Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»
Всегда на посту
В кабинет секретаря Вышневолоцкого горкома партии вошла невысокая женщина, скромно и аккуратно одетая. Она приветливо поздоровалась и присела в сторонке. Не вступая в наш разговор, разглядывала в окно чуть видные в вечернем сумраке контуры домов и деревьев. Но, когда мы с секретарем горкома заговорили о Героях Советского Союза, проживающих в Вышнем Волочке, она несколько оживилась и вставила только одну фразу:
— О живых надо писать, но не забывайте и тех, кто не вернулся с войны.
Сказано это было так, что я невольно заинтересовался ею. Это была Мария Васильевна Смирнова.
С виду она кажется застенчивой, мало и неохотно рассказывает о себе, смущается.
— Писать обо мне нечего. Я самая обыкновенная советская женщина, каких у нас миллионы. Вы лучше напишите о моей учительнице.
Я слушал Марию Васильевну и от всей души завидовал русской женщине Анне Михайловне Доброхва-ловой, оставившей в сердце своей ученицы незабываемые воспоминания о себе и школе, где она много лет трудилась.
Все Мария Васильевна помнит: и изумительную аккуратность своей учительницы, и душевную сердечность, и подчас добрую, а то и суровую строгость.
Когда М. В. Смирнова, окончив Лихославльский педагогический техникум, приехала работать в село Па-люжье, бывшего Новокарельского района, она многое переняла у своей любимой учительницы. Так же как и Анна Михайловна, М. В. Смирнова не жалела ни сил, ни знаний, ни энергии. Она их щедро отдавала детям.
Годы формирования Марии Смирновой как человека, гражданина совпали с периодом бурного развития авиации в нашей стране, организации аэроклубов и авиационных школ. Даже любовь к школе не могла умалить у Марии Васильевны жажду быть летчицей. При виде самолета у нее замирало сердце, ей больше всего хотелось подняться в небо и пролететь над родной деревней Воробьево, покружить над Палюжьем, Лихославлем, а потом полетать над Москвой, Ленинградом. Но пока это были только мечты, мечты желанные и, казалось, несбыточные.
Весть о переезде семьи в город Калинин Мария Васильевна восприняла с нескрываемой радостью. Правда, трудно было расставаться с родной школой, но мысль о том, что она в Калинине сможет работать и одновременно учиться в аэроклубе, окрыляла ее.
Поступив в аэроклуб, Машенька — так ласково называли ее курсанты — почувствовала себя необыкновенно счастливой. Днем она работала в детском саду, а по вечерам бежала к остановке трамвая, чтобы не опоздать на занятия в аэроклубе. Ей тогда было чуть больше семнадцати, и оттого, видно, Маша не чувствовала усталости.
Никто не знал, как тяжело было Маше учиться и работать. Ведь овладеть специальностью летчика — дело не простое. Тут нужны были прочные знания математики, физики и других точных наук, без которых нельзя быть пилотом.
Помогало Маше сознание того, что она не одна. Рядом с ней сидели на занятиях рабочие парни, у многих из которых знаний было еще меньше. Но желание овладеть мастерством летчика побеждало все. Днем курсанты работали на вагоностроительном заводе, на железной дороге или на «Пролетарке», а вечером учились. Это был веселый и замечательный народ.
От первого полета у Маши осталось впечатление, как от большого, светлого праздника. Страстная тяга к полетам рассеяла всякие сомнения, пробудила необыкновенную смелость, и Маше больше всего хотелось с высоты посмотреть на аэродром, на Калинин.
А вот контрольный полет заставил ее всерьез поволноваться. Девчат тогда неохотно брали в авиацию, и Маше предстоял очень сложный экзамен в воздухе. Принимал его начальник летной части, опытный пилот.
