Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»
Венец доблести
Над маленьким столиком, накрытым узорной скатертью, висит портрет. Открытое энергичное лицо. Пытливо смотрят на нас большие темные глаза.
— Вот она, Аня.
Анастасия Фроловна Никандрова смахивает набежавшую слезу и бережно снимает портрет со стены.
— Голубушка, незабудка моя, — шепчут старческие губы.
Тяжело, очень тяжело старушке вспоминать о дочери. Глубоко запало горе. Прошло уже много времени, но не утихает боль материнского сердца. Как живая стоит в ее воображении Аня — от самого босоногого детства до бурных и грозных дней юности, когда она по пыльной дороге ушла на восток. Ушла и больше не вернулась.
Только в последнем военном году до Анастасии Фроловны долетела весть о бессмертном подвиге дочери. Товарищи Ани прислали теплые, задушевные письма, документы и боевые награды. И сейчас рядом с большой фотокарточкой Анны Никандровой сияет под стеклом орден Отечественной войны II степени. Тут же самая дорогая реликвия — Грамота Президиума Верховного Совета СССР, присланная отцу героини — Алексею Никандровичу Никандрову.
«Посылаю Вам Грамоту Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Вашей дочери звания Героя Советского Союза для хранения, как память о дочери-герое, подвиг которой никогда не забудется нашим народом», — писал Николай Михайлович Шверник.
Среди полей и мелколесья Псковщины затерялась деревня Барашкино. Пятьдесят лет тому назад она мало отличалась от соседних деревушек. Худые, покосившиеся избенки, с обросшими мхом крышами, с закопченными полатями и вечной нуждой. За деревней тощие нивы. Земля — сыпучий песок да серый, как пепел, подзол. Несытно кормила она крестьянина. Своего хлеба едва хватало до святой недели. Приходилось прирабатывать на стороне.
Плохо жили барашковцы, но не было в деревне беднее Никандровых. С германской войны Алексей вернулся с простреленной рукой. Жена с ребятишками перебивалась с сухой корки на квас, в темном хлевушке мычала голодная корова. Вздохнул тяжело бывший солдат и пошел мыкаться по округе в поисках заработка. Ходил по окрестным деревням, занимаясь шорным ремеслом. По воскресеньям наведывался домой, приносил в тряпице тяжелые, как застывшая кровь, пятаки.
Но жизнь неудержимо мчалась вперед. В хмурый октябрьский день в Барашкино прилетела весть о свержении буржуазного правительства Керенского. События в Петрограде будто встряхнули, пробудили от тяжкого сна всю Россию. Зашумело, загудело волостное село Красногородское. На улицах появились люди с пунцовыми бантами в петлицах. Митинговали, требовали отнять землю у местных богатеев...
Часто бывал Никандров в волостном центре. Видел, как устанавливалась, прочно пускала корни дорогая бедняку Советская власть.
В начале 1920 года жена родила третьего ребенка. Вернулся Алексей домой как-то вечером и услышал слабый голос Анастасии:
— Глянь-ка, Алеша, дочку бог послал.
Приоткрыл он холстинный полог люльки и при тусклом свете лучины рассмотрел красноватое личико девочки. Она хватала воздух беззубым ротиком и вдруг залилась протяжным плачем.
— Ух ты какая! — удивился Алексей. И, покачивая люльку, добавил, обращаясь к жене: — В доброе время родилась. Счастливо заживет. Лучше, чем мы с тобой,
Новорожденную назвали Анной.
Дочь удалась в отца: такой же, как у него, стройный стан, светло-карие глаза, не по-детски упрямые губы. Характер тоже отцовский: веселая, общительная и настойчивая.
На восьмом году определили Аню в школу.
Быстро летело время. Наступил и день, когда Аня Никандрова получила свидетельство об окончании Красногородской семилетки. Радостно было тогда и немного грустно.
