"Служение" - этим словом Кейт никогда не пользуется, но оно гораздо больше, чем определение "профессиональная карьера", подходит для того, чтобы рассказать о ее жизни. Уже два года - это работа координатора по развитию программ Cristian Aid.

Человеческие и профессиональные качества Кейт Страуб составляют в целом то, что можно назвать идеальным портретом "гуманитария" всех стран и народов. Она неутомима в работе, не замечает бытовых неудобств, одинаково приветлива, открыта, ненавидит любое проявление снобизма, обожает "приколы" и шутки, всегда выполняет то, что пообещала и никогда не обещает того, чего не может выполнить.

Кейт - замечательный рассказчик. Я могла ее слушать часами еще и потому, что ее рассказы - живая хроника событий из "горячих точек" будь то Ирландия, Заир, Конго или Афганистан. Афганская тема, естественно, для нас таджиков особенно интересна, так как все, что происходит в этом сопредельном государстве прямо или косвенно влияет на нашу жизнь, определяя в значительной степени продвижение мирного процесса, внешнюю политику постконфликтного Таджикистана, а также политику стран-доноров по отношению к республике.

- Кейт, твой приход в Cristian Aid случайность или закономерность?

- Это не случайность. Мы искали возможность работать с Cristian Aid. В то время мы работали в Заире, вернее там, что когда-то было Заиром, в американской неправительственной организации, оказывающей медицинскую помощь. Я отвечала за работу больницы на 250 коек в лагере для 350 тысяч беженцев из Руанды, который располагался в Мугунге, когда Cristian Aid предложила нам подать заявление на работу в Герате с тем, чтобы развернуть там офис и начать программы Cristian Aid. Нас порекомендовал Квентин Гогс, отец моего бывшего коллеги Тима Гогса, с которым мы вместе работали в "Халотраст" - британской неправительственной организации, занимающейся в Афганистане разминированием. Тим трагически погиб в 1992 году от ожогов, полученных при спасении двух своих коллег, подорвавшихся на противотанковой мине-ловушке.

Мы с мужем решили работать в Афганистане, так как он - афганец и по-прежнему очень предан своей стране и своему народу. Мы были очень рады, что представилась возможность осуществить эффективные проекты по развитию через местные афганские неправительственные организации (НПО).

- Насколько это возможно в стране, раздираемой внутренними конфликтами и гражданской войной?

- Несмотря на присутствие талибов, Cristian Aid удалось профинансировать и осуществить ряд программ, ориентированных на развитие и поддержку женщин через наших партнеров - афганские НПО. В Герате мы работали с девятью местными организациями, реализовав более 20 программ с бюджетом в 1,7 миллиона долларов. У Cristian Aid очень низкие накладные расходы. Затраты на административные нужды не должны превышать 10 процентов от общей стоимости программ. На обустройство полевого офиса предоставляется только 4 процента, это значит, что 96 процентов всего финансирования приходится на реализацию программ и расширение возможностей партнеров. У Cristian Aid нет бюрократического аппарата. Все сфокусировано на поддержке полевых офисов и партнеров по программам. Такой подход дает нам большие возможности для эффективного и творческого осуществления проектов в таких областях, как репродуктивное здоровье, обеспеченность едой и сельскохозяйственной продукцией, обучение навыкам земледелия, здоровье, кредиты и вклады, проекты по орошению и питьевой воде, перевод и издание пособий по здоровому образу жизни, обучение традиционному родовспоможению и трудовым навыкам. Наш полевой офис в Герате установил связи с Душанбе для формирования региональной сети с полевыми офисами Dutch Interchurch Aid (Голландская межцерковная помощь) в Бишкеке и Алматы. Обе организации финансируют программы друг друга, а также информируют друг друга о своих программах.

- Мы очень мало знаем о деятельности международного гуманитарного сообщества в Афганистане. Cristian Aid, одна из немногих организаций, работающих в этой стране?

