Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

Людмила Павличенко

Темная степная ночь. Состав остановился посреди степи, дернулся раз-другой, лязгнули буфера.

Сгружались в темноту. После духоты теплушек степная ночь ошеломляла. Люда Павличенко еще не освоилась с темнотой, со степью — ухнули поблизости орудия. «Что это?—спросил кто-то.-—Они или мы?»

Прошли несколько десятков шагов, выстроились в каре. Посредине стоял высокий человек, над ним — знамя. Командир у знамени заговорил — про великую войну, Отечественную.

— Может, знамя не видно вам, — услышала Люда, — но я его знаю, выцветшее, продырявленное. Имя на нем Чапаева, он его в руки брал! Знамени этому столько же лет, сколько нашей революции. Поклянемся же Родине, Чапаю прогнать Гитлера с нашей земли.

Поклялась и снайпер сержант Люда Павличенко не щадить своей жизни, как не щадил ее Чапай...

Тот же голос у знамени продолжал:

— И помнить надо, какая вам оказана честь. Вы теперь бойцы и командиры 25-й имени Василия Чапаева дивизии. Она приняла бой в первую же ночь войны... А теперь берите лопаты, пошли окопы рыть...

Так на Пруте началась воинская жизнь Люды Павличенко. Она еще несколько дней назад приехала из Киева в Одессу, чтобы закончить свою дипломную работу о Богдане Хмельницком. И тут ее застигла война. Люда поступила так, как в эти дни поступали тысячи ее сверстников: она бросилась в военкомат, пошла в армию добровольцем.

Всю ночь рыли окопы. Тяжело поддавалась ссохшаяся степная земля.

Люду зачислили в снайперский взвод. Вместе с дивизией с боями отходила к Одессе и два с половиной месяца участвовала в боях за нее. Ничто не давалось на войне легко, каждый день, иногда час приносил новые испытания.

Люда до войны окончила снайперскую школу Осоавиахима, тогда она мечтала сразиться с фашистами на земле Испании. Но теперь они пришли сюда уже с опытом войны.

Вот тут и началось самое тяжкое. Мало было обладать смелостью — необходимо было научиться терпению, качествам разведчика, хладнокровию, стать мастером точной, сверхточной стрельбы...

Умный, умелый командир снайперского взвода двадцатитрехлетний Василий Ковтун учил ее вести наблюдение, чувствовать винтовку, как живое существо, вести поиск.

Знойные дни под Одессой, бесчисленные атаки, которые отбивали чапаевцы, ночные бои, тяжелые утраты многому научили вчерашнюю студентку Люду Павли-ченко. Начиналась совершенно новая полоса ее жизни, горькая и необходимая.

Где-то на севере за ее судьбу тревожилась мать, большой друг Люды, с нею был маленький сынишка. Приходили письма уже не только от матери — скоро в адрес Люды хлынул поток писем со всех концов страны. Кто не видел ее в боевой обстановке, судил по коротким, но красноречивым сообщениям. Имя Люды Павличенко, снайпера Чапаевской дивизии, стало ненавистно гитлеровцам, а это ли не показатель силы солдата?

Василий Ковтун был требовательным, но когда он пытался оберечь Люду, понимая, как трудно молодой женщине на фронте, она резко протестовала. Да и воинская дружба ее ко многому обязывала.

Однажды под Одессой он зашел в блиндаж, где Люда отдыхала после тяжелого боя, и сказал:

— Мы снайперским взводом прикроем отход полка, а ты уйдешь с полком.

— Как уйду? — встревожилась Люда. — Я с вами буду прикрывать полк.

Ей помог комиссар Деев. Ковтун согласился оставить Люду в прикрытии.

Немцы атаковали двумя батальонами, но безуспешно. Горсточка снайперов продержалась весь долгий летний день. Ночью хоронили товарищей, а рано утром Ковтун приказал нацепить пилотки на саперные лопатки и воткнуть их около себя:

— Пусть маячат, нам будет легче, а немцам больше хлопот.

От жары растрескались губы и кровоточили. Хотелось пить. Глаза разъедала пыль, но надо было держаться.

Против взвода Ковтуна немцы бросили свой снайперский взвод. Видно, решили быстро управиться с советскими стрелками. Массовая дуэль тянулась несколько часов, взвод Ковтуна потерял больше половины. Наступила тягостная пауза. Стемнело. Над окопчиком Люды показалась голова Ковтуна, синие глаза в сумерках казались черными.

