Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

Над передним краем

Самолет вышел из пикирования над самой водой. Обстрел прекратился. «Ну, можно набирать высоту», — подумал летчик и двинул сектор газа вперед. Но тут, перекрывая шум мотора, раздался голос штурмана:

— Нина, Нина! Смотри, что-то по плоскости течет!

Распопова взглянула на крыло. «Масло... Бачок пробит, наверное. Нужно набирать высоту, пока мотор тянет...»

... К цели подошли раньше расчетного времени, так как после взлета с площадки возле конного завода их маленький легкий самолет был подхвачен сильным попутным ветром. В свете полной луны отчетливо виднелась дорога, сплошь забитая фашистской техникой. Вся эта лавина широкой полосой неудержимо катилась на юго-запад. Тут не промахнешься! Только бросай бомбы.

Но на дороге вспыхивают разрывы, с неба туда тянутся огненные трассы пуль и снарядов. Сейчас к шоссе не подойти. Как раз попадешь под бомбу, сброшенную с большей высоты, или под очередь из пулемета нашего же стрелка.

«Рано пришли, — поняла Распопова. — Вверху еще ходят ТБ-3, СБ и Р-5. Придется ждать, пока они отработают...» И Нина на своем легком ПО-2 стала кружиться в стороне от дороги.

Сколько готовились к боевым полетам, сколько разговоров было об этом! Говорили о сплошном зенитном огне, о лучах прожекторов, об истребителях... Но вот третий боевой вылет, и ни разу никто их не обстрелял, никаких прожекторов не было и в помине. Вот и сейчас бомбардировщики сбрасывают свой смертоносный груз на фашистов, а в ответ ни одной вспышки. «Как в учебном полете...» — вспомнила Нина Распопова дни учебы перед отправкой на фронт.

Кто скажет, какими путями мысли человека переносятся с одного предмета на другой? Внизу фашисты, идет бой, а Нина вспоминает свое детство, Дальний Восток, золотые прииски, где работал ее отец, Благовещенское горнопромышленное училище, экспедиции геологов в тайге. Хабаровскую летную школу, Спасскую летно-планерную школу и, наконец, Омск...

Нина окончила курсы усовершенствования летного состава, работала инструктором.

Началась война... Формируются женские авиационные полки... Учеба...

Прибытие на фронт совпало с прорывом немцев к излучине Дона и на Северный Кавказ...

На шоссе перестали вспыхивать разрывы бомб, небо не перекрещивали огненные трассы — наши бомбардировщики ушли.

— Леля, приготовься, идем бомбить!

Нина развернулась в сторону шоссе, по которому все еще шли вражеские танки, машины. Что же здесь выбрать? Что бомбить? На самолете подвешены сравнительно небольшие осколочные бомбы. Для танков они, конечно, не страшны. Распопова повела самолет к обочине дороги, где двигалась фашистская пехота. «Здесь наши бомбы пригодятся», — решила она.

— Леля, бросай!

Самолет немного тряхнуло — бомбы пошли на цель. Несколько секунд ожидания — и внизу, в местах их разрывов, сразу образовались большие бреши в потоке гитлеровцев.

— Хорошо, Нина! Пошли домой!

В ответ на бомбежку снизу так и не раздалось ни одного выстрела. Распопова спокойно развернула самолет и взяла курс к посадочной площадке своего полка. Впереди показалось озеро. За ним наша территория.

Еще немного, и они сели бы на своем аэродроме.

Вдруг внезапный шквал огня зенитных батарей обрушился на самолет. Впереди, с боков, сзади проносились огненные шары, некоторые совсем рядом. Что-то, кажется, ударило по самолету...

«Нужно уходить... Но как?...» У Нины еще не было достаточного опыта боевой работы, но она знала, что лучший способ вырваться из-под огня зенитной артиллерии— имитировать падение самолета. Подчиняясь воле летчика, ПО-2 перешел в пикирование. Нос его направился прямо в озеро...

Обстрел прекратился. Немцы, очевидно, поверили в свою удачу.

Распопова только над самой водой вывела самолет из пике и, когда зенитные батареи остались позади, снова набрала высоту.