Друзья разлетались в разные стороны. Одни хотели продолжать учебу в Опочецком педтехникуме, другие мечтали о профессии агронома или врача.
— А ты куда пойдешь, Аня? — спрашивали ее товарищи.
— На любое дело согласна. Но больше всего хочется работать с людьми.
И желание девушки сбылось. Райком комсомола направил Аню Никандрову на курсы сельских избачей. Оттуда она вернулась со связкой книг, рулоном плакатов. Ей предложили работу в Мозулевской избе-читальне, в тридцати километрах от Барашкина. Уложил Алексей Никандров на телегу скромные пожитки дочери и отвез Аню в Мозули.
Новый избач сразу привлек внимание молодежи и пожилых колхозников. Приветливо светился по вечерам огонек в Мозулевской читальне. Туда, как мотыльки на свет, слетались парни и девушки. Верными помощниками Ани были мозулевские девушки Настя Иванова и Вера Никитина. Вместе с ними Никандрова создала кружок художественной самодеятельности.
Только избачом Аня не проработала и года. Однажды ее вызвали в районный центр. Вернулась оттуда через день и сказала подругам:
— Расстаюсь с вами, девчата. В райкоме комсомола работу предлагают.
— Не зазнавайся, навещай нас чаще, — напутствовала Настя Иванова.
— Не бойся, не обюрокрачусь, — с улыбкой ответила Аня.
Друзья пожелали ей удачи в жизни и проводили в Красногородское.
***
В том незабываемом году на смену бурной, многоводной весне пришло тихое ласковое лето. Над прогретыми июньским солнцем ложбинами струилось легкое марево. Заливные луга покрылись пестрым ковром зацветающих трав, дружно поднимался на полях темно-зеленый бархат хлебов. Преображенная руками колхозников, земля сулила богатый урожай.
Вот уже третий год Аня Никандрова заведовала сектором учета Красногородского райкома комсомола. С головой окунулась девушка в работу. Деревня Барашкино находится всего в пяти километрах от районного центра, но Аня была редким гостем у родителей. Вечерами часто светился огонек в большом окне райкомовского дома. Подолгу засиживалась Аня над учетными карточками членов ВЛКСМ и различными отчетами. Она знала каждого комсомольца в районе.
А днем Никандрову трудно было застать в рабочем кабинете. Попутной подводой, а то и просто пешком отправлялась она в колхоз. Часто видели ее с газетой в руках среди сельской молодежи. Много красногородских юношей и девушек вовлекла она в ленинский комсомол.
21 июня 1941 года Никандрова поздно вернулась из командировки. Окно в комнате было открыто настежь. Из палисадника залетали легкие порывы ветерка, приятно пахли отцветающие белые розы. Сестра Татьяна, наборщица районной типографии, видно, давно вернулась с работы и уже спала. В селе царила тишина свежей летней ночи. Стрелки будильника показывали половину второго. Аня завела часы и, стараясь не шуметь, легла в постель.
Проснулась от сильного толчка: рядом стояла встревоженная Татьяна и трясла ее за плечо:
— Вставай, беда... война началась.
Быстро одевшись и сполоснув лицо холодной водой, Аня выбежала на улицу. Она спешила в райком. Там уже собрался партийный и комсомольский актив. Страшная весть подняла всех на ноги...
Фронт приближался. Уже через неделю стали слышны глухие раскаты артиллерии. Черными стервятниками кружились в небе фашистские самолеты. Июньские ночи полыхали пожарами.
В полдень 3 июля 1941 года к Красногородскому хлынул поток беженцев из Латвии. Они ехали на телегах и велосипедах, шли пешком. От лютого врага уходили стар и млад. Босиком по горячему песку спешил на восток двенадцатилетний мальчик. С почерневшего от загара узкого личика с тоской смотрели большие зеленоватые глаза. Мальчонка с тревогой посматривал на небо.