— Слушай, Люда, твоя винтовка шалит, слышу по звуку. — Ковтун занимал соседнюю ячейку.

— Бери мою, заслужила. А я к пулемету. Будете отходить — задержу!

— Не уйду от тебя, Василь!

— Приказываю...

Но вдруг заработали минометы врага, и командование взводом принял на себя Марченко.

Пулемет Ковтуна перешел к Марченко, винтовка синеглазого украинца была у Люды. Марченко подавал команду охрипшим голосом: уже сутки не было воды. Было решено отходить: у снайперов оставались только гранаты. Люда приподнялась. Она должна была перешагнуть через тело Ковтуна, но не могла сдвинуться с места. Тогда к ней подполз комиссар Деев. Он взял ее, полуобеспамятевшую, в охапку и потащил. Марченко и двое раненых снайперов зарыли тело Ковтуна.

А в сентябрьских боях, когда отбивали атаку противника, погиб и новый командир взвода. Люда приняла командование. Она бросилась к пулемету и положила винтовку Ковтуна на бруствер. Разорвался снаряд. Люду ударило о землю, винтовку Василия разнесло в щепы...

Ни ранения, ни контузии не разлучили Люду Павличенко с Чапаевской дивизией. Многие товарищи ее сложили голову под Одессой, но приходили новые бойцы, и она помогала им стать мастерами точной стрельбы, как помогали ей Ковтун и Марченко. Много раз под Одессой она видела и командира своей дивизии. Генерал-майор Иван Ефимович Петров хорошо знал своих солдат. Он отличался бесстрашием и талантом незаурядного военачальника.

После Одессы чапаевцы сражались под Севастополем, на Мекензиевых горах. Они защищали ключевые позиции, ведущие к городу.

В ноябрьские дни, продуваемые холодными ветрами, в непогоду отбивали они натиск врага. Они стояли на направлении главного удара.

Теперь снайпер Люда Павличенко действовала в условиях горной войны. Это была ее первая военная осень в горах и первая зима на скалистой земле Севастополя.

В три часа утра обычно она уже выходила в засаду. Иногда она тонула в тумане, иногда искала спасительного укрытия от прорвавшегося сквозь облака солнца, лежала на мокрой, сочащейся влагой земле.

Стрелять можно только наверняка, и до выстрела иногда лежала дорога терпения длиною в день или два. Ни одной ошибки — или обнаружишь себя. И уже не будет спасения. Тщательно бери цель. Как коротка мысль об этом, как все долго длится на войне! Однажды на Безымянной вышли против нее в засаду шесть автоматчиков. Они заметили ее накануне, когда вела она неравный бой весь день и даже вечер. Гитлеровцы нависли над дорогой, по которой подвозили боеприпасы соседнему полку дивизии. Долго, по-пластунски Павличенко поднималась в гору. Болели локти и колени. Пули со всхлипом впивались в деревце, то впереди, то сзади Люды. Иногда они зарывались в землю.

Пуля срезала ветку дуба у самого виска, другая пробила верх фуражки. И тогда Павличенко сделала два выстрела — замолчал тот, кто едва не поразил ее в висок, и тот, кто чуть-чуть не угодил ей в лоб. Истерично стреляли четверо живых, и снова, уползая, извиваясь, как змея, она била точно туда, откуда раздавался выстрел. Еще трое остались на месте, только один убежал.

Павличенко замерла. Теперь нужно ждать. Нельзя приподняться, сдвинуться. Один из них мог притвориться мертвым, и, быть может, он выжидает, когда она пошевелится. Или тот, кто убежал, уже привел с собой других автоматчиков. Сгустился туман. Вдруг раздался выстрел, второй... издалека. Павличенко решила подползти к своим врагам. Она снова ползла по-пластунски. Взяла автомат убитого, взяла в укрытии ручной пулемет. Расположила оружие так, что пулемет оказался посередине. Приготовилась. Беспорядочная стрельба гитлеровцев, наползших на нее из тумана, усилилась. Она отвечала то из пулемета, то из автомата, чтобы враги вообразили, будто здесь несколько бойцов.

