Из декларации о доходах:
На зарплату депутата содержит жену и дочь.
Квартира кооперативная, машины и дачи не имеет.
Международную Нюрнбергскую премию по правам человека передал на нужды
малоимущих.
Досье ¤ВБ¤
Родился в 1943 г. Русский. Православный. Женат. Имеет дочь.
1966 г. - окончил факультет журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова.
1966 - 1974 гг. - работал в газете ¤Комсомольская правда¤.
Ушел из редакции, выражая протест против политики редколлегии, выступившей
с осуждением А.И.Солженицына.
1974 - 1978 гг. - член редколлегии и завотделом публицистики журнала
¤Советский экран¤.
В 1975 г. познакомился с А.Д.Cахаровым и включился в правозащитное
движение.
1978 г. - за участие в деятельности Комитета защиты прав верующих уволен
из редакции, лишен возможности работать в прессе.
1978 - 1985 гг. - плотник, маляр, пожарный в театре на Таганке, корректор
издательства ¤Медицина¤.
Продолжает заниматься правозащитной деятельностью, организует помощь
политзаключенным и их семьям, работает в Фонде А.И.Cолженицына.
1985 - 1988 гг. - редактор издательства ¤Медицина¤.
1989 г. - редактор журнала ¤Знание - сила¤.
1990 г. - депутат Моссовета, Председатель Комиссии по свободе совести,
вероисповеданиям, милосердию, благотворительности и правам человека.
1993 г. по настоящее время - депутат Государственной думы РФ (блок
¤Явлинский-Болдырев-Лукин). Автор Федерального закона ¤О благотворительной
деятельности и благотворительных организациях¤.
Валерий Борщев, заместитель председателя Комитета по делам общественных
объединений и религиозных организаций Государственной думы РФ, председатель
Палаты по правам человека Политико-консультативного совета при Президенте
РФ, председатель благотворительного фонда ¤Социальное партнерство¤ дал
интервью главному редактору ¤Вестника благотворительности¤ Олегу Сестренскому.
- Валерий Васильевич, сейчас все говорят о кризисе и живут им. Каким образом Вы, действующий политик, оцениваете влияние кризиса на взаимоотношения государства и общества?
- Кризис в очередной раз продемонстрировал полную неспособность государства защитить людей от бед и обеспечить им достойный уровень жизни, который они заслуживают. И вновь встает вопрос: кто в принципе может это сделать?
В развитых странах многие права на реализацию программ социальной помощи государство делегирует общественным, в том числе благотворительным организациям. Они не связаны с экономикой в той же степени, что и государственные учреждения, поэтому в период кризиса их положение более выигрышно. Им удается сохранять структуры даже при коллапсе банковских систем. Намного меньше поступает пожертвований, но у этих организаций всегда есть возможность помогать людям. Таким образом, нашему государству ничего не остается, как обратиться за поддержкой к благотворителям.
- Фонд, которым Вы руководите, тоже, наверное, пережил нелегкие дни? Чем он занимался?
- Мы не смогли, например, провести ежегодную акцию ко Дню пожилого человека - дарители не выполнили свои обещания. Но cвою деятельность фонд не свернул. Никто из банков и фирм от своих обязательств не отказался. Они знают нас как надежного партнера и говорят: подождите, все утрясется, ситуация прояснится и все встанет на свои места. Но мы решили не ждать и выступили с новой инициативой. Коль скоро сейчас всем тяжело, необходимо объединение - благотворительных организаций, коммерческих, государственных. Родилась хорошая идея создать в округе, где мы находимся, своего рода Попечительский совет, в который войдут представители трех секторов. Неслучайно наш фонд называется ¤Социальное партнерство¤.
