Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»
Пламенное сердце
На бывшей Комаровке, где еще недавно снесена последняя подслеповатая халупа старой окраины, высятся новые красивые дома и здания. Отсюда, прямо от центра одной из красивейших площадей столицы Белоруссии, берет начало самая молодая улица — улица Веры Хоружей.
И кажется, где-то на одной из будущих площадей встанет на гранитном пьедестале, в бронзе строгая, скромная, простая белорусская женщина, простирая руки вперед, — женщина, чье пламенное сердце, чья героическая жизнь отданы Родине, партии, народу вместе с последним ударом сердца, вместе с последним дыханием.
Бессмертна память о Вере Хоружей в сердце народа! Подвиг ее всегда будет служить примером для молодых поколений.
Детские годы ее прошли под грохот снарядов империалистической войны, и окончились они тогда, когда по улицам провинциального городка Мозыря, гулко отдаваясь острой болью в юном сердце, прогрохотали по булыжным мостовым кованые сапоги кайзеровских солдат. И тогда возникло у пятнадцатилетней Веры страстное желание стать в ряды тех, кто с оружием в руках грудью своей отстаивал святое дело революции, стать активным борцом за ее утверждение на земле родной Белоруссии.
Это желание привело ее в 1920 году в комсомол, а через год — в ряды партии.
Перед партийным собранием предстала девушка невысокого роста, ничем особым не приметная, с коротко остриженными пепельными волосами, со вздернутым носом, с живыми, умными, проницательными глазами. Немного смущаясь и краснея, она четко и коротко отвечала на вопросы коммунистов.
Несложна биография человека в восемнадцать лет. Вот она: родилась в 1903 году в городе Бобруйске, детство прошло в Мозыре, училась сначала в гимназии, потом в школе второй ступени, окончила ее в 1919 году. Работала батрачкой у кулаков. Потом стала сельской учительницей в Полесье. Вместе с комсомольскими отрядами ЧОН добровольно участвовала в боях против банд Булак-Булаховича. Работала сначала в Мозырском, потом в Бобруйском укоме комсомола заведующей политпросветотделом. Вот и все.
Коммунисты единогласно приняли Веру Хоружую в члены партии, зная, что за скромностью восемнадцатилетней комсомолки кроется пламенная душа патриотки, до конца преданной делу революции.
Безграничная вера в людей, блестящие организаторские способности, личное обаяние выдвинули Веру в ряды комсомольских вожаков тех лет.
По окончании совпартшколы она работает в ЦК комсомола Белоруссии. К этому же периоду относятся ее первые литературно-публицистические выступления в печати. Страстные и волнующие строки ее статей, полных молодого задора, воспринимались молодежью тех лет как боевой призыв к действию. Они обратили на себя внимание видных писателей того времени, дружба с которыми благотворно повлияла на развитие ее литературных способностей. Вскоре она становится редактором комсомольской газеты «Малады араты» («Молодой пахарь»).
Но недолго задержалась Вера Хоружая на этой работе. Все чаще и чаще приходили вести (а иногда и живые люди) из Западной Белоруссии, насильственно отторгнутой белопольскими оккупантами от Советской Белоруссии, о бесстрашной борьбе трудящихся на «Кресах всходних» против буржуазно-помещичьего угнетения, о славных делах молодой Компартии Западной Белоруссии (КПЗБ) и белорусских и украинских комсомольцев.
Всегда стремясь туда, где труднее, Вера Хоружая осталась верной себе и на этот раз. В начале 1924 года она исчезла из Минска. Долгое время мы ничего не знали о ее судьбе. И только в начале 1927 года стало известно о позорном для панской Польши «процессе тридцати одного» в Бресте и о Вере Хоружей, приговоренной за подпольную революционную деятельность, за принадлежность к Коммунистической партии к шести годам тюрьмы. Позже, во время «процесса ста тридцати трех» в Белостоке, Вера Хоружая была приговорена к восьми годам каторжного тюремного заключения.
Так пламенное сердце девушки-комсомолки привело ее туда, где непокоренный белорусский народ поднял знамя борьбы против польской буржуазии и помещиков за свое национальное и социальное освобождение. Так стала молодая коммунистка на трудный и опасный путь подпольщицы.
