Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

Я "Чайка"

«Волга, колыбель моя....»

Мужество — не привилегия только мужчин. 16 июня 1963 года мы вспомнили многих женщин, прославивших Землю. В тот день Земля узнала еще одно имя славной дочери.

Валя Терешкова. Двадцать шесть лет. Дочь тракториста. Родилась в деревне, росла в Ярославле. Училась в техникуме. Работала на комбинате прядильщиков и ткачей. Последняя работа — секретарь комсомольского комитета. Парашютистка. Член партии коммунистов. Летчик-космонавт. Ее позывным словом из космоса было красивое слово «Чайка»...

Журналистов в ее биографии очень интересовал день 12 апреля 1961 года. В этот день, в 10 часов по московскому времени, мир узнал имя: Гагарин. Мы до мельчайших подробностей помним, что делалось в это утро в Москве. Люди запрудили улицы. На газетах, на случайной бумаге, на белых халатах люди писали слова восторга: «Ура!», «Мы первые!», «Ура Гагарину!», «Следующим хочу я!» В редакциях беспрерывно стучали телетайпы, звонили телефоны. Взбудораженный мир хотел знать подробности полета, хотел знать все о человеке с русской фамилией. Что думала, что делала в этот день Валя?

В этот день она была, как всегда, на работе... Огромный комбинат в Ярославле. Трубы. Ярусы окон.

История комбината уходит к мануфактуре петровского времени. Много поколений ткачей одевало Россию на Ярославской мануфактуре. Сейчас на главном фасаде комбината ткачей и прядильщиков — орден Ленина. Сейчас тут делают ткани для нашей промышленности. Люди на комбинате — как в песне: «Незамужние ткачихи составляют большинство...»

В управлении производством на втором этаже, в небольшой комнате у парторга стоит приемник. Очень старый. Приемник наверняка помнит челюскинцев и Чкалова. Этот приемник сказал в сорок первом: «война». Этот же приемник возвестил о победе. Давно бы пора заменить потемневший охрипший ящик. Но есть вещи, к которым привыкаешь, как к людям.

Хозяйку приемника Валентину Федоровну Усову ткачихи больше двадцати лет выбирают своим секретарем. Сначала комсомольским, потом партийным. В ее комнату в дни больших новостей ткачихи приходят узнать что и как. Много хороших вестей сказал старый приемник. 12 апреля 1961 года приемник говорил о Гагарине. Взбудораженные ткачихи забегали по очереди:

— Ну как он?...

У приемника сидели две Валентины. Старшая, Валентина Федоровна, и младшая — секретарь комсомольцев. Младшая крутила ручку.

— Девочки, пошел на посадку... Девочки, давайте все будем думать о нем — ему легче будет. Посадка — самое трудное...

Девочки слушали каждый вздох, каждый шорох старого ящика. А потом девчонки плясали от радости. Валя опять крутила ручку.

— Он говорит... Его голос. Его голос, девочки!

Тут же сообща ткачихи сочинили хорошую телеграмму: «Москва, Гагарину». Весь день не выключали приемника. Кто он? Откуда?

В тот день секретарь комсомольского комитета Валентина Терешкова не знала, что через два года подруги будут бегать из цеха к тому же приемнику. Мир будет сидеть у старых и новых приемников. Миллионы людей будут с нетерпением спрашивать: «Кто она? Откуда?»

Ее детство начиналось в деревне. Деревня Маслениково стоит на высоком лесистом холме в тридцати километрах от Ярославля. Тут в маленькой хате под ветлами у колхозников Елены Федоровны и Владимира Аксеновича Терешковых в 1937 году родилась девочка. Назвали девочку Валей.

Детство было как у всех деревенских детей: игра на лугу, прыганье через веревочку, встреча коровы из стада, купание в неглубоком сельском пруду.

Отца Валя не помнит. По рассказам матери, это был человек веселый, общительный, честный. В колхозе он был трактористом. Он не вернулся с войны. В день, когда пришло извещение о гибели, у Елены Федоровны Терешковой родился сын. В честь отца сына назвали Владимиром.

Трое детей на руках матери... Особенно трудно пришлось нашим матерям в годы войны. Только неблагодарный человек может забыть, как много сделали для нас наши матери. Матери, делая вид, что они сыты, подкладывали нам, детям, последний кусок. Матери не жалели здоровья, чтобы мы вырастали здоровыми, чтобы детство для нас осталось детством. Вот как об этом говорит Валя: «Мать для нас сделала все и даже больше, что может сделать самая любящая мать. Всю жизнь, все самое дорогое ей отдавать — и все равно перед нею будешь в долгу».

В 1945 году семья Терешковых — мать с сыном и двумя дочерьми — переехала к родственникам в Ярославль. Поселились в маленькой бревенчатой комнате с низким потолком и единственным окном. В окно сын и две дочери видели грядку зеленого лука, борозды картошки, низкие деревца вишен. Мать поступила работать на ткацкую фабрику. Две ее дочери, Люда и Валя, пошли в ярославскую школу. Люда — в третий, Валя — в первый класс.

«Жили бедно, — вспоминает Валя о школьных годах.— Не всегда был хлеб. Спасала картошка. Но жили дружно, ссор в доме не было никогда. После школы мы обязательно помогали маме по хозяйству: мыли полы, варили обед, носили воду, кололи дрова, стирали, пололи огород. Бывало, готовишь уроки, а на коленях укачиваешь Вовку. Каждый в семье знал, что ему делать, не ждал, что за него это сделают другие...

В школьные годы я почему-то очень любила паровоз. Я и сейчас очень люблю ездить в поезде. Прислонишься лбом к стеклу и стоишь молча. Березы кружатся. Мост прогремел. Лошади на лугу. Трубы завода. Огоньки незнакомых поселков... В детстве мне казалось самой большой радостью посидеть рядом с машинистом. В школе я говорила подружкам: «После семилетки еду в Ленинград, в железнодорожное училище».

Мать рассказывает: «Средняя дочь росла сорванцом. Водилась с мальчишками. Брата обидят — обидчику нос расквасит. Одежда огнем горела. Портфеля на зиму не хватало. Летом наперед всех мальчишек с железного моста в реку сигала. За проделки ее меня в школу тягали. Училась хорошо. Особенно ладилась математика...»