Как раз в этот момент и обнаружилось, что пробит маслобак. Однако пока мотор работал без перебоев, самолет продолжал набирать высоту. Справа, почти под крылом, по дороге катилась стальная лавина танков. Танки уходили вперед. Ветер, который в начале полета быстро домчал их до цели, из союзника превратился во врага. Он уменьшил и без того небольшую скорость легкого самолета, и ПО-2 как бы висел в воздухе.

Мотор работает на полных оборотах. «Как бы не заклинило, масло-то вытекает... Может, все вытекло...» А танки идут и идут. «Может, уже и нашу площадку заняли? Все улетели, а мы сядем прямо к немцам. Вон как прут вперед...»

Действительно, на аэродроме они застали только командира полка и его заместителя. Остальные экипажи уже перебазировались на новую площадку.

— Ну, еще немного, и мы бы улетели! — услышали они голос Бершанской, как только Нина выключила мотор. — Вон танки рядом.

Шум танковых моторов отчетливо доносился со стороны дороги...

Горьким для советских людей было лето 1942 года. Лето отступления... Тяжело переживали его и девушки-летчицы. Они летали, бомбили колонны фашистов на дорогах, скопления их на привалах, но немцы продвигались все дальше и дальше. Только на Тереке, у Моздока, удалось остановить фашистов. Фронт стабилизировался. Обе стороны подтягивали силы, готовились к новым боям.

Вот здесь-то летчицы и узнали, что такое настоящий зенитный огонь и свет прожекторов. Не успевал самолет пересечь линию фронта, а его уже хватали в свои цепкие лапы лучи прожекторов, со всех сторон тянулись огненные трассы пуль и снарядов...

— С прожекторами пора кончать, а то они не дают нам работать, — объявила вечером 9 сентября Бершан-ская. — Нашему полку поставили задачу сегодня в первом вылете нанести удары по прожекторным установкам. Вылетать будем звеньями — три самолета пойдут один за другим. Первый вызовет на себя огонь, а остальные два будут бомбить прожекторы. В этом вылете с ними нужно разделаться, чтобы потом бомбить без помех...

Внизу показался Терек, а впереди уже взметнулись вверх несколько лучей, схватили самолет командира звена... «Скорее туда...» — Нина развернулась по направлению к ближайшему прожектору.

— Постарайся, Леля!

Все ближе и ближе прожектор, но немцы не слышат рокота ПО-2: его заглушает шум мотора их собственной установки, и они по-прежнему держат в луче командира звена. «Ну, сейчас... пора...»

Как на крутой волне, машину подбросило вверх — это Леля Радчикова сбросила бомбы.

Луч погас...

Впереди снова блеснул Терек. Там, за рекой — так сообщили подругам перед вторым вылетом, — фашисты готовятся сейчас к новому наступлению. Оно должно начаться сегодня ночью. «Не дать навести переправы, бомбить дороги и скопления войск» — такова задача второго вылета.

«Вот в этом месте, прямо перед нами, хотят они переправляться. Сейчас мы им дадим переправу!...» — думает Нина Распопова и направляет самолет к месту сосредоточения немецкой понтонной техники. Ночь темная, ничего не видно. Только река просматривается внизу. Зоркие глаза замечают малейшие изгибы берега, а по ним отыскивают и нужные цели. «Сейчас, сейчас...»

— Леля, приготовься!

Но что это?! Немного в стороне от цели взметнулся вверх луч мощного прожектора, пошарил немного по небу и осветил самолет. И сразу к тихоходному ПО-2 со всех сторон потянулись огненные трассы. «Это ж наши, Санфирова и Гашева... Они перед нами вылетели...»

Санфирова делала все возможное, чтобы выйти из луча. Резкие развороты, спираль, пикирование... Но прожектор не выпускал свою добычу.

«Собьют ведь, спасать надо...»

— Леля! По прожектору бросай бомбы! — И Нина стала разворачиваться на прожектор.

Радчикова сбросила бомбы. Их отнесло немного в сторону. Они не пропали даром, нет. Об этом свидетельствовал громадный взрыв на земле. Но луч не погас. Он только переменил направление: вместо Санфировой осветил их самолет. Одновременно перенесли сюда огонь и все фашистские зенитные батареи.