Вере Хоружей приходилось жить и действовать в особенно страшных условиях: полицейский террор в Западной Белоруссии был несравненно сильнее, чем в Польше, условия для конспиративной деятельности намного сложнее.
С первых месяцев своей деятельности в подполье она была секретарем ЦК комсомола Западной Белоруссии. Вскоре ее избрали в состав ЦК комсомола Польши и в ЦК Компартии Западной Белоруссии. Ее организаторская и политическая роль в широком движении революционных масс трудящихся и революционной молодежи, которое вопреки репрессиям росло с каждым днем в Западной Белоруссии, была огромна.
Приговор фашистского судилища, продолжавшегося с 10 по 17 января 1927 года, осужденные встретили пением «Интернационала», организовав в зале по инициативе Веры Хоружей политическую демонстрацию, которая была поддержана трудящимися Бреста за стенами суда.
Ни тяжелый приговор суда, ни жестокий тюремный режим не сломили волю Веры Хоружей. Она и за тюремными стенами продолжала борьбу, являясь членом партийного комитета тюрьмы.
В 1930 году Вера Хоружая была награждена орденом Трудового Красного Знамени за выдающиеся заслуги в революционном движении в Западной Белоруссии. Имя ее и подвиг во имя торжества коммунистической правды на земле волновали сердца молодого поколения всей Советской страны.
И когда в сентябре 1932 года по договоренности между правительствами СССР и Польши был произведен обмен политическими заключенными и Вера Хоружая вместе с другими прибыла в Минск, восторженная молодежь устроила ей огромную демонстрацию. Веру Хоружую буквально на руках вынесли из вагона. Ее пламенная речь на митинге вызвала бурю восторга, потрясла всех присутствующих.
С новой энергией приступает Вера Хоружая к работе: сначала в редакции подпольных изданий ЦК КПЗБ, затем уезжает в Казахстан, на Балхашстрой. А в 1939 году, после освобождения Западной Белоруссии и воссоединения белорусского народа в единую семью, она направляется в те места, где прошла ее молодость, где закалялась ее воля в революционной борьбе, где вместе с борющимся народом шла она тернистыми тропами подпольщицы-коммунистки навстречу вот этому долгожданному, радостному событию. Вера работает сначала в Телеханах в райкоме партии, потом в Пинске в обкоме партии.
Это было счастье. Счастье жить на освобожденной земле родной Белоруссии, среди свободного народа, за свободу которого столько принесено жертв. Счастье строить новую жизнь вместе с народом. Счастье ощущать локоть настоящего друга, любимого человека, сильного, понимающего, чем живет и бьется сердце твое. Таким был Сергей Гаврилович Корнилов, бывший военный летчик, работавший в Пинском горкоме партии, который стал другом и мужем Веры Хоружей.
Но недолго пришлось Вере Захаровне наслаждаться прелестью мирной спокойной жизни, почувствовать семейный уют, ласкать свою милую дочурку Аню и с материнским трепетом ожидать прихода нового человека.
22 июня, в первый же день войны, по Пинску, как и по другим западным городам, фашистской авиацией были нанесены воздушные удары.
— Ну что же, Вера, будем воевать! — сказал Сергей.
В тот же день они были в обкоме партии. Там встретились они со старым знакомым по западнобелорусскому подполью, партизаном гражданской войны и командиром артиллерийского дивизиона Интернациональной бригады в республиканской Испании Василием Захаровичем Коржем. Несколько фраз, которыми обменялись друзья, было достаточно, чтобы понять друг друга. Корж спешил к секретарю обкома. Вскоре он появился в приемной с разрешением на создание партизанского отряда. И первыми в списке этого отряда были Вера Хоружая и Сергей Корнилов.
Враг перешел границу. Было видно, что скоро начнутся бои за Пинск. Началась эвакуация города. Ввиду повреждения железнодорожных путей вражеской авиацией женщины, старики и дети отправлялись на восток на небольших барках по реке Пине, а дальше — по Припяти...
И вот стоит Вера на берегу реки, прощально машет рукой своей милой дочурке и матери, а у самой грустью налились глаза: что ждет их впереди? Доплывут ли? А что станется с теми, кто остался защищать город? Но раздумывать было некогда: враг уже недалеко. Вера, проводив семью, всецело отдалась организаторской работе. Она подбирала людей и направляла в горком партии. Вскоре партизанский отряд в шестьдесят человек во главе с Василием Коржем был готов к боевым действиям. Сергей Корнилов возглавил одну из боевых групп.
