Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»
За особые заслуги
Мчатся от Ленинграда на юг поезда. К лазоревым просторам южных морей — в Одессу и Мариуполь. К берегам Днепра — в Киев. В города Белоруссии — Минск и Витебск. К легендарным твердыням крепости-героя Бреста. Мелькают полустанки, разъезды. Но вот состав замедляет свой бег: станция со странным названием — Дно. Здесь пассажирские поезда стоят долго, уступая дорогу скорым и курьерским. Дно — крупный железнодорожный узел.
Гурьбой высыпают пассажиры на перрон. Чудесная панорама открывается перед их глазами: огромный лабиринт стальных путей и небольшой городок, утопающий в зелени яблоневых садов. Рядом со зданием вокзала в сквере, на специальном постаменте — мемориальная доска. Золотом горят слова:
«Здесь, на станции Дно,
в период временной немецко-фашистской
оккупации города
работала
руководитель подпольной группы
Герой Советского Союза
Анастасия Александровна Бисениек.
Мужественная патриотка зверски замучена
фашистскими палачами в октябре 1943 года.
Вечная память героям, отдавшим свою жизнь
за свободу и независимость нашей Родины»
Высокого звания Героя Советского Союза Анастасия Александровна Бисениек была удостоена за особые заслуги, в день, когда советский народ праздновал 20-летие своей победы над фашистской Германией.
На острие ножа
И до войны здесь все утопало в зелени. Дновцы гордились тополевым бульваром, обрамлявшим привокзальные постройки, нарядным и светлым Домом культуры и, конечно, прежде всего своим узлом, технически прекрасно оснащенным, с образцовым депо и другими железнодорожными предприятиями. В дновском депо ремонтировались сверхмощные паровозы. На путях было тесно от вагонов.
И вдруг ничего этого не стало. Опустели улицы, поникли тополя. Лишь в небе полыхали оранжево-черные полотнища огня и дыма. Горели склады. Их никто не тушил.
Случилось это 19 июля 1941 года, когда в город вкатились фашистские танки. Подмяв под себя фруктовые деревья и аккуратно выбеленные домики железнодорожников, машины, не останавливаясь, двинулись в сторону Ленинграда. А в городе наступила тишина, зловещая, жуткая...
Потянулась темная ночь оккупации. Она давила, угнетала советских людей. Но вот однажды женщины, шедшие по воду, увидели на заборе, к которому в первый день своего вторжения гитлеровцы пригвоздили штыками раненого красноармейца, белый листок. Столпившись, они прочли: врут оккупанты — Москва не взята; неколебимо стоит и Ленинград.
Подпольный райком партии призывал дновцев не покоряться врагу и помогать партизанам.
С тех пор листовки и советские газеты стали появляться в городе почти каждое воскресенье. Их находили на прилавках городского базара, у дверей домов, наклеенными поверх распоряжений оккупационных властей на досках объявлений. А потом — что ни день, то новая неприятность для гитлеровцев. В тендере паровоза, заправлявшегося на станции Дно, в пути взорвалась мина. Эшелон с вражеской техникой полетел под откос. Через несколько дней громыхнул взрыв на окраине города. Кто-то оставил мину замедленного действия на складе боеприпасов — полдня рвались снаряды. Не успели команды штрафников ликвидировать последствия этой диверсии, как над городом появился советский самолет. Летел он низко, ориентировался отлично и, словно на учении, точно сбросил бомбы на цель — на закрытые брезентом танки резервной части.
Нет, гестапо не обманывалось и не терялось в догадках. Гестаповцы хорошо понимали: в городе действует антифашистское подполье. Шпики и ищейки усиленно искали подпольщиков и связных — партизан из отряда «Дружный», развернувшего диверсионную деятельность вблизи стратегически важной железнодорожной магистрали. В руки следователей гестапо попадали иногда ниточки подпольной сети, но они почти сразу же обрывались благодаря мужеству и самоотверженности бойцов незримого фронта. Так, полевой жандармерии удалось захватить партизанского связного коммуниста Дмитрия Яковлева. В гестапо его подвергли мучительным пыткам, но ничего не добились.