Теперь уж самим пришлось выбираться из этого ада...

— Нина, вправо давай, на свою территорию... Нина знала, что справа Терек, свои. И она начала разворот. Но насколько дать ручку вправо, какой сейчас крен, в каком положении самолет, Нина не представляла. В обычных полетах она не думала об управлении самолетом, о величине своих движений. Сейчас же, ослепленная лучом мощного прожектора, она не представляла точно, в каком положении находится самолет. То ей казалось, что он с большим креном несется прямо к земле, то, наоборот, что нос его смотрит прямо в небо... «Разворачивайся вправо... Легко сказать!»

Нина нагнулась вперед, поближе к приборной доске, чтобы по приборам восстановить пространственное положение. Но, ослепленные ярким светом, глаза ничего не различают в полумгле кабины.

Нина пыталась вывести самолет из лучей прожекторов, но это не так просто сделать на тихоходном ПО-2. Вдруг в кабине что-то блеснуло, раздался треск, по телу, ногам и левой руке потекло теплое, липкое... Сильно запахло бензином. Мотор чихнул и остановился. Лишь винт продолжал вращаться по инерции... «Только бы пожара не было...»

В наступившей тишине отчетливо раздался голос Радчиковой:

— Нина, направь самолет в Терек... Лучше утонем, чем к немцам... Я ранена...

«Направить в Терек... А где он, этот Терек?» Нина по-прежнему ничего не видит. Хотя... В молочно-белом свете прожектора блеснуло что-то постороннее. Будто игла качается из стороны в сторону. «Да это же наш светомаяк!» — догадалась Нина. Теперь ей стало ясно, куда нужно развернуть самолет, как восстановить нормальное его положение.

Хватит ли высоты, чтобы перетянуть через реку? Что там на берегу? Может, немцы уже высадились?... Но планировать надо туда — все-таки ближе к своим...

Река осталась позади, погас (или его перенесли на другую цель?) луч прожектора. Кромешная мгла вокруг. Как сесть? Куда? Что там — ровное поле или овраги, траншеи? Сколько осталось до земли? Ничего этого Нина не знала. Единственный выход в таком положении — садиться с парашютирования при минимальной поступательной скорости. Нина выключила зажигание (как бы пожара не было!), стала выбирать ручку на себя, чтобы погасить скорость. Вот уже, кажется, ПО-2 вовсе не движется вперед, он только проваливается вниз, пытается опустить нос, накрениться. Но Нина настороже. Она вовремя выправляет положение самолета.

Высота все уменьшается. Ниже, ниже... Скоро ли земля?... Еще ниже... Удар!... Самолет приземлился и сразу же остановился на месте — слишком мала была у него скорость, чтобы преодолеть сопротивление густой и высокой травы.

Земля! Но это еще не означало, что они спаслись. Вокруг свистели пули, рвались снаряды.

— Леля! Давай быстрее в сторону от самолета! Может, здесь уже немцы. Они нас возле машины искать будут...

— Ну, пошли быстрее!

Быстрее... Ноги путаются в густой жесткой траве, заплетаются. Голова кружится, полна каких-то обрывков воспоминаний, и мысль ни на чем не может сосредоточиться. Одна только мысль постоянно присутствует во всем этом хаосе: «Идти, двигаться... В горы...» И Нина идет. В сапогах полно крови. Вылить нужно. Сняла, вылила. Потом еще раз... «А зачем я их тащу, сапоги? Без них легче...» Сняла сапоги. Потом шлем, ремень с кобурой... Остались только комбинезон, шарфик и пистолет.

«Откуда травы столько взялось?! Когда же она кончится? Упаду сейчас...» Нога ступила на что-то твердое, трава не задерживала больше движений.

— Леля! Дорога, наверное!...

Сапоги Лели Радчиковой гулко застучали по камням.

— Что ты, как слон, топаешь?

— А что я сделаю? Может, свернем с дороги?

— Никуда я с дороги не пойду... Смотреть и слушать только нужно!...

Ноги механически передвигаются, цепляются за каждый камень. Нужно идти. Во что бы то ни стало...

