главная страница
		поиск       помощь

Цель данной статьи — подкорректировать тезис, вынесенный в название парижской конференции: «Творчество Александры Марининой как отражение современной российской ментальности». Для социологов и литературоведов, не говоря уже о миллионах читателей в России и за рубежом, романы Марининой действительно стали одним из устойчивых признаков второй половины 90-х годов. Сравнивая то, как оцениваются и воспринимаются «женские» детективные романы в различных культурных контекстах, можно сделать вывод о наличии в них общих наднациональных жанровых признаков. В качестве сопоставительного материала я выбрала цикл детективных романов норвежской писательницы Анны Холт, на русский язык не переводившихся.

Несмотря на свою популярность, а может быть, именно благодаря ей, книжная серия о приключениях сыщика с Петровки, 38 Насти Каменской неоднократно подвергалась жесткой критике. Наиболее часты обвинения в излишнем морализаторстве и учительстве (КУРИЦЫН 2001), авторском любовании искусственно смоделированным образом героини. Интересно также утверждение о наглом якобы плагиате с «огромных пластов современного детектива», до которых не в состоянии добраться главные почитательницы таланта Марининой — «сонмы теток в мохеровых беретах и деревянных бусах» (РОДИОНОВ 2001).

Автор настоящего текста не имеет в своем гардеробе ни мохерового берета, ни деревянных бус. Возможно, именно это счастливое обстоятельство позволило мне добраться если не до всего богатства «огромных пластов», то хотя бы до некоторых популярных в Скандинавии детективов, чтобы сравнить их с российскими. Сопоставление романов Марининой с текстами ее норвежской коллеги Анны Холт дало мне основание для вывода о том, что оба автора используют элементы местной специфики, в то же время следуя общим тенденциям, характерным для детективного жанра в целом.

Тот факт, что Маринина и Холт не знакомы с творчеством друг друга, позволяет говорить о существовании наднациональной традиции. Исследователи творчества обеих писательниц используют в основном англоязычные материалы: как оригинальные тексты, так и теоретические работы (НЕПОМНЯЩИ 1999, ЛИЛЛЕХАЙЕР 1996, ФОУГНЕР 1999). Само определение жанра «женских» полицейских романов также было составлено для англоязычной литературы. Именно при помощи этого определения книги Холт комментировались как полицейские романы, написанные с феминистской точки зрения, а также как тексты, содержащие положительные ролевые модели женского поведения и идентичности (ЛИЛЛЕХАЙЕР 1996, ФОУГНЕР 1999). С такой же точки зрения рассматривались и романы Марининой на парижской конференции осенью 2001 года.

Александра Маринина (настоящее имя — Марина Анатольевна Алексеева) родилась в 1957 году, кандидат юридических наук (1986), научный сотрудник, подполковник милиции в отставке. Первая книга о Насте Каменской «Стечение обстоятельств» была написана в декабре 1992 года — январе 1993 года и появилась той же осенью в журнале «Милиция». Сегодня Анастасия Каменская является героем двадцати двух романов, восемь из которых послужили основой для телевизионного сериала «Каменская». Еще восемь эпизодов находятся в производстве.

Анна Холт родилась в 1958 году в Ларвике (Восточная Норвегия). С 1978 года живет в Осло. Работала журналисткой на телевидении, в том числе в главной норвежской программе новостей «Дагсревюен». С 25 октября 1996 года по 4 февраля 1997 года занимала пост министра юстиции, вышла в отставку по состоянию здоровья. Первый роман о Ханне Вильгельмсен «Слепая богиня» вышел в
1993 году, за ним последовали еще пять. Всего планируется издать десять книг, хотя Холт и заявляла в свое время, что устала от Ханны и хотела бы ее «умертвить» (ЛИЛЛЕХАЙЕР 1996: 128). Два романа о Ханне Вильгельмсен экранизированы (один телевизионный сериал в четырех частях и один художественный кинофильм).

Как видно из кратких биографий писательниц, перечень совпадений можно начать с пола, возраста, образования и рода занятий. Правда, Маринина занималась в основном аналитической работой, в то время как Холт — практик, с опытом работы как в полиции и адвокатуре, так и в журналистике и даже в “большой политике”. Александра Маринина, выйдя в отставку, сегодня посвятила себя в основном литературному труду, ограничивая свою политическую активность публицистическими отступлениями в своих книгах. Анна Холт никогда не стремилась ограничить свое участие в общественной жизни: свое первое интервью она дала в возрасте 15 лет, как председатель ученического совета в одной из школ Трумсе. Сегодня Холт регулярно выступает с заявлениями и публикациями в прессе, отступления в жанре публичной дискуссии нередки и в ее книгах. В то же время Холт, всячески ограждая свою частную жизнь от вторжений со стороны газетчиков, упорно отрицает автобиографическое сходство со своей героиней, Ханной Вильгельмсен, лесбиянкой, как и ее создательница.

Одной из тем, к которой оба автора обращаются систематически, является неэффективность законодательства и бессилие правоохранительных органов (или бездействие последних), вследствие чего мирные граждане не могут быть защищены от преступлений, а преступники остаются безнаказанными. Поднимается и вопрос об оправданности индивидуального возмездия в случае, если преступник не пойман или не наказан. В романе Марининой «Убийца поневоле» и у Холт в «Блаженны жаждущие» конкуренцию полиции в поимке преступника составляет мститель-одиночка. Убийцы Андрея Вакара, сына генерала, не могли быть наказаны по причине малолетнего возраста, и обезумевшая от горя мать мальчика вынуждает мужа мстить. У Холт следствие по «рядовому» делу об изнасиловании не получает должного внимания, так как все силы полиции брошены на расследование скандального преступления, оживленно обсуждаемого в «желтой прессе». Жертва изнасилования и ее отец, действуя в тайне друг от друга, устанавливают личность преступника, чтобы осуществить возмездие собственными силами. Ироническим моментом является то, что преступник, за которым охотятся отец и дочь, оказывается одновременно и таинственным убийцей, для поимки которого было задействовано огромное количество полицейских.