Из всех фигур пилотажа, которые предстояло выполнить в воздухе, Машу больше всего беспокоил переворот. Она знала, что при этом упражнении из-за малого роста у нее, как говорят летчики, «недоставало ноги». Но Маша сумела найти выход. Она резко дала педаль, та дошла до отказа и оставалась в этом положении несколько очень нужных мгновений. Проверяющий сидел позади и ни одного замечания не сделал.
И вот выстраивают всех курсантов. Смущенная Мария Смирнова стоит последней, на левом фланге, с трудом сдерживая волнение.
«Наверно, провалила», — пронеслось в голове.
И вдруг проверяющий сказал:
— Летать надо, как Мария Смирнова.
Даже не верилось, что это говорили о ней. Машу горячо поздравили инструктор, товарищи. В этот вечер Маша возвращалась в детский сад в том восторженно-приподнятом настроении, когда человеку кажется, что все самое трудное осталось позади. Предстояло осуществить еще одно желание: поступить на службу в авиацию. Вскоре и эта мечта сбылась. Маша Смирнова стала работать летчиком-инструктором в Калининском аэроклубе.
А когда ворвалась в нашу жизнь война, Мария Васильевна добровольно ушла в действующую армию. По-иному она не могла поступить.
Вместе с Марией ушли на фронт три ее брата: Алексей, Александр и Петр. Причем Петр был тоже авиатором.
В перерывах между боями Маша писала матери и братьям письма. В одном из них она сообщала:
«Дел у меня, мама, много, и дела нелегкие, но я себя чувствую превосходно. Радуюсь, что я не одна, а со мной вместе сражаются за Родину и мои братья. Крепись, мама, не горюй. Разгромим проклятого Гитлера, и тогда все соберемся за нашим семейным столом. Благодарю, родная, за твои бессонные заботы и неугомонные хлопоты».
Так оно и случилось. Собралась семья Смирновых в полном составе, но произошло это намного позже, чем Маша предполагала.
Командиру эскадрильи М. В. Смирновой пришлось совершить почти тысячу боевых вылетов на самолетах ПО-2, у которых нет ни бронированных бортов, ни цельнометаллических плоскостей.
Конечно, внешне американский самолет «бостон» выглядел гораздо внушительнее нашего ПО-2, но ведь этому самолету нужен был хороший аэродром, он поглощал гораздо больше горючего и, самое главное, мог летать при облачности не ниже шестисот метров, а чуть ниже — «бостоны» стояли на аэродромах. А наш... Но расскажем об этом подробнее.
— После четырех месяцев боев на Тереке, — вспоминает Мария Васильевна, — войска Северо-Кавказского фронта начали наступление. Полк наш к этому времени окреп, накопил опыт, отличался высокой дисциплинированностью и отличным выполнением боевых заданий командования. Многие летчики, штурманы, техники и вооруженны были награждены первыми боевыми орденами и медалями.
Противник стремительно отступал по Кубани на Таманский полуостров. Наши экипажи бомбили вражеские переправы, колонны противника на дорогах его отступления...
Мария Васильевна на минуту замолкла, видно, вспомнила что-то близкое ей, волнующее; лицо, обветренное, тронутое едва заметным загаром, посуровело. Затем продолжала:
— Мы вели бои во время распутицы. Подвоз горючего, боеприпасов был крайне затруднен. Сделав пять-шесть боевых вылетов ночью, утром мы вылетали за бомбами, бензином и маслом. Полтора месяца пищей для нас служила одна кукуруза.
Летчица вспомнила, как они со штурманом Таней Сумароковой вылетели с площадки у станицы Ново-Джерелиевской на разведку переправы в районе пункта Красный Октябрь. Это была единственная на севере Таманского полуострова дорога и переправа для отступления немцев. Ночь была лунная, белые облака не позволяли лететь выше шестисот метров. И вот самолет над переправой. Темно, тихо, ни выстрела, ни огонька. Враг будто притаился.