Между тем нити подпольных групп, действовавших и в депо и в немецкой экономии в поселке Скугры, и в лагере военнопленных, и в некоторых учреждениях гитлеровцев, сходились в одно место. Им была квартира дновского сапожника Александра Финогенова. Десятки людей ежедневно навещали старика-балагура; часто заходили туда и гестаповские ищейки; но лишь очень узкий круг лиц знал, что старшая дочь сапожника Анастасия Бисениек связана с подпольным райкомом ВКП(б).
Возглавляли подпольный райком Василий Иванович Зиновьев и Матвей Иванович Тимохин. Зиновьев, в прошлом путиловский рабочий, до оккупации Дно был председателем райисполкома, а Тимохин — вторым секретарем райкома партии. Покидая город в числе последних его защитников, они-то и позаботились о создании ядра подпольной организации.
И подполье действовало. Даже в те трудные месяцы 1942 года, когда отряд «Дружный» покинул пределы своего района и Анастасия Александровна долгое время не получала вестей из леса.
У Бисениек были хорошие помощники: в депо — машинисты Капустин, Давыдов, Скриповский и Филюхин, в городе — Нина Карабанова и Зина Егорова, на селе — агроном Василий Лубков и учительница Евдокия Ивановна Иванова.
Железнодорожный узел Дно и прилегающий к нему район имели для гитлеровцев весьма важное значение. Отсюда уходили их эшелоны с резервными войсками к Ленинграду. На станции формировались тяжеловесные составы с горючим и боезапасом для частей 16-й немецкой армии. Вблизи Дно располагались крупные склады снарядов, продовольствия, фуража.
Уничтожать эти эшелоны и склады, помешать фашистам вливать свежие силы в армии, осаждавшие город Ленина, — такую первоочередную задачу ставил Ленинградский штаб партизанского движения перед 2-й партизанской бригадой, отрядом «Дружный» и другими партизанскими формированиями, действовавшими в районе Дно. В решении этой задачи помощь дновских подпольщиков была неоценимой. Коммунисты Валентин Эмма-нуилович Капустин, Федор Николаевич Давыдов и Сергей Александрович Скриповский удачно играли роль «дружков, пропивших совесть». Отличные машинисты, хорошо знакомые с местными условиями, они за короткий срок с помощью взрывчатки, полученной от Бисениек, подготовили на узле несколько «сюрпризов» оккупационным властям.
Искусно организовывал диверсии в депо и на железной дороге пятидесятилетний беспартийный мастер Иван Васильевич Филюхин. В прошлом машинист-наставник, подготовивший десятки паровозников, он был знаком с массой людей, от которых и черпал нужную информацию. На фашистов Филюхин «работал» с первых дней оккупации Дно, был чрезвычайно осторожен, и никто в городе, кроме Бисениек, не знал, что остался он в депо по заданию Тимохина и Зиновьева. Гитлеровцы охотно оставили авторитетного среди железнодорожников пожилого мастера на прежней должности инженера депо.
Разведывательные данные, добытые лично Бисениек и с помощью группы Капустина и Филюхина, отличались всегда исключительной точностью. Ими с успехом пользовались и авиаторы и партизаны. Так, в ноябре 1941 года отважная подпольщица передала запиской Зиновьеву: «В Дедовичах на запасных путях вторые сутки стоит под погрузкой эшелон. Охраняется очень строго. Встречайте завтра».
И бойцы «Дружного» устроили тяжеловесу, идущему под двойной тягой, «добрую» встречу. Несколько десятков вагонов и платформ, загруженных до отказа боевой техникой, были сброшены с путей взрывами партизанских мин. Группой смельчаков руководил Матвей Иванович Тимохин.
В этой операции участвовал старший сын Анастасии Александровны, Юра Бисениек. Юноша накануне войны окончил среднюю школу, храбро дрался в истребительном батальоне дновцев, одним из первых вступил в партизанский отряд «Дружный», был связным подпольного райкома партии.
Оккупационный режим в Дно отличался особой суровостью. За малейшее неповиновение фашистские власти грозили расстрелом. С наступлением темноты в городе прекращалось движение. Любой гитлеровец мог застрелить любого русского, появившегося вечером на улице. Части охранных войск и специальные карательные подразделения еженедельно прочесывали деревни, расположенные вблизи Дно. И все же посланцы Зиновьева и Тимохина попадали в город. Первым, кто получил от Анастасии Александровны ценные разведывательные сведения для партизан, был ее Юра. Дважды он приходил в город и проникал в родной дом. Четыре раза наведывалась из леса в Дно связная «Дружного» Александра Иванова. И тоже уходила в отряд, получив от Бисениек сведения о лагере военнопленных, о месте расположения складов, о численности гарнизона гитлеровцев.
