Москва
|
Девушка из РуноВ. Колосков
Порывистый ветер налетал из-за реки, раскачивал верхушки сосен. Суровый лес шумел, обступая плотной стеной небольшой отряд. Люди, одетые в ватники и сапоги, молчали. Их взгляды были хмуры и сосредоточенны. И вдруг настороженную тишину разорвали четкие приглушенные голоса, отдававшиеся эхом в лесной чаще. «Я, красный партизан, даю партизанскую клятву перед своими боевыми товарищами, красными партизанами, что буду смел, дисциплинирован, решителен и беспощаден к своим врагам... До конца своей жизни я буду верен своей Родине...» Гневно и твердо звучали слова партизанской клятвы. Чуть в стороне стоял командир партизанского отряда, и к нему один за другим подходили пожилые люди, молодые ребята и девчата и решительно ставили свои подписи под этой клятвой. Из строя вышла девушка в телогрейке, перетянутой ремнем. Четко вывела свою подпись: «Чайкина». У девушки было тяжело на душе. А в трудные дни от воспоминаний становится еще тяжелее. Не было больше той жизни, тех радостей, которыми жила все эти годы. Казалось, что она мысленно прощается с юностью, любимыми занятиями, — словом, со всем, что составляло ее привычную жизнь, которая так неожиданно и нелепо рушилась. В памяти один за другим вставали кусочки прожитой жизни. ... Ранние зимние сумерки. Метет поземка. Ветер обжигает лицо, забирается в рукава, под платок, парусом надувает пальто. А кругом ни души, только лес да мутная пелена. Кажется, кто осмелится в такое время оказаться далеко от жилья! Но раздается веселое поскрипывание под чьими-то торопливыми лыжами. И появляется темная, заснеженная фигурка девушки. Лес, молчаливый и угрюмый, кажется, неохотно расступается перед ней. Нелегко ей идти по высоким сугробам, когда сильный мороз и ледяной ветер напористо бьет в лицо. Девушка на минуту останавливается, потуже затягивает платок, отогревает дыханием застывшие руки. Поправив книжки, выбившиеся из-под полы пальто, она снова торопливо работает палками, пробивая дорогу среди кустарников. Девушка идет вперед. А в мыслях у нее живут по-новому осмысленные, ставшие вдруг такими родными и близкими слова «комсомол», «комсомольское собрание». Это комсомольское собрание, закончившееся всего час назад в Залесье и с которого она сейчас возвращалась, определило всю дальнейшую ее жизнь: в маленькой деревушке Руно, затерявшейся в густых лесах Пеновского района Калининской области, появилась первая комсомолка — Лиза Чайкина. В Руно тихо-тихо. Сквозь запушенные инеем окна мигают огоньки. В комнате тепло, уютно. Аксинья Прокофьевна, мать Лизы, то и дело подбегает к окну, прислушивается: не стукнула ли калитка. «И куда же ты запропастилась, родненькая моя, ласточка быстрокрылая? — причитает она, зажигая в горнице лампаду: красный огонек в темноте далеко видно. — И что себя изводит? А уговаривать все равно бесполезно. Скажет: для общего дела это, мама. Нет, лучше не уговаривать». И вдруг стук в окно. Аксинья Прокофьевна бросилась в сени. А навстречу с лыжами, раскрасневшаяся Лиза. Вынула книги из-за пазухи, кинулась к матери и радостно говорит: — Поздравь меня, мамка... В Залесье была. Я теперь комсомолка. И она, как никогда, всей душой почувствовала в этот момент всю радость жизни. Сколько впереди у нее замечательных дел! Каким святым для нее стало понятие «Родина»! Огромная-преогромная, она была во всем, что окружало ее, и в том, что было в ней самой. В памяти вставали слова Маяковского, звучавшие со страниц многих газет, — «И жизнь хороша, и жить хорошо!» ... Летом в Руно жизнь пошла веселее. На залитую солнцем деревенскую улицу вышел пионерский отряд. Вся деревня высыпала посмотреть на ребят. Марширует детвора. Красные галстуки трепещут на ветру. Бьется на древке яркое знамя. Барабанщик что есть мочи бьет в барабан. По всей округе разносится задорная пионерская песня. А рядом с отрядом идет счастливая девушка. Это ее заботливые руки кроили красные галстуки, повязывали их на шеи босоногих рунских мальчишек и девчонок, научили их выбивать барабанную дробь и мастерить замысловатые вещи. И нет для Лизы Чайкиной, первой пионерской вожатой в