Надо было вызвать противника к действию. Сделав три круга над переправой, самолет М. В. Смирновой взял курс для бомбометания. Сбросили часть бомб. Точно проснувшись от внезапного удара, немцы открыли стрельбу по нашему ПО-2 из зенитных пулеметов.
Возвращаясь к посадочной площадке, Мария Васильевна испытывала тревогу. Самолет был поврежден. А внизу территория, занятая врагом. Но, к счастью, удалось дотянуть до своего аэродрома.
Получив разрешение на посадку, летчица благополучно приземлилась, но в конце пробега машина свалилась на одну плоскость. Осмотрев самолет, техники доложили командованию, что он нуждается в ремонте: фюзеляж, кабины, плоскости были в пробоинах, на одной плоскости зияла огромная дыра.
Все беспокоились о здоровье отважных летчиц, а они чувствовали себя превосходно и, доложив о результатах разведки, на другом самолете вылетели на новое боевое задание. А как только забрезжил рассвет, ПО-2, ведомый Марией Васильевной, на бреющем полете возил для полка горючее, масло, боеприпасы. Затем три-четыре часа отдыха и — снова боевая ночь.
Были в летной биографии М. В. Смирновой и другие эпизоды, которые на всю жизнь запечатлелись в памяти. Однажды она, вернувшись после выполнения боевого задания, дрожала от напряжения, как в лихорадке. При обычных условиях боевое задание летчица могла выполнить легко, но вот тогда...
От Таманского полуострова выдается в море коса Чушка, а поодаль от нее раскинулись островки. Нашему командованию стало известно, что на этих островках гитлеровцы, используя плохую погоду, высаживают пехоту.
Нужно было разведкой с воздуха уточнить полученные сведения. Эту задачу приказано было выполнить одному из экипажей эскадрильи капитана Смирновой. Экипаж вылетел на выполнение боевого задания. Однако пробиться к островкам, как доложила летчица, было невозможно: многослойная облачность скрывала цель. Экипаж был послан второй раз и снова вернулся ни с чем. Приказано было лететь в третий раз. Мария Васильевна волновалась: тревожила и судьба экипажа, и то, что приказ оставался невыполненным.
Когда командованию доложили, что и в третий раз слетали безрезультатно, было решено послать экипаж в четвертый раз.
Мария Васильевна — командир эскадрильи, и с нее спрос, разумеется, большой. Полетела сама. Подлетев к морю, летчица поняла, что пробиться действительно невозможно. Облачность настолько густая, что, только рискуя всем: и самолетом, и жизнью экипажа, — можно лететь. Ночь, все сливается, самолет летит на расстоянии двадцати пяти метров от воды, под нижней кромкой облаков. Истекает время, а островов не видно. Значит, самолет отнесло ветром и надо подниматься выше, искать в облаках «окна»: с бреющего полета обзор невелик.
— Летим на исходный пункт, — говорит Смирнова своему штурману, и самолет возвращается на берег.
Штурман делает новые расчеты. Через несколько минут они летят снова, однако тоже безрезультатно. Облачность не рассеивается.
Летят в третий раз. Беспросветно. Самолет пробивает первый слой густых облаков, за ним второй, и — о чудо! — появилось «окно»; за ним опять густой, как вата, слой облаков, а потом еще большее «окно», и внизу показались островки, две баржи возле них.
Все ясно. Противник сосредоточивается здесь.
На аэродроме Мария Васильевна почувствовала озноб во всем теле и долго не могла согреться. А когда нервное напряжение улеглось, она ощутила огромную физическую усталость, но и глубокое удовлетворение. Легко дышалось прохладным, зимним воздухом.
... Бои шли на подступах к Севастополю. Отступая, гитлеровцы скопили на мысе Херсонес, что юго-западнее Севастополя, огромное количество техники, живой силы, там же было расположено несколько аэродромов противника. Они сильно охранялись: то и дело включались десятки прожекторов, настороже была зенитная артиллерия.