- Напротив, Cristian Aid одна из многих организаций, работающих в Афганистане. Однако в то время, когда было принято решение открыть офис в западном Афганистане, там было очень мало НПО. Почти вся помощь базировалась на севере и востоке - в Кабуле, Джелалабаде, Мазари-Шарифе, Газни. Сейчас на западе Афганистана работает много неправительственных организаций. Здесь легче: меньше правительственного контроля за НПО и ограничений в отношении общения иностранцев с местными жителями. Cristian Aid действует в Афганистане, потому что это одна из самых бедных стран в мире. Она была такой даже перед войной, которая тянется уже более 20 лет, полностью разрушив даже ту элементарную инфраструктуру, которая существовала до войны. К тому же в Афганистане - один из самых высоких уровней детской и материнской смертности в мире и самая низкая продолжительность жизни (45 лет).

- Кейт, можно ли сказать, что присутствие международных организаций влияет каким-то образом на ситуацию в Афганистане?

- Международные организации в Афганистане подобны, как мы говорим, watch dog - сторожевой собаке для всех живущих там. Они могут и делают очень много для обеих конфликтующих сторон, чтобы привить уважение к человеческим правам. Наше присутствие внушает людям надежду, что они не забыты остальным миром, что их будущее благополучие для этого мира очень важно.

- Что на твой взгляд, взгляд человека, прожившего в Афганистане пять лет, является главной проблемой афганского народа?

- Вмешательство внешних сил во внутреннюю политику страны. Это привело к затянувшейся нестабильности и мрачным перспективам для молодого поколения, у которого нет возможности получить образование, стабильную работу, строить какие-то планы на будущее. Здесь нет никакого государственного органа для обеспечения функционирования основных служб. В большинстве домов нет водопроводов, электричества и элементарной санитарии. Поликлиники и больницы находятся в ужасном состоянии или просто отсутствуют, за исключением самого необходимого медицинского контроля в больших городах. Образование доступно только для мужчин, но и для них это не более чем бумажка, так как учебные заведения существуют формально. Они очень плохо оснащены и совсем не укомплектованы квалифицированными преподавателями. Подавляющее большинство афганцев не грамотно, а нынешнее поколение девочек растет в абсолютном невежестве. Это очень печально, потому что самое лучшее, что есть в Афганистане - это люди. Именно поэтому, кто хоть однажды работал в Афганистане, возвращается сюда снова и снова, несмотря на все проблемы и запреты, с которыми сталкивался, живя в таком изолированном и несвободном окружении. Афганцы гостеприимны, добры, всегда готовы оказать поддержку и помощь. В этом они очень похожи на таджиков. Однако, тотальный контроль над моралью и поведением оказывает на психику людей пагубное воздействие. Происходит полное духовное истощение личности, когда человек хочет казаться и пытается жить по недостижимо высоким стандартам "правильной морали". В итоге это приводит к тому, что многие становятся ужасными лицемерами, а ханжество превращается в основу характера. Это для меня самый трудный аспект работы в Афганистане, гораздо в большей степени, чем другие ограничения.

- Какие это ограничения, в чем они выражаются?

- И иностранцы, и афганцы должны уважать и исполнять требования ислама. Это означает строгое разделение полов, а также много других досадных неприятностей. У Малийских мусульман-туарегов есть пословица: "женщины - для глаз и сердца, не только для постели". Тот, кто никогда не жил в условиях строгого разделения полов, никогда не поймет, сколь необходимо личное и профессиональное общение с людьми противоположного пола для психического здоровья. Мужчины-иностранцы, живущие в Афганистане, наиболее болезненно из всех ограничений переносят полное отсутствие женщин в жизни, отсутствие возможности просто видеть женские лица, разговаривать или работать с ними. Эта особенно заметно сейчас, потому что женщинам запрещается трудиться за пределами дома, за исключением медицинских проектов. Я тоже постоянно думаю о том, что должна контролировать свои эмоции, скрывать взгляды по тем вопросам, которые отличаются от общих культурных норм или мнений властей. Для меня это очень трудно, потому что по природе я экстраверт и откровенна в своих высказываниях. После пяти лет жизни в Афганистане у меня выработалось глубокое понимание и уважение к различиям наших культур. По крайней мере, я могу понять мотивы, что является уже первым шагом в преодолении враждебности и подозрительности между людьми.