Вдали развертывается черный косяк самолетов. Они приближаются стремительно, с визгом. Так и есть, это они. Их легко узнать по длинным хищным лапам шасси, дикому, режущему уши вою. От самой Риги преследуют беженцев фашистские коршуны. С замершим сердцем мальчишка падает в канаву. Ревут, врезаются в дорогу осколочные бомбы. На спину падают комья земли. Вражеские самолеты улетают, паренек поднимается, ощупывает себя: он уцелел. Но рядом стонут люди. Бомбой разворотило военную машину, ранило четырех бойцов. Пыльная трава обагрена кровью. Откуда-то появился легковой автомобиль. Раненых наскоро перевязали и, обгоняя колонну, помчали в Красногородское.
В это время Аня Никандрова с сандружинницей Шурой Рассадовой дежурили у переправы через реку Синюю у красногородского вала. Она видела, как «юн-керсы» сбросили бомбы на мирных людей, и жгучая ненависть к врагу перехватила дыхание. От военного городка частыми очередями залились зенитные пулеметы, ударили орудия. В небе вспыхнули клубочки разрывов. Фашистские самолеты повернули на запад.
Запыленная вереница беженцев непрерывно текла от Мозулей и сворачивала на Опочецкую дорогу. Машина с ранеными подкатила к девушкам.
— Где у вас больница? — спросил молодой водитель. — Хлопцы кровью истекают.
— Недалеко. Я провожу вас.
Шура осталась на посту, а Никандрова повезла раненых в больницу. Двое были в особенно тяжелом состоянии. Хирург извлек из ног пострадавших несколько черных осколков. Покачивая седеющей головой, тихо сказал Ане:
— Не скоро поправятся, за ними нужен глаз да глаз.
В это время в больницу прибежала запыхавшаяся Шура Рассадова. Отозвав в сторону, сообщила шепотом:
— Немцы у Слободинца. Наши эвакуируются. Мне с тобой поручено отвозить раненых.
Аня вздрогнула: хутор Слободинец находился в сорока километрах от Красногородского.
... Село окутывал темный и густой, как деготь, дым. Он юлил под колесами мчавшегося грузовика, тяжелыми валами сползал к реке Синей. Горела аптека, горел районный Дом культуры. С треском пылали домики на Советской улице.
Автомашина покатила мимо пожаров по Опочецкому шоссе. Аня с Шурой сидели в кузове. Тут же на соломе лежали раненые. Изредка грузовик подпрыгивал на выбоинах. Тогда из-под окровавленной шинели доносился тяжелый стон. Раны мучили молодого светловолосого паренька, только осенью призванного на военную службу.
— Сестричка, во рту пересохло...
Аня поднесла к его запекшимся губам флягу.
— Успокойся. Отвезем тебя в госпиталь. Поправишься, съездишь домой.
При этих словах глаза Ани чуть затуманились грустью. Перед отъездом ей так и не удалось навестить родных в Барашкине. Даже к себе на квартиру не забежала. Так и поехала в одном легком жакете. Но она тут же отогнала прочь невеселые мысли.
«Главное сейчас — спасти людей, благополучно сдать в санбат».
Раздумье Никандровой прервал жуткий визг авиационного мотора. Черный «юнкерс» облюбовал на дороге одинокую машину и развертывался для пикирования. Вот он по-ястребиному ринулся на беззащитную цель. От плоскостей отделился темный комок.
Аня не слышала шума падающей бомбы. Страшный удар, будто обухом, оглушил ее и, как перышко, выбросил из машины. В левую ногу впились горячие острые иглы. В глазах потемнело, и она потеряла сознание.
Очнулась от прикосновения к лицу чего-то холодного. Над ней наклонилась Шура Рассадова с котелком в руке.
— Жива! — обрадовалась подруга. — Я на тебя четыре котелка воды вылила.
— А раненые как?
Шура сдвинула густые брови.
— Того молоденького прибило насмерть. Шофер тоже погиб. Остальные живы.