Валя легко решала задачи и свои, и старшей сестры, и даже девчонок из техникума. Семь лет ходила Валя в дневную школу. К осени мать, как всегда, купила книжки, новый портфель. Но дочь твердо сказала:

— Мама, я должна пойти на работу. Я должна тебе помогать. Учиться буду вечером.

Валя поступила работать на Ярославский шинный завод, но через год поменяла работу. Из дома Терешковых в ткацкие и прядильные цехи стали ходить трое: мать и две дочери.

Но одной только работой мечтательная и непоседливая девчонка жить не могла.

Вечерняя школа. День работы, а потом книжки. У подруг глаза слипаются от усталости, а ей и этого мало. Лыжи. Кружок домбристов. Связки книг из заводской библиотеки. Работа по дому: пол в маленькой комнате начищен до блеска, на окне всегда чистая занавеска, прополота картошка, посолены огурцы, сшиты для племянника распашонки. И все с шутками, с песнями. «Есть такие люди. Работать начнут — у всех руки чешутся взяться за дело. За стол сядут — у всех аппетит появляется. Валя у нас такая», — это слова Людмилы, сестры Вали.

Окончена десятилетка. После школы Валя пошла в заочный техникум. Опять — днем работа, вечером — книжки. Лыжи, лесные костры, волжские плесы. Появилась и еще одна страсть. Эта страсть пугала и мать и сестру, а Валя смеялась:

— Это ж совсем не страшно!

Началось с того, что Валя стала подниматься по утрам раньше обычного. Тихо, чтобы не проснулись мать и сестра, выйдет к калитке и смотрит. А там, за крайней улицей, каждое утро пролетал самолет. Если пристально поглядеть, увидишь, как самолет высыпает на землю темные гвоздики. Гвоздики падают и один за другим превращаются в легкие одуванчики. Медленно, чуть наискосок одуванчики проплывают над лугом. Так было каждое тихое утро. Когда шли на работу, Валя говорила матери и сестре:

— Вот люди, да!

В какое-то утро она не выдержала. Едва только самолет появился, побежала, перемахнула, как мальчишка, через забор — и прямиком к лугу...

Потом однажды явилась домой в синяках, с вывихнутой ногой. Мать расплакалась, а она бросилась целовать:

— Мама, ну что ты! Многие так начинают... Мама, это же счастье: плывешь — и петь хочется...

И мать поверила в это непонятное для матери счастье. Дочь уходила задолго до рассвета. Мать поднималась следом за ней. Мать у калитки ждала самолета. С тревогой и смутной радостью мать наблюдала, как на восходе солнца по небу плывут белые купола...

Дочь добровольно выбрала трудную жизнь: рано утром — прыжки, днем — работа, вечером — техникум...

25 июня, 1963 год. В большом зале Московского университета состоялась пресс-конференция. Космонавта Терешкову спросили: «Вашей последней работой перед уходом в отряд космонавтов была комсомольская работа. Какое место в вашей жизни занимает эта работа, чему она вас научила?»

Ответ: «Комсомольская работа научила меня быть честной с людьми, научила верить в людей, любить людей».

Такая это работа: сколько ни делай, все мало, и сделанного часто не видно, и похвалу не часто услышишь. Поднимаешься с солнцем, ложишься, когда все окна уже без огней. В суматохе не всегда пообедаешь вовремя. И каждый день отдаешь людям частицу своего сердца. Эта работа не удается, если нет большого и горячего сердца. Ткачихи выбрали Валю Терешкову на такую работу...

В школьные годы я почему-то очень любила паровоз. Я и сейчас очень люблю ездить в поезде. Прислонишься лбом к стеклу и стоишь молча. Березы кружатся. Мост прогремел. Лошади на лугу. Трубы завода. Огоньки незнакомых поселков... В детстве мне казалось самой большой радостью посидеть рядом с машинистом. В школе я говорила подружкам: «После семилетки еду в Ленинград, в железнодорожное училище».

Мать рассказывает: «Средняя дочь росла сорванцом. Водилась с мальчишками. Брата обидят — обидчику нос расквасит. Одежда огнем горела. Портфеля на зиму не хватало. Летом наперед всех мальчишек с железного моста в реку сигала. За проделки ее меня в школу тягали. Училась хорошо. Особенно ладилась математика...»

Валя легко решала задачи и свои, и старшей сестры, и даже девчонок из техникума. Семь лет ходила Валя в дневную школу. К осени мать, как всегда, купила книжки, новый портфель. Но дочь твердо сказала:

— Мама, я должна пойти на работу. Я должна тебе помогать. Учиться буду вечером.

Валя поступила работать на Ярославский шинный завод, но через год поменяла работу. Из дома Терешковых в ткацкие и прядильные цехи стали ходить трое: мать и две дочери.

Но одной только работой мечтательная и непоседливая девчонка жить не могла.

Вечерняя школа. День работы, а потом книжки. У подруг глаза слипаются от усталости, а ей и этого мало. Лыжи. Кружок домбристов. Связки книг из заводской библиотеки. Работа по дому: пол в маленькой комнате начищен до блеска, на окне всегда чистая занавеска, прополота картошка, посолены огурцы, сшиты для племянника распашонки. И все с шутками, с песнями. «Есть такие люди. Работать начнут — у всех руки чешутся взяться за дело. За стол сядут — у всех аппетит появляется. Валя у нас такая», — это слова Людмилы, сестры Вали.

Окончена десятилетка. После школы Валя пошла в заочный техникум. Опять — днем работа, вечером — книжки. Лыжи, лесные костры, волжские плесы. Появилась и еще одна страсть. Эта страсть пугала и мать и сестру, а Валя смеялась:

— Это ж совсем не страшно!

Началось с того, что Валя стала подниматься по утрам раньше обычного. Тихо, чтобы не проснулись мать и сестра, выйдет к калитке и смотрит. А там, за крайней улицей, каждое утро пролетал самолет. Если пристально поглядеть, увидишь, как самолет высыпает на землю темные гвоздики. Гвоздики падают и один за другим превращаются в легкие одуванчики. Медленно, чуть наискосок одуванчики проплывают над лугом. Так было каждое тихое утро. Когда шли на работу, Валя говорила матери и сестре:

— Вот люди, да!

В какое-то утро она не выдержала. Едва только самолет появился, побежала, перемахнула, как мальчишка, через забор — и прямиком к лугу...