- Кейт, что было самым запоминающимся и, может быть, самым опасным в твоей афганской жизни?

- Наиболее памятным событием во время моего пребывания в Афганистане было, конечно, мое замужество в 1993 году. Мы работали вместе в международном НПО и познакомились в поле. Мы должны были сохранять наши отношения в глубоком секрете, так как это было недопустимо в такой среде. Сам факт сокрытия наших отношений, был ужасен, как и то, что несколько человек, которые знали о них, были против. Однако после того как мы поженились, те же люди первыми поддержали меня, так как через замужество я присоединилась к ним. Это было очень трогательно. В Англии или Америке люди не очень охотно принимают иностранцев в свой круг.

Что касается опасностей - они есть везде. Я никогда не боялась за свою жизнь в Афганистане, всегда чувствовала, что защищена людьми, окружающими меня. Это часть их культуры и религии - уважать гостей и женщин в своей стране. Даже в августе прошлого года, когда Америка бомбила Афганистан, и мы все были поспешно эвакуированы, мне лично опасность не грозила и, по иронии, реакция в Пакистане, куда нас вывезли, как в более безопасное место, была гораздо более враждебной. Несколько афганских коллег и друзей, которые не знали, что я была эвакуирована, приехали в офис и предложили спрятаться у них дома или вывезти из страны, завернув в бурку. Несмотря на многочисленные ограничения, талибы все-таки обеспечивали в Афганистане безопасность. Им удалось в значительной степени разоружить народ и сделать возможным свободное передвижение в Афганистане - впервые после долгих лет анархии, наступивших с падением коммунистического режима в Кабуле в апреле 1992 года. Иногда, конечно, сталкиваешься с опасностью - это часть моей работы, но, скорее, не закономерность, а случайность. Бывают и курьезные случаи.

Например, в 1992 году я ехала в Пакистан и остановилась в Хосте на ночевку. Там же находились сотни моджахедов, готовящихся идти воевать в Кабул. Комнат не было, обстановка накалена. Я вынуждена была спать на крыше чайханы с двумя сопровождающими меня мужчинами-афганцами. Мы присоединились к группе вооруженных до зубов моджахедов, но все они очень вежливо отвернулись из уважения к чадре и не обращали внимание на нашу странную группу. Я только что закончила одну из тяжелейших миссий внутри страны и к ее окончанию страдала бессонницей, а когда засыпала, меня мучили кошмары, я кричала и иногда даже ходила во сне. Я забылась в тревожном сне и мне приснилось, будто бы я сплю, а один из моджахедов поднялся и украл у меня деньги. Во сне я догнала его и залепила пощечину, требуя вернуть деньги. Самое ужасное было то, что я сделала это на самом деле. Бедный моджахед проснулся, вскрикнув, в испуге и этот звук заставил и меня проснуться. Он в отчаянии потянулся за автоматом, который, по счастью, стоял в некотором отдалении. Я была в шоке и даже не могла говорить. Два моих компаньона проснулись и бросились на мою защиту, подумав, что группа моджахедов хотела похитить меня. Начался хаос: все вопили, кричали, щелкали затворами автоматов. Ситуация ужасная. Моджахеды были уверены, что они только что пресекли попытку убийства, и все их оружие было направлено на нас. Я осознала, что мы сейчас умрем, и подумала о своей семье, которая никогда не сможет понять - почему я была застрелена на крыше чайханы в Афганистане. Но, как видишь, этого не произошло. Как говорят сами афганцы, по воле Аллаха. В тот момент наступило время священного намаза и после недолгого колебания, что же сделать сначала - застрелить меня или помолиться - правоверный моджахед выбрал последнее. Остальные, включая моих спутников, присоединились к нему. И с невероятным чувством облегчения и благодарности я поняла, что спасена.

- Можно сказать, что афганская эпопея завершена и теперь начался таджикский период в твоей жизни? Ты так быстро включилась в наши проблемы, в наше нпо-шное сообщество, будто прожила эти пять лет здесь, а не в Афганистане.