Долгий неравный бой. К ночи поднялся ветер. Люда влезла в окопчик, который бросил утром один из автоматчиков, чтобы поближе подползти к ней. Стрельба прекратилась. Немцы не отважились искать ее в темноте...

Сержанта Людмилу Павличенко перевели в соседний полк. Слишком много бед принес гитлеровский снайпер. Он уже убил двух снайперов полка. Как правило, немецкие снайперы прятались за передним краем своих, тщательно маскировались, надевали пятнистые с зелеными разводами халаты — уже наступила весна 1942 года.

У этого был свой маневр: он выползал из гнезда и шел на сближение с противником. Долго лежала Люда, ждала. День прошел, вражеский снайпер не подавал признаков жизни. Он заметил наблюдателя, но решил не бить, хотел выследить ее и уложить на месте.

Люда тихо свистнула — приказала наблюдателю, лежавшему метрах в пятидесяти от нее, уйти.

Осталась на ночь. Ведь немецкий снайпер наверняка привык спать в блиндаже и поэтому вымотается быстрее, чем она, если застрянет здесь на ночь. Так лежали они сутки не шелохнувшись. Утром опять лег туман. Голова отяжелела, в горле першило, одежда пропиталась сыростью, и даже руки ломило.

Медленно, нехотя туман рассеялся, просветлело, и Павличенко увидела, как, прячась за макет коряги, снайпер передвигался едва заметными толчками. Все ближе и ближе к ней. Она двинулась навстречу. Одеревеневшее тело стало тяжелым и неповоротливым. Сантиметр за сантиметром преодолевая холодную каменистую подстилку, держа винтовку перед собой, Люда не отрывала глаз от оптического прицела. Секунда приобрела новую, почти бесконечную протяженность. Вдруг в прицел Люда уловила водянистые глаза, желтые волосы, тяжелую челюсть. Вражеский снайпер смотрел на нее, глаза их встретились. Напряженное лицо исказила гримаса, он понял — женщина! Мгновение решало жизнь — она спустила курок. На спасительную секунду выстрел Люды опередил. Она вжалась в землю и успела увидеть в прицеле, как моргнул полный ужаса глаз. Гитлеровские автоматчики молчали. Люда выждала, потом поползла к снайперу. Он лежал, все еще целясь в нее.

Она вынула снайперскую книжку гитлеровца, прочла: «Дюнкерк». Рядом стояла цифра. Еще и еще французские названия и цифры. Более четырехсот французов и англичан приняли смерть от его руки. Он открыл свой счет в Европе в 1940 году, сюда, в Севастополь, его перебросили в начале сорок второго, и цифра «сто» была прочерчена тушью, а рядом общий итог — «пятьсот». Люда взяла его винтовку, поползла к своему переднему краю.

Тяжкие испытания выпадают на долю каждого бойца, на долю снайпера тем более: томительные часы выжидания, мучительное чувство скованности, напряжение поиска, нередко сутками длящиеся дуэли, жажда, пробирающий до костей холод камня, желание уснуть — такое опасное и почти необоримое. Но самым жгучим было чувство тревоги за своих боевых друзей.

Много раз она выходила на задание со снайпером Леонидом Киценко, они вместе пришли в Чапаевскую дивизию еще под Одессой.

Вот они притаились в снайперском гнезде. Земля начинала оживать после слишком холодной для Севастополя зимы. Весеннее солнце иногда мешало, иногда помогало снайперам. Мешало, когда весенний луч бил в глаза, вдруг вырываясь из-за облаков, помогало, когда солнечный зайчик выпрыгивал из бинокля врага, обнаруживая его тайник. Киценко умел молчать, терпеть часами озноб уходящей зимы, по суткам забывать о еде. Он только, как и она, не умел гнать тревогу за своего друга.

В тот день солнце неожиданно выдало их, и стелющийся минометный огонь, воющий и стенающий, настиг второго снайпера. В тот момент, когда второй снайпер Леня Киценко, коснувшись плеча Люды, спросил: «Ты очень устала?» — осколок мины оторвал ему руку.

Она сама вынесла его из-под огня гитлеровцев, вынесла стремительно, идя во весь рост. А потом его положили на носилки, обеспамятевшего, а она отстреливалась— гитлеровцы перешли в атаку.