Первым вылетел в район мыса Херсонес экипаж Смирновой — Пасько. Самолет с приглушенным мотором бесшумно появился над аэродромом. Сверху хорошо было видно, как мигали огоньки, как выруливали на взлетную дорожку вражеские самолеты.
Высота — шестьсот метров. Штурман Пасько сбрасывает бомбы в самую гущу самолетов противника: мгновенно вспыхнул пожар, а ПО-2, маневрируя между лучами прожекторов, удалился в сторону моря.
Всю ночь полыхал пожар на аэродроме. Советские самолеты непрерывно бомбили противника. В эту ночь М. В. Смирнова совершила еще четыре боевых вылета.
В день, когда Мария Смирнова совершила свой пятисотый вылет, полк отметил этот своеобразный ее юбилей. В «боевом листке» написали о том, что отважная летчица сбросила на врага сто тонн смертоносного груза. Если учесть, что ее удары всегда были эффективными, то нетрудно представить, какой большой ущерб причинила она врагу.
Партийное бюро полка тогда решило:
«1. Отметить отличную боевую работу т. Смирновой и выразить уверенность, что и в дальнейшем т. Смирнова будет так же честно, мужественно и самоотверженно выполнять боевые задания.
2. Поручить члену ВКП(б) т. Смирновой провести беседу с молодыми летчицами с целью передачи боевого опыта.
3. Послать письма Калининскому горкому ВЛКСМ и матери т. Смирновой о ее отличной боевой работе».
А вот еще одно свидетельство героической боевой деятельности М. Смирновой.
26 августа 1944 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении отважным летчицам полка, в том числе М. В. Смирновой, звания Героя Советского Союза.
На всю жизнь запомнился тот день, когда вручали высокие награды. Марию Васильевну, как и других Героев-летчиц, горячо поздравляли командиры, генерал Вершинин, боевые друзья и товарищи.
Марии Васильевне больше всего хотелось в те дни побывать в своих родных местах, обнять мать, сходить на могилу отца, трагически погибшего, и от всей души поблагодарить всех, кто ей, Маше Смирновой, помог добрым советом или ласковым словом в самые трудные минуты жизни. Но об этом можно было только мечтать. Предстояли новые боевые дела, чтобы окончательно сокрушить врага.
Девятьсот шестьдесят четыре боевых вылета совершила Герой Советского Союза майор Мария Васильевна Смирнова в годы войны. Нередко по восемь — десять раз за ночь приходилось ей вылетать на бомбежку, до двенадцати часов в сутки находилась она в воздухе, стойко преодолевала все невзгоды войны.
И еще один день никогда не забудет Мария Васильевна. Окончилась война. Наступали минуты расставания с боевыми друзьями. Все было в этот день: и смех, и слезы, и радости, и огорчения.
Но победа, огромная, трудная и историческая, поднимала дух, окрыляла, звала к новым свершениям.
Расставаясь, девушки дарили друг другу на память какие-либо вещички.
Дуся Никулина, даря Марии Васильевне фотографию, написала: «Всегда буду вспоминать фронтовую жизнь, трудные боевые вылеты, а особенно тот день, когда нам с тобой первым вручали Звезду Героя. Будь счастлива с Николаем и имей трех ребятишек».
А Сима Амосова свою надпись на фотокарточке закончила так:
«Я искренне тебе желаю сохранить целостность натуры, быть всегда такой же честной и правдивой, бодрой и счастливой, какой ты была среди нас».
Эти слова боевой подруги Мария Васильевна восприняла как наказ.
У Марии Васильевны к боевой славе прибавилась и трудовая. Наиболее ярко, пожалуй, она проявилась в тот период, когда Смирнова работала инструктором Калининского обкома КПСС.