И враг испытал силу первых ударов партизан, которые вместе с воинами Красной Армии защищали город. На Логишинском тракте была остановлена танковая колонна гитлеровцев. Партизаны Чуклай и Соло-хин вместе со своим командиром Сергеем Корниловым подбили немецкий танк. Это был первый окрыляющий успех. Бои продолжались. Через несколько дней немецкое командование бросило на город кавалерийские части. Бой с ними произошел возле бывшего имения Заполье. Группа Корнилова выдвинулась вперед и заняла оборону. После первых залпов конники растерялись, но на помощь им из лесу мчались новые эскадроны. Наступление поддерживали артиллерия и минометы. Сергей Гаврилович Корнилов, отбивая атаки, сначала был ранен в плечо, вторая пуля ранила его в ногу, а третья пробила грудь. Когда поступила команда отходить, Корнилов был уже в бессознательном состоянии. Партизан Чуклай взвалил его на спину и пополз. Нордман и Беркович отстреливались от вражеских автоматчиков, которые наседали со всех сторон.
Спасти мужа Веры Захаровны не удалось. Когда партизаны вышли в безопасное место, он был уже мертв.
Командиру отряда Василию Коржу передали только партбилет и оружие Корнилова. Больно сжалось сердце. Как сообщить Вере Захаровне эту печальную весть?
— Говори все. Я выдержу, — тихо сказала Вера.
— Он сражался как настоящий герой... И погиб как герой... Ты можешь гордиться им...
Отряд уходил на новое задание, и Вера решила заменить мужа в строю.
— Я пойду с вами! — твердо сказала она командиру и, может быть, именно в эти минуты во всей полноте поняла смысл слов Долорес Ибаррури: «Лучше быть вдовой героя, чем женой труса...»
Партизанский отряд продолжал борьбу, но командира не оставляла мысль, как помочь боевому товарищу, как убедить Веру, что ей необходимо уйти в советский тыл. Ведь она ждала ребенка. Но Вера и слышать не хотела об этом. В конце концов выход был найден. Отряд остался далеко в тылу врага без боеприпасов, слабо вооруженным. Необходимо было связаться с ЦК Компартии Белоруссии, с командованием фронта. Выполнить это ответственное задание было поручено Вере.
Не знала Вера Захаровна, что в пакете среди документов содержалась просьба к секретарю ЦК обязательно эвакуировать ее в советский тыл.
Тяжелый путь по тылам врага прошла группа партизан во главе с Верой, пока добралась до линии фронта. Партизаны тонули в реке Птичь, ползком пробирались через дороги, контролируемые немцами, но дошли до цели. В тылу врага Вера увидела все ужасы фашистской оккупации, страдания своего народа. Впоследствии она писала о пережитом в те тяжелые дни: «Я поняла, что ты, Беларусь моя, дороже самого дорогого, что, тебя любя, можно собственное сердце рвать на части, быть сильнее самого себя». И Вера дала клятву сражаться с врагом до последнего дыхания, до полного уничтожения захватчиков.
За линией фронта она сразу же встретила своего старого друга — одного из руководителей бывшего западнобелорусского подполья Сергея Осиповича Притыцкого.
— Мне нужно срочно найти ЦК и штаб фронта. Пинскому партизанскому отряду необходимы боеприпасы, оружие и медикаменты. Нужна политическая литература. Я все это должна отправить в отряд.
И только потом она рассказала товарищу о своем личном горе, о смерти мужа...
В ЦК КПБ Вере Захаровне предложили ехать в тыл,
— Туда или сюда? — настороженно спросила она.
— Конечно, сюда, в советский тыл, — ответили ей. — Отряд мы обеспечим всем необходимым. А вы поезжайте,
Она не ожидала такого поворота дела. Если бы заранее знала, что так случится, то, конечно, не ушла бы из отряда. Пришлось ехать сначала в Москву, а потом в город Скопин Рязанской области. Там жила ее сестра Люба, там теперь была мать, дочурка Аня и вторая сестра— Надя. Семья Веры Захаровны прожила в Скопи-не до октября 1941 года. Там и родился у нее сын, которого в память погибшего отца она назвала Сережей.
