главная страница
		поиск       помощь

Специфика отношения к женщине-политику в прессе является отражением политики государства относительно вопроса включения женщины в политическую сферу. В нашей стране отношение к женщине-политику нельзя назвать однозначным. С одной стороны, присутствует утрированное восхваление, с другой стороны, утверждается, что политика — не «женское» дело. Анализ российских женских журналов XX столетия позволяет проследить характер и динамику репрезентации образа женщины-политика.

Так, в советский период на страницах «Работницы» и «Крестьянки» регулярно появлялись заметки о женщинах, так или иначе участвующих в политической деятельности страны. В 20-е годы на страницах журналов образ женщины-политика еще не присутствует, зато из номера в номер рефреном звучит мысль, что нужно выбирать женщин в рабоче-крестьянские Советы, при этом женщин сразу же предупреждают о тех трудностях, которые они встретят на своем пути только из-за того, что они женщины. «"Сидели бы лучше по хатам... да детей рожали" — такие речи не раз услышит крестьянка — член рабоче-крестьянского Совета. Вот тут-то не сдавайте, крестьянки! Тому, кто такие речи ведет, крестьянка должна указать на то, что не детей только рожать она может, а и сеять, и пахать... — все умеет и все делает», — учит женщин «Крестьянка» (1922. №8). Показываются и первые победы женщин на политическом поприще. «Нелегко досталась татаркам эта победа, они оказались избранными в Советы и комитеты потому, что действовали организованно», отмечает «Крестьянка» (1923. №3). То есть путь женщины в политику лежит через борьбу с мужчинами, и журналы это явно показывают. В целом же основным мотивом женщины начала века, всеми силами рвущейся во власть, является не столько изменение социально-экономической ситуации страны, сколько попытка освободиться от мужского гнета. Так, в статье «Узбечки в Советах» («Крестьянка». 1925. №35) в первую очередь говорится об освобождении узбекской женщины, а не о том, что конкретно она может сделать, будучи депутатом.

Интересным оказывается проанализировать и заказ журналов на материалы, предлагаемые авторами. В журнале «Работница» существовала рубрика «Почтовый ящик», в рамках которой редакция отвечала читателям, обосновывая принятие или непринятие тех или иных материалов. Вот что отвечает редакция одному из авторов: «Ваша поэма "Еврейка" не пойдет, так как... тип героини, взятый вами, мало интересный для журнала. Но... вы смогли бы дать нам в художественных образах современные типы работниц, например тип делегатки — передовой работницы» («Работница». 1923. №39). Таким образом, мы видим, что редакция целенаправленно нацелена на репрезентацию образа женщины-политика, во многом — это заказ государства, которому необходим определенный процент женщин во власти, и это наличие женщин во власти проще всего показать через прессу, в том числе через женские журналы.

В следующий, довоенный период (1930-1941 годы) ситуация несколько меняется. Во-первых, пропадает слишком активная агитация продвижения женщин во власть, зато появляются многочисленные материалы о том, чем конкретно следует заниматься депутаткам. Кроме того, можно выделить две характерные особенности: практически в рамках всех публикаций женщины-политики рассказывают о себе, о своем счастье как гражданина СССР и дают обещания читателям, и это подтверждается не только внутренним содержанием, но и заголовками статей («Я не одна такая», «Большое счастье», «Служить народу»). Рассказы женщин о себе, своей жизни обязательно включают в себя факты, подтверждающие основное и неоспоримое участие Советской власти в судьбе женщины: «Я теперь хозяин, кухаркой была до 23 года, а теперь в Кремле дела вершу вместе с партией», — говорит Т. Шаповалова, член президиума II Всесоюзного съезда колхозников-ударников («Крестьянка». 1935. №3). Личная жизнь женщины ограничивается подчеркиванием ее прежнего низкого и настоящего высокого статуса, семья и дети остаются за пределами публикаций.