Интересно, что такое внимание к социальной тематике в романах Холт оценивается публикой по большей части положительно, в то время как аналогичные моменты в книгах Марининой неоднократно подвергались жесткой критике в России. Публицистические отступления у Холт не могут быть объяснены способом традиционным для России, а именно отсутствием иного форума для высказывания. Тем не менее в романах Холт «Блаженны жаждущие» (1994) и «Джокер-мертвец» (1999) Ханна Вильгельмсен читает своей младшей коллеге целые лекции о вреде предрассудков (ХОЛТ 2000: 140-142, 168-169). Лекции эти сильно напоминают изложение сути диссертации о феномене коррупции в первом романе о Насте Каменской «Стечение обстоятельств», где автор предлагает свое объяснение истоков коррупции, а также теорию борьбы с нею (МАРИНИНА 1997: 129-132). Маринина также комментирует вопросы, связанные с коррупцией, высказывает свое мнение по поводу браков между поп-звездами, указывает на опасность тесного сотрудничества между российскими учеными и террористическими организациями, возражает устоявшимся стереотипам об утечке мозгов. Холт однозначно выступает в поддержку женского движения, осуждает проявления расизма и ксенофобии, критикует недостатки в работе социальных служб, систем образования и здравоохранения. Характерным моментом подобных отступлений является то, что в момент их произнесения автор как бы выходит из-за спины главного героя, перемещаясь на первый план.

«Норвегия — не что иное, как последняя советская республика», — заявил в свое время один шведский политический деятель, и эта меткая фраза прочно вошла в журналистский обиход, идет ли речь о финансировании науки, организации системы здравоохранения или о различных формах вмешательства государства в частную и экономическую жизнь своих граждан. «Советскость» Норвегии проявляется также в том, что литературе почти всегда приписывалось огромное общественное значение, особенно в период унии со Швецией (до 1905 г.), в борьбе с которой расцвело литературное движение «национального романтизма». Еще одна черта, знакомая и понятная читателю российскому, — это присутствие в современной норвежской литературе (как массовой, так и «серьезной») определенного набора модных тем, принятых для обсуждения и, как правило, запускаемых в оборот центральными средствами массовой информации.

Ключевое отличие норвежского контекста от российского состоит в том, что норвежское общество на протяжении большей части послевоенного периода отличалось высоким уровнем социальной стабильности. Хотя в России более известно понятие «шведская модель социализма», но именно в Норвегии на сегодня самый низкий уровень безработицы, а население наиболее однородно по социальному и этническому составу. Рост народного благосостояния практически не прекращался с 60-х годов нашего века, когда на норвежском континентальном шельфе была обнаружена нефть. В число серьезных отличий также входят, помимо большой стабильности общества, значительные успехи женского движения в достижении фактического равноправия. Что же касается гендерной проблематики в русском контексте, то уже сама по себе половая принадлежность писательницы и ее предполагаемой аудитории может дать основание для выводов о низком качестве произведений (см.: САВКИНА 2001).

Благодаря тому, что книги Холт не переводились на русский язык, они представляют тем более ценный материал для сравнения. В свою очередь, произведения Марининой, несмотря на наличие шведских и датских переводов, в Норвегии остаются практически неизвестными. Это позволяет избежать предположений о намеренном плагиате и буквалистской привязке к реалиям. На сегодняшний день на шведском языке изданы «Убийца поневоле», «Шестерки умирают первыми» и «Смерть и немного любви».

Главное различие критических оценок произведений двух писательниц состоит, как бы банально это ни звучало, в том, что “свои” Холт в основном хвалят, а Маринину чаще хвалят“чужие”, а ругают “свои”. Прочитав практически все из написанного обеими на языке оригинала, я не смогла найти какие-то качественные отличия, могущие объяснить столь радикальное расхождение мнений критиков.

Антон Кох-Нильсен, автор рецензии на датский перевод «Убийцы поневоле», критикует роман за отсутствие «анализа при описаний следствия» и вообще отказывает книге в наличии собственно «детективных» элементов (КОХ — НИЛЬСЕН 200, а). Но тот же рецензент характеризует роман Анны Холт «Джокер-мертвец» как «детектив высочайшего уровня» (КОХ — НИЛЬСЕН 200, б). Он не возражает против того, что Холт подвергает свою героиню испытаниям как в профессиональной сфере, так и в личной жизни (от рака умирает возлюбленная Ханны Вильгельмсен, Сесилия Вибе), но в то же время позволяет себе заклеймить описание приватной сферы Анастасии Каменской как «по дешевке импортированный из Америки неходовой феминистический товар» (КОХ — НИЛЬСЕН 200, а).

Критическая оценка скандинавских изданий Марининой также неоднородна. Датчанин Кох-Нильсен заявляет, что не заметил «никакой особенной русской атмосферы, ни вокруг самой Анастасии, ни в описании работы полицейского управления, где она работает» (200, а). В то же время, два шведских обозревателя независимо друг от друга с восторгом пишут о романах Марининой как о ценном источнике информации о сегодняшней России. Бо Холмбергу в диковинку и «бесконечные очереди за спиртным, в которых можно купить себе место поближе к прилавку, процветание преступности, возможность незаконного обогащения, обесценивание специальной подготовки и образования, и бедность полиции, вынуждающая инспектора Каменскую просить помощи у одного из московских “крестных отцов”». Да и вообще, заявляет критик, интересно почитать «полицейский роман, действие которого разворачивается, для разнообразия, не в очередном американском мегаполисе, а в самой Москве» (ХОЛМБЕРГ 1999). Сюзанна Андерссон также отмечает симпатию, которую вызывают у читателя персонажи книги, «несмотря на трудные русские имена», а также информативность, с которой описаны сложности жизни в современной России, включая «внезапно разверзшиеся социальные пропасти, экономическую преступность, коррупцию и мафию» (АНДЕРССОН 2000) и т.д.

