главная страница
		поиск       помощь

Река времени безжалостно и методично превращает настоящее в прошлое, безвозвратно унося в небытие все существующее в данный момент — материальное и духовное, сделанное и сказанное. Поэтому так интересен и ценен для нас жанр мемуара, позволяющий хоть в какой-то степени воскресить былое, сохранить историческую и культурную преемственность. Для читателя мемуары особо привлекательны тем, что история предстает не в виде отвлеченной схемы или внешнего описания, а явлена через чувства, эмоции и переживания живого, конкретного человека.

Благодаря снятым цензурным и идеологическим препонам последние годы стали весьма «урожайными» для отечественной мемуаристики. Из закрытых архивов и спецхранов вышли на свободу, а также вернулись из «эмиграции» воспоминания людей, имена которых долгое время или замалчивались или вообще находились под запретам. Россия вновь услышала голоса А. Деникина, В. Коковцова, кн. С. Волконского и многих других выдающихся деятелей российской политики, экономики, науки и культуры. Отрадно, что среди изданий много воспоминаний, принадлежащих перу женщин. Среди них стоит упомянуть мемуары Анны Лабзиной, Варвары Головиной, Зинаиды Гиппиус, Ирины Одоевцевой, Нины Берберовой, Наталии Мезенцовой... В этом году появилась замечательная книга В. Н. Харузиной «Прошлое. Воспоминания детских и отроческих лет», или, по очень скромному определению автора — дневник, который «может представлять некоторый исторический интерес, как отражение взглядов и настроений одной из многих девушек определенной эпохи» (485).

Судьба Веры Николаевной Харузиной (1866-1931) весьма показательна. В ней соединились многие характерные черты российской жизни конца 19 — первой трети 20 века, с ее взлетами и падениями, достижениями и катастрофами. Либерально-освободительное движение, интенсивное экономическое развитие России, войны и революции, террор и насилие — все пришлось пережить этой женщине, сумевшей, несмотря на многие трудности и потери, внести значительный вклад в отечественную науку и культуру.

Вера Николаевна родилась в богатой купеческой семье, претерпевшей ту характерную эволюцию, которая стала знаком рубежного времени. Дети купцов и промышленников, получая высшее образование, приобщаясь к последним достижениям науки и культуры, становились в первые ряды русской интеллигенции. Все они были православными христианами, доброжелательно относившимися к людям, учившими своих детей честной жизни, любви к отчизне. Мемуаристка писала свою книгу с 1904 по 1925 годы урывками, с большими, иногда многолетними паузами. Ей хотелось так много сказать о прошлом, «о тех милых, дорогих и хороших людях, которые хранили наше детство — счастливое уже тем, что нас не касалось жизненное зло и неправда».

Дореволюционная жизнь для Харузиной представляла особую ценность — именно этому периоду и посвящены воспоминания. И дело не в том, что период до Октябрьской революции виделся автору некой экзотикой, «потерянным раем» на фоне того, что предстояло пережить позже. Детство и юность, жизненные устои и традиции, отношения и поведение окружающих людей в эти годы воспринимаются Верой Николаевной факторами, во многом определившими ее жизненный путь в последующие десятилетия, заложившими нравственные начала, трезвое и разумное отношение к великим и малым событиям, которыми изобиловал XX век. Все это позволило ей не только выживать в условиях нового режима, но и продолжать занятия наукой.

Особенностью слога Харузиной, трудно формулируемой, но очевидной, является его «московскость». Эта интонация, этот местный акцент, манера повествования обусловлены коренной связью автора с жизнью второй столицы империи. Москва имела органичную связь с русской провинцией, именно здесь сливались воедино — прежде всего через ремесла, торговлю, промышленность — экономические и культурные усилия русских губерний. Северное «оканье» соединялось с южным растянутым «а», мастерство владимирских каменщиков — с нижегородской оборотистостью. Да и само место рождения Харузиной в этом смысле было знаковым: Малая Ордынка, дом Телешова, приход Св. Георгия на Всполье.