Некоторое время длилось молчание. Только Лелины сапоги гулко топали по дороге.

— Ой, Нина! Я ж носки забыла в кабине!...

— Что?! Носки?! Самолет бросили, а она носки вспомнила! — Нина тихонько рассмеялась, и этот смех будто снял усталость, придал силы. — Что ж, возвращаться будешь?

Впереди на небольшом возвышении мелькнули и сразу пропали какие-то огоньки.

— Что это?

— Кто его знает!... Может, светлячки?

— Обойдем это место на всякий случай или прямо пойдем?

— Не могу я обходить... Ты сними сапоги, чтобы не шуметь, и пойдем прямо.

Медленно поднимаются на возвышенность, замеченную раньше. Только шорох камней да тяжелое дыхание девушек нарушают тишину.

— Стой! Кто идет?

«Немцы!» — Нина моментально упала на землю. Леля осталась стоять.

Молчание.

— Стой! Кто идет?

«Да это же по-русски спрашивают! Только акцент какой-то среднеазиатский...»— Нина поднялась с земли.

— Стой!!!

— Не кричи! Позови командира или комиссара! Часовой, услышав женский голос, успокоился.

— Вон там командир... — показал рукой в сторону. Оказывается, они вышли прямо к командному пункту какой-то части. Рядом с ними виднелся вход в землянку.

В землянке все повернулись к девушкам. Мужчина, сидящий у стола (это был комиссар), даже привстал,

— Девушки, да вы что, летчицы?

— Да.

— Так мы же вас сколько времени ищем... Сейчас три часа ночи. Сколько времени прошло!...

Подругам быстро сделали перевязки, предложили перекусить, отдохнуть.

— Отправить вас мы сейчас не сможем... До утра подождите...

Девушкам, конечно, надо было отдохнуть.

— Только, товарищ комиссар, пошлите, пожалуйста, чтобы наш самолет вытащили оттуда.

— Сейчас пошлю. Так где вы сели? Нина объяснила, как могла.

— А, так это рядом. Метров семьсот будет.

Метров семьсот... А подругам казалось, что они прошли много километров...

Нина лежала, старалась уснуть, но не могла. В землянке тишина. Только изредка ее нарушал грохот близких разрывов мин и снарядов. По стенам шуршала осыпающаяся земля, бродили тени от колеблющегося пламени «катюши».

Нина вспомнила свой полк, подруг. «Наверное, считают, что мы погибли... Рано, поживем еще, повоюем...» Ее мысли прервал громкий голос вошедшего в землянку бойца.

— Товарищ комиссар! Самолет видели, но подойти к нему нельзя. Они сели на минное поле. И шли по нему... Как не подорвались только?!

Отгремела волжская битва, немцы убрались с Северного Кавказа, уничтожен был и их таманский плацдарм. Советские войска готовились форсировать Керченский пролив, высадиться на побережье Крыма.

Высадка назначалась в безлунную темную ночь. Девушки получили задание бомбить вражеские огневые точки на берегу, производить побольше шума, чтобы прикрыть высадку морского десанта.

Еще с вечера мимо аэродрома к берегу шли войска, которые должны были принимать участие в десанте. Девушки провожали глазами каждую часть, подразделение, отдельных солдат. Кому из них сегодня суждено остаться в живых, кто погибнет? Не так-то просто форсировать морской пролив...

— Ну, девушки, работать сегодня как следует нужно! А то сколько народу зря погибнуть может...

С такими мыслями отправлялся в полет каждый экипаж.

Уже два вылета сделала Нина Распопова со своим штурманом Лелей Радчиковой. В тяжелых условиях высаживался морской десант. Гитлеровцы сосредоточили на побережье массу прожекторов. Они залили ярким светом весь пролив, и десантные баржи, катера, лодки были видны как на ладони. Ураганный огонь обрушивался на небольшие суденышки. Многие из них тонули, но солдаты, цепляясь за обломки, продолжали плыть к крымскому берегу, стремились выполнить задачу, захватить плацдарм...

Вот опять под крылом крымская земля, фашистские огневые точки.

— Леля, поточнее сбрасывай! Видела, что там делается?...