Следующий период (конец 40-х — первая половина 80-х годов) характеризуется следующими особенностями репрезентации женского образа в политике. Во-первых, появляются достаточно большие, гораздо более живые и эмоциональные очерки о женщинах-политиках. Статьи этого периода часто имели сходную структуру. Начинался материал, как правило, с лирического вступления, представления героини читателям. Затем следовал краткий биографический экскурс, суть которого заключалась в красочном и максимально эмоциональном описании дореволюционной несчастной жизни героини и ее настоящего счастья. «Выдвинули меня кандидатом в депутаты Народного собрания по нашему району. Иду я на избирательный участок в день выборов... захожу в кабинку, читаю свою фамилию на белом листе, и плачу... Да что плачу — реву по-бабьи», говорится в статье «Хозяйка жизни» («Крестьянка». 1960. №3). Далее рассказывалось о профессии героини, описывались специфические приемы ее работы, новаторство и т.п., указывались фактические данные результативности деятельности (количество надоенного молока или вспаханных земель). Обязательным было описание атмосферы в коллективе, особо подчеркивалась скромность героини, ее интерес к другим: «Рассказывая о своем колхозе, Анна Игнатьевна ни разу не произнесла слово «я». Охотнее всего она говорит о людях своей артели, о женщинах соседних деревень» («Крестьянка». 1960. №2).

Примерно в начале 60-х годов, помимо официальной информации, появляется описание внешности и характера героинь публикаций, при этом описания внешности не носят эстетического характера, а сводятся тому, насколько успешна героиня в своей деятельности. Появляются фотографии, на которых женщину показывают в кругу семьи. Однако, несмотря на то что такие фотографии становятся объектом журналистского внимания, очерки о женщинах-политиках не включают в себя информации об их семье, личной жизни.

Для периода перестройки (вторая половина 80-х годов) типично вплетение в публикации фактов личной жизни героини, хотя в целом материалы, как правило, касались результатов трудовой деятельности и участия женщины в политической деятельности, а сведения о семье лишь дополняли образ, не являясь принципиально значимой характеристикой. Однако в связи с этим повествования становятся более художественными, эмоциональными и, как следствие — более интересными. На страницах журналов начинается обсуждение проблемы трудности соотношения семьи и работы для женщины. Естественно, дискуссии на эту тему не могут не сказаться и на репрезентации образа женщины-политика. Подчеркивается ценность семьи, мужа для женщины: «Если бы не муж, который понимает меня, жалеет, помогает и советом, и делом, вряд ли смогла бы жить на такой вот полной отдаче», — говорит Н. Лемешева, кандидат в народные депутаты СССР («Крестьянка». 1989. №3). Кроме того, как мы видим из приведенных слов, женщине позволено быть слабой, неспособной самой, без поддержки мужа справиться со всеми жизненными трудностями.

Последний, постсоветский период (с начала 90-х до настоящего времени) характеризуется кардинальными и неоднозначными изменениями в репрезентации образа женщины-политика в прессе. Многие журналы не находят женщину-политика интересным объектом для читателя, «Работница» же и «Крестьянка», вероятно в силу многолетней привычки, продолжают публиковать материалы о женщине-политике. При этом с каждым годом количество публикаций сокращается, а потом и вообще прекращается (после 1995 года нет ни одного упоминания о женщине-политике).

В середине 90-х годов начинается активная апелляция к проблеме «женского-мужского» предназначения в обществе. «Трудно вам на таком «мужском» посту в своей своеобразной республике?» — спрашивает журналист. Достойный ответ на этот вопрос нашла А. Габутдинова, вице-премьер правительства Республики Татарстан: «Дискриминации я не признаю. Кто нужен — мужчина, женщина или специалист? Извините, но я как экономист чувствую себя уверенно» («Работница». 1995. №10).