Дореволюционный быт Замоскворечья, который весьма точно запечатлен на страницах мемуаров, во многом определялся еще старомосковскими традициями, выработанными и отшлифованными драматической и непростой историей московского посада. Татарские набеги (Ордынка!), пожары, стрелецкие бунты, государев гнев и милости — все это образовывало особый местный стиль жизни. Старообрядческое упорство и купеческая сметка, стрелецкая лихость и торгашеская скупость, домостроевский консерватизм и неудержимая тяга к высотам духа (вспомним хотя бы художественное «помешательство» братьев Третьяковых) — это противоречивое единство существовало на фоне такой объединяющей ценности как культ дома. Харузина очень тонко подметила эту особенность: не только взрослые, но и дети должны были подчиняться его — дома — строю. Этот культ, с одной стороны, вносил многие ограничения, особенно для молодежи, но, с другой, придавал бытию устойчивость, «правильность», осмысленность, нравственную опрятность. «Люди, с которыми я провела первый детский период, — отмечает Вера Николаевна, — были все прекрасными людьми... И одни были у всех святыни: добро и правда» (102).

Вообще-то Харузину особенно волнует предназначение и судьба того социального слоя, к которому она принадлежала по рождению. Даже, если принять во внимание определенную степень идеализации (вполне понятную и оправданную) замоскворецкой жизни, нельзя не согласиться, что это была в сущности ведущая и наиболее перспективная прослойка русского общества. Эти люди уже «выдавили из себя раба», потому что в жизни могли полагаться только на себя. У них не было крепостной ненависти к господам, не было и сословной спеси последних. Был им чужд и нигилизм левой интеллигенции. Их влекло созидание (созидание дома, достатка, семьи), а не разрушение. «Говорят так много о «помещичьей культуре», — замечает Харузина, — но забывают о той культуре, которая выработалась и царила в домах мещан, мелкого и среднего купечества, духовенства, отличавшейся культом чистоты и порядка, видевшей в ней красоту» (208).

Одной из главных особенностей жизни «среднего русского» тех времен Вера Николаевна считает огромную роль эстетического, художественного начала, пиетет перед искусством. Не случайно семья Харузиных сблизилась с Эстетическим кружком, в который входил в частности известный литератор, переводчик и философ Григорий Алексеевич Рачинский, председатель Московского религиозно-философского общества и Общества свободной эстетики. Важное место в культурной жизни занимал театр и разговоры о спектаклях, актерах, драматургах, которые, как вспоминает автор, «давали мне многое» (472). Самые ранние театральные впечатления у нее связаны с именами гастролировавших в Москве зарубежных артистов: немцев Эрнста Поссарта и Людвига Барная, итальянцев Эрнесто Росси и Томмазо Сальвини.

В «Прошлом» отражены многие идеи того и более позднего (постреволюционного) времени, например, новые взгляды на воспитание девочек. Феминистские веяния, превалировавшие в русском обществе начала XX века нашли свое отражение и в этих записках-воспоминаниях. Вера, в отличие от своей сестры Лены, не хотела подчиняться традиционному воспитанию — «то-то не полагалось делать благовоспитанным детям, то-то специально запрещалось девочкам...», — она желала освободиться от условностей, стеснявших женскую жизнь и не по сердцу ей были обыкновенные женские занятия, она даже лелеяла мысль, что и «бранная жизнь девочке вполне доступна» (79). Все старания их тети, — «у которой сдержанность в проявлении своих чувств в женщине пользовалась настоящим культом» (99) — рано приучить племянницу к так называемой женской работе разбились о ее полное нежелание этого. Вера хотела учиться, не отставая от братьев. Система женского образования тогда в Россия была несовершенна, девушек не принимали в университет, высшие женские курсы были закрыты к концу 1880-х годов, но упорство, уверенность в правильности выбранного пути и, главное, поддержка семьи, братьев привели к тому, что за вклад в науку, за большое количество публикаций, за исследовательскую работу Вера Николаевна получает звание профессора этнографии и преподает с 1907 года на вновь открывшихся Высших женских курсах и в Московском археологическом институте. Харузина не получила высшего образования, но настоящим «университетом» для нее стали ее братья — Михаил, Алексей и Николай, все оставившие большой след в естествознании, антропологии, этнографии и немалое научное наследие. Старший брат Михаил имел «огромный авторитет в глазах нас, младших его братьев и сестер, и сохранил его до самой преждевременной кончины своей — 25.IX.1888 года» (465). За свою короткую жизнь Михаил Николаевич успел очень многое. Еще будучи студентом был избран секретарем Этнографического отдела Общества любителей естествознания, занимался изучением обычного права народов России, побывал во многих экспедициях, в 1885 году выпустил книгу «Сведения о казацких общинах на Дону», посвятив ее И. С Аксакову. Вера Николаевна пишет, что интеллектуальная жизнь их семьи интенсивно развивалась, раскрывала горизонты благодаря именно брату Михаилу, с его «любовью к родине и всему славянскому миру», с его большим интересом ко всем проявлениям жизни. «Мы, — пишет Вера Харузина, — жили в лучах этой интенсивной работы,... за долгими и короткими беседами, мы восприняли то горячее желание узнать свой народ, трудиться для него, которое руководило деятельностью всей нашей жизни. Миша сам горел этим святым желанием... никогда не скрывал своих убеждений — славянофильских, монархических, националистических, хотя в то время они и вызывали у иных насмешливые улыбки и гримасы» (466, 467).