Кризис должен подтолкнуть государство к осознанию одной простой вещи: некоммерческий благотворительный сектор - это его опора, его партнер, причем очень нужный и выгодный. Мы ведь тоже занимаемся разработкой и реализацией антикризисной программы. Она предусматривает оказание не только экстренной гуманитарной помощи. Например, помогает найти работу. В течение многих лет ¤Социальное партнерство¤ тесно сотрудничает с Национальным кадровым агентством. В свое время мы проводили ярмарки занятости, которые посетили в течение года более 1 тыс. человек. Одна третья часть из них трудоустроилась. В какой-то момент к ¤общественным¤ ярмаркам приревновал департамент занятости. Но, а мы в чем виноваты? И департамент занятости занимается хорошим делом, и национальное кадровое агентство. Используя наш опыт поиска рабочих мест, опыт департамента занятости, предпринимателей будем сообща искать выход из положения. Антикризисная программа предполагает разные варианты. Допустим, какие-то предприятия находятся на грани развала. Во фракции ¤Яблоко¤, в которую я вхожу, много талантливых экономистов. Фонд готов обратиться во фракцию от имени какого-либо предприятия и попросить направить туда консультанта для разрешения кризисной ситуации. То есть некоммерческая организация, как таковая, может выступать не только как даритель гуманитарной помощи, но и как посредник в поиске специалистов. Если мы объединим усилия, это позволит нам выйти из кризиса с наименьшими потерями.
- На мой взгляд, кризис заставил многих лидеров общественных движений задуматься о другом не менее важном аспекте сотрудничества - с политиками и партиями. Раньше некоммерческий сектор придерживался принципа ¤невмешательства¤ в дела сильных мира сего. Стоит ли продолжать отстаивать этот принцип, если общество требует более решительных действий? И с кем, по Вашему мнению, следует объединяться?
- Когда речь идет о политике, то, по закону, наши общественные организации, в том числе и фонды, не должны участвовать в избирательных кампаниях. В этой сфере cотрудничество исключено. Но если общественные организации оказывают поддержку политическим силам, деятельность которых направлена на становление гражданского общества, это никак не противоречит закону. Так как при проведении именно такой политики возможны свободные инициативы граждан. Я знаю депутатов, предлагающих исключить благотворительное движение из жизни общества и оставить только государственные структуры. Это те политики, которые противостоят построению гражданского общества. И подготовленный правительством новый Налоговый кодекс - тревожный сигнал, свидетельствующий о начале полномасштабной кампании против НКО.
На заседании Политико-консультативного совета при Президенте я постарался это доказать. Меня поддержали авторитетные члены совета, в частности, Гавриил Попов, и теперь в общей части Налогового кодекса многие мои поправки были приняты. Это была не только моя личная победа. Я отстаивал позицию многочисленных благотворительных организаций, а также Ассоциации российских банков, Торгово-промышленной палаты. Конечно, в столь критической ситуации благотворительные организации должны поддерживать людей, защищающих их интересы, будь то в парламенте или в правительстве.
- Охотно ли сами политические партии идут на контакты с некоммерческим сектором и откликаются на предложения о сотрудничестве?
- Лидер ¤Яблока¤ Григорий Явлинский недвусмысленно заявил, что, помимо экономических преобразований, для партии приоритетом являются и защита прав человека, и построение гражданского общества. Я рад, что мои коллеги по фракции выделяют эти идеи среди прочих. В программах других партий об этом так четко и ясно не говорится.
- Что для Вас гражданское общество в России? Есть ли оно на самом деле?
- Диагноз будет историческим. Пусть это прозвучит парадоксально, но я считаю, что гражданское общество в России было всегда. Я часто вспоминаю времена диссидентства. Сколько нас было? Пятьсот человек, тысяча, не больше. Вокруг каждого были люди, которые шли на политические процессы, кого били в подъездах КГБ, как меня в свое время. Каждый имел тайных соратников. Я, например, состоял в фонде Солженицына, который был создан на гонорар за ¤Архипелаг Гулаг¤. Помогали политзаключенным. Переправлять книги и продукты из-за границы было невозможно, поэтому мы сами занимались такой помощью здесь. Я выезжал на станцию Чусовая к лагерям, там ждали свои люди, в том числе и охранники, через которых мы делали передачи. Но дело не только в этом: многие приносили на квартиру подруги нашей семьи Флоры Томашевской тушенку, гречку, деньги для заключенных. Это и было гражданское общество. Не каждый мог выйти на Красную площадь и протестовать против ввода войск в Чехословакию. Не каждый мог подписать письмо против ареста того или иного деятеля. Некоторые, например, приносили мне деньги, но предупреждали: ¤Ты только, ради Бога, меня не называй¤. Но у людей была потребность противостоять властям. Пусть тайная, но от этого она не была менее значительной. То есть в советском обществе сформировалась прослойка людей, которая держалась нравственной позиции отличной от той, что диктовал режим.