Руно, большей благодарности за се старание, чем восторженные огоньки, которые ока видела в глазах своих маленьких друзей. Не сосчитать интересных сборов, спортивных соревнований, походов, которые ребята совершили со своей вожатой. ... Весеннее солнце согнало снег, подсушило поля. В теплую, отдохнувшую за зиму землю падают мелкие семена льна. В глазах у звеньевой Кати Цветковой тревога: все ли девчата делают так, как учил их долгими зимними вечерами агроном? — Не беспокойся, Катя. Самый хороший леи все равно будет у нас, — успокаивает подругу Лиза. И работа спорится. С раннего утра до позднего вечера девушки не оставляли своих подшефных гектаров. А осенью все радовались отличным растениям: дергали густой высокий лен. Здесь всегда вместе со всеми была Лиза Чайкина, заведующая Залесской избой-читальней, организовавшая еще весной это молодежное звено. ... Где только не видели сельчане задорную, голубоглазую девушку, не знавшую ни минуты покоя! То соберет ребят и организует драматический кружок. Придет в другой колхоз, а через неделю узнают, что там начал работу музыкальный кружок. То проводит собрание, то зовет в клуб на лекцию врача, агронома, животновода, учителя, каждого чем-то заинтересует. Присядут на завалинке колхозники обсудить па досуге свои дела. И она тут как тут. Горячо обсуждает все хозяйские вопросы, толкует о том, что делается в мире, как бесчинствуют немецкие фашисты в захваченных ими странах. А больше рассказывает, где на просторах Родины воздвигаются заводы, строятся гидростанции, прокладываются железные дороги. Вопросам нет конца. А потом незаметно появляется газета, и долго звучит в тишине ровный голос девушки. Это Лиза Чайкина, секретарь Пеновского райкома комсомола. Это ее видели люди всюду: в колхозах, на станции, в учреждениях, в школах. Два года работала Лиза секретарем райкома. За это время в районе появились новые комсомольские организации, вдвое больше стало комсомольцев. Очень любила и уважала молодежь своего вожака. ... Солнечный, ясный день. На улицах Калинина обычное для выходного дня оживление. Люди спешат на спортивные площадки и стадионы, в кино и театры. Но в полдень из репродуктора, висевшего на столбе, донесся взволнованный и суровый голос: — Внимание! Говорит Москва! Одновременно работают все радиостанции Советского Союза... Улицы быстро заполнялись людьми. Прохожие останавливались... Подняв голову, Лиза напряженно всматривалась в радиорупор. — ... Нападение на нашу страну произведено несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении, — слушала она, — и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора... «Война!» Ошеломленная девушка стояла на улице, к горлу подкатил комок. Она тут же кинулась в Пено, в свой райком, и погрузилась с головой в работу. Теперь еще больше осунулись ее щеки, глубоко запали глаза, побледнели губы. Она привыкла к тому, что ее всюду настигали телефонные звонки. «Учусь стрелять из винтовки, бросаю гранату не хуже ребят, скоро доберусь и до пулемета. Посмотришь, воином стану, да еще каким», — писала она своей подруге. Еще страстней звучал на собраниях ее голос: — Ничего нет на свете дороже Отчизны, отстоим родную землю. Пусть наши воины спокойно идут на фронт. В тылу их заменят женщины и девушки, которые сядут за руль тракторов, станут за станок. Враг узнает силу нашего народа! ... Созревали хлеба. Тяжелые колосья клонились к земле. А в деревнях — женщины, старики да подростки. Лиза понимала, что теперь их долг — заменить тех, кто ушел на фронт или на строительство оборонительных сооружений. С грустью она провожала подруг с топорами и лопатами в руках и вещевыми мешками за плечами. Почти физически ощущала их прощальные горячие поцелуи. Четырнадцати-пятнадцатилетние подростки и старые женщины жали хлеба, молотили и убирали зерно в амбары. ... Фронт приближался. Стремительно, с каждым днем надвигался грохот боев. С запада на восток день и ночь шли беженцы. По дорогам скрипели и пылили подводы и тележки, мычала скотина, гудели груженные доверху машины. Опьяненные первыми успехами, фашистские войска спешили на восток. Они грабили