В начале октября фронт начал приближаться к Рязанской области. Вера со своей семьей эвакуировалась в село Усть-Буба Сивенского района Пермской области. В местном колхозе ей пришлось работать счетоводом. И эта скромная работа пришлась ей по душе: нужно делать все, чтобы помочь Родине. А она, имея на руках маленького сына, теперь большего сделать не могла. Только долгими осенними и зимними вечерами она жадно впивалась в газеты, слушала радио, глубоко переживала каждую удачу и неудачу на фронтах, а потом делилась с колхозниками своими впечатлениями и мыслями. Пламенное сердце патриотки не давало ей ни минуты покоя.
И вот тогда, когда у Веры Захаровны созрела твердая мысль опять уехать на фронт или в тыл врага, в семье произошел памятный сердечный разговор.
— Как же ты поедешь?! — удивилась сестра. — Ты же мать, ты же имеешь обязанности перед своими детьми!
— Да, я их люблю больше своей жизни, но пойми, сестрица моя родная, я же не только мать, я коммунистка. Разве я имею обязанности только перед моими двумя детьми? А миллионы других — белорусских, украинских, литовских, эстонских детей, которых пытают фашисты, бросают живыми в огонь, закапывают в землю? Кто же должен их спасать?... — ответила Вера.
— Делай, доченька, как подсказывает тебе твоя совесть,— вмешалась мать. Она обещала присмотреть за ее детьми, воспитать ей «сына-партизана», только чтобы она скорее возвращалась живой и здоровой...
На этом семейный совет был окончен. Вера Захаровна уехала в Москву, затем в ЦК Компартии Белоруссии.
В ЦК Веру Захаровну попробовали убедить возвратиться обратно, предлагали любую работу в советском тылу, но Вера была непоколебима. Ее звала растерзанная Белоруссия, жгли душу страдания народа.
Много раз Вера Захаровна приходила в ЦК, повторяла свою просьбу и получала отказ. Но она была настойчива. Приходила опять и опять и требовала.
— Начнем сначала... — И выкладывала свои веские аргументы: она, как никто, имеет огромный опыт подпольной борьбы, владеет многими языками, в том числе и немецким, она уже партизанила... И она коммунистка...
Наконец с ней согласились. Сначала Вера Захаровна выполняла ответственную работу в штабе партизанского движения по подбору кадров, потом скомплектовала группу девушек для подпольной работы в тылу врага.
... Автомашина увезла эту группу девушек к линии фронта. Вера Захаровна теперь была уже Анной Корниловой. Под таким именем предстояло ей работать в тылу врага, в оккупированном прифронтовом Витебске.
Вместе с Верой ехали Софья Панкова — подруга по западнобелорусскому подполью и тюрьме, Евдокия Суранова, Мария Яцко, Анна Иванькова и другие. Они любили и уважали Веру, гордились своей руководительницей, готовы были идти с ней на подвиг.
В конце августа группа Веры была уже у линии фронта и связалась с опергруппой партизанского движения, которая должна была помочь им пробраться в Витебск.
Обстановка на этом участке фронта к тому времени сложилась для партизан не совсем благоприятная. Во время зимнего наступления в феврале 1942 года части 4-й ударной армии вплотную подошли к Витебску. Но из-за зимнего бездорожья в лесистой местности фронтовые тылы далеко отстали. Наступление приостановилось. Однако одно из наших соединений вплотную подошло к партизанской зоне. В результате образовались так называемые «витебские ворота», сыгравшие большую роль в развитии партизанского движения в Белоруссии и Прибалтике. Партизаны Витебщины установили непосредственный контакт с фронтовыми частями, свободно передвигались в советский тыл, снабжали армию людским составом, продуктами и фуражом, а сами пополнялись оружием и боеприпасами. В свою очередь, армейские разведчики, группы партизан и целые отряды проходили во вражеский тыл для еще более широкого развертывания всенародной партизанской борьбы.
Такое положение длилось недолго. Немецкое командование подтянуло силы и бросило на этот участок фронта, чтобы закрыть образовавшуюся брешь. Начались жестокие бои и блокада партизанской зоны. Ценой больших усилий к концу лета 1942 года немцам удалось потеснить партизан, а впоследствии и совсем закрыть «витебские ворота».