Морщась от боли, Аня встала. Сапог наполнился кровью. Рассадова разрезала его, перевязала ногу. Аня, прихрамывая, подошла к раненым. Шура предусмотрительно оттащила их в кусты. Пережившие смерть бойцы с надеждой смотрели на «сестричку».
— Потерпите, ребята, — обнадежила их Аня. — Сейчас как-нибудь доберемся до Опочки.
Легко сказать: доберемся. Их разбомбили у деревни Апрелково. До Опочки еще добрых девятнадцать километров.
В сумраке наступающей ночи скользнул едва заметный фиолетовый луч фары. Никандрова прислушалась. На шоссе ровно гудел мотор приближающейся машины. Аня подняла руку. Полуторка затормозила, и молодой красноармеец, улыбаясь, открыл дверцу кабины:
— Садитесь, пожалуйста. С хорошенькой девушкой не грех и прокатиться.
— Бросьте зубоскалить, — оборвала его Аня. — Со мной раненые.
— О, тогда другое дело, — сразу стал серьезным шофер. — Грузите их в кузов, да быстрее. Фриц сзади нажимает.
Раненых быстро уложили в машину, и полуторка понеслась на восток.
Запылился, завихрился военный путь Ани Никандровой! Впереди ее ждала горечь отступлений. В суровых боях мужал и закалялся характер девушки.
Утром 5 июля 1941 года Красногородский район оккупировали фашисты. Лавины вражеских танков и броневых тягачей текли на Остров, Опочку и Пушкинские Горы.
Никогда не сотрутся в памяти суровые пути-дороги дней отступления сорок первого года. Уходили на восток люди, вздымали пыль гурты угоняемого скота. Отступали по магистралям и проселочным дорогам. Вырываясь из окружения, брели по лесным тропинкам, шли по необъятным просторам России, чтобы в решительный час ударить по врагу, выстоять в боях и спасти все человечество от фашистского порабощения.
Военная дорога забросила Аню Никандрову и Шуру Рассадову в город Калинин. Девушки сдали раненых в санбат. Потом их пути разошлись. Рассадова ушла с сандружинницами, а Никандрова осталась в госпитале. Но через три недели она уже распрощалась с товарищами по больничной палате...
С начала сентября 1941 года в лесах и болотах под городом Ржевом началась фронтовая жизнь Ани Никандровой. Сперва она работала в госпитале, обмывала и перевязывала раны бойцов. Но ее душа рвалась в бой.
Вскоре Никандрову направили на курсы младших лейтенантов. Она успешно закончила их и стала боевым командиром. В дни горячих боев на подступах к Москве на нее возложили комсомольскую работу в одной из воинских частей. Стройную девушку в серой шинели часто видели в первых рядах атакующих. Это воодушевляло красноармейцев. Они крепче сжимали в руках оружие и злее били фашистскую нечисть.
Аня страстно любила книги. Читала их в редкие передышки между боями. В полевой сумке рядом со списком комсомольцев лежал «Овод» и томик избранных стихов Некрасова. Блокнот Ани был испещрен выписками из художественной литературы. И теперь, в свежий весенний день 1943 года, в лесах Смоленщины Аня с вдохновением повторяла слова поэта:
— Народ-герой, в борьбе суровой Ты не шатнулся до конца. Светлее твой венец терновый Победоносного венца.
Да, советские люди не шатнулись перед сильным, самонадеянным врагом. Они нанесли фашистским армиям сокрушительные удары и погнали их на запад.
В 1942 году в жизни Ани Никандровой произошло большое событие: ее приняли в партию. Бережно хранила она в кармане гимнастерки партийный билет, гордилась высоким званием коммуниста и с честью оправдывала его.
... Тропинка вилась среди умытых апрельскими дождями сосен. Сырой ветер гудел в их вершинах. Вдали глухо ухала артиллерия, над головами со скрежетом проносились снаряды и разрывались где-то на позициях противника. Аня возвращалась из 3-го батальона. Оттуда ее неожиданно вызвал командир полка. Вместе с Никандровой шли двадцать автоматчиков.