Тем не менее сходство все же обнаруживает себя. Норвежские рецензенты Холт, большинство из которых вряд ли читали Маринину, и их российские коллеги, не знакомые с творчеством Анны Холт, выделяют в книгах обеих писательниц весьма сходные черты. Различаются лишь знаки «плюс» и «минус», выставляемые перед обозначениями этих черт. В качестве наиболее популярных элементов отмечаются склонность авторов к комментированию реалий современной жизни и (порой чрез мерный) психологизм.

Александру Маринину часто обвиняют в том, что она нарушает «чистоту» жанра, отвлекаясь от закрученной интриги, усложняя характер авторских отступлений, где рассуждает о жизни и о политике (ОВЧИННИКОВ 1999). Мне представляется, что влияние здесь скорее обратное: общественно-политические комментарии действуют раздражающе, как на массового читателя, так и на критика именно потому, что воспринимаются чертами, характерными для литературы социалистического реализма. Излишнее «учительство», а заодно и роль писателя как министра, социолога, прокурора, экономиста, и, наконец, специалиста по вопросам семьи и брака еще в 1990 году были определены Виктором Ерофеевым как свойства советской литературы (ЕРОФЕЕВ 1996: 422-434). Что же касается психологизма, В. Курицын, указывая на значительное количество «вполне убедительных психоаналитических кусков» в книгах Марининой, на этом основании делает заключение об ожидающем российское общество «серьезном психоаналитическом буме» (КУРИЦЫН 2001). Психологизм здесь обозначается как «постсоветский» элемент и стоит в одном ряду с повышенным интересом к негативной информации, которая ранее замалчивалась (в том числе информация об особо тяжких насильственных преступлениях и преступлениях на сексуальной почве).

В романах Холт, написанных и читаемых в контексте, отличающемся от российского, психологизм и социальная критика идут на «ура». В библиографической аннотации 1995 года Гудлейф Бе указывает на «реализм описаний» и «явные тенденции к критике современного состояния общества» в качестве положительных характеристик (БЁ 1995: 20-21). Обозреватель Норвежской государственной телерадиовещательной корпорации (NRK) Лейф Экле хоть и критикует недостаток «действия» (причем характерно, что он, как и его российские коллеги, не переводит английское action) в одном из последних романов Холт «Без эха» (Uten ekko), зато превозносит ту основательность, с которой представлены преступник, его «психопатический склад характера, его нарциссизм» (ЭКЛЕ 200Об). Он же, комментируя более ранний роман Холт «Джокер-мертвец» (Dod joker), отмечает у Холт «склонность к миссионерству», которая проявляется в обсуждении серьезных тем, но тут же политически корректно уточняет, что проблемы наркомании, педофилии, бездействия правоохранительных органов и социальных служб ни в коем случае не должны замалчиваться. Совет критика автору — попробовать смягчить свою прямолинейную «социал-демократическую манеру» повествования, чтобы не раздражать читателя (ЭКЛЕ 2000а).

В чем же причины того, что общественно-политические комментарии норвежского автора одобряются, в то время как ее российская коллега за аналогичные тексты получает штамп «Русский Писатель — учитель жизни» (КУРИЦЫН 2001, ОВЧИННИКОВ 1999)? Одним из возможных объяснений оказывается длительная изоляция российского читателя от «огромных пластов современного детектива» (РОДИОНОВ 2001). Мне результат этой изоляции видится по-другому нежели этим критикам. Российские читатели и критики пока еще просто недостаточно знакомы с жанром полицейского романа и его отличиями от «классического» детектива, а известные англоязычные образцы не так легко сопоставить с отечественными публикациями — сказывается близость к натуре. А на восприятие скандинавским читателем книг Марининой может повлиять чрезмерная его удаленность от российской действительности, не говоря уже об экзотических именах-отчествах. Второй момент — это повышенная чувствительность российской аудитории и критики к свойствам, традиционно приписываемым соцреалистической литературе советского периода.

В области детективных жанров различия между их типами проводятся чаще всего между так называемым «чистым», или «классическим», детективом, построенным вокруг логической задачи, которую решает главный герой (нередко это частное лицо, как мисс Марпл или Шерлок Холмс), и другими жанрами, в том числе «крутым» (hardboiled, норв. hardkokte) детективом, подвидом которого и является полицейский роман. В «классическом» детективе, решая логическую задачу, главный герой восстанавливает мир и спокойствие не только в «одной, отдельно взятой» английской деревушке, но и в более широком масштабе — во всем мире (ОДЕН 1987: 146-158). В полицейском романе, напротив, хеппи-энд маловероятен, и рисуемая картина мира может быть увлекательной, но никак не оптимистичной. В центре повествования — не разгадывание загадки, но описание приключений сыщика в процессе следствия и, наконец, арест преступника (ЛИЛЛЕХАЙЕР 1996: 19-21).