Потом однажды явилась домой в синяках, с вывихнутой ногой. Мать расплакалась, а она бросилась целовать:

— Мама, ну что ты! Многие так начинают... Мама, это же счастье: плывешь — и петь хочется...

И мать поверила в это непонятное для матери счастье. Дочь уходила задолго до рассвета. Мать поднималась следом за ней. Мать у калитки ждала самолета. С тревогой и смутной радостью мать наблюдала, как на восходе солнца по небу плывут белые купола...

Дочь добровольно выбрала трудную жизнь: рано утром — прыжки, днем — работа, вечером — техникум...

25 июня, 1963 год. В большом зале Московского университета состоялась пресс-конференция. Космонавта Терешкову спросили: «Вашей последней работой перед уходом в отряд космонавтов была комсомольская работа. Какое место в вашей жизни занимает эта работа, чему она вас научила?»

Ответ: «Комсомольская работа научила меня быть честной с людьми, научила верить в людей, любить людей».

Такая это работа: сколько ни делай, все мало, и сделанного часто не видно, и похвалу не часто услышишь. Поднимаешься с солнцем, ложишься, когда все окна уже без огней. В суматохе не всегда пообедаешь вовремя. И каждый день отдаешь людям частицу своего сердца. Эта работа не удается, если нет большого и горячего сердца. Ткачихи выбрали Валю Терешкову на такую работу...

В 1960 году Валя окончила техникум и перешла в ремонтно-механический цех «по-настоящему изучить оборудование». Это было продолжением учебы, но времени теперь было больше, и Валя не расставалась с парашютом. Ранец с парашютом она принесла в комсомольскую комнату. Это не была парадная комната с плакатами и диаграммами достижений. Тут после воскресников, случалось, стояли лопаты и метлы. На столах лежали рулоны бумаги для стенных газет, в шкафу — костюмы для маскарадов, подарки шефам. Парашют, конечно,— всем знакомая штука, но больше по кино, по картинам. А тут можно растянуть по комнате пучок тонких веревок, потрогать рукою холодное белое полотно. Много нашлось любопытных ткачих. Так родилась парашютная секция. Валя Терешкова стала руководителем секции. Но скоро вокруг Вали стали собираться не только по делам парашютным. У кого-то из вечерней школы не получилась задача. Валя сидит, решает вместе с девчонкой. Кого-то обидели в цехе. Валя идет в завком. Валю отводят в сторону: «Валя, посоветуй...» — и доверяют случай, какой доверишь не всякому.

Тут как раз приспели выборы нового секретаря комсомола. Должность не легкая. Были на комбинате люди с опытом комсомольской работы, но ткачихи захотели выбрать «Валю-парашютистку».

Позвали Валю в партком:

— Тебя называют. Ты как?

— Но я же не справлюсь. Протоколы, собрания...

— Ты думаешь, люди выбирают тебя писать протоколы?... Легкого не жди, не такая работа...

— Хорошо. Дайте подумать. Утром она сказала:

— Если выберут, я согласна.

«Ее выбрали — и не ошиблись», — так рассказывает старая коммунистка Валентина Федоровна Усова.

А вот как рассказывает о комсомольской работе сама Валя:

«Новая должность пугала. Более тысячи комсомольцев на комбинате. А я вроде за командира. С чего начать? Тут я первый раз в жизни узнала бессонные ночи. Каждый день надо было во что-то вмешиваться, кого-то убеждать, с кем-то спорить. Каждая работа, как в цепочке, тянула за собой новое дело. Бывали дни, приходила в отчаяние: в одном цехе собрание не проводится, в другом за два месяца задолжали членские взносы, кто-то напился пьяным, от кого-то муж ушел, в прядильном цехе план не выполняет вся молодежная бригада. На все надо немедленно реагировать — и без ошибок. Помню, пришла в общежитие. Двадцать коек. Белье грязное, на окнах грязь, на полу мусор. Полы, наверно, год не мылись. Занавески угольные от пыли. А ребята живут неплохие. Работают хорошо, кое-кого я видела даже на Почетной доске. Попыталась стыдить. А в ответ мне такое, что и сейчас вспомнишь — уши краснеют: «Тоже, учить нас пришла...»

Собрала, помню, девушек. Нагрянули в общежитие с ведрами. Вымыли окна, полы, белье поменяли, чистые занавески повесили, цветы на окна поставили. Ребятам порядок понравился. Учредили дежурство. Договорились: пока одна смена работает, другая обед им готовит. Я в ту неделю ходила счастливая. «Хорошо, — думаю, — повернула! Теперь за другое дело возьмусь». Через полмесяца заглянула в общежитие — и чуть прямо там не расплакалась. В общежитии пьянка. Чистоты как будто и не было. Надо было начинать все сначала, надо было подходить к делу с какой-то новой стороны. Честно признаюсь, бывали дни, приходила к парторгу:

— Валентина Федоровна, не могу, это работа не для меня. Авторитета у меня никакого. Один этот Валька Нарышкин всю душу вымотал...

Валентина Нарышкина мы в комитете прозвали Фомой неверящим, ни во что не верил: ни в честность людей, ни в благородство. Начнет рассуждать — выходит, каждый о себе только и должен думать. Спокойно рассуждает. А я не выдерживала. Сцеплюсь — и до хрипоты. Рассказывала об этих стычках Валентине Федоровне Усовой. Она терпеливо слушала и начинала «воспитывать»:

— Ты хочешь, чтоб сразу все, как от волшебной палочки образовалось. Нет, Валя, такой волшебной палочки. Нет! Надо много работать. Надо быть настойчивой и терпеливой. В каждом человеке — хорошее и плохое. Надо пробуждать хорошее в человеке, надо указать человеку и на плохое. Но делать все надо умело, не обижая людей. Валя Нарышкин — совсем молодой парень. Давай вместе с тобой с ним говорить... Не старайся все делать одна. В нашей работе это самая большая ошибка...

В комсомольском бюро оказалось много активных и увлеченных работой девушек и ребят. Я всю жизнь буду с благодарностью вспоминать помощь своих друзей: Вали Васюковой, Саши Долуханова, Тани Шепелевой, Гали Демченко. Парторг Валентина Федоровна Усова почти каждый день заходила к нам в комитет. Подолгу беседовала, участвовала в наших рейдах в общежития и цехи, бывала на собраниях. Это она помогла нам справиться с «идеологией Валентина Нарышкина». Валя Нарышкин стал одним из лучших комсомольцев всего комбината.