и насиловали. Оказавшись в тылу у наступавших немцев, многие беженцы возвращались обратно, в свои города и села. — Ну, как там? — с тревогой спрашивала беженцев Лиза. И в ответ слышала сбивчивое и торопливое: — Земля гудит. Наши бьются насмерть... Лизе не верилось, что враги придут в родные места. «Но если это и случится, — думала она, — им придется несладко, и останутся они здесь все равно ненадолго. Прогоним их обратно, обязательно». — Все, как один, постоим за Родину, — призывала Лиза комсомольцев, — наше место — на поле сражения, создадим партизанский отряд. Народные мстители, не дадим врагу покоя! Шестьдесят восемь человек решили уйти за реку, в леса. Аксинья Прокофьевна, осунувшаяся, с лихорадочно блестевшими глазами, провожала дочь до пристани. — Не беспокойся, родная, — говорила Лиза, обнимая мать, — ведь и на войне не все погибают, а если что и случится, соседи тебя не бросят. Кончиком платка старушка вытерла набежавшую слезу и, по старому обычаю, перекрестила дочь. Нет, она не станет уговаривать ее. Лиза не может поступить иначе. А все-таки больно расставаться. Увидит ли она ее снова? Какое тревожное, горькое время... — Не плачь, мама, не плачь, — успокаивала Лиза. — Наши скоро придут. Фашистов прогонят. Знаешь, как заживем! Аксинья Прокофьевна погладила Лизу по голове. Паром медленно отходил от берега. У самых перил стояла Лиза и махала рукой. — Прощай, мамка,—донеслось до слуха Аксиньи Прокофьевны. — Береги себя, — послышалось в ответ. ... На горизонте полыхает зарево пожарищ. Даже в лесу пахнет гарью. Это фашисты жгут соседние деревни. Остановившись на опушке леса, разведчики всматриваются в ночь, прислушиваются к звукам и шорохам. Вдали послышался рокочущий шум. — Наверно, танки, — тихо прошептала Лиза. И действительно, через несколько минут на дороге показались немецкие танки. — Предупреди отряд, — шепчет Лиза Васе Тихомирову, самому молодому партизану. А сама расстегивает кобуру и проворно ползет в лес, чтобы с другой, более удобной стороны подойти к расположившимся на отдых вражеским танкистам. Вскоре сюда подтянулся весь отряд. И среди тишины засвистели партизанские пули, раздались взрывы. Припала к земле разведчица, целясь в офицера. Выстрел, другой — и, взмахнув руками, падает навзничь фашист. Солдаты повыскакивали на дорогу и открыли сильный огонь. Автоматные очереди прошивали каждый сантиметр кустарника. У страха глаза велики — в стане врага поднялся переполох... Это была первая боевая операция партизанского отряда, действовавшего в Пеновских лесах. Боевой счет открыла разведчица отряда Лиза Чайкина. ... Партизаны отдыхали. Издали доносился то гул орудий, то звуки, напоминавшие завывание сирены. Лиза вместе с бойцами сидела у небольшого лесного костра. Слабый огонь освещал ее сосредоточенное, обветренное лицо. Перед глазами ее стоял образ матери. «Как-то она там? Мама, милая мама! Как часто мы раним твое сердце. И только когда нет тебя рядом, мы начинаем понимать, как мы часто не ценим твоих хлопот. Как велико твое самопожертвование, чего стоят слезы в твоих глазах! Мама, что с тобой сейчас?» — подумала Лиза и тихо запела «На диком бреге Иртыша». Песню о Ермаке подхватили, и она зазвучала мощно, сильно и перенесла Лизу в деревушку Руно, в маленький домик, к родной маме. Партизанская жизнь продолжалась... Не проходило дня, чтобы не наскочил на мины грузовик, не был обстрелян из засады немецкий обоз, не спущен под откос эшелон... В отряде появились автоматы, пулеметы, минометы и даже два орудия. Партизаны уничтожили около ста автомашин с военными грузами и отбили обоз с продовольствием. ... Плотно занавешены окна в избе, слабо мерцает пламя огарка свечи, освещая угрюмые лица стариков и женщин. Нетерпеливые глаза устремлены на девушку. Она говорит о зверствах немецких фашистов, о пожарищах и расправах, о слезах и страданиях, которые ей приходилось видеть в деревнях и селах. — Не затыкайте уши, не закрывайте глаза, — горячо говорила девушка. — Смотрите на нечеловеческую жестокость фашистов, смотрите и запоминайте. Час расплаты недалек. Пусть же в этот час в вашем сердце не