Время, как вода в реке, течет безостановочно. Пять лет, кажется, небольшой срок, а сколько событий, больших и маленьких, промелькнуло за те годы! События, как и люди, бывают разные. Одни запоминаются на всю жизнь и, стоит лишь на минуту задуматься, вдруг всплывают, вырисовываются с полной отчетливостью, а другие, напротив, пролетели бесследно, как птицы в небе, ни воспоминаний о них, ни сожалений.
Надолго запомнила Мария Васильевна свое первое появление в должности инструктора в родных местах. За нею был закреплен Лихославльский район, в состав которого входил и бывший Новокарельский, откуда она родом. Колхозы вблизи этого районного центра числились отстающими. Не часто в эти колхозы заглядывали районные работники, а те, что приезжали, в основном собирали факты о недостатках для доклада секретаря райкома партии.
И вот в разгар весеннего сева Мария Васильевна попала в тот самый колхоз, который часто упоминали недобрым словом...
Был погожий день, а трактор ДТ-54 не двигался. Смирновой бросилось в глаза: трактор новый, а кабина продырявлена, завалена мусором и грязью. Гусеница лежала на земле. Тракторист и его помощник, раскинув стеганки в тени кустарника, крепко спали.
— Почему не работаете? — спросила Мария Васильевна.
Старший из трактористов ответил:
— Машина буксует.
Неполадки машины можно было легко устранить, но трактористы меньше всего об этом думали. Такую же картину наблюдала Мария Васильевна возле второй, третьей машины. Она побывала в мастерских. И там был беспорядок.
Острой болью отозвалась в сердце такая бесхозяйственность. Бывшая летчица, привыкшая относиться к боевой технике с не меньшей бережливостью, чем к новому платью, Смирнова не находила слов, чтобы выразить свой гнев и возмущение.
На другой день утром в правлении были собраны все механизаторы и колхозный актив. Разговор сразу пошел деловой, серьезный и взял людей за живое.
Узнав в инструкторе обкома КПСС свою прославленную землячку, трактористы и механики заранее подготовились к беседе. Они пришли побритые, подтянутые. В ответ на упреки Смирновой пожилой тракторист с крупинками пороховых следов возле пустой глазницы сказал:
— Правду говорите, Мария Васильевна. Наш председатель вожжи отпустил, а мы, как плохие кони, в оглоблях уснули.
— Ничего, Петрович, подтянемся, — в тон ему продолжал молодой тракторист.
И вот за неделю, что была в колхозе М. В. Смирнова, механизаторы так организовали работу, что колхоз одним из первых закончил весенний сев.
В Калинин Мария Васильевна уезжала в восторженном настроении. Ее радовало, что земляки не ударили лицом в грязь: по примеру механизаторов лучше стали работать и в других бригадах.
Конечно, она, как молодой партийный работник, и не думала о каких-то своих заслугах. Просто подошла правильно к людям, поговорила по душам, помогла им достать некоторые запасные части для машин, стоявших без дела, и работа наладилась, закипела. Любой работник обкома или райкома обязан был сделать то же самое.
Однажды Смирнова приехала в колхоз «Красное знамя» Бологовского района. Колхозники попросили Марию Васильевну выступить вечером в клубе и рассказать им о фронтовых делах. Выступала она не впервые. Всюду, куда приезжала, беседовала с людьми, но такой многолюдной встречи не ожидала. Клуб был переполнен. Молодежь и пожилые люди, не вместившиеся в зале, стояли в соседней комнате, в коридоре, под окнами. Как только подходил кто-нибудь еще, со всех сторон слышались приглушенные голоса:
— Не мешай! Тихо!
Мария Васильевна говорила о героических делах гвардейского полка больше часа.
Возвращалась она из клуба в прекрасном настроении.
... Ныне Мария Васильевна возглавляет отдел кадров Калининского камвольного комбината. И здесь она заслуженно пользуется уважением.
Сима Амосова, боевые друзья могут быть уверены, что Мария Васильевна Смирнова сохранила целостность своей натуры, стала еще более чуткой к людям, а без этих качеств трудно представить настоящего коммуниста.