Много славных ребят работает у нас на «Красном Перекопе». Многим я искренне признательна. Они показали мне: жизнь не тихое зеркальное озеро, жизнь — это бурное течение с подводными камнями, с порогами. Я поняла: только при быстром течении вода жизни остается светлой и чистой. Я поняла: не надо бояться течения. Надо идти к людям с открытым сердцем, с добрыми намерениями, и люди всегда поймут. На комбинате ткачей и прядильщиц меня учили принципиальности, учили не бояться трудностей, учили любить жизнь и быть людям полезной. Разве это мало для человека?...»

Полтора года работала Валя комсомольским секретарем. Полторы тысячи комсомольцев. Собрания. Протоколы. Воскресники. Походы. Персональные дела. Боевые листки. Шефский концерт. Семинары. Рейды на производство. Первомайская демонстрация... Кто бы мог перечислить дела, которые принято называть комсомольской работой! Их не все запланируешь. Их не ждешь, они приходят сами. Заходит девчонка, вытирает платочком слезы. Ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры у девчонки, ни жилья, ни работы.

— Хорошо, Вера, недельку поживешь у меня...

Ведет секретарь девчонку к себе домой. А дом все тот же — одно окошко. Спят рядом. Девчонку, наконец, берут на работу и в общежитие. А у секретаря новые хлопоты. У кого-то в семье нелады, кому-то квартира нужна. А тут вызывают в горком, «снимают стружку» за какую-то недоделку, за какой-то не вовремя сданный отчет. Случалось, в горкоме ругалась до хрипоты. Ткачихи горячо полюбили веселую, готовую всегда подраться за правду, «Валю-парашютистку».

В суете дел парашют для Вали был едва ли не главной радостью.

«Ни разу не прыгнув, я уже полюбила этот увлекательный спорт. Какой прыжок больше всего запомнился? Конечно, первый прыжок. Это было летом 1959 года».

Ее первый прыжок помнят в аэроклубе. Было раннее утро. Моросил дождик. На поле около самолета блестели лужи. Ждали погоды. Немножко нервничали. Наконец солнце прорвалось сквозь облака. В кабину «Яка» шагнула невысокая девушка. Летчик видел: волнуется, из-за шума мотора боится прослушать команду: «Пошел!». И прослушала.

«Я потеряла ощущение времени. Я вдруг поняла: надо прыгать. Зажмурив глаза, шагнула в бездну...»

Она не помнит, что думала в короткие секунды стремительного падения. Она пришла в себя, когда ее встряхнул раскрывшийся белый купол. Сразу стали видны солнце, белые облака. Блеснула Волга, голубая полоса леса виднелась на горизонте. «Я почувствовала: эта вся красота на земле создана для меня».

Подбежали подруги.

— «Да» или «нет»?...

С парашютом так: после первого раза или человек скажет «нет», или парашют станет для него божеством.

— Да, да, да! — кричала Валя. — Буду прыгать миллион раз.

Подошел инструктор и сразу охладил пыл:

— Почему без команды?

«Я лепетала что-то насчет шума мотора. Это было, наверно, смешно, потому что все отвернулись, чтобы скрыть улыбку». Инструктор сказал:

— Ладно, прыжок все-таки есть. Приземление хорошее. Есть все возможности стать хорошей парашютисткой.

Страх. Был ли он, когда я прыгнула первый раз. И да и нет. Ведь прыгала я сама. Никто меня не толкал. И все же я закрыла глаза. И второй раз зажмурилась. В пятый раз преодолела страх. Падала с открытыми глазами. Это был перелом — я стала парашютисткой!

В Ярославле она прыгнула около сотни раз. Прыгала и утром и ночью. И в траву, где росли одуванчики, и в Волгу на большом празднике. «Отними парашют— жизнь покажется пресной». Она, как альпинист, узнала чувство победной радости: шаг за шагом к вершине, шаг за шагом к познанию своей внутренней силы и выдержки! Она узнала чувство острого ощущения жизни.

Валя мечтала поступить в авиационный институт. В потрепанной сумке рядом с бутербродами, с россыпью пластмассовых медиаторов для домры она всегда носила учебники. Чаще всего раскрывала книжку, читала подругам стихи по-французски.

Говорили о космонавтах. Полетят ли женщины. Решили: когда-нибудь полетят, но все-таки это, наверное, мужская работа.

Однажды в аэроклуб приехал полковник. Листал бумаги, наводил справки. Долго говорил с Валей. О чем говорил, никто не знает.

Узнали: Валя уезжает в Москву. Подружки пришли проводить.

Валино лицо светилось счастьем...

Дорога на космодром... Старт!

Перед полетом, когда было решено: летит Терешкова, журналисты попросили Валю рассказать о первых днях в отряде космонавтов.

«Сказать откровенно, когда приехали, сердце зашлось. Как встретят? Кто мы такие? Простые девчонки. Жизни толком не знали, заслуг у нас никаких. А тут летчики. Самые лучшие летчики. Двое из них уже космонавты — герои. Гагарин, Титов. Простое знакомство с ними казалось большим счастьем».

В просторном холле, где девушки робко присели, никого не было. На стенах фотографии, как в институте, на больших досках объявления, расписания занятий, какие-то схемы, графики. Все было пугающе непонятно. Чтобы как-нибудь успокоиться, девушки включили телевизор. И тут пришли космонавты. Они вошли большой оживленной группой. Стройные, но все не очень высокого роста, все офицеры, у всех в петлицах серебристые птички.

«Первые минуты замешательства прошли очень быстро. И в этом заслуга ребят. Кто-то из них, сейчас я уже не помню кто, подошел к нам и очень просто сказал:

— Давайте знакомиться. Меня зовут...

Потом представились остальные. И сразу стало просто и хорошо, хотя волновались и робели еще много дней и недель».

Космонавты радушно приняли «женское пополнение». В первом же разговоре девушки почувствовали в ребятах хороших, добрых друзей. Все хотели лететь, но в разговоре не было громких слов. Был разговор о работе. Девушки поняли: газеты не преувеличивали, а, скорее, преуменьшали трудности подготовки. Впереди была работа, работа, учеба... Ребята-космонавты вызвались во всем помогать.