Мне не удалось избежать ситуации выбора. Почему я совершенно сознательно ушел из редакции, работал маляром, плотником и очень горжусь тем, что в трудовой книжке написано - завотделом, член редколлегии, а рядом - пожарный в театре на Таганке. Я такой путь выбрал сам. Но это вовсе не означало, что его должны были выбрать все. Кто-то оставался на своих местах, в том числе и мои коллеги-журналисты. Они помогали, чем могли. Понимаете, это сообщество, эта атмосфера и есть гражданское общество. А уж сами правозащитники, или как их называли диссиденты (я не очень люблю это слово), действительно утверждали иные нравственные принципы. Они показывали, что жить можно иначе.
- Чем же атмосфера современного гражданского общества или, проще скажем, гражданского сектора отличается от тогдашней?
- Тогда гражданское общество было неформальным. Человеку, совершившему подлый поступок, не подавали руки. Это тоже проявление принципов гражданского общества. В Центральный Доме литераторов можно было стать свидетелем того, как все отворачиваются от человека, выступившего в прессе c нападками на Солженицына или Сахарова. Это тоже была реакция общества. Может быть, таких случаев было не много, но дело не в количестве, а в качестве.
В те времена гражданское общество не было социально структурировано. Хотя в правозащитном движении, как и сейчас, существовали разные направления. Я защищал права верующих, занимался благотворительностью, друзья - проблемой карательной психиатрии, условиями содержания заключенных, вопросами эмиграции и т.д. Кстати, очень характерно, что люди, объединенные некой единой нравственной позицией, придерживались разных мировоззрений. Я, например, не был сторонником эмиграции, и хотя КГБ передавало несколько раз, что ¤если он хочет уехать, оформим в течение дня¤, я не желал уезжать. Но признавал право других людей думать так и как мог помогал им. Например, моему другу Саше Парицкому. Мы с ним много говорили о религии. Он стал верующим, принял иудаизм. Потом в воспоминаниях писал: ¤Но должен признать, что к вере меня привели христиане¤. Даже такие парадоксы: мы оказались в разных конфессиях, разные религии исповедуем...
- Валерий Васильевич, Вы изначально готовили себя к нравственному подвижничеству и знали, к каким последствиям это может привести. Что Вам помогало?
- Мне помогала вера. Вера моя - христианская, православная. Ибо что для меня лично было самым мучительным? Я не боялся остаться без денег или попасть в тюрьму. Самым страшным было лишиться профессии. Это как в музыке: ты должен постоянно культивировать в себе шестое чувство, чтобы быть профессионалом. Как только оно утрачивается, ты уже работать не можешь. Это невосполнимо. Тогда для меня наcтупили самые мучительные дни. Тогда я начал задумываться, а что есть на самом деле личность? Понимаете, мы всегда думали и думаем до сих пор, что самое главное проявление личности - профессиональное. Вот недавно в одном опросе спрашивали: ¤Кто вы?¤, и люди отвечали: ¤Я инженер¤, ¤я преподаватель¤. И только одна женщина сказала: ¤Я жена военного¤. Человек может реализовывать себя по-разному. Например, как глава большой семьи. Как в песне у Окуджавы - ¤он хороший друг¤. Это тоже проявление личности. Понимаете?
Был такой святой Иоанн Дамаскин, который произвел на меня сильное впечатление.
Очень яркая личность, талантливый философ, поэт. Однажды он хотел уйти
в монастырь, его долго туда не принимали. И вот он снова пришел в монастырь,
и ему сказали: хорошо, мы тебя возьмем, но при условии, если ты не будешь
брать в руки перо и не напишешь ни одной строчки. Когда умер его друг,
он написал чин отпевания, который мы сейчас совершаем. И за нарушение обещания
его хотели изгнать из монастыря. Но все, правда, благополучно закончилось...
Оказывается, для реализации себя, как личности, иногда может быть гораздо
полезнее не раскрывать свой профессиональный талант. Полезнее для души,
духовного становления - помолчать.