В это время возле самых «ворот», в партизанском местечке Пудоть, и появилась группа Веры Хоружей. Партизаны владели многими тропами через линию фронта. Этим и поспешила воспользоваться Вера. Вскоре из партизанской зоны сюда прибыл ответственный организатор обкома партии по работе среди партизан. Небольшая группа Веры Хоружей вместе с ним благополучно перешла линию фронта и очутилась на торфопредприятии «XX лет Октября», где базировался партизанский отряд Бирюлина.
Витебск находился совсем рядом. Но одно дело — видеть цель, а другое — достичь ее. Оккупированному Витебску, который находился у линии фронта, немцы придавали особое значение, считали его вторыми воротами на Москву, после Смоленска. Город был наполнен войсками. Создалась очень сложная обстановка. Здесь кроме гестапо и обычных оккупационных властей и карательных органов вовсю действовали полевая жандармерия, усиленная явная и тайная полиция из предателей Родины. Принимались особые меры, чтобы избежать проникновения в город советских партизан, подпольщиков и разведчиков. Был налажен строгий учет и перерегистрация всего населения, установлена особая система пропусков. Каждую ночь проводились облавы и проверки документов. Все подозрительные немедленно задерживались и отправлялись в СД для проверки. А оттуда путь был на расстрел, в тюрьму или в концентрационный лагерь... Даже самые опытные конспираторы не могли долго продержаться в городе. Трудность заключалась еще и в том, что нельзя было пользоваться радиосвязью.
Служба пеленгации в городе работала очень точно. Подполье должно было поддерживать связь со штабами только через связных.
Секретарь Витебского подпольного горкома учитывал всю сложность этой обстановки и на настойчивые требования Веры ускорить отправку ее в Витебск отвечал:
— Мы еще не готовы принять вас в городе. А рисковать вашей жизнью не имеем права... Подождите еще немножко.
— Мне стыдно перед ЦК, перед товарищами, что я столько времени сижу без дела...
Подпольный горком усиленно искал пути переброски группы в Витебск, налаживания надежной связи е ней.
В конце концов местная жительница Клавдия Болдачева, которая потом стала работать связной под кличкой Береза, взялась проводить группу Веры в город.
Сначала пошли Тоня Ермакович и Дуся Суранова, у которой возле военного кладбища на Тракторной улице жили родственники Воробьевы. И вот пришла долгожданная минута. Девушки благополучно добрались до города. Дуся встретилась с родственниками и осталась у них, чтобы подготовить встречу и Вере, а Тоня и Клава возвратились в лагерь.
Итак, в путь! Теперь ничто не могло удержать Веру Захаровну. 1 октября она была уже в Витебске, в незнакомом городе, что называется, в самом логове зверя. Ее, как родную, приняла семья Воробьевых. Они жили в небольшом домике с садиком, на тихой каменистой Тракторной улице, расположенной между центром города и Западной Двиной. Семья была большая: мать Мария Игнатьевна, сын Василий с женой Агафьей и двумя детьми и невестка Анна. Во дворе стоял еще один домик, где жили дочь бабушки Зина с мужем. Василий работал на хлебозаводе и на свой скудный заработок содержал всю семью. Жили они впроголодь, но в гостеприимстве Вере не отказали.
Есть такая хорошая поговорка у белорусов: «Садитесь, гостем будете!»
Этими словами и встретили Веру в доме Воробьевых, только невестка Аня как-то недружелюбно посмотрела на непрошеных гостей. Этот взгляд не ускользнул от Веры, и она начала сторониться Ани. Семья была дружная, трудовая. Василий охотно согласился помогать Вере и впоследствии выполнил не одно важное задание, а квартира его семьи стала основной явочной квартирой группы Веры.