Подготовка мужчин во многом была проще, чем девушек. Они знали перегрузки по летной практике. Они все были великолепными, натренированными спортсменами. Гимнастика, легкая атлетика, штанга, плавание, баскетбол — все это было для мужчин-космонавтов обыденным, как ежедневное умывание. После полутора часов напряженной беготни по футбольному полю они могли продуктивно работать. Эту закалку они принесли с собой из летных училищ и авиационных полков. Девушкам все надо было начинать с самого начала.

После тщательного медицинского обследования девушки стали на первые ступеньки трудной лестницы, которая должна привести на космодром. Одна из самых первых ступенек — «беговая дорожка». Широкая движущаяся лента. Становишься — и лента с бешеной скоростью несется тебе под ноги. Надо бежать. Быстрее, быстрее, ленте навстречу, чтобы не быть отброшенной назад. Врачи задают скорость дорожки, врачи следят за показаниями многочисленных датчиков: надо знать, как работает сердце у новичка, легкие, крепки ли нервы.

Ротор, центрифуга, термокамера, сурдокамера. Прошли недели, месяцы. И опять тренировки, тренировки...

Любопытно, что чувствовала, чем жила девушка из Ярославля. Об этом лучше всего расскажут ее письма домой. Письма матери, подругам на фабрику, подругам-парашютисткам.

«Дорогая моя Танюша. Нет слов благодарить тебя... Ждешь сына. Назови Романом или Андреем. Я верю, что будет парень...

Я только что вернулась с прыжков. Видно, определяли, какие мы из себя, ведь тут все корифеи, а я — то — сама знаешь. Но ты скажи всем нашим: не подведу Ярославль. Выполнила все десять прыжков. Сначала колесила, потом уже стабильно делала развороты на крест и спирали. Инструктор у нас мировой. Когда с ним — падаешь хорошо и радуешься, как ребенок. Я так ему благодарна! Передай поклон всем нашим инструкторам, которые из «кулемы» сделали человека. Я не согласна с тобой, что жизнь проходит мимо. Надо не смотреть на жизнь со стороны, а идти вместе с ней...»

«Мама, родная моя! У меня все хорошо. Ни капельки не надо ни волноваться, ни беспокоиться. Все идет так же, как в Ярославле: прыжки и разные другие тренировки. Бывают и не очень легкие тренировки. Но ты ведь знаешь, я выносливая... Бываю в Москве. Стояла вечером у кремлевской стены. Кремль ночью особенно красив. Вот ты приедешь, мы сходим вместе к Кремлю...

Скоро приеду. Привезу Володе костюм и обещанный Сережке маленький парашют...»

«Дорогой человек! Была на съезде, встретилась с нашими ярославскими. С Виктором Жуковым жали друг другу руки и вспоминали, как ругались в горкоме...

Сидела рядом с Гагариным. Совсем рядом, как в школе за партами...

Подружки у меня хорошие. Есть чему поучиться... Как работает комбинат, как комсомолия наша? Яблони принялись или нет?... Была на первомайском параде. Сколько людей! Вспоминаю, как мы оформляли свои колонны. Теперь бы я не так сделала...»

«Мама, родная моя! Все хорошо. По-прежнему прыгаю. Тренируемся на разных снарядах. Есть такие снаряды, что просто не выговоришь...

Получила квартиру. Удивительно, у меня своя квартира! Вымыла полы, раковины, ванну, балкон. Стала посредине комнаты — пусто. В один угол поставила парашютную сумку, в другой — унты. И рассмеялась: есть обстановка!»

«Дорогая моя!

... Много работы. Бывает, вздохнуть нет часа. Прыжки, тренировки, книги... В свободные минуты сажусь у проигрывателя. Помнишь — Чайковский, играет Ван Клиберн. Музыка... Как будто раздвигаются стены у нашей маленькой комнаты. После такой музыки всегда думаешь о жизни, о счастье. Счастье, по-моему, — это уметь бороться, уметь смеяться, уметь работать и идти в ногу со всеми, кто за счастье воюет. У нас людям много дано, чтобы быть счастливыми. Надо быть достойными этого счастья.

Целую тебя. Валя».

Тренировки. Свободное время — спорту и музыке. И опять тренировки.

И вот — старт. Космодром. Этот репортаж написан на космодроме ночью в канун старта и днем 16 июня, когда она стартовала.

«Я расскажу, как начинался день старта на космодроме.

Мужские шаги по бетону. Мужчины-ракетчики в обветренных, загорелых руках несут ей цветы. Обычное дело — мужчины подносят цветы. Но можно поручиться: никогда еще на земле мужчины не подносили цветы женщине с такой нежностью и уважением. Две девушки: одна — в красноватом платье, другая — в платье небесного цвета. Это Валя Терешкова.

— Валя, мы передаем тебе ракету. В ней все проверено, отлажено, все готово к полету...

Девушка и ракета. Вот они стоят рядом: девушка и ракета. Девушка в белых туфлях и строгом голубом платье. Если бы я увидел ее не здесь, в пустынной степи, на бетонных стартовых плитах, я бы подумал: «Девушка идет на свидание». Красивая, стройная. Ветер чуть шевелит русые волосы... Девушка «принимает ракету».

Они стоят рядом. Ромашка и огромной высоты тополь. Вот почему так взволнован ракетчик-мужчина, передающий цветы, вот почему взволнованы Председатель Государственной комиссии и ученые...

Еще не остыла степь от жара первой ракеты. Еще не улеглось волнение первого старта. На первом старте я стоял с нею у смотрового барьера. Она была в простом синем платье с цветочками. Она глядела в бинокль туда, где стояла ракета Быковского. На ее плечи легла двойная перегрузка ожидания. Она, как свою, пережила отпущенную Валерию долю волнений. Она, не отрываясь, глядела на извержение молний из ракеты. Казалось, от грома, а не от ветра колышутся ее волосы. Старт был прекрасен. Спустя секунду после того, как она опустила бинокль, я дотронулся до руки.

— Валя, два слова об этом. — Сейчас не могу. Потом...

Днем я встретил ее на пункте связи. Она сидела у большого телеэкрана. На экране — лицо человека, которого только что проводили в космос. Она взяла микрофон:

— «Ястреб», «Ястреб»! Ты узнаешь голос?... Привет тебе, горячий привет!

Лицо на экране улыбнулось.

— Жду...