На командный пункт прибыли рано утром. Аня вошла в просторный блиндаж и доложила командиру полка о выполнении приказания. Подполковник Славушевский, с красными от бессонницы глазами, спросил ее о настроении бойцов. Потом, развернув на столе карту, показал район боевых действий.
— Не скрою: положение напряженное. Немцы не хотят терять железнодорожный узел Сафоново и яростно сопротивляются.
Позавчера мы отбили четыре контратаки. — Карандаш командира остановился у голубоватой спирали реки Вопи:—А вот здесь фашистов потеснили на западный берег. Сюда переправилась рота лейтенанта Васильева. Как видите, ваши комсомольцы постарались. Вам необходимо перебраться на ту сторону и уточнить обстановку. Передайте лейтенанту приказ: удерживать плацдарм до прихода подкреплений. Возьмите с собой тридцать солдат, они останутся в роте, а вы вернетесь назад. Задача ясна?
Аня повторила приказ командира.
— Выполняйте!
— Есть выполнять!
Разбуженная дыханием весны, Вопь вышла из берегов и несла в мутной воде серые комья льдин. А переправочных средств нет. Бойцы где вброд, а где и вплавь перебирались через клокочущую реку. В густом ельнике двигались с особой осторожностью: фланги полуоткрыты — в любой момент можно наткнуться на немцев. Так и случилось. В перекатном шуме лесной чащи Аня различила шаги. По знаку комсорга бойцы залегли. Сжимая автомат, Никандрова наблюдала за опушкой.
Вот из-за развесистых елок вывернулась фигура в шинели мышиного цвета. Вражеский солдат, вытянув шею, прислушивался, затем, пробежав десяток шагов, прилег за ольховый куст. Фашисты приближались короткими перебежками. Теперь они были совсем близко. Аня осторожно подняла автомат. Сухая очередь полоснула сырой воздух. Рядом дробно застучали автоматы товарищей. Несколько немцев остались недвижимыми в кустарнике.
Наши бойцы по знаку командира выдвинулись вперед. В это время из еловой чащи хлынул град пуль. По стрельбе Аня определила: немцев много. Видно, хотели ударить по роте с тыла и ликвидировать наш плацдарм. Слева, почти рядом, взвихрился снежок, вспыхнули зловещие синие искорки. Фашистские пули стеганули по серому валуну и рикошетом ударили в землю.
«Заметили», — подумала Аня.
Решительным броском она метнулась в сторону и легла за толстой сосной с расщепленной верхушкой. В то же время по стволу дерева защелкали разрывные пули «дум-дум». И Аня увидела врага. Серое лицо фашистского офицера, будто привидение, мелькнуло за вывороченной елью. Почти не целясь, нажала спусковой крючок.
В то же время Никандрову, будто камнем, ударило по руке. На рукаве фуфайки болтались клочья серой ваты, она быстро краснела. Сжав зубы, Никандрова дала длинную очередь в сторону приближавшегося врага.
Бой длился с час. Вдруг трескотню автоматов покрыл глухой стук «Дегтярева», хлопнули тугие разрывы ручных гранат. Немцы прекратили огонь. После жаркой схватки неожиданно наступила тишина.
Помощь подоспела вовремя. У бойцов уже кончались патроны, четверо были убиты, восемь человек ранены. Аня перевязала наскоро руку. Пуля порвала мышцы выше локтя, но кость не затронула. Раненых переправили за реку на плотах под густым пологом ночи. Аню опять ждал госпиталь. Плацдарм был удержан.
А через несколько недель лейтенанта Анну Никандрову за боевой подвиг наградили орденом Отечественной войны II степени.
Пришло лето 1944 года. На южных фронтах Советская Армия в жестоких сражениях перемалывала фашистские дивизии, очищала от врага последние километры советской земли. В некоторых местах советские войска уже пересекли государственную границу, бои завязывались на вражеской территории. Началось освобождение народов Европы от нацистского порабощения.