Неутомимая Вера Захаровна сразу же ушла с головой в подпольную работу. Она не знала ни минуты покоя, проверяла данные ей для связи адреса местных людей, оценивала их качества, прикидывала, на кого можно положиться в своей работе, заводила знакомства, изучала обстановку. Ей приходилось прикидываться то сельской женщиной, пришедшей в город к родственникам, то прибалтийской немкой, то местной жительницей. Ее цель была прочно обосноваться в городе, если возможно, создать швейную мастерскую, где бы работали ее девушки, а для этого им обещали перебросить из партизанской зоны швейные машины. Потом развернуть активную борьбу, уничтожать врага, вести политическую работу среди населения, добывать разведывательные сведения для Красной Армии и партизан, информировать ЦК партии и обком о положении в тылу врага.
Через несколько дней она уже сообщала в горком, что почва для работы подготовлена, что находится на месте и встретила преданных людей. Вокруг нее сгруппировалось двадцать человек активных работников. Вера и ее люди проникали на железнодорожный узел и аэродром, на предприятия и в учреждения города. От зоркого глаза патриотов не ускользало ни одно более или менее важное событие и мероприятие военного и оккупационного порядка. На все нужно было реагировать быстро и смело. И Вера тут была неутомимой.
Вот она заходит к двум старушкам учительницам по рекомендации товарищей:
— Если можете, покормите и приютите... Потом, видя их настороженность, говорит:
— Вы не беспокойтесь: у меня есть паспорт...
Милая обворожительная улыбка серых глаз, поседевшие, как будто тронутые первой изморозью светлые волосы и спокойные задушевные слова делают свое дело. Симпатии завоеваны, и они становятся хорошими друзьями.
Сегодня Вера была у учительниц в кофточке салатного цвета и темно-синей юбке. Завтра уже одна из учительниц встретила ее на Смоленском рынке в жакетке, пальто и берете. Она с грустью смотрела на трех повешенных. На перекладине виселицы прибита доска с надписью на немецком и русском языках: «Мы украли хлеб и картошку, предназначенные для германского населения, не потому, что были голодны, а потому, что хотели спекулировать, наживаться». Две женщины говорят:
— А как было на самом деле, кто его знает. — И обе тяжело вздыхают. Толпа загудела. Сквозь нее прямо на людей идут немецкие офицеры с фотоаппаратами. Они с разных сторон начинают фотографировать повешенных. Завыла сирена.
— Советские самолеты! — радостно кричит мальчишка.— Вон, вон летят!
— Они, видно, заметили, что здесь немцы, — высказывает свои соображения старушка. — Вот и летят бомбить их...
Офицеры сразу садятся в машину и быстро уезжают...
В письмах в ЦК Вера обобщает свои наблюдения: «Люди живут в таких условиях, что на заработок существовать невозможно, и поэтому крадут все, что только можно... Пекари крадут хлеб, сапожники — кожу, машинистки—бумагу, шоферы — бензин и все, что перевозит железная дорога. Умеют моментально расхватать платформу медного лома и сдать его немцам вторично... Все это окрашивается своеобразным патриотизмом: ведь немцам от этого вред».
Веру в первую очередь волновала судьба людей, их горести и несчастье. Когда начался массовый принудительный угон советских людей в Германию, подполье во главе с Верой Захаровной сделало все, чтобы сорвать это мероприятие. Патриоты уничтожали документы на бирже труда, взорвали паспортный стол в городской полиции, переправляли людей, иногда целыми семьями, в партизанскую зону, нападали на эшелоны. Большая помощь оказывалась военнопленным, которым удавалось бежать из лагерей. Их сначала прятали в городе, а потом при первой возможности отправляли к партизанам.
Сотни людей были подняты на борьбу. На аэродроме минировались самолеты, готовился взрыв немецкого кинотеатра, минировались входы в немецкие бомбоубежища. На железнодорожном узле постоянно действовали группы диверсантов-железнодорожников. И, несмотря на аресты и расстрелы, почти ежедневно под откос летели немецкие воинские эшелоны, происходили крушения.
Самый большой и чувствительный удар был нанесен по гарнизону и военным объектам оккупантов накануне октябрьских праздников. Подполье тщательно подготовило план города, где были точно указаны наиболее важные военные объекты оккупантов, жилые кварталы, которые нужно было беречь от бомбежки. Все это передали командованию Красной Армии с просьбой прислать авиацию. В назначенное время подполье также готовилось принять участие в операции: сигнализировать самолетам, нападать на военные объекты, повредить железнодорожные пути и стрелки, чтобы немцы не могли угнать эшелоны со станции, уничтожать склады с горючим и боеприпасами.