Элементы критики современного состояния общества также характерны для полицейского романа. Норвежский критик Кьяртан Флегстад даже называет этот жанр «скептическим»: заслуженное наказание чаще всего несут рядовые исполнители, мелкая сошка, в то время как «крестные отцы» разгуливают на свободе (ФЛЁГСТАД 1978: 123). Тема коррупции и непрофессионализма в правоохранительных органах и властных структурах также обязательна. У Марининой в «Мужских играх» и «Смерти ради смерти» опасность исходит не только от безумных ученых и преступников-террористов, но и от органов госбезопасности. В «Стечении обстоятельств» заказчик убийства Ирины Филатовой — коррумпированный начальник, купивший диссертацию; в «Игре на чужом поле» милиционеры, находящиеся на посылках у «хозяина города», изображаются даже с некоторой симпатией. Холт так же, как и Маринина, начинает свой первый роман «Слепая богиня» с критики спецслужб. Именно наверх тянутся нити заговора известных адвокатов, в свободное время занимающихся импортом наркотиков. Убийца и насильник Улаф Фрюденберг в «Блаженны жаждущие» также работает в полиции, а педофил Ивер Фейранд в «Джокере-мертвеце» вообще трудится «по специальности», возглавляя в рабочее время отдел по борьбе с сексуальными преступлениями. Главные виновники преступлений — высокопоставленные начальники и власть предержащая — остаются в большинстве случаев безнаказанными.

Подробные описания биографии и психологического склада преступника, служащие в качестве частичного или полного объяснения причин преступления, являются еще одной типичной характеристикой полицейского романа. Эти описания также квалифицируются норвежскими исследователями детективного жанра как «соцреалистические приемы» (ЛИЛЛЕХАЙЕР 1996: 29). На основе изучения англоязычных материалов канадские авторы Уолтон и Джонс также указывают, что такие авторы, как Сара Парецки, используют полицейский роман «как линзу, через которую преломляется социальная тематика» (УОЛТОН, ДЖОНС 1999: 19-22).

Причиной совершения преступления в книгах Марининой и Холт часто оказываются тяжелые социально-бытовые условия (иронически обозначаемые в современном российском дискурсе как «тяжелое детство, чугунные игрушки…») или даже психиатрический диагноз. Убийца и насильник Улаф Фрюденберг в романе Холт «Блаженны жаждущие» — жертва систематических избиений во дворе, сын спившейся матери-одиночки, закончившей свою жизнь в сумасшедшем доме. В возрасте шестнадцати лет, навещая мать в больнице, он чувствует отвращение к ее тщедушному, болезненному телу и усохшей груди и решает больше никогда ее не видеть. Именно мать, пользовавшаяся дурной славой среди соседей, была причиной оскорблений и побоев, которые пришлось перенести Улафу. Включенный в повествование монолог пока еще неизвестного преступника ведется от третьего лица в манере, которая может быть обозначена как «несобственно прямая речь» (ВОЛОШИНОВ / БАХТИН 1998: 429).

«У всех ребят на его улице были настоящие матери. Добродушные, плотные женщины, которые выносили детям молоко и крупно нарезанные ломти хлеба. Некоторые из этих женщин ходили на работу, но никто не работал полный день. У многих пацанов были надоедливые, но симпатичные младшие братишки и сестренки, и почти у всех были отцы. Правда, не все эти папаши жили со своими семьями — к началу 70-х годов разводы уже стали обычным делом, даже в том маленьком городишке, где прошло его детство. Но папы все равно появлялись, многие приезжали на машинах утром в субботу, с закатанными рукавами рубашек, с улыбкой на лице, с аккуратно уложенными рыболовными принадлежностями в багажнике автомобиля. У всех были отцы, только у него никого не было. Мальчишки дали его матери прозвище — Алко — Гюри».

Завершается монолог так. «С тех пор он не видел мать. В тот день [увидев ее в больнице. — А. Л.] он решил, кем хочет стать. Его больше никто и никогда не посмеет обидеть.

Теперь он сидел перед монитором компьютера и размышлял. Сделать выбор было нелегко. Нужно выбирать тех, кто на самом дне, тех, кого не будут искать» (ХОЛТ 1997, 76-77; перевод мой. — А. Л.).

Аналогичной техникой пользуется и Маринина в романе «Смерть и немного любви», с тем отличием, что вставки написаны от первого лица, и до последнего остается неясным, преступник это говорит или, возможно, одна из жертв: «Белое и черное, черное и белое… Мой мир с самого детства сужен до этих двух понятий. Можно или нельзя. Плохо или хорошо. Добро или зло. Нет середины, нет полутонов, нет привходящих обстоятельств и неоднозначных решений. Только “да” и “нет” […]

Мне пять лет, и меня не устраивает шаткий и непредсказуемый мир, в котором “никогда нельзя точно сказать”. Я — ребенок, и я хочу определенности. Моя детская боязливость требует уверенности в том, что мама с папой будут всегда, и всегда будет моя уютная постелька, и плюшевый заяц возле подушки, и сказка на ночь, и яблочный сок по утрам, и бабушкины пироги по субботам […]

Но если бывают разные ситуации, и не все так просто, и никогда нельзя сказать наверняка, то, может быть, меня будут наказывать за хорошее поведение и начнут хвалить за плохое? Мой пятилетний мозг не в состоянии справиться с такой задачкой. И я начинаю злиться […]

С тех пор прошло много времени, и теперь только осень и весна напоминают мне о том, что когда-то у меня было тяжелое сотрясение мозга […] Я легко раздражаюсь и начинаю злиться по всякому поводу, а потом долго плачу и жалею себя. Но это проходит» (МАРИНИНА 2001: 150-154).