Только на позициях 3-го Белорусского фронта царило затишье. Бои ограничивались поисками разведчиков да стычками патрулей. Но каждый знал: это положение временное.
Уже с первых дней мая в подразделениях 88-й стрелковой дивизии стали поговаривать о большом наступлении. Никто, кроме верховного командования, не знал, когда оно начнется, но все считали: день решительной схватки близко.
К решающим дням готовилась и Аня Никандрова. Она давно выписалась из госпиталя и вернулась в родную дивизию. В начале июня 1944 года ей присвоили звание старшего лейтенанта и назначили комсоргом стрелкового полка.
В теплые июньские дни и ночи в батальонах проходили партийные и комсомольские собрания. Перед коммунистами и комсомольцами ставились новые задачи. Надо было разъяснить бойцам величие и значение грядущей битвы. Предстоящее сражение — это не бои местного характера, а решительный рывок к победе. От его успеха зависели полное освобождение Белоруссии и победоносный марш на Берлин,
Несколько ночей Аня Никандрова провела на комсомольских собраниях. Армейская организация ВЛКСМ в то время пополнилась за счет лучших бойцов полка. Во время вручения солдатам комсомольских билетов Никандрова говорила:
— Желаю вам успеха и боевой удачи. Будьте такими, как Зоя Космодемьянская и Саша Матросов. Деритесь за нашу дорогую, прекрасную Родину, за наших славных советских девушек, невест ваших. Молодежь грядущих годов не забудет о вас. Они с любовью вспомнят о комсомольцах сорок четвертого года, которые не жалели крови для счастья всех людей.
Молодые солдаты хотели идти в бой в первой цепи. Один юноша предложил водрузить красный флажок на укрепленной высоте противника. Решение было принято с горячим энтузиазмом. О нем скоро стало известно командиру полка. Он одобрил инициативу молодежи.
После комсомольского собрания Аня побывала на командном пункте полка. В свой блиндаж вернулась лишь глубокой ночью. Усталость сковывала плечи, тянуло ко сну. Но она решила сперва написать письма. На минуту задумалась над листом бумаги. В Красногородском районе еще хозяйничают фашисты. Живы ли родные? Если живы, то получат письмо после освобождения. На голубом конверте она размашисто написала адрес родной деревни и имя отца — Алексея Никандровича Никандрова.
Треугольный конвертик короткого письмеца полетел по полевой почте...
Коротки летние ночи. Кажется, совсем недавно сиял за Днепром вечерний закат, а теперь уже багровым пламенем вспыхнул восток. Недаром говорят: «Летом заря с зарею сходится». От широких заводей реки тянул бодрящий ветерок. Свежая, прохладная тишина нарушалась лишь многоголосой перекличкой птиц.
И вдруг все ожило. Взвились в небо ракеты, тишину расколол залп орудий, заработали «катюши». Огненный смерч снарядов обрушился на укрепления врага. Над лесом закурились облака черного дыма.
Воздух наполнялся все новыми и новыми звуками боя. На фашистские позиции шли бомбардировщики. Фюзеляжи боевых машин сияли серебром в лучах поднимающегося солнца. Могучий рев моторов слился с грохотом канонады и разрывами тяжелых бомб. А на немцев неслись новые армады самолетов. Распластав плоскости, промчались над лесом краснозвездные штурмовики.
Пехотинцы приготовились к атаке.
— Дождались. Пришло наше время!
— Ох и чешут фрица железным гребнем.
— Говорят, одних аэропланов больше двух тысяч.
— Неужели кто из них уцелеет в этой мясорубке?
Вместе с солдатами Аня наблюдала за развертывавшимся боем. Еще до восхода солнца она прибыла в расположение 1-й роты, побеседовала с бойцами. Час наступления пробил. Скоро бойцы поднимутся в атаку. Вместе с ними пойдет и комсорг полка.