Фашистское командование охраняло дновский аэродром так же тщательно, как и железнодорожный узел. Но и там глубокой осенью 1941 года начали действовать советские патриоты. Бисениек была связана с ними через Зину Егорову. Бесстрашная девушка помогла Анастасии Александровне наладить связь и с разведкой Красной Армии. К сожалению, эта сторона деятельности дновских подпольщиков еще до конца не раскрыта. Егорова унесла с собой в могилу (гестаповцы в 1943 году напали на след Зины и расстреляли ее) много тайн и имен патриотов, беззаветно помогавших Бисениек в сборе разведданных.
К распространению листовок и советских газет Анастасия Александровна привлекла и своих родных: отца, мать, сестру Евгению и даже 13-летнего сына Костю. Смышленый и смелый подросток не раз выполнял и более ответственные задания, проникая на пути, где стояли военные эшелоны. Часовые обращали мало внимания на мальчишку с корзинкой яблок. А потом удивлялись, когда у них под носом взрывались стрелки и взлетали на воздух паровозы.
В дни, когда велась тайная подготовка к прорыву блокады Ленинграда, Костя, став на лыжи, несколько часов в пургу «путался» в кустарнике вблизи железной дороги Витебск — Ленинград. Заходить в эту зону было запрещено под страхом расстрела на месте. Юный разведчик точно засек расположение зенитных батарей гитлеровцев. Спустя двое суток шесть вражеских орудий были подорваны советскими десантниками.
Анастасия Александровна Бисениек сама направила в эту разведку сына. Послала в логово врага, зная, что Костя у нее теперь единственный сын (Юра погиб в партизанском лагере от случайной пули). Не передать, что пережила она, всматриваясь в ожидании сына в окно, за которым завывала январская метель. А он вернулся разрумянившийся и веселый и говорил, говорил... Умолчал лишь об одном — о том, как попал под обстрел и чудом спасся от смерти.
... Январская гроза на берегах Невы, в результате которой была прорвана блокада Ленинграда, имела большой отзвук в тылах 16-й и 18-й немецких армий, стоявших разбойничьим лагерем у стен города-героя. На оккупированной территории Ленинградской области ярче запылало пламя партизанской борьбы. Дерзко рейдировала в безлесной части Псковщины бригада Германа. Славно начала свой боевой путь 5-я бригада ленинградских партизан. Усилили свои удары по коммуникациям врага и бойцы незримого фронта.
В начале 1943 года в Дновском районе неоднократно высаживались десантом с воздуха небольшие диверсионные отряды и разведывательные группы советских воинов. Бисениек понимала, сколь необходима им помощь местного населения. Она настойчиво ищет связи с десантниками и дважды устанавливает с ними контакты. По договоренности с командованием одного из десантных отрядов подпольная группа агронома Василия Луб-кова готовила совместный удар по гитлеровцам в Скуграх, где находилось одно из подразделений фашистских войск. После его разгрома предполагался уход в партизаны большой группы военнопленных, работавших в гитлеровской экономии. Но нашелся иуда — гестапо опередило подпольщиков. Лубков и его ближайшие помощники были схвачены.
Бисениек долгое время не вызывала подозрений у гестапо. В 1938 году она по ложному обвинению арестовывалась органами НКВД. Зная об аресте Анастасии Александровны, гитлеровцы и их прихвостни, предатели Скрыгин и Ризо, отнесли ее к разряду «обиженных Советской властью». Подпольщица умело пользовалась этим обстоятельством и действовала очень дерзко.
Поединок в гестапо
Почти два года находилась Бисениек на острие ножа. Даже когда гестапо расстреляло Капустина, Давыдова и Скриповского, и тогда ей удавалось передавать взрывчатку в депо и получать информацию о проходящих через Дно воинских эшелонах. После прорыва блокады Ленинграда гитлеровцы усилили шпионскую деятельность. Будь город побольше, может быть, и уцелела бы подпольщица, а в городке, где все жители на виду, трудно избежать провалов явочных квартир или отдельных лиц. Один из таких провалов и отдал Бисениек в руки врага.