Сходные автобиографические характеристики, которыми Маринина и Холт наделили своих героинь, представляют интерес не только сами по себе, но и как жанровые признаки. Халлдис Фоугнер, автор исследования о романах Холт в традиции так называемых лесбийских детективов, высказывает предположение о том, что «женские» детективы, написанные женщинами и с женщинами в главных ролях, могут считаться пародиями на полицейские романы, так как используют альтернативный тип ведущего персонажа, плохо совместимый с традициями жанра (ФОУГНЕР 1999: 15). Женщины-сыщики сохраняют черты, типичные для героя полицейского романа, такие, как оригинальность и одиночество. «Одиночество» персонажей проявляется не только в приоритете работы, но и в относительном пренебрежении личной жизнью, и во взглядах на семейные отношения. Частичной идентификации с автором способствуют публицистические отступления, произносимые одновременно от лица автора и главной героини. В то же время, несмотря на ряд оригинальных черт, исключительность фигур Насти Каменской и Ханны Вильгельмсен носит конструктивный характер — проще говоря, они могут служить в качестве моделей идентичности, с них можно «делать жизнь» (чего не скажешь, например, о тех же Шерлоке Холмсе или Эркюле Пуаро).

Интересно распределение гендерных стереотипов. И Маринина, и Холт «освободили» своих главных героинь от традиционных женских ролей, связанных с ведением хозяйства и, что еще важнее, с материнством. Настя сделала аборт в юности, больше о детях разговор не заходит; Ханна категорически не соглашается иметь детей, так как не желает, чтобы у ее ребенка было «две мамы». Нельзя не отметить, что степень «продвинутости» брачно-семейных отношений главной героини не только соответствует семейному положению ее создательницы, но и находится в верхней части спектра брачных союзов, допустимых и считающихся нормой в данном обществе. В случае России это — свободные отношения между мужчиной и женщиной, где женщина не стремится заполучить заветный «штамп в паспорте». Ханна Вильгельмсен, как известно, состоит в однополом гражданском браке. В то же время, все это в обоих циклах романов уравновешивается с помощью таких постоянных персонажей второго плана, как Карин Борг и Татьяна Образцова (Томилина), успешно сочетающих семейную жизнь и материнство с карьерой адвоката, следователя и автора детективных романов. Но, впрочем, и Карин, и Татьяна по-прежнему воздерживаются от приготовления пищи.

Законы детективно-полицейского жанра требуют от героя демонстрации особых качеств. Так, Каменская знает пять иностранных языков и в свое время окончила физико-математическую школу. Другой характерной чертой является приписывание персонажам постоянных качеств «полу-сказочной природы марининского дискурса» (ОВЧИННИКОВ 1999). Наряду с любовью к крепкому растворимому кофе и постоянным ощущением холода следует отметить легендарную «лень» Каменской, относящуюся к любым действиям, не связанным с работой и в большинстве своем считающимися традиционно женскими, — уборка квартиры, приготовление пищи, флирт. Сказочная красавица Ханна Вильгельмсен является владельцем мотоцикла «Харлей-Дэвидсон» радикального розового цвета. Зимой она его чинит и смазывает, а летом катается на нем по любимому Осло. Вторым ее увлечением является Америка, американская культура и разговорный язык: Ханна употребляет в речи массу американских выражений, чаще всего связанных с детективными сериалами и фильмами.

Сыщику необходимы свобода и независимость — условия, за которые приходится платить одиночеством и отчуждением от семьи. Насте Каменской и Ханне Вильгельмсен не всегда легко быть полностью откровенными с друзьями и близкими. Психологическое объяснение этому находится в описании детства героинь и их отношений с родителями. Обе выросли в «профессорских» семьях, которые не слишком одобряли «практические» интересы дочерей. (Своеобразным исключением является, что Каменская пользуется поддержкой отчима). Интересно, что детство героинь комментируется менее подробно и с меньшей психоаналитической глубиной, чем детство, отрочество и юность некоторых преступников.

Мать Насти Каменской, Надежда Ростиславовна — профессор с международным именем, специалист в области преподавания иностранных языков — ставила на дочери опыты по испытанию новых методик. В настоящее время она находится в Швеции, и Настя не слишком по ней скучает. О родителях Ханны Вильгельмсен говорится гораздо меньше, но Холт указывает, что Ханна была в своей «профессорской семье» «белой вороной», причем еще до того, как она осознала свою нетрадиционную сексуальную ориентацию. С восьми лет она проводила большую часть времени в саду, в собственноручно построенной хижине. С братом и сестрой она также не поддерживает связь (тут уместно будет вспомнить обстоятельства, при которых Настя Каменская познакомилась со своим единокровным братом, и то, как неохотно она шла на первую встречу).

«Продвинутый» характер брачно-семейных отношений в этих сериях романов уже упоминался выше. В то же время, отношения эти отличаются стабильностью: обе пары знакомы со школьной скамьи (Настя и Чистяков вместе с девятого класса, Ханна Вильгельмсен и Сесилия Вибе — с 19, да еще несколько лет Ханна была влюблена в Сесилию на расстоянии). Также любопытно, что партнеры Насти и Ханны — молодые и талантливые ученые (Сесилия — врач, работает над диссертацией, Чистяков — профессор, доктор физико-математических наук).

Следует отметить, что Настя Каменская, как «русская женщина нового типа», которой «неинтересны» флирт и кокетство (именно такой термин весьма последовательно употребляет Маринина), имела в период до замужества несколько скоротечных романов. Маринина описывает страстное юношеское увлечение Насти Владимиром Соловьевым, включая повторную встречу с ним в романе «Стилист», а также «случайный» романтический эпизод при участии Димы Захарова в «Стечении обстоятельств», включая повторную попытку в романе «Я умер вчера». Небезгрешен и Алексей Чистяков, периодически увлекающийся пышногрудыми брюнетками. Тем не менее никакие временные трудности не в силах разлучить наших героев, к тому же Каменской лень, да и некогда ревновать.