На слете снайперов Павличенко рассказала о том, как в самой сложной обстановке удается ей обучать товарищей снайперскому делу. Она не скрывала от своих учеников ни риска, ни особой опасности своей военной профессии. В апреле на снайперском слете ей был вручен диплом. Газета Приморской армии сообщала: «Товарищ Павличенко отлично изучила повадки врага и овладела снайперской тактикой... Почти все пленные, захваченные под Севастополем, с чувством животного страха говорят о наших сверхметких стрелках: «Больше всего потерь мы несем последнее время от пуль русских снайперов».

Приморцы могут гордиться своими снайперами!»

На Мекензиевых, непосредственно в боевой обстановке, на совещаниях Люда Павличенко встречала командующего Приморской армией генерала Ивана Ефимовича Петрова. Он оставался замечательным примером мужества для всех приморцев и с особенной душевной заботой относился к женщинам-воинам, несшим наравне с мужчинами самые большие тяготы войны.

Снова и снова выходила Люда на поиск.

Теперь она пошла в засаду еще с двумя снайперами. Взяли немного хлеба и воды. Она изредка пересвистывалась со своими товарищами. С собой несла пулемет, у пояса подвесила две гранаты. Вышли в полвторого ночи, до того три дня Люда разведывала это место. Отползли метров пятьсот от переднего края.

Люда лежала без каски, чтобы не вызвать лишнего шума и все слышать. Перед ней второй эшелон гитлеровцев, их надо ошарашить внезапным нападением, пусть хоть в этот день им неповадно будеть лезть на наши позиции.

Подвезли кухню, гитлеровцы прохаживались вокруг нее: шутили, напевали. Быть может, тут были и те, кто всего несколько дней назад вел минометный огонь по ее снайперскому гнезду. Возможно, офицер, раскуривавший сигарету, — убийца снайпера Леонида Киценко.

Она первой из трех снайперов открыла огонь. Враги заметались, упал офицер, взмахнув сигаретой. Люда стреляла из пулемета.

Раздался истошный крик:

— Русские партизаны!

Стреляла Люда, стреляли двое ее товарищей. Потом они поспешно отползли...

Выполняя задания и в короткие часы передышек, Павличенко продолжала заниматься с молодыми снайперами. Себя молодая женщина считала уже старичком. Впрочем, все, кто оставался в строю, начав свой воинский путь с самого начала войны, по праву считали себя старыми бойцами. Так оно и было. День здесь был равен месяцу, иногда году. Седые прядки появились в черных волосах этой необыкновенно красивой женщины, чье одухотворенное лицо хорошо знала вся страна. О ней появлялись корреспонденции в центральной прессе — ее мужество, опыт, выдержка помогли тысячам людей выдюжить то, что казалось невыносимым.

В Севастополе становилось все труднее и труднее, но Павличенко, преодолевая недомогание от ранений и контузий, продолжала вести бои с гитлеровцами. И только когда все силы были исчерпаны, она на подводной лодке ушла на Большую землю.

До последнего часа стояла, обороняя город, Чапаевская дивизия, выдержав восьмимесячную осаду...

За отвагу, военное мастерство, мужество, проявленные в борьбе с гитлеровцами, Людмила Павличенко получила звание Героя Советского Союза.

После Севастополя она была внезапно вызвана в Москву, в Главное политическое управление. Ей сообщили, что Элеонора Рузвельт и Американская студенческая ассоциация пригласили студентов-фронтовиков в США. Павличенко просила оставить ее в рядах сражающихся, но ей объяснили: поездка в Америку — тоже сражение за более действенный союз народов Советского Союза, Америки и Англии, за открытие второго фронта.

Вместе со снайпером-ленинградцем Пчелинцевым она вылетела в Америку.

Тогда впервые по пути в США она побывала в Африке. Могла ли она подозревать, что пройдут годы и ей придется еще не раз посетить африканскую землю в качестве посланца доброй воли своего народа, верного друга свободолюбивых народов африканского континента.

В Америке с советскими делегатами беседовал посол М. М. Литвинов. Он помог Люде своими дружескими советами ориентироваться в совершенно незнакомой стране. Тут Люде Павличенко вместе с ее ленинградским товарищем пришлось вести пресс-конференцию, на ней присутствовало пятьдесят два представителя американской прессы. Нужно было знать так много и достоверно, как знала это Павличенко, о мужественной битве своего народа, чтобы выдержать натиск профессиональных журналистов — газетчиков США.