И вот она сама уже хозяйка ракеты. Красный пожар заката. Засветилось окошко в домике под тополями. Мы, журналисты, ждем: не выйдет ли Валя? До этого в ночь перед стартом в домик всегда приезжали космонавты-мужчины. Отсюда утром они шли надевать доспехи. Сейчас хозяйка в домике — девушка. Появляется Главный конструктор, делает знак рукой.

— Дорогие журналисты, спать. Ее нельзя беспокоить...

У калитки седоволосая женщина. Она стелила постель Гагарину, Титову, Николаеву, Поповичу. Старая женщина смотрит на дорожку вдоль тополя. Там в белой рубашке проходит Главный конструктор. Женщина шепчет нам:

— Вот и Юрочка когда улетал, он все ходил, ходил... Почти до утра. Подойдет, спросит: «Спит?» — и опять ходит...

В ожидании старта на космодроме мы, журналисты, жили в одной гостинице с космонавтами. Вместе играли в волейбол, вместе ездили на рыбалку. Мы видели, как Валя выходила делать зарядку, видели, как внимательно изучает она журнал корабля, видели: слушает музыку, смотрит кино; видели, как вместе с Гагариным она укладывала пакеты с едой для Быковского. Мы видели, как с помощью парикмахера за два дня перед стартом Валя приводила в порядок прическу.

В дни перед стартом Валя много работала. Знакомилась с документами корабля, еще и еще изучала программу полета. Каждый день — физкультура, поездки на площадку, где готовились корабли.

Валя много читала. Вчера на стартовой площадке я видел книгу. Она читала Стефана Цвейга. Ее любимый писатель? Она назвала Льва Толстого, Макаренко, Шолохова — «пишут правдиво». Ее любимая песня? Назвала четыре любимых песни. Любимые духи — «Красная Москва». Ее любимые цветы — полевые ромашки и белые гладиолусы...

16 июня... Земля приготовила ясный, погожий день. Над космодромом с запада на восток тянулись прозрачные паутинные облака. Нам сообщают: в восемь она проснулась, делала зарядку. Сейчас надевает скафандр.

И вот мы уже видим не просто девушку, а девушку-космонавта. Синий теплый костюм. На груди эмблема: на синем поле — лучи солнца и вышитый белым шелком силуэт голубя. Внизу — красные четкие буквы: «СССР». Надевается шлем. Укрепляются датчики...

На старте в это время ракетчики и ученые ведут последнюю проверку корабля и ракеты-носителя. Голоса с разных участков площадки:

— Система готова... Готова...

Точно по расписанию в сорока шагах от ракеты останавливается синий автобус. Десятки глаз смотрят на дверь.

— Выходит...

Аплодисменты. Аплодируют люди внизу, аплодируют, оторвавшись на минуту от дела, с верхних площадок. У всех космонавтов на пути к кораблю, кажется, одна и та же походка. В оранжевых костюмах они кажутся совсем одинаковыми. Но вот лицо. Улыбка девушки,

Сегодня мир узнает эту улыбку. Мы увидим первыми эту улыбку в овале скафандра.

Четверть минуты делового доклада:

— Космонавт Терешкова к полету готова!

Прощальные поцелуи. Люди, которые к Вале подходят, годятся ей в отцы и даже в деды. А вот поцелуи ровесников — Гагарин, Титов, Николаев.

Шаги вверх по ступенькам. Кабина лифта. Точно так же было позавчера. Точно так же стоял Валерий. Одна рука жмет другую над головой. Ветер уносит в степь прощальное слово. Щелчок двери лифта. Точно такой же щелчок, как в наших домах. Вместе с Валей к вершине ракеты поднимается один из конструкторов корабля. Он помогает Вале занять место в кабине, дает последние советы. Все. Люк закрывается. Теперь человеческий голос Валя услышит только по радио. Земля говорит голосом космонавта Гагарина.

— «Чайка», как самочувствие? Начинаем проверку аппаратуры, включите глобус...

— Я «Чайка»! Я «Чайка»! Включаю аппаратуру... Из другого репродуктора голос: «Покинуть площадку...» Уезжаем на пункт наблюдения за стартом.

... Я стою на том же месте, где стоял перед стартом позавчера. На барьере, окрашенном масляной краской, — глубокая черточка. Ее ногтем позавчера оставила Валя в минуту, когда услышала: «Старт!» Сейчас ее голос из корабля:

— Я «Чайка»! У меня все в порядке. Аппаратура в порядке. Давление, влажность, температура в кабине —> все хорошо.

Голос Главного конструктора:

— Мы тебе, Валя, завидуем. У нас жара тридцать пять градусов.

По небу над космодромом высоко проплывают тонкие паутинные облака. По желтой степи мимо ракеты ветер гонит тонкую пыль. Кажется, ветер отводит в сторону ажурные фермы. И вот ракета стоит, открытая всем ветрам. Наверно, шуршат по ракете песчинки. Как бы хотелось потрогать сейчас ракету рукой, ласково пожелать счастливой дороги! Кое-кому из романтиков это, видимо, удается. Гагарин сообщает на борт корабля:

— «Чайка»! «Чайка»! На ракете появились надписи мелом: «Счастливой дороги, Валя!», «Валя, мы все сразу целуем тебя. Ракетчики», «Ты молодец, «Чайка»!»

Объявляется пятнадцатиминутная готовность.

— Я «Чайка»!... Закрыла иллюминатор скафандра, надела перчатки.

Пятнадцать минут до старта. Сколько поэтов воспели эти пятнадцать минут! Во многом поэты не ошибались: пятнадцать минут готовности к старту очень волнуют. Но у всех поэтов героем всегда был мужчина. Он, уверенный и спокойный, ожидал старта там, на верху ракеты. Женщинам место отводилось на смотровой площадке. Они подносили платочки к глазам, они волновались. Так было в поэмах. Жизнь оказалась куда поэтичнее: женщина там, на верху ракеты, спокойная, уверенная, мы, мужчины,— на смотровой площадке. Мы не отнимаем биноклей от глаз, мы волнуемся.

— Я «Чайка»! К старту готова!

Тают пятнадцать минут. Не отрывая глаз от ракеты, звоню на главный пункт управления полетом.

— Интересно узнать, где в эти пятнадцать минут Валерий?

Полминуты расчетов:

— Валерий летит сейчас от экватора в направлении Индии...