В описании отношений Ханны Вильгельмсен и Сесилии Вибе обращает на себя внимание постоянное подчеркивание их взаимной верности. Эта деталь может носить воспитательный характер как возражение расхожему представлению об изначальной нестабильности однополых браков вследствие якобы врожденной склонности представителей сексуальных меньшинств к промискуитету. Почти фанатичное соблюдение верности также сопряжено начальным нежеланием Ханны «раскрыться» перед друзьями и коллегами. В частной жизни она как бы изолируется от окружающего ее мира, уединяясь с Сесилией в их уютной квартирке.

Столь любимый Марининой мотив еды, как символ домашнего уюта, используется также и Холт. Однако создание этого уюта часто перекладывается на плечи мужчин или прислуги. Именно таковы, по сути, функции Ирочки Миловановой в семье Образцовой и Стасова. Холт, в свою очередь, с юмором описывает, как адвокат Карин Борг питается тем, что приготовит ее второй муж, инспектор полиции Хокон Санд. Также характерно, что и у Марининой, и у Холт партнер главной героини обеспечивает ей социальную структуру, в частности, отвечает за приглашение гостей, вкусные обеды и ужины и так далее. В отличие от Насти, которая пользуется помощью Чистякова не только в домашних делах, но и при поимке преступников (начиная с расшифровки фразы «девятое-пятнадцатое» в «Стечении обстоятельств»), Ханна Вильгельмсен жестко разделяет сферы жизни и практически не рассказывает Сесилии о своей работе.

Нарушение ритуала принятия пищи или отказ участвовать в нем сигнализирует сбой в отношениях между партнерами. В романе Холт «Джокер-мертвец» у Ханны, погруженной в расследование запутанного дела, нет сил поужинать вместе с Сесилией, в то время как Сесилия не может найти другой подходящей ситуации, чтобы рассказать любимому человеку о предстоящей ей серьезной операции. Смерть Сесилии в конце романа — символическое наказание Ханны за ее чрезмерное увлечение работой. Аналогичные моменты встречаются и у Марининой, но тут Каменская отделывается легким испугом.

Функции изображения «трудового коллектива» в полицейском романе многообразны. С точки зрения организации сериала — романного или в особенности телевизионного — сопутствующие линии развития незаменимы для создания большого повествования, удерживающего интерес публики. Вдоль таких «побочных линий» друзья и сотрудники героини влюбляются, женятся, разводятся, рожают детей, впадают в депрессию и выходят из нее. Почти обязателен элемент «любовная связь между коллегами». Пара «Хокон Санд — Карин Борг» у Холт соответствует марининской паре «Юрий Коротков — Людмила Семенова». Вводятся и альтернативные сюжеты, в том числе различные сценарии семейных отношений: разводы, создание новой семьи и т.д.

Я уже говорила о той особой роли, которая отводится авторами таким персонажам второго плана, как Карин Борг и Татьяна Образцова (Томилина). Они в гораздо значительной мере следуют установленным нормам женственности, нежели главные героини. В первом романе Холт Карин Борг — преуспевающий адвокат, находится в бездетном, но стабильном браке. Встретив Хокона Санда, своего приятеля со студенческих лет, Карин не только уходит от мужа, но и бросает денежную работу в престижной адвокатской фирме, чтобы заняться гораздо менее доходной частной практикой. Она также успешно сочетает новую работу с материнством и гораздо более счастлива, чем раньше. В книгах Марининой роль Карин Борг как альтернативы главной героини выполняется двумя персонажами: в основном это Татьяна Образцова, но уже в первый роман введена «любовная интрига»: Людмила Семенова — Юрий Коротков.

Рабочий коллектив как команда единомышленников также изображается в качестве идеальной семьи. Это своего рода островок безопасности в жестоком мире борьбы с преступностью, а зачастую и в личной жизни. Никто так не понимает героев, как товарищи по работе, а у Марининой — еще и идеальный начальник Колобок. Окружение обеих героинь может быть разделено на три части: семейный круг, ближайшие друзья (они же коллеги по работе), остальные сотрудники (включая как положительных, так и отрицательных персонажей). Последние настроены не столь доброжелательно, что проявляется, например, в огромном количестве слухов и о Ханне, и о Насте, — в основном об их любовных похождениях. Использование протагонистами особых методов работы также вызывает недовольство некоторых сотрудников. Лишь в самом узком кругу друзей-коллег признают право героини на исключительность, полагаются на ее выдающиеся способности и не верят сплетням. Иногда кажется, что без помощи героини не может быть раскрыто ни одно мало-мальски запутанное преступление. В романе Холт «В пасти у льва» Ханну вызывают из Америки для участия в следствии по делу об убийстве премьер-министра Норвегии. В последнем романе «Без эха» также с нетерпением ждут ее возвращения из Италии, где она пытается прийти в себя после смерти Сесилии. Каменская в одиночку распутывает клубок преступлений, совершенных в санатории «Долина», после того как к ней на поклон приходит мафиози № 1 — могущественный Денисов.

Любовь и уважение со стороны коллег не могут не оказывать влияние на общий характер отношений героинь с коллегами мужского пола. Каменская «асексуальна», незаметна (качества, которыми пришлось пожертвовать при создании телевизионного сериала), ведь она «бестелесна», не любит свое тело, в тексте ее как бы не видно (РУБИНШТЕЙН 2000). Ханна Вильгельмсен, напротив, необыкновенно красива, но мужчины ее интересуют чисто теоретически.

К. Непомнящи утверждает, что постоянная забота и защита, которой окружают Каменскую мужчины, является отражением патриархатных структур (НЕПОМНЯЩИ 1999). В то же время, уважение со стороны коллег мужского пола порой мотивируется именно отсутствием у Каменской желания нравиться мужчинам и демонстрировать свою сексуальность. Аналогичный мотив можно встретить и у Анны Холт. Жена Билли Т., одного из ближайших друзей Ханны Вильгельмсен, заявляет, что Билли относится к Ханне с уважением по той простой причине, что она, вероятно, останется единственной женщиной, которую тот не смог затащить в постель (ХОЛТ 1997: 95- 96).