У нее спрашивали:

— У вас была охрана? Она отвечала:

— Моя винтовка. — Скольких вы убили в бою?

Она поясняла, несмотря на всю нелепость постановки вопроса:

— Триста девять. Я каждого фашиста уложила на фронте, а не в плену.

И снова сыпались вопросы.

— Скольких гитлеровских снайперов, асов винтовки, вы имеете на своем счету?

— Тридцать шесть.

Тридцать шесть снайперских дуэлей, тридцать шесть многодневных поединков. И опять припоминались дни и ночи, слившиеся в один знобкий поток, когда за ней охотилось сразу несколько гитлеровских автоматчиков, их засады...

У нее спрашивали:

— Вы профессор снайперов?

Она отвечала точно, как подобало советскому воину:

— Я учила младших товарищей.

— Где же, в военной школе? — уточняли любопытствовавшие газетчики.

— Нет, у нас время не терпит. На переднем крае.

Но совсем иными были встречи с простыми американцами. Она объездила несколько десятков городов, выступала на массовых митингах, на предприятиях, на верфях.

На стотысячном митинге в Нью-Йорке познакомилась с Полем Робсоном, и он, выступив после нее, запел: «Широка страна моя родная...». Советскую песню подхватила огромная аудитория.

Она встречалась с самыми разными людьми, которые выражали глубокое чувство симпатии к советскому народу и к ней — солдату, его посланцу.

Ее пригласил к себе замечательнейший актер и режиссер Чарли Чаплин, он дружески беседовал с отважным снайпером.

Вместе с другими делегатами она побывала в Белом доме на приеме у Франклина Рузвельта. Рузвельт расспрашивал ее о тяготах фронтовой жизни и передал лучшие пожелания советскому народу.

Из США Павличенко попала в Канаду. На митинге в Торонто ей вручили памятный подарок, свидетельство восхищения канадцев мужеством советского воина, — снайперскую винтовку винчестер с оптическим прицелом.

По приглашению студенческой организации и министерства информации Англии она принимала участие в Первом конгрессе молодежи мира и была выбрана вице-председателем военной комиссии конгресса.

Где бы ни выступала Павличенко, она, рассказывая о борьбе советского народа против фашистской Германии, подробно знакомила слушателей с героической обороной Севастополя, участником которой была сама. Отклик аудитории был таким же непосредственным и искренним, как и само выступление снайпера.

Ее неоднократно просили рассказать свою биографию. Люда говорила о своей семье. Отец ее — участник гражданской войны, на фронтовых дорогах на Восточном фронте много раз встречался с Чапаевым. Большое влияние на нее, еще девочку, оказал командарм Воска-нов, в подчинении у которого в свое время находилась дивизия Чапаева. Волею судеб случилось так, что она после работы на заводе «Арсенал» в Киеве, после университетской учебы попала на фронте именно в эту дивизию, которую создал Василий Иванович Чапаев.

Павличенко рассказывала о том, что значат для Советской Армии славные традиции революционной поры, говорила о гуманизме советских людей, о их неимоверных лишениях, о содружестве наций.

Часто на встречах возникали самые неожиданные дискуссии, и тут уж на помощь снайперу Люде Павличенко приходила историк Павличенко.

В огромной, насущно необходимой борьбе за мир, которую ведет неустанно наш народ, принимает активное участие Герой Советского Союза Людмила Михайловна Павличенко.

После войны она закончила университет. Ее можно было увидеть и в самых отдаленных уголках нашей страны, и на международной конференции женщин в Копенгагене, и в молодых республиках Африки — всюду она желанный посланец советских людей, участник битвы за мир.

Член Ассоциации дружбы с народами Африки, она помогает нам лучше узнать жизнь свободолюбивых африканских народов, в Африке она помогает нашим друзьям лучше понять жизнь людей Советского Союза.

Иногда в самых далеких краях она встречает своих товарищей по обороне Севастополя, среди них много ученых, врачей, рабочих, инженеров, дипломатов, мореплавателей. Отважные люди, они полны энергии, отдают все силы строительству и воспитанию молодежи и высоко ценят великое братство советского воинства, ярким представителем которого является женщина-герой Людмила Павличенко.