Вдали, за изрубленными артиллерией соснами, виднелась на высотке деревня Киреево. Точнее, это была не деревня, а пепелище, превращенное немцами в опорный пункт. Овладеть этим пунктом и, удерживая инициативу, вклиниться в расположение фашистов, гнать их без передышки — об этом думали Аня Никандрова и все бойцы.
Два с лишним часа работали наши пушки и самолеты, бомбы накрывали немецкие дзоты и траншеи. Вот, подминая гусеницами кусты, в бой двинулись танки, за ними тронулась пехота.
— Пошли, товарищи! — сказала Аня и первой выпрыгнула на бруствер.
Солдаты поднялись и побежали к окопам противника. Лесная поляна чернела рваными ранами бомбовых воронок, иссеченных и искореженных осколками деревьев и кустарников. Подавленный огнем, враг не показывал признаков жизни. Бойцы поднялись во весь рост.
И вдруг над головой пропел густой веер пуль. Как подрубленная сосенка, свалился молодой солдат, потом упал еще один, выронив из руки красный флажок.
Рота залегла, но спасения от вражеского огня не было. За широким противотанковым рвом тщательно замаскирован дзот противника. Фашистские пулеметчики простреливают всю поляну.
«Только вперед, — вспыхнуло в сознании Ани. — Иначе всех перекосят».
Решительным, пружинистым рывком она поднялась на ноги и, взмахнув автоматом, крикнула:
— За мной!
Стреляя на ходу, она первой побежала к залитому водой рву. Она видела, как поднялись за ней комсомольцы. В грохот боя вплелись лихие крики атакующих, и грозное русское «ура!» огласило окрестность. Вслед за 1-й ротой на штурм пошли солдаты других подразделений.
Юноша в зеленой каске обогнал Аню, перекинул через ров штурмовую лесенку. И тут же упал в воду, сраженный разрывной пулей. Никандрова по лесенке метнулась через бруствер в траншею врага.
— Вперед, за Родину!
Белобрысый фельдфебель поднял парабеллум. Аня на какую-то долю секунды опередила его. Враг сел на дно траншеи, рассеченный автоматной очередью. В ходах сообщения закипела рукопашная схватка. Ворвавшиеся в них бойцы дрались прикладами и штыками.
Блокированный дзот больше не огрызался огнем. В пылу схватки Никандрова увидела красный флажок в руке молодого солдата.
«Молодцы — ребята, подхватили флаг. Держат комсомольское слово!»
Теперь лавина солдат устремилась к высотке. Перезарядив автомат, Аня шагнула вперед. Тут ее будто ветром качнуло. Она пошатнулась, выронила оружие и упала головой на опаленную боем траву. В тот же миг на высоте живой кровью затрепетал флажок.
... Она лежала, как живая, будто отдыхала после тяжкой битвы. Лишь алая струйка, стекающая с высокой груди, напоминала солдатам о том, что Ани больше нет.
Шли мимо тела безусые юнцы и обветренные временем старики. Снимали каски, рукавом смахивали скупые солдатские слезы.
— Прощай, Аня! Прощай, наш комсорг, дорогой боевой товарищ!
Ее похоронили с военными почестями.
А небо Орши окрасилось в огонь пожара. Красная Армия с боем ворвалась в белорусский город и без остановки погнала фашистов из пределов родной страны. На следующий день после боя вышел свежий номер газеты «На врага» с очерком о бессмертном подвиге Ани. В 1945 году Президиум Верховного Совета СССР присвоил Анне Алексеевне Никандровой звание Героя Советского Союза.
Вот и все, что мне удалось узнать об Ане Никандровой. Долго говорила Анастасия Фроловна о своей дочери, показывая ее фотографии и награды.
Память о народной героине увековечена в районе. Имя славной патриотки присвоено пионерским дружинам Красногородской средней и Ильинской восьмилетней школ.