останется жалости, не дрогнет рука! Из дома в дом, из деревни в деревню шла девушка-агитатор, несла людям слова правды, подбадривала их. — Красная Армия победит, придет конец фашистскому гнету. Помогайте партизанам бороться с врагом, не давайте хозяйничать фашистам в нашем советском доме, — страстно призывала она, вселяя веру в нашу победу. По всему району прошла молва о бесстрашной партизанке. С бьющимся сердцем входила она в каждое селение, в каждый дом, где ее ждали. Ее могли схватить, расстрелять. Но девушка не думала об опасности. Она с новой силой чувствовала, как дороги ей родные места. Но к этой неистребимой любви примешивалась острая боль. Казалось, каждая деревня, каждый дом, каждое дерево беззвучно стонали: — Освободи меня! Проведя беседу в селении Жуковка, 22 ноября 1941 года Лиза отправилась на хутор Красное Покатище к своей подруге Марусе Купровой. Был уже вечер. Казалось, что ее прихода никто не заметил, но это было не так. Предатель сообщил фашистам о партизанке. Через некоторое время дом был окружен эсэсовцами. Они ворвались в дом, убили мать Маруси, потом брата и Марусю. Лизу вывели во двор. Последний раз оглянулась она на пожарище: немцы подожгли дом Купровых, на убитых извергами близкую подругу Марусю, ее мать и брата. От хутора Красное Покатище до поселка Пено девушка шла босая, натыкаясь на смерзшиеся комья снега, не проронив ни единого слова. Ее привели в штаб, И начался допрос. — Партизанка? — кричал гитлеровский офицер. Лиза молчала. Гибкие прутья со свистом опускаются на руки, ноги, спину девушки. Били долго, мучительно. Тело горело и ныло. — Ты заговоришь!... Где партизаны?... — Смерть вам, проклятым! — только эта фраза сорвалась с ее плотно сжатых губ, и она с презрением плюнула офицеру-гитлеровцу в лицо. Партизанку повели на расстрел. Изверги насильно сгоняли жителей к месту расправы. У водокачки процессия остановилась. И Лизу снова подвергли истязаниям, но она снова не проронила ни слова. На вопросы о том, где находятся ее товарищи, где партизанский отряд, девушка ответила: — Стреляйте, палачи! Я погибаю за победу, за нашу Родину. Раздались выстрелы. Но Лиза стояла. Истекая кровью, она нашла силы бросить палачам: — За Родину, за народ! Это были последние ее слова. Порошил мягкий, пушистый снег. Молча расходились жители с места казни. И только шаги часовых, охранявших тело, нарушали тишину. Семнадцать дней лежало оно у водокачки, его усиленно стерегли, и все-таки оно исчезло. Товарищи по партизанскому отряду похоронили девушку между высокими соснами за железнодорожной насыпью. Шестого марта 1942 года советские люди узнали из газет, что за отвагу и геройство, проявленные в партизанской борьбе в тылу против немецких захватчиков, Елизавете Ивановне Чайкиной присвоено звание Героя Советского Союза. С тех пор как совершила подвиг народная героиня, прошло уже много лет. Пройдут еще многие и многие годы, но народ никогда не забудет простую русскую девушку, отдавшую жизнь за счастливое будущее своей Отчизны. Народ будет всегда с глубокой любовью вспоминать верную дочь, прозванную в народе Чайкой. В центре поселка Пено, на площади, стоит памятник отважной партизанке. Самая большая улица в Пено называется улицей Е. И. Чайкиной. Такие улицы есть и в Калинине, Великих Луках, Ленинграде... В память о ней ее именем названы кинотеатры, тепловозы, пароходы... Ее имя носят десятки пионерских дружин в Гродно, Алма-Ате, Ленинграде, Киеве, Владимире, Одессе, в городах и селах Херсонской, Донецкой, Сумской, Омской, Ульяновской, Запорожской, Архангельской и многих других областей страны. В Пеновской восьмилетней школе открыт музей, в котором собраны документы и материалы о славной героине. Зимой и летом в поселок Пено приезжает много гостей, и каждый обязательно побывает у памятника и старой водокачки, где была расстреляна Лиза. И бывшие партизаны рассказывают им об отважной партизанке, отдавшей жизнь за свободу Родины, за то, чтобы никогда в наш вольный советский край не вторгалась война. Героини. Вып. 2. (Очерки о женщинах — Героях Советского Союза). М., Политиздат, 1969.
Публикация i80_98
|
|