- Это потому, что, как я уже говорила, люди в Афганистане и Таджикистане по характеру похожи. Но в остальном Таджикистан был для меня большим откровением. Мой первый приезд сюда состоялся в 1994-1995 годах. В то время я работала в американской НПО, оказывающей медицинскую помощь в передвижных клиниках, которые обслуживали беженцев из Афганистана в Таджикистане - Шартузском и Кабодиенском районах. Я училась в американской школе, и у меня было очень много предрассудков относительно "русских". Я была очень невежественна. Думала, что весь Советский Союз состоит из русских. От моего первого приезда в Таджикистан остались три вещи, которые помню до сих пор. Они открыли мне глаза на пропаганду, которая питала сознание всех в течение холодной войны в Америке. Мне кажется, что человек не до конца осознает, как прочно оседает в нем то, чему учили в детстве и что было государственной политикой до тех пор, пока он не выезжает за пределы этого государства и не обнаруживает то, что принималось им как безусловная и абсолютная истина, вовсе таковой не является. Это становится большим потрясением и сильно влияет на последующую жизнь человека.

В 1994-1995 годах российская 201-ая мотострелковая дивизия базировалась в Душанбе. Многие из офицеров этой дивизии прежде воевали в Афганистане. Мне было очень трудно находиться среди них, потому что я люблю Афганистан и все его беды воспринимаю как свои. Большинство солдат - мои ровесники. Они были сбиты с толку постоянно меняющейся политической обстановкой, в которой оказались, одинокие и оторванные от дома. Они старались относиться ко мне дружественно, но я не могла ответить им тем же, потому что считала их ответственными за войну в Афганистане. Однажды один из них сказал: "По вашим глазам вижу, что вы обвиняете нас во всем, что случилось в Афганистане, но вы не правы. Просто, это - наш Вьетнам". Я впервые услышала такое, и это произвело очень сильное впечатление. Постепенно начала видеть в этих солдатах не захватчиков, а жертвы, которыми они в действительности и были. Другой случай, еще больше шокировал меня - когда наши больные и моя таджикская команда сказали, как сильно они скучают по старым добрым временам. Я даже не могла поверить, что они говорят серьезно, и непроизвольно воскликнула: "Но вы ведь сейчас свободны! Вы можете ехать куда угодно и делать все, что захотите". Они ответили: "Раньше мы, действительно, были свободны. Мы могли поехать куда мы хотели в Советском Союзе. И никто не спрашивал - кто мы. Мы были братья. А вот сейчас не можем поехать никуда". Всю жизнь меня учили, что Советский Союз был тюрьмой, а советские люди - пленниками.

И третий случай "добил" меня: однажды вечером мой таджикский коллега рассказал мне об уроках гражданской обороны, которые проводились в школах, на предприятиях и в учреждениях как подготовка против атомной бомбы, которую президент Рейган готовился бросить на советский народ. С молоком матери все американцы впитывают, как абсолютную истину, чувство, что они - "отличные парни" и "спасители мира". Я помню, что в Тэконе, Аризоне, где я росла, было множество убежищ, построенных на случай ядерной атаки русских. В школе у нас был конкурс на лучшее сочинение на тему: "Гибель человечества в ядерном пожаре, разожженном Империей Зла". Все, что я узнала, полностью выбило меня из колеи: я увидела то же самое, но в зеркальном отражении - с другой стороны.

С тех пор Таджикистан стал и остается для меня настоящей школой жизни. Прошлой осенью, когда меня эвакуировали из Афганистана, я приехала в Таджикистан на шесть недель для того, чтобы начать здесь проекты Cristian Aid. Когда я познакомилась с русскими "таджиками" - этническими русскими, украинцами, армянами и другими, так называемыми русскоязычными гражданами Таджикистана - даже самые последние закоренелые остатки моих предрассудков навсегда покинули меня. У меня здесь появились настоящие друзья, а Таджикистан стал для меня вторым домом.