Нельзя сказать, что сексуальный подтекст полностью исключен из такого рода отношений, — вспомним хотя бы эротическую сцену между Настей Каменской и Димой Захаровым, изображающих семейную пару в «Стечении обстоятельств». Встреча эта изображена, впрочем, достаточно целомудренно и не нарушает целостности образа, так как главным возбуждающим фактором для Каменской является решение логической задачи.

Ханна Вильгельмсен оказывается в постели с коллегами-мужчинами дважды. Первый раз это происходит с Билли, когда Ханна срочно приезжает из Америки, чтобы расследовать убийство премьер-министра, второй раз подобной чести удостаивается Хокон Санд, утешающий Ханну в первые часы после смерти Сесилии. В этих сценах на первый план выносится мотив иного рода — отношения «взрослый — ребенок», причем в эпизодах с Билли Т. эти роли оказываются легко взаимозаменяемыми. Вначале Билли рад слышать смех Ханны, он рад ее приезду, так как уверен, что если Ханна снова в Осло, то все будет хорошо: «Инспектор полиции Ханна Вильгельмсен вернулась. Она в Норвегии. Она в Осло. Она поможет ему» (ХОЛТ, РЕЙСС — АНДЕРСЕН 1997: 114). Еще через полстраницы отношения меняются на диаметрально противоположные. Ханна ночует в квартире Билли Т. и приходит в его спальню среди ночи, потому что ей снятся кошмары. Друзья почти мгновенно засыпают рядом друг с другом (ХОЛТ, РЕЙСС — АНДЕРСЕН 1997: 114). В платонической сцене, описанной в романе «Джокер-мертвец», Хокон Санд убаюкивает Ханну, как если бы она была ребенком (ХОЛТ 1999, 150-151).

Если совместить два эти момента: патриархатные структуры общества и отношения в узком кругу сослуживцев, выстраиваемые по типу семейных, то становится неудивительным, что отчим продолжает называть Настю «ребенком», судебно-медицинский эксперт Айрумян обращается к ней не иначе как «звездочка» и «ласточка», а непосредственный начальник Колобок-Гордеев зовет майора Каменскую «Стасенькой» и «девочкой», не говоря уже о блюдах, приготовленных заботливыми руками доктора физико-математических наук Алексея Чистякова. Даже наемный убийца Галл, и тот готовит ей ужин. Исключительность героини, ее способность решать сложные логические задачи, таким образом, как бы уравновешиваются ее статусом почти ребенка, не по годам развитого, но тем не менее нуждающегося в заботе и контроле со стороны взрослых. Не может ли этот приписываемый героине статус играть роль нового, политически корректного указателя на ограниченные способности женщины?

Сравнение полицейских романов, написанных норвежской и российской писательницами, имеющими опыт работы в правоохранительных органах, дает основания для утверждений об однозначной типичности произведений Марининой как характеризующих исключительно постсоветскую ментальность.

Совокупность идентичных или параллельных элементов в изображении основных персонажей указывает на принадлежность романов Анны Холт и Александры Марининой к жанру полицейского романа и, более того, к его специфическим модификациям, а именно: к роману, написанному женщиной, а также к роману, написанному профессиональным юристом. Черты сходства книг Марининой с современными зарубежными детективами следует рассматривать не как плагиат, а как общие жанровые признаки, в том числе использование автором автобиографических деталей и комментирование политических вопросов.

Использование непереведенных текстов норвежского автора в качестве контрольных позволяет лучше определить, какие черты творчества Марининой можно считать специфически российскими, а какие — отнести за счет жанровых свойств. Также интересно сравнить оценки, выносимые критиками и литературоведами произведениям обеих писательниц, рассматриваемых в отдельности.

Везде, где возможно, в ссылках на материалы в Интернете указаны две даты: дата публикации и дата последнего доступа к странице. В случае, когда дата публикации отсутствует, указывается только дата последнего доступа. Все переводы иностранных заглавий, за исключением заглавий опубликованных переводов Марининой, мои. — А. Л.

1. АНДЕРССОН С. Рецензия на новые книги 2000 г.; Susanne Andersson. Bokrecensioner 2000// http://www.algonet.se/~hassuss/bokrec2.html, 24.07.01.

2. БЁ, Г. Gudleiv Вo. Kriminallitteratur - retorikken i denne sjangeren med dome fre norsk samtidskrim. Oslo: AL Biblioteksentralen, 1995.

3. ВОЛОШИНОВ В. Н. Марксизм и философия языка. — Ленинград: Прибой, 1929. [Цит. по]: Бахтин М. Тетралогия. — М.: Лабиринт, 1998.

4. ЕРОФЕЕВ В. Поминки по советской литературе// Виктор Ерофеев. Страшный суд: Рассказ. Романы. Маленькие эссе. — М.: Союз фотохудожников России, 1996. С.422-434.

5. КОХ — НИЛЬСЕН А. Рецензия на датский перевод «Убийцы поневоле»; Anton Koch-Nielsen, «Alexandra Marinina: Morder mod sin vilje». Kriminalliterere nyheder (Новости криминального жанра). http://www.webfic.com/kriminyt/akn2.asp?id=113, 27.07.01(а).

6. КОХ — НИЛЬСЕН А. Рецензия на «Джокер-мертвец» Анны Холт; Anton Koch-Nielsen, «Anne Holt, Dod joker» Kriminalliterere nyheder (Новости криминального жанра). http://www.webfic.com/kriminyt/akn2.asp?id=56, 27.07.01(б).

7. КУРИЦЫН В. Современная русская литература с Вячеславом Курицыным: Александра Маринина. ,http://guelman.ru/slava/writers/marin.htm, 07.11.01.