В воспоминаниях отражены и многие аспекты общественной и политической жизни страны, например, так называемый еврейский вопрос, который очень будоражил общественное российское сознание в те поры. В. Н. Харузина делает в июне 1912 года запись, что жизненные обстоятельства заставили ее «столкнуться с определенными национальными чертами евреев, возбуждающими так часто в других народах несочувственное к ним отношение», которые и ей неприятны, но она убежденно считает (как и большинство русских), что «безумными и оскорбляющими человеческое достоинство» кажутся ей «травля евреев, насмешки... и особенно то, что мы переживаем теперь, в наше время, когда, прикрываясь «патриотизмом», произносятся такие речи, от которых недавно покраснели бы от стыда не только произносящие, но и слушающие». Харузина благодарит своих воспитателей и учителей, которые на всю жизнь избавили ее от увлечения юдофобией, «в которую впала часть русского общества, может быть вполне естественно под влиянием политических событий последнего времени» (114).

Большое количество страниц Вера Николаевна отводит описанию учебы в известнейшей в те поры женской гимназии С. Н Фишер, где ученицам давалось классическое среднее образование с изучением двух древних языков, математики в качестве главных предметов. Автор рассказывает об атмосфере доверия, дружбы, взаимопонимания и любви, царивших в этом учебном заведении, о преподавателях самого высочайшего уровня, работавших там, о выпускницах, ставших врачами, педагогами, научными работниками, библиотекарями (Н. А. Иванова, М. М. Григорова, А. В. Мартынова, С. Н. Долбнина, С. В. Черторогова), что являлось несомненным успехом педагогической деятельности Софии Николаевны Фишер, внесшей большой вклад в развитие женского образования России.

Хотелось бы отметить высокопрофессиональную работу М. Керимовой и О. Наумовой, подготовивших эту рукопись к публикации и сделавших точные, интересные, обширные комментарии не менее любопытные, нежели сам текст. С интересом прочитала я, проведшая свое детство на Остоженке комментарий об ампирном особняке, где располагалась женская гимназия С. Н. Фишер (Хилков переулок,3). Добавлю, что с конца 20-х по 70-е годы прошлого столетия в этом здании находилась лечебница «Искусственных минеральных вод», которой руководил врач Христиан Лодер, гимназия же разместилась здесь с 1874 года. В 1920-х годах в особняке поместились красноармейские Военно-политические курсы. Дом, описанный с такой любовью в «Прошлом», исторический памятник, помнивший многое и многих постепенно ветшал и был разрушен в самом конце 50-х годов нашего века.

Жизнь Веры Николаевны нельзя назвать легкой. И не только потому, что катаклизмы времени уничтожили многое из того, что было ей близко и дорого. Болезнь — паралич, начавшийся в 1908 году сделала ее инвалидом. Однако заложенная воспитанием жизнестойкость, упорство помогли ей и выжить, и стать выдающимся этнографом, преподавательницей Московского Университета, проводившей самостоятельные исследования быта малых народов Русского Севера, постоянно знакомившей слушателей с новейшими течениями мировой науки, поскольку «не было ни одного сколько-нибудь крупного европейского этнографа, на труды которого В. Н. Харузина на откликнулась бы своими многочисленными рецензиями» (10). Она также интересовалась фольклором, мифологией, писала легко, сочно, колоритно, сочиняла рассказы и сказочные повести («Царевна — каменное сердечко», «Рассказ из жизни лопарей», «Друзья. Картинки из жизни словенских детей» и другие).

...

Многое, многое и многое можно говорить об этой книге, обсуждать вопросы, поднимаемые мемуаристкой, наслаждаться описаниями ушедшей от нас русской жизни, жизни Замоскворечья, Арбата, Поварской, Остожья, но лучше самому прочитать эти достойные воспоминания, почувствовать величие русской души, загореться любовью к Отечеству.