Нынешней весной я вновь присоединилась к моим таджикским коллегам, с которыми начинала в 1994-1995 годах, вернулась в места наших прежних проектов в окрестностях Кабодиена и Шартуза. Я увидела, что все дома восстановлены, процветает частное предпринимательство и, несмотря на все проблемы, люди пришли к согласию, и сохраняют надежду на лучшее будущее. Это как раз то, чего нет в Афганистане. Таджики учатся выживать самостоятельно, брать на себя ответственность за свою жизнь. Я вижу, что жизнь в стране, действительно, значительно улучшилась по сравнению с тем, что было четыре года назад. Я просто получаю удовольствие, работая с такими партнерами как здесь. Они по-настоящему преданы своему делу, не считаются со временем и затратами, чтобы облегчить трудности переходного периода.

В Таджикистане Cristian Aid работает с шестью местными неправительственными организациями: ассоциацией "Одамият" - помощь пенсионерам и лоббирование их интересов, молодежным экоцентром - тренинги для молодежи и учителей по экологии, гражданскому праву, демократии и законодательству, "Мехрангез" - женская организация, образованная сельскими женщинами, которая занимается пошивом национальной одежды, кредитными и доходоприносящими программами в Бохтаре. Бохтарский проект "Здоровье женщин" - это инициатива сельских женщин, направленная на укрепление их здоровья через обучение их правам, основам знаний по репродуктивному здоровью и другим проблемам; проект "Айнинский Заповедник" - это неправительственная организация, занимающаяся программами по увеличению доходов и сохранению Фанского парка через развитие туризма; научно-педагогическое общество экологов - природоохранное НПО, которое обучает детей из неблагополучных семей в Бохтаре, Куйбышеве и Душанбе основам экологического сознания.

Сейчас я закончила программы Cristian Aid в Афганистане и, благодаря предоставленной мне государственной стипендии Великобритании, этой осенью планирую завершить свое образование и получить диплом Высшей Лондонской Школы Гигиены и Тропической Медицины. Я обратилась с просьбой в Cristian Aid на время своей учебы остаться консультантом по программам в Таджикистане, и все мои дальнейшие планы связаны этой страной. Я планирую открыть в Душанбе офис Cristian Aid, также как это когда-то было в Афганистане. Это можно будет осуществить, если доноры узнают о Таджикистане как можно больше. О том, что он очень нуждается в их поддержке, и о том высоком потенциале, который есть у местных неправительственных организаций.

Беседу вела Элла Рязанова

г.Душанбе

(Материал предоставлен редакцией журнала "Вестник благотворительности – Таджикистан")

ДОСЬЕ "ВБ"

Кейт Страуб родилась в 1966 году в Англии.

Школьные годы провела в (США штат Аризона).

Успешно закончила медицинский колледж в Англии по специальности "медсестра-акушерка".

Большая часть профессиональной карьеры связана с работой в международных гуманитарных организациях в развивающихся странах.

1991 - 93 годы - работает в Афганистане, в полевом госпитале для беженцев из Таджикистана.

1993 - 96 годы - работает в Американской неправительственной организации в Заире, в полевом госпитале в Мугунге. Там же - встречается с будущим супругом - сотрудником этой же организации, афганцем по происхождению.

1997 – 99 годы работает в Cristian Aid координатором по развитию программ фонда в Афганистане и Таджикистане.

СПРАВКА "ВБ"

Cristian Aid (Христианская помощь) – британская, донорская, не миссионерская, не религиозная организация. Центральный офис находится в Лондоне. Создана в 1940 году после второй мировой войны церквями Британии и Ирландии для помощи беженцам и внутренним переселенцам в Европе.

Миссия Cristian Aid - помощь беднейшим из бедных, независимо от их политических взглядов, вероисповеданий или национальности.

В настоящее время осуществляет свои программы в более 60 разных странах.

Стратегия Cristian Aid строится на понимании того, что люди всегда знают лучше, как помочь самим себе, поэтому программы фонда реализуются на базе партнерских, местных неправительственных организаций через техническую помощь, укрепление их возможностей, обучение и финансирование.

Собственные полевые офисы фонда разворачиваются только там, где имеет место тотальное разрушение инфраструктуры, например, Демократическая Республика Конго, Афганистане, Гаити, Руанде, Бурунди и столице Кении (как базе для работы в Южном Судане и Сомали).

Доноры Cristian Aid - это церкви Британии, Ирландии, Голландии, Финская Межцерковная помощь, правительство Великобритании, Фонд принцессы Дианы и многие другие.