Делом Бисениек вначале занимались представители абвера (армейская разведка немцев), затем арестованную перевели в город Порхов, в отделение СД. Начальник его фон Фогель, следователи Тимман и Тродлер были опытными шпионами и садистами высшей марки.
— Господа из абвера пишут, что эта русская баба — крепкий орешек, — сказал фон Фогель, листая страницы допроса Бисениек.
— Попробую волшебные палочки, — с мерзкой ухмылкой пообещал начальнику Тимман, — они заставляют говорить даже глухонемых.
И палач в военном мундире применил пытку электрической машинкой. К рукам жертвы были прикреплены небольшие металлические планки, опутанные проводами. Когда Тимман нажимал кнопку, жгучая боль пронизывала все тело истязуемой. Еще нажим — и она лишалась сознания. Следовала минута передышки. Монотонно, точно читая псалтырь, следователь задавал вопросы, и опять за молчание — страшные удары током.
Поседела Анастасия Александровна в ту жуткую августовскую ночь, но не дрогнула. Напрасно склонялся над нею Тимман, когда она впадала в забытье, и вкрадчиво шептал на ухо различные имена, прося:
— Позвать их? Это — друзья. Молчи, только кивни головой.
Бисениек не назвала ни имен, ни явок. Тогда ею занялся Тродлер. Оберштурмфюрер считал себя знатоком русских. Дав отдохнуть узнице, он вывез ее на машине в полночь на берег реки Шелони, снял кандалы и разрешил гулять, купаться, предложил роскошный ужин. Это тоже была пытка, в арсенале гестаповских средств «развязать язык» она называлась «пытка жаждой жизни».
Два часа недвижимо, точно окаменевшая, сидела узница у реки. Остекленевшим взглядом смотрела в ее небыстрые воды. А в голове теснились одно за другим воспоминания, мелькали прожитые годы. Нелегкими они были для Бисениек. Особенно десятилетие, проведенное в буржуазной Латвии.
Попала она туда в феврале 1923 года при весьма странных обстоятельствах: пересекла границу нелегально, на санях контрабандиста. На опрометчивый шаг толкнула любовь к сыну... Был у Насти Финогеновой любимый человек. Убили его белогвардейцы промозглой декабрьской ночью 1917 года на набережной Невы. Чуть с ума не сошла. Уехала к родным в Дно. Работала от темна до темна — думала в работе забыться. Многие предлагали руку и сердце красивой воспитательнице железнодорожного интерната. Отказывала Настя. Несколько лет ухаживал за ней беженец-латыш. Родные настояли — записались в загсе. Родился сын. А через несколько месяцев Федор Бисениек, не сказав ни слова жене, вместе с другими беженцами покинул Советскую Россию. Вот и метнулась за ним, в Латвию. Не хотела малыша Юрку без отца оставлять. Необдуманное решение дорого обошлось Насте. Где только не работала, чтобы прокормить сына! Что только не делала, пока не добилась возвращения на Родину!
Но светлое, радостное в ее жизни всегда побеждало темное, печальное. Так повелось с того незабываемого апрельского вечера бурного и мятежного семнадцатого года, когда молоденькая питерская швея Настенька Финогенова стояла у перрона Финляндского вокзала в ликующей толпе народа, встречавшей Владимира Ильича Ленина, возвращавшегося из эмиграции в Россию.
Заветное воспоминание помогло простой русской женщине выдержать последнюю пытку, с честью закончить поединок с матерыми гестаповцами. Она поднялась с камня успокоенной, а главное — вновь сильной. Это было второе дыхание, новый взлет ее души.
Когда, по мнению Тродлера, Бисениек почувствовала прелесть жизни, он стал склонять ее к измене. Гестаповец говорил:
— Я ценю ваше мужество. Разведчики должны понимать друг друга. Забудьте свое прошлое—начните новую жизнь. С сегодняшнего утра мы станем коллегами-друзьями.
Бисениек плюнула в лицо новоиспеченному «другу»...