Сейчас для пуска важны не только минуты, не только секунды, но доли секунды. Знойная тишина. Кажется, над степью опрокинули синий прозрачный колпак. Ни звука под знойною крышей. Даже ветер не крутит над степью пыльные вихри. Слышно, как просят еды птенцы воробьев под легкою крышей. Гляжу на часы. До чего же равнодушно бежит секундная стрелка...

Старт!

Сначала короткий свет, как будто зарница сверкнула за ракетою-маяком. Потом огромной высоты облако пыли и дыма, будто дремавший тысячи лет вулкан выбросил к небу темные тучи. И гул. Нарастающий гул. От него покалывает кончики пальцев и, кажется, шевелятся листы у блокнота. И пламя. Сначала круглый светящийся шар, потом слепящая полоса. И вот уже видно — ракета в воздухе. «Пошла! Пошла!...» Именно эти слова вырвались у всех, кто стоял под навесом. «Пошла! Пошла!...»

Аплодисменты сливаются с громом. «Пошла!...»

Длинные языки пламени тянет по небу ракета. Мгновение: кажется, ракета оставила в небе полосу снега. Это белый инверсионный след. Еще две секунды, еще секунду горит огонек. Вот он превращается в искорку, растворяется в синеве. Аплодисменты. Хочется кричать от радости.

Слышен голос издалека:

— Я «Чайка»! Я «Чайка»! На борту все в порядке. Чувствую перегрузки. Самочувствие отличное. Вижу горизонт! Голубая и синяя полоса. Это Земля. Это Земля!

— Поздравляю, поздравляю, поздравляю, Валюша!—Это голос Главного конструктора. — «Чайка»! «Чайка»! Все отлично, орбита отличная.

— Я «Чайка»! Я «Чайка»! — Это голос бывшей ткачихи!».

... Трое суток полета. На космодроме на главный пункт управления полетом круглые сутки шла информация с борта «Востока-6». Вся информация прежде всего поступала врачам. Здоровье человека в первую очередь интересовало ученых. Каждые два часа Председатель Государственной комиссии собирал инженеров, конструкторов, радистов, медиков. Они докладывали: «На корабле все в порядке. Нормальная температура. Нормальное давление. Нормальный воздух. Космонавт чувствует себя хорошо. Космонавт передает на Землю результаты работы и наблюдений».

Это были напряженные трое суток. Она работала — Земля бережно принимала каждый сигнал о работе. Она по расписанию ложилась спать, а Земля не спала, Земля следила за каждым вздохом своей дочери.

И Земля уже готовила ей встречу. Матери, родившие дочерей, в эти трое суток называли их русским именем: Валя. В ее родном Ярославле до поздней ночи улицы были запружены людьми. Люди несли ее портреты. Люди несли по улицам плакаты с идущими от сердца словами. На ее родном «Красном Перекопе» у каждого станка каждое утро появлялись газеты с отчетом о полете, с ее портретом — ткачиха Валентина Терешкова вместе с подругами несла и земную вахту. Ей в космос послал приветствие Центральный Комитет комсомола: «Известно, что советские девчата ни в чем не отстают от ребят, но Вашим мужеством и Вашим героизмом советская молодежь гордится особенно. Мы уверены, что Вы с честью выполните заданную программу... Ждем Вас на родной Земле!» Поэты посвящали ей стихи, все газеты мира на первых полосах печатали ее портреты, все радиостанции мира повторяли ее имя. У нее на корабле был широковещательный приемник. Она слышала, как славит Земля ее имя. И в эти часы напряженной работы, в эти дни большой славы она не забыла о человеке, который дал ей жизнь, который больше всех людей на Земле ждал ее возвращения.

Валентина Терешкова делала девятнадцатый виток вокруг Земли. По разрешению Председателя Государственной комиссии я взял микрофон связи космос — Земля. Слышались позывные:

— Я «Чайка»! Я «Чайка»! Прием...

ЖУРНАЛИСТ: Говорит корреспондент «Комсомолки». Валя, как самочувствие? Только что я слышал по радио голос Вашей матери из Ярославля. Что ей передать?

«ЧАЙКА»: Очень рада Вас слышать. Маме передайте, маме передайте: она у меня самая хорошая. Передайте маме: пусть не беспокоится обо мне. Передайте всем матерям: беспокоиться не надо. У меня все хорошо, беспокоиться не надо.

Здравствуй, Земля!

Приземление. Утром 19 июня стало известно: «Программа полета выполнена. Сегодня приземление кораблей». Приземление — один из самых ответственных моментов полета. Вот репортерская запись 19 июня 1963 года:

«Горячий ветер свистит в проводах высоких антенн. В доме вдоль стен — серые шкафы приборов приемно-передающих радиостанций. Люди с наушниками, с телефонными трубками, с микрофонами в руках напряженно слушают небо. Почти у каждого радиста около аппарата кнопками приколота фотография девушки, фотография Вали Терешковой. Уже известно: на корабле «Восток-6» включена тормозная установка. До родной Земли еще далеко, но Земля уже открыла объятия.

На нашем пункте люди склоняются над огромной картой. Вся карта в строгих квадратах. Хорошо видно красную полосу направления орбиты. Вот полоса обрывается. Это место обведено кружком. Над картой — радисты, летчики-космонавты. В окно видно широкое поле аэродрома. Два часа назад из окна были видны самолеты и вертолеты. Сейчас поле пустое. Самолеты и вертолеты поднялись в воздух. Каждый самолет держит связь с нашим пунктом. Радиограммы. Звонки. Люди теснее склоняются над картой. Корабль «Восток-6» идет на посадку...

Ждем сообщений из нужного квадрата. Как долго тянутся одна, две, три, четыре минуты!... Напряженные лица. Трещит морзянка. Шорохи в репродукторе. Наконец один из радистов поднимает глаза:

— Есть. Приземлилась!

У всех счастливые лица. Радио понесло над Землей дорогое долгожданное слово: «Приземлилась!»

Люди на пункте обнимаются, поздравляют друг друга. Поздравляем космонавтов, конструктора корабля. Радио приносит новые вести. «В точку приземления идут самолеты и вертолеты». Сигнал с самолета: «Вижу, вижу «Чайку»». Новый сигнал: «В точку посадки космонавта Терешковой приземляется врач». Еще один сигнал: «Состояние космонавта отличное!»