Тогда я понял, что не страшно потерять профессию, принцип самодостаточности
личности гораздо важнее. От него приходишь к принципу независимости
от идеологии государства, и, честно говоря, общественного мнения. Этот
приницип исповедовали многие мои друзья, которые не были верующими, но
основа была все-таки религиозная. Я знал, что меня ждет лагерь, что я не
увижу краха коммунистического режима, но то, что это когда-нибудь произойдет,
не вызывало сомнений. Александр Исаевич в своем письме призвал к нравственной
революции. Это был единственный путь. И вот эта убежденность, что бороться
со злом можно не террором, а нравственным противостоянием, оказалась верной.
Собственно, наличие таких людей во многом определило изменения, которые
наступили в конце 80-х - начале 90-х годов.
- И все-таки, поясните, пожалуйста. Говоря о политике, Вы не скрываете своих религиозных предпочтений. Такая вот смесь получается - веры и политики. Нет ли тут противоречия?
- Действительно, в общественном сознании бытует стереотип - ¤политика грязное дело¤. Я всегда выступаю против этого. Блаженный Августин когда-то писал: ¤Что есть государство без справедливости? Банда разбойников¤. Всякое государство, лишенное нравственной идеи, равно как и всякая политика, даст нам разбойников. Собственно, мы и имеем сегодня во власти обилие криминальных элементов. Мы видим, что в политике используются методы тех самых разбойников, о которых говорил Блаженный Августин. Нормально это? Нет.
Однако не только в мировой истории, но и в истории российской можно найти достаточно примеров, когда политики выступали с нравственных позиций. Что заставляло Елизавету Петровну заявлять: если она взойдет на престол, отменит смертную казнь? Никакие социальные причины ее не заставляли. Это были чисто нравственные, религиозные мотивы. И смертная казнь была отменена. В то время как в Европе на улицах Парижа рубили головы. Что заставило Александра II стукнуть кулаком по столу, чтобы преодолеть сопротивление противников крестьянской реформы? ¤Я так хочу!¤. Нравственная позиция. То же самое - судебная реформа. Религиозные философы, Бердяев и другие, вынашивали идею христианской демократии, пытались соединить христианство и политику. То есть, можно привести примеры политиков, для которых была важна нравственная идея. А потом мне повезло: я общался с Андреем Дмитриевичем Сахаровым, его политика строилась на реализации нравственных принципов. Нравственным было и движение диссидентов.
В своей политической жизни я стремлюсь утверждать христианские принципы. Почему занимаюсь благотворительностью? Почему выношу на обсуждения закон о моратории на смертную казнь? Почему отстаиваю проект закона об общественном контроле в местах заключения? Потому что есть страдающие люди, есть люди, от которых общество отвернулось. Поэтому я и занимаюсь прежде всего малоимущими, теми, кто находится в страждущем положении - в лагерях, тюрьмах...
- Вы уже много лет занимаетесь общественной деятельностью. Кто, на Ваш взгляд, в законодательной и исполнительной власти определяет политику гражданского общества?
- По большому счету, никто. В правительстве об этом всерьез не думают. В некоторых регионах - да. Пожалуй, только московское правительство осознало, что общественные движения - важный компонент государственного строительства. Был даже создан специальный департамент по связям с общественными организациями. Можно что-то подобное сказать о Питере, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге - и, пожалуй, все. Устойчивый некоммерческий сектор для российского правительства - пока еще нонсенс.
- Тем не менее, в одном из своих выступлений Вы назвали новый Налоговый кодекс актом агрессии со стороны государства против некоммерческого сектора. Не означает ли это, что осознанная политика все-таки существует? Кто же ее проводит?
- Я думаю, что и в Думе, и в правительстве есть силы, препятствующие реализации прав общественных организаций. Тот же самый замминистра финансов г-н Моторин был противником предоставления льгот благотворительным организациям, причем даже не понимал, что нужны не льготы как таковые, а иной режим деятельности.
Когда мы принимали закон о благотворительной деятельности, то набрали вначале немного голосов. Это была невероятная агрессия со стороны депутатов. Но шло время, и депутаты постепенно ¤оттаивали¤. Приходилось идти во фракции, убеждать, чуть ли не с каждым объясняться. Даже, казалось бы, моих единомышленников из фракции ¤Демократический выбор России¤ приходилось убеждать в необходимости поддержать закон.
- Для продвижения Ваших поправок в новый Налоговый кодекс была создана рабочая группа из представителей общественности. Как Вы думаете, эффективна была ее деятельность или нет?