В это время на страницах журналов появляется совершенно незавуалированный сексизм, который проявляется в первую очередь в утрированном восхвалении женщины при сравнении ее с мужчинами. Вот один из наиболее ярких примеров: «Мы... не устаем удивляться ее математическому, предпринимательскому уму, мужской логике в сочетании с колоссальным женским обаянием, щедростью и работоспособностью. Многим мужчинам до нее далеко» («Работница». 1995. №10). Получается, что для женщины ненормально быть лучше мужчины, это что-то надобычное, требующее обязательного уточнения. Помимо профессиональной деятельности женщин-политиков, журналистов начинает интересовать и внешний вид героинь. Так, в одном из интервью И. Хакамаде был задан вопрос, как изменила бы она свой внешний облик, если бы стала президентом (в данном случае под внешним обликом понимались брюки и короткая стрижка) («Работница». 1995. №3).

Журналы, являющиеся отечественными аналогами западных изданий и борющиеся за эгалитарный тип отношений (по крайней мере, внешне), культивируют образ женщины-политика как одну из возможных форм самоактуализации женщины в обществе. Но, рисуя образ женщины-политика, популярные журналы полностью смещают основные акценты с ее политической деятельности на личную жизнь. Для начала посмотрим на заголовки статей — «Дамские думы думских дам» («Cosmopolitan». 1997. №5), «Хакамада. New age» («Cosmopolitan». 1998. №2), «Ребенок и/или работа?» («Marie Claire». 1998. №9). Они прямо заявляют нам о содержании: с каких позиций авторы подходят к образам главных героинь. Претендуя на анализ места женщины в мире политики, авторы статей постоянно скатываются на тему семьи, ее значимости и соотношения семьи и работы. Например, И. Хакамада говорит: «Семья — это моя крепость... в которой я пытаюсь забыть все, что было за прошедший день... Они меня буквально спасают». Конечно, главное, что пытаются подчеркнуть авторы публикаций, — это способность женщины даже в политике оставаться женщиной (Нина Бердникова: «Женщина хороша настроением. Она как цветок — всегда разная. За это ее и любят» («Cosmopolitan». 1997. №5)). Попытки заинтересовать читателя порой приводят журналистов к совершенно безумным идеям тщательного публичного разбора гардероба женщин-политиков. Пунктуально, шаг за шагом, была рассмотрена динамика стиля женщин, причем, для особой наглядности, все подтверждалось фотографиями. На критику журналисты особо не скупились: «она отважно разнообразила палитру униформы, включив в нее цвета бирюзовый, "цыплячий"» («Bazar», 2001. №1),

Подводя итоги, целесообразно более четко обозначить динамику образа женщины-политика в женских журналах. В советский период характер репрезентации образа был заведомо определен политикой государства. В СССР не было ничего личного, все подчинялось интересам государства, следовательно, все интересы женщины-политика должны были быть направлены на увеличение благосостояния страны, труд на благо Родины. Следовательно, в публикациях акцент делался на успешной профессиональной деятельности героини, личная жизнь оставалась за кадром. Изменение ценностей в период перестройки позволило более глубоко вторгаться в частную жизнь, что не замедлило отразиться на прессе. Журналы постепенно начинают доводить до читателей мнения женщин не только о социально-экономическом или политическом положении страны, но и об их внешнем виде, семье. В постсоветский период число публикаций о женщинах-политиках резко снижается. Если в советский период в каждом номере можно было найти не меньше одной статьи, то в постсоветский период публикации во всех женских журналах не превышают двух десятков. Кроме того, статьи становятся больше похожи на публикации «желтой» прессы, где главным является показать новый, лучше всего скандальный аспект жизни знаменитости.

Однако, несмотря на крайне примитивную трансляцию образа женщины-политика, нельзя осуждать популярные журналы за такое одностороннее представление о женщинах-политиках, так как они следуют за читателем, за его интересами. На основе анализа подобных публикаций мы можем видеть, что вырисовывается уровень современных российских читательниц, их интересы, потребности.