Бросали по одной бомбе, чтобы дольше находиться над целью. Леля не торопилась. Часто она склонялась к пулемету (к этому времени на их легких самолетах установили пулеметы) и стреляла по прожекторам.

Назойливый рокот мотора, бомбы, пулеметные очереди с воздуха заставили фашистов перенести часть огня на самолет. Однако подруги уже привыкли к зенитному огню, не торопились уходить. Наоборот, Нина еще больше снизилась, чтобы дать Леле возможность вести огонь из пулемета...

Сухой треск удара. Мотор стал давать перебои. «В мотор попали, сволочи...» Раздался второй удар, мотор сильно затрясло, тяга резко упала. Самолет не мог больше держаться в горизонтальном полете, начал снижаться. Поневоле Нине пришлось разворачиваться в сторону Таманского полуострова, а Леля все продолжала бить длинными очередями по прожекторам, по вспышкам орудийных выстрелов на занятом фашистами берегу.

На катерах поняли, что самолет подбит и вот-вот упадет. Моряки стали подавать сигналы: садись, мол, сюда, поближе, подберем...

«Садись... Только коснемся колесами воды, сразу перевернемся... Нет уж, буду тянуть к берегу, пока можно!»

— Нина! Тяни к косе Чушке! Тут ближе всего. — Ладно. Может, дотянем.

— Постарайся, Нина... У меня нет спасательного пояса...

Мотор, захлебываясь, с сильными перебоями, все же тянул понемногу. Все ближе берег. Вот до него уже и без мотора спланировать можно. И как нарочно (или это только так показалось?), мотор стал работать лучше. Нет, это показалось. Чихнув напоследок, он окончательно остановился.

Чуть левее, почти под крылом, сереет дорога. По ней все еще движутся к переправе массы наших войск. Изредка там вспыхивают разрывы бомб — немецкие бомбардировщики бомбят дорогу.

Придется садиться правее. Да, собственно, выбора-то и нет. С этой высоты можно сесть только прямо перед собой...

Нина примерно знала высоту и мягко посадила машину. Самолет быстро покатился по земле, подпрыгивая и покачиваясь на ухабах. Инстинктивно Нина стала двигать педалями ножного управления. ПО-2 теперь бежал по земле не прямо, а зигзагами.

Девушки облегченно вздохнули, вдруг... треск, самолет вздрогнул и резко остановился. Нина почувствовала, как рядом с ней что-то проткнуло кабину.

— Леля, сходи разведай, есть ли возможность сообщить нашим, где мы сели. А я здесь пока побуду.

Радчикова ушла. Нина продолжала сидеть в кабине, задремала. Она знала, что бояться ей нечего. Сели на своей территории. Совсем рядом проходит дорога, по которой идут и идут войска...

Леля вместе с техниками вернулась только к утру. Все вместе осмотрели самолет, место посадки.

— Вы что же это, специально выбирали такое место для посадки? — удивились техники.

И было чему удивляться. Самолет катился по земле между глубокими воронками. Только случайно они избежали попадания в любую из них. И закончил свой пробег ПО-2 на... противотанковых ежах. Концы рельсов проткнули плоскости, кабину... Однако самолет можно было отремонтировать. Требовалось лишь заменить мотор, в котором зениткой были пробиты два цилиндра, и наложить перкалевые заплаты на крылья и фюзеляж.

Полеты, бомбежки, обстрелы... Больше восьмисот боевых вылетов сделала Нина Распопова за время Великой Отечественной войны. И видно, здорово досаждали девушки на легких ночных бомбардировщиках фашистам. Нина вспоминает такой случай. Мимо их аэродрома вели колонну пленных немцев. Так эти битые вояки попросили остановить их, чтобы посмотреть на «ночных ведьм», которые все время не давали им покоя по ночам, наносили неожиданные удары по самым уязвимым местам.

Нине Максимовне Распоповой присвоено звание Героя Советского Союза, она награждена орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны первой степени, многими медалями.

После войны по состоянию здоровья Нина Максимовна не смогла больше летать. Но не в ее характере сидеть без дела. Она много сил отдает воспитанию нового поколения, которому суждено жить при коммунизме.