- Если учесть, что большинство поправок, поданных от рабочей группы, были приняты, конечно же, эффект был. Не все они приняты в той редакции, которой нам хотелось, но в итоге были исключены пункты, которые дезавуировали законодательство и разрушали деятельность благотворительных организаций. Исчезли понятия ¤гуманитарная деятельность¤, ¤гуманитарная организация¤. Должен сказать, что Комитет по бюджету стал внимательно относиться к нашим поправкам и уже несколько раз его представители говорили: пусть ваши люди приходят, будем обсуждать дальше.
- Мне кажется, проблема Налогового кодекса была изначально связана с проектом закона о социальном заказе, который Вы тоже представляете...
- Да, это общая позиция - не давать самостоятельности общественным организациям. Взять их под жесткий контроль правительства, как это сейчас и происходит. Кому дать деньги, кому - не дать, какую деятельность признать правильной - какую неправильной. Вот, например, классический пример с беженцами. Не справляется Федеральная служба миграции с беженцами и никогда не справится! Так сколько пришлось спорить, что ФМС должна сотрудничать с общественными организациями...
- Сейчас из регионов едут в Москву перенимать опыт взаимодействия с властью. Первое, что им советуют - посетить Городской благотворительный совет, который возглавляет мэр. Не кажется ли Вам, что повсеместное введение в практику модели партнерства по типу ГБС может отрицательно сказаться на независимости общественных организаций? Где здесь ¤золотая середина¤?
- Это очень серьезная проблема. Наш федеральный закон, как Вы помните, предполагал создание советов именно в поддержку благотворительности... Советы, ¤соединенные¤ с властью, необходимы, но есть опасность групповщины, когда какая-то группа людей решает, кому оказать поддержку, кому нет.
- Как же этого избежать?
- Я думаю, подобные советы должны создаваться на базе реально существующего благотворительного движения. В чем минус москвичей? Я присутствовал на первом собрании, когда проходило как бы рейтинговое голосование по составу совета. Не конференция городских организаций решала, кто будет кандидатами, а городская дума. Такой вариант, в принципе, возможен, но гордума в этом случае должна дать четкие критерии отбора кандидатов. Иначе это всегда приводит к привилегиям. Так же как и со статусом городской благотворительной программы.
- Валерий Васильевич, я знаю, Вы уже давно заняты созданием нового Федерального совета в поддержку благотворительности. Чем он будет отличаться от того же ГБС?
- Федеральный совет не будет иметь полномочий в предоставлении льгот. Его главная задача - давать информацию правительству: какие организации существуют, чем они интересны. Допустим, я ручаюсь за какой-либо фонд. Мне известно, чем он занимается и занимается ли на самом деле. Поскольку мне дорого мое доброе имя, я не буду лоббировать интересы всех подряд, независимо от того, есть там мои друзья или нет. Совет должен быть консультативным органом, представляющим концепции развития благотворительности. Может он участвовать и в законотворчестве, через своих депутатов предлагать проекты законов, настаивать о внесении изменений в законодательство и проводить полезные предложения. Федеральный совет должен стать своеобразной лабораторией творческой мысли.
- В России - новое правительство. Cейчас оно разбирается с делами сугубо государственными. Как Вы думаете, когда наступит время для внимательного анализа ситуации в некоммерческом секторе?
- Не надо ждать, когда оно наступит. Мы сами должны прийти в правительство с нашими идеями и проектами, собрав свои силы. А они у нас, слава Богу, есть. Есть великолепные активисты, не просто энтузиасты, а профессионалы. Они умеют разговаривать на понятном правительству профессиональном языке. Это, например, доказала ¤битва¤ за закон о социальном заказе. Я уверен, мы ее выиграем, потому что аргументы оппонентов - беспочвенны. С нашей же стороны - серьезная и убедительная аргументация. Можно спорить о деталях, но то, что государственный социальный заказ необходим, очевидно. В отсутствие закона распределение финансов среди тех или иных общественных организаций происходит келейно. И это - порочная политика правительства. Когда можно будет провести открытый конкурс, мы высветим реальные силы в нашем благотворительном движении.
- Выйдет ли наша страна из вечного кризиса?
- Непременно выйдет. У нас будет нормальная страна.