сошел со сцены общественной, и подавно,-писала П. С. Стасова, родственница Н. В. Стасовой.-Не будем неблагодарны к ее памяти, вспомним ее драгоценную личность, сотканную из любви, энергии и самоотвержения"²⁴.

М. В. Трубникова пережила свое время. Десятилетия, последовавшие за шестидесятыми годами, требовали деятельниц совсем другого типа, поэтому трагический уход из жизни Марии Васильевны был в известном смысле закономерностью.

Далее...