Темной осенней ночью началась воздушная тревога. Немцы попрятались в бомбоубежища, только зенитки устремили огонь в небо. Гул самолетов все нарастал. Началась бомбежка. Подполье да и население вышли на улицу. Город осветился ракетами, бомбы попадали в цель. Сигналы патриотов доходили до летчиков...
«Друзья мои! — сообщала впоследствии Вера. — Невозможно вам передать наши переживания в эти часы. Радость за то, что они прилетели, страстное желание им успеха, тревога за мирных жителей, бешеная злоба к зенитчикам, открывшим ураганный огонь, мучительное беспокойство за летчиков, желание прикрыть их, помочь бить прямо в цель, в проклятые гнезда, не промахнуться...
— Летите, летите, мои родненькие, бейте их, проклятых. Бейте сотнями, — шепчет соседка. — Дай бог вам счастья, удачи...
— Спасибо, миленький, — после оглушительного свиста и взрыва бомбы продолжает она. — Хорошенько дай еще и еще. В фельдкомендатуру, в управу, по аэродрому... Бей их сотнями, их самих, их машины, их орудия...»
В результате бомбежки был разрушен и сожжен штаб дивизии, на аэродроме сгорел склад боеприпасов и несколько самолетов. Бомбы попали в офицерский дом и офицерскую столовую, на полотно железной дороги, в ортс- и фельдкомендатуры, на склад горючего, в блиндажи, где прятались немцы, на автомашины возле дома специалистов, в железнодорожные составы с амуницией и горючим...
Славно поработали в эту ночь и витебские патриоты.
Такие согласованные действия советской авиации и городского подполья за время пребывания Веры Захаровны в Витебске осуществлялись несколько раз.
Конечно, все это не могло пройти мимо внимания немцев. Ведь кроме практических боевых действий в такие ночи бомбежек патриоты проводили и другие операции. Систематически улицам, переименованным немцами на свой лад, возвращались прежние названия, чтобы подчеркнуть, что эта земля была, есть и будет советской. Распространялись листовки, сводки Советского Информбюро и т. д.
Фашисты знали и чувствовали на каждом шагу, что в городе действует сильное, хорошо организованное боевое подполье. Аресты отдельных людей и групп их не удовлетворяли. Им нужно было найти центр, захватить руководителей, обезглавить подполье. Для этого они использовали все средства, но долго не могли напасть на след Веры Хоружей. Она оставалась неуловимой.
Но вот прошло некоторое время, и от Веры начали поступать тревожные сигналы. «Вы, должно быть, ругаете меня за то, что до сих пор я не забрала и не использовала мою группу, но это не по моей вине, — писала она в одной шифровке, — с нашими документами нельзя ни прописаться, ни устроиться на работу. Можно только жить у очень хороших людей, готовых из-за тебя жертвовать жизнью и семьей. Сама тоже рискуешь каждую минуту, не из-за дела, а из-за прописки и паспорта. Таково положение. Группу сейчас сюда забрать нельзя. Нам здесь так жить тоже невозможно. Нужны настоящие документы...»
Чтобы избежать провала, руководители подпольного горкома и партизанские штабы начали готовиться к выводу Веры и ее подруг из города на некоторое время. Но о выходе из города она и слушать не хотела.
«Хороших людей много, — писала Хоружая. — Правда, режим, обстановка дьявольски трудные, но мы их все-таки проведем. В общем, я полна самых лучших надежд, нисколько не боюсь, что меня повесят. Девчат моих еще надеюсь использовать...»
Из города она не ушла. Вера все еще жила на квартире Василия Воробьева на Тракторной улице. Она подружилась с этой хорошей трудовой семьей, готовой сделать все для успешной борьбы. И Василий, и бабушка Мария, и Агафья стали ей помогать: принимали связных, выполняли отдельные поручения. Только невестка Аня держалась в стороне. И никто не знал, что над этой дружной семьей нависла смертельная опасность.
... Почему произошел провал и арест подпольщиков, очень трудно судить. Неизвестно также и место гибели патриоток. Мы не имеем об этом никаких документальных данных, пользуемся только показаниями свидетелей и можем лишь сопоставлять факты, проливающие свет на трагическую гибель героев подполья Витебска.