Командование группы фашистских армий «Север» весной и летом 1943 года предприняло ряд мер для усиления оккупационного режима. В числе их было создание специального лагеря смерти вблизи города Порхова. Лагерь был расположен рядом с деревней Заполянье, в хозяйственных постройках бывшего совхоза «Полоное». Во всех немецких документах он значился под названием «Армейский воспитательный лагерь». Неофициально же сотрудники порховского отделения СД называли лагерь «хозяйством одноглазого дьявола» — по прозвищу, данному его начальнику.
Унтерштурмфюрер Гембек вполне заслужил эту кличку. Человек волчьей хватки, он люто ненавидел узников, привозимых к нему «на воспитание». На Восточном фронте в начале войны Гембек потерял глаз и с тех пор каждого русского считал своим личным врагом.
Штабы отделений СД Порхова, Дно, Дедовичей, Сольцов направляли в Заполянский лагерь смерти подпольщиков и разведчиков, которых не сломили пытки в застенках гестапо. Посылались в лагерь военнопленные, бежавшие из концлагерей и вновь попавшие в руки фашистских палачей. Содержалась там и небольшая группа подследственных, которых через день возили на допросы и пытки в Порхов к следователям гестапо Тродлеру, Тимману, Михельсону и Боссе.
Под стать себе Гембек подобрал и помощников. Ближайшими подручными в его кровавых делах были сорокатрехлетний немец Мартин Вилли, хозяйственный комендант лагеря, и переводчик по имени Сашка (фамилию предателя знал только Гембек), появившийся в Порхове невесть откуда в один из апрельских дней 1943 года. Оба — грубые, кровожадные, не люди — упыри.
И они убивали. За девять месяцев 1943 года, с марта по ноябрь, гестаповцы с помощью палачей Гембека расстреляли в Заполянье более 3 тысяч наших соотечественников. Большинство из них были юноши и девушки. Были и дети.
В Заполянском лагере смерти и провела последние дни своей жизни Анастасия Александровна Бисениек. Она прекрасно понимала, что обречена. Кое-кому из узников лагеря удавались дерзкие побеги. Рассчитывать на освобождение таким образом подпольщица не могла— пытки в Порхове окончательно надломили здоровье. Но и в нечеловеческих условиях «хозяйства одноглазого дьявола» Бисениек продолжала борьбу. Ее ободряющее слово и днем и ночью звучало у нар, где валялись избитые до полусмерти подручными Гембека юноши и девушки. Оказывая помощь несчастным, она учила их не радовать мучителей своими стонами. Ее слова «молчание тоже оружие» стали девизом многих.
Костя Бисениек разыскал мать. У колючей проволоки состоялась их последняя встреча. Сдерживая слезы, Анастасия Александровна говорила сыну:
— Знаю точно: на днях меня увезут...
Бисениек была расстреляна по приказу гестапо 13 октября 1943 года. Анастасия Александровна не выполнила приказа Гембека стать перед ямой на колени. Советская патриотка приняла смерть стоя. Последними словами ее были слова партийного гимна:
... Это есть наш последний И решительный бой...
А через несколько дней на месте расстрела Бисениек запылали огромные зловещие костры. По приказу Гиммлера порховское СД уничтожало следы злодеяний: сжигались останки жертв, лагерь в Заполянье ликвидировался.
Почти неделю ни одна живая душа не появлялась на месте бывшего лагеря смерти. Лишь резкий осенний ветер кружил мертвые листья с высохших деревьев...
Впервые я попал в Заполянье зимой. От околицы деревни мы шли, проваливаясь по колено в снег. На запорошенной дороге высились исковерканные снарядами деревья, справа виднелся полуразрушенный сарай, впереди— снежная равнина.
На небольшом бугорке что-то алело. Подойдя ближе, я увидел букетик роз. Мороз уже прихватил зеленые лепестки, но сами цветы были еще пунцовыми — точно капли крови, просочившиеся сквозь белую марлевую повязку.
— Здесь, сынок, всегда цветы: и в метель, и в осеннюю непогоду, — тихо сказал мой спутник, один из заполянских старожилов.
... Розы на снегу. Они лежали там, где, по рассказам очевидцев, была расстреляна Анастасия Александровна Бисениек, откуда навстречу пулям фашистских палачей летели гордые, неукротимые слова «Интернационала».