Первый в мире космонавт-женщина успешно закончила беспримерный полет. Она была в космосе 71 час, сделала 48 полных витков, прошла над землей около 2 миллионов километров. Ждем встречи с ней. Готовим цветы.

Я не успел положить перо, как в комнату вбежал взволнованный космонавт: «Приземлился! Приземлился Валерий!»

Большая радость! Два человека благополучно вернулись на Землю.

Вечером самолет доставил Валю в Караганду. Тысячи людей с самого утра ждали ее.

— Ва-ля! Ва-ля! Ва-ля!... — сплошной гул приветствий.

Машина идет среди цветов, по коридору ликующих людей. Чьи-то руки протягивают ей ромашки. Где их могли найти в казахстанской степи, эти цветы ее родины?

Мы встретились с Валей в домике, где она теперь отдыхает. Ее опекают врачи, ее обнимают друзья-космонавты. Но она не забыла и журналистов, провожавших ее на космодроме.

— Труженики, вы уже тут? Валя пожимает нам руки.

— Как самочувствие, Валя?

— Чувствую себя хорошо.

Это и без слов видно: Валя чувствует себя хорошо. Она улыбается так же приветливо, как перед стартом. Она сразу спросила:

— Ребята, а песня как?

На космодроме журналисты написали шуточные куплеты о космонавтах. Валя говорит, что брала их с собою в космос. Валя спрашивает:

— Наверное, новые есть?

— Конечно, есть.

Стоим, взявшись за руки, счастливые, как мальчишки, декламируем новую шутку. Валя заразительно смеется. На ней легкая, спортивная, голубого цвета кофточка, с белым воротничком. Она не успела еще переодеться после полета. Она счастлива. Делаем снимки. Звонит телефон. С космодрома звонит Главный конструктор.

Надо было видеть этот трогательный разговор. Мы не слышали, что спрашивал Главный конструктор. Мы слышим, что говорит Валя:

— Спасибо Вам! Спасибо за корабль, за заботу, за все большое спасибо! Чувствую себя превосходно. Все хорошо.

Валя говорит о своих впечатлениях, о полете, о первых встречах с людьми.

— При встрече я расскажу много, много... Полет был замечательный.

Еще раз атакуем Валю с фотоаппаратами. Ей подносят ромашки и гладиолусы. Кто-то из присутствующих подносит сувениры Караганды.

За дверью строгие глаза врачей:

— Пора, пора...

Река телеграмм идет Вале со всех сторон: из Ярославля, из Москвы, из Киева, из Воронежа, из Донецка... Адрес простой: Вале Терешковой!

Ночью мы с телеграфа позвонили в домик, где только что простились с Валей. Тихий голос ее подруги:

— Поужинала. Спит.

Такое же сообщение пришло из Кустаная, где эту ночь проведет Валерий Быковский.

Утром два космонавта встретились. Сначала по телефону в Караганду позвонил Валерий:

— Здравствуйте! Это я... Здравствуйте, дорогие друзья!...

А в восемь утра два самолета взяли курс к Волге: один из Кустаная, другой из Караганды. Караганда улыбками, цветами, возгласами: «Ва-ля! Ва-ля!...» — проводила желанную гостью до ковровой дорожки самолетного трапа.

ИЛ-18. Летят врачи, космонавты, Главный конструктор корабля, операторы, журналисты. В салоне за столиком с белой скатертью — наша Валя, Валентина Владимировна Терешкова. Она готовится к докладу Государственной комиссии. Что-то пишет, пишет... Рядом со столиком — свежие карагандинские розы. На Вале голубое, как небо в иллюминаторе, платье. Именно в этом платье она принимала на космодроме ракету.

Журналисты в самолете слушают подробности ее вчерашнего приземления. Рассказывает один из очевидцев:

— Вижу с самолета большой круг людей. Она! Приземляемся: я и врач... Валя и врач, между прочим, подруги. Бросились друг к другу, целуются, разговор —сплошные радостные междометия. Потом, наконец, доктор вспомнила: надо же пульс попробовать. Пробует пульс. Валя улыбается. Сообщаем по радио: «Состояние отличное!» А круг людей все растет и растет... Каждый человек хочет сказать хоть слово. Валя всем машет, улыбается: «Спасибо, дорогие, спасибо!» Какая-то старушка с радостными слезами пробирается в середину круга: «Пустите за ради бога. Мне жить осталось немного. Дайте поглядеть, какая она»...

... ИЛ-18 идет к Волге, ее реке, к городу, в котором пьют ту же волжскую воду, что и в ее родном городе Ярославле.

Журналистам сказали: «Терешкова работу окончила. Теперь полчаса — вам». Атакуем салон с блокнотами и фотоаппаратами, даем для подписи первые фотографии.

... Город на Волге. Аэродром. Море людей. Приземляются два самолета. Два человека спешат, почти бегут друг другу навстречу. Обнимаются, тонут в цветах,

Потом доклады. Первым докладывает Валерий. Крепкие мужские объятия. Объятия с Председателем, с Главным конструктором, с друзьями. Гагарин обнимает именинников. Подходит Андриян Николаев. Два человека молча держат друг друга за плечи, припадают друг к другу и оторваться не могут. Так встречаются только сердечно близкие люди.

Доклад Терешковой. Стройная. Счастливая. Взволнованная. Валя говорит Председателю все, что должен сказать человек, исполнивший все, что надо было исполнить.

Председатель: Поздравляю Вас, Валентина Владимировна, с благополучным приземлением... — и не выдерживает Председатель: — Валюша, дай я тебя поцелую...

Еще, еще объятия. Возгласы: «Молодец, Валя, молодец!» А Валя в эту минуту забыла, кажется, обо всех, В голубой рубашке навыпуск подходит Главный конструктор. Валя вдруг порывается, роняет голову на грудь человеку и плачет...

Пресс-конференция в городе на Волге. Полет в Москву. Внуково. Красная дорожка от самолета к трибуне. Валя стоит у двери. Валерий стоит у двери. В иллюминатор хорошо видно море людей, трубы оркестра, пушки, готовые дать салют, пионеры с цветами. Две матери стоят на трибуне, члены правительства...

Открылась дверь. В иллюминатор видно: из-под крыла самолета по красной дорожке шагнули мужские ботинки и белые туфельки. И вот уже во весь рост видно: идут по дорожке навстречу людям два космонавта — мужчина и женщина. Еще раз доказано: мужество — не привилегия только мужчин.