Вот что можно рассказать о последних днях Веры Захаровны Хоружей.
13 ноября 1942 года Вера ожидала связных из партизанской зоны, от подпольного горкома КПБ. Когда она зашла к Воробьевым, куда должны были явиться и связные, там как будто бы находились два немецких офицера. Это было обычным явлением. Немцы часто посещали квартиры местных жителей. В этот момент Аня жарила яичницу. Агафья и Мария Игнатьевна были с детьми в другой комнате. Вера начала по-немецки беседовать с офицерами. Шел очень корректный разговор. Немцы были довольны, что встретились с прибалтийской немкой, случайно, по коммерческим делам, прибывшей в Витебск, обещали ей помочь. А сама она думала: как предупредить девчат, когда они придут? Девчата умные, опытные, не подведут. Но все же... Придут Софья Панкова и Клавдия Болдычева. А могут и не прийти. Всякое бывает. Переговорить с Марией Игнатьевной нельзя. Уйти, бежать тоже невозможно: как бы не вызвать подозрения. Развязка пришла совершенно неожиданно. Оказывается, дом уже был окружен полицией. Трудно сказать, имели ли какое-нибудь отношение офицеры к аресту. Скорее всего, что нет, потому что, когда начальник политического отдела полиции Петров, старший полицай Орехов, полицаи Яцук, Босянков и другие ворвались в дом, для офицеров это было неожиданностью.
Вера Хоружая и вся семья Воробьевых были арестованы. Василия взяли на работе на хлебозаводе. Возле дома были выставлены засады. В это время к Воробьевым шли Панкова и Болдычева. И напрасно дети Воробьевых, выбежавшие на улицу, показывали им знаками, что заходить в дом не нужно. Девчата ничего не поняли или не заметили их сигналов. Панкова и Болдычева были также арестованы.
Когда арестованных бросали в машину, Вера успела шепнуть девчатам:
— Держитесь, дорогие. Ничего они о нас не знают. Их увезли сначала в городскую тюрьму. С первых допросов стало ясно, что действительно следователи мало знали о «москвичках». Больше всего избивали Клаву Болдычеву, добиваясь:
— Куда и каким партизанам ты носила соль?
Девушки держались мужественно, сносили все пытки и побои, ни в чем не признались. Но вот начались очные ставки. Когда в комнату, где допрашивали Веру, ввели Анну Воробьеву и гестаповец спросил у нее: «Кто это?» — та не задумываясь ответила:
— Вера.
— Аня, — шептала ей Вера. — Аня...
Но было уже поздно. Личность Веры Хоружей, той, за которой враги так долго охотились, была установлена. Кроме того, предатель Петров к этому времени успел расшифровать письмо Веры, захваченное у связных. Арестованные были немедленно переведены в подвалы на Успенскую горку. Это были сырые, без окон, с толстыми стенами казематы — специальная фашистская тюрьма для особо важных узников. Наверху находились канцелярия и комната пыток. Стало ясно, что группа разоблачена. Вера после этого заявила на допросе:
— Да, я коммунистка и делала все, чтобы вас уничтожить. Больше я вам ничего не скажу...
Так заявили все девушки и Воробьевы. Они перенесли ужасные пытки и издевательства, но остались твердыми и непоколебимыми. После этого фашисты вывели во двор СД Марию Игнатьевну, Василия Воробьева, его жену Агафью и еще одну женщину и расстреляли. Судьба остальных неизвестна. Ясно только одно: что они погибли. Некоторые утверждают, что патриотки были расстреляны недалеко от города, в Иловском овраге, ненастным холодным утром. Будто бы местный житель слышал, как подошла машина, слышал выкрики и залпы, а потом, когда немцы уехали и он подошел к месту казни, земля еще дышала: люди были погребены заживо...
А возможно, Веру Хоружую и ее подруг постигла участь Юлиуса Фучика и Мусы Джалиля, вывезенных в тюрьму Моабит.
Только на стене одного из мрачных подвалов история донесла до нас маленькую надпись: «Хоруж...» А оттуда дороги на свободу не было. Теперь в этих подвалах находится филиал Витебского областного музея, а Тракторная улица носит имя Веры Хоружей.
17 мая 1960 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Вере Захаровне Хоружей посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