8. ЛИЛЛЕХАЙЕР Т. Три детективных романа Анны Холт в жанрово-исторической и феминистической перспективе. Магистерская диссертация. Университет г. Осло: Кафедра скандинавской филологии, 1996; Lilleheier, Tone Merete. Anne Holts tre kriminalromaner -sett i et genrehistorisk og feministisk perspektiv. Hovedoppgave i nordisk litteratur. Universitetet i Oslo: 1996.

9. ЛУНДЕМУ Т. Жаждут справедливости; Lundemo, Trygve. 1994. Torster etter rettferdighet. Adresseavisen 07.10.1994.

10. МАРИНИНА А. Стечение обстоятельств. — М.: ЭКСМО, 1997.

11. ОВЧИННИКОВ И. «Маятник Марининой»// «Русский журнал» 04.03.99; http://www.russ.ru/journal/krug/99-03-04/ovchin.htm, 07.11.01

12. ОДЕН УИСТАН Х. W. H. Auden. The Guilty Vicarage. In: The Dyer's Hand and Other Essays, 146-158. London: Faber [1963] 1987.

13. РОДИОНОВ А. Литературная небытовуха: Каменская: Смерть и немного лжи//Фас: популярный сатирический журнал. 01.02.2001; http://www.fasonline.ru/59/981627716.html (27.11.2001).

14. РУБИНШТЕЙН М. Брито и стрижено (Александра Маринина, «Когда боги смеются» — М.: ЭКСМО, 2000)//«Русский журнал». 15.11.00; http://www.russ.ru/ krug/kniga/ 20001115.html, 07.11.01.

15. САВКИНА И. «Гляжусь в тебя, как в зеркало…(российская критика об Александре Марининой и ее творчестве: гендерный аспект)». Тезисы к докладу, прочитанному на конференции «Творчество Александры Марининой как отражение современной российской ментальности». Институт славяноведения, Париж. 19-20 октября 2001 г.

16. НЕПОМНЯЩИ К. Theimer Nepomnyashchy, Catherine. «Markets, Mirrors, and Mayhem: Aleksandra Marinina and the Rise of the New Russian Detektiv». Adele M. Barker (ed.), Consuming Russia: Sex, Culture, and Society since Gorbachev. Durham, London: Duke U., 1999, рр. 161-191.

17. УОЛТОН П., ДЖОНС М. Priscilla Walton, Manina Jones. Detective Agency: Women Rewriting the Hard-Boiled Tradition. Berkeley: U of California P, 1999.

18. ФЛЁГСТАД К. Диалектический детектив; Flogstad, Kjartan. Den dialektiske detekktiv. In: Nordberg, Nils и Kjell Heggelund. 1978. Kriminallitteraturen. Р. 111-136. Oslo.

19. ХОЛМБЕРГ Б. О кровной мести в новой России [рецензия на шведское издание «Убийцы поневоле»]; Holmberg, Bo. Om blodshamnd i det nya Ryssland, Allehanda. 27.09.1999. http://www.arkiv.allehanda.se/1999september/27/htm/allehanda/allehanda3.htm, 24.07.01.

20. ХОЛТ А. Слепая богиня; Holt, Anne. Blind gudinne. Oslo: 1993.

21. ХОЛТ А. Блаженны жаждущие; Holt, Anne. Salige er de som torster. Oslo: Cappelen, 1994.

22. ХОЛТ А. Смерть демона; Holt, Anne. Demonens dod. Oslo: Cappelen, 1995.

23. ХОЛТ А. Mea culpa [Моя вина]; Holt, Anne. Mea culpa. Oslo: Cappelen, 1995.

24. ХОЛТ А., РЕЙСС — АНДЕРСЕН Б. В пасти льва; Holt, Anne и Berit Reiss-Andersen. Lovens gap. Oslo: Cappelen, 1997.

25. ХОЛТ А. Джокер-Мертвец. Осло, 2000; Anne Holt. Dod Joker. Oslo: Cappelen.

26. ХОЛТ А. Без эха; Anne Holt. Uten ekko. Oslo: Cappelen, 2000.

27. ЭКЛЕ Л. «Холт снова в седле»; Ekle, Leif. Holt tilbake ре sporet. NRK -Litteratur. 11.09.2000а http://www.nrk.no/magasin/kultur/litteratur/ 1188.html, 11.05.2001. Передача «Новости культуры» 2-го канала радио Норвежской теле- и радиовещательной корпорации (NRK P2). 02.11.2000.

28. ЭКЛЕ Л. Отличный детектив женского дуэта [рецензия на «Без эха» А. Холт и Б. Рейсс-Андерсен]; Ekle, Leif. Utmerket krim fra kvinne-duo [Anne Holt og Berit Reiss-Andersen. Uten ekko, Cappelen 2000], NRK -Bokanmeldelser, 20.09.2000 б http://www3.nrk.no/magasin/kultur/litteratur/bokanmeldelser/198160.html, 11.05.2001. Передача «Новости культуры» 2-го канала радио Норвежской теле- и радиовещательной корпорации (NRK P2), 18.09.2000.

29. Книги Александры Марининой в переводе на шведский Магнуса Данберга (MAGNUS DAHNBERG).

— «Убийца поневоле»: Мordare mot sin vilja. Wahlstrom & Widstrand, 1999.

— «Шестерки умирают первыми»: De som doг forst. Wahlstrom & Widstrand, 2000.

— «Смерть и немного любви»: Dod och lite karlek. Wahlstrom & Widstrand, 2001.

29. Книги Александры Марининой в переводе на датский Яна Хансена «Убийца поневоле»: Alexandra Marinina. Morder mod sin vilje. Overs. Jan Hansen, Нost og Son: 2001.