Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

САНИНСТРУКТОР СТРЕЛКОВОЙ РОТЫ

Москва

При Перовском вагоноремонтном заводе я окончила фабрично-заводское училище и работала по специальности «слесарь-электрик». В начале Великой Отечественной войны вместе с товарищами по цеху ремонтировала электрическую часть военно-санитарных поездов, которые вывозили с передовой раненных в боях на ближних подступах к Москве, а затем развозили их по госпиталям Москвы, Подмосковья и ближайших областей.

Осенью 1941 года, не прекращая ремонта санитарных поездов, пришлось заняться демонтажем станков и подготовкой оборудования к отправке в Свердловск. Одновременно при заводе были организованы курсы сандружинниц. В числе первых 15 выпускниц этих курсов была и я.

Вскоре на наш завод приехал представитель 155-й стрелковой дивизии, сформированной из истребительных коммунистических батальонов, сражавшихся с врагом под Москвой. Он обратился к комсомолкам с призывом вступить в ряды Красной Армии. И в феврале 1942 года я добровольно ушла на фронт.

Думала, что всех нас тут же направят в бой. Но нам приказали совсем иное. Бойцам, находившимся на передовой уже не первый месяц, не меньше, чем боеприпасы и горячее питание, требовались бани, где они могли бы помыться, простирнуть белье и обмундирование. Иначе — вши, фурункулез и многие другие неприятности, разящие бойца не меньше, чем вражеские пули или снаряды. Вместе с подругой Клавдией Петровной Шмелевой я с энтузиазмом принялась за это важное дело.

В мае 1942 года — новый приказ: вступить в должность санинструктора первого батальона 786-го стрелкового полка нашей дивизии. Боевое крещение приняла на Калининском фронте в районе Нелидова, Торопина, хутора Примки, Киркожа... Названия многих других населенных пунктов, где велись немыслимо страшные, вплоть до рукопашных схваток, бои, к сожалению, уже не помню.

Населенные пункты постоянно переходили из рук в руки. Сколько раз красноармейцы наступали и сколько раз приходилось отходить под напором бронетехники противника! Кровь лилась рекой, раненых было очень много. Изо всех сил я старалась побыстрее оказать помощь, никого не пропустить, успеть всех перевязать. Тем, кто мог двигаться самостоятельно, подсказывала, как лучше добраться до медсанбата. Ну, а тех, кто был не в состоянии передвигаться, тащила до любого укрытия, где было возможно уберечься от пуль и осколков и дождаться какой-либо оказии для эвакуации с поля боя.

Не измерить пролитых слез жалости к убитым, покалеченным, измученным бойцам — таким близким и родным! Не передать словами горькой скорби по ушедшим навсегда в небытие и, по злой иронии судьбы, оставшимся на поле боя незахороненными...

Но пришел конец черным дням. Наш фронт перешел в наступление. Все сразу повеселели, приободрились. Мощным ударом выбили фашистов с хорошо укрепленных позиций и закрепились на новом рубеже. Однако потери были столь велики, что продолжать наступление было уже невозможно. Поступил приказ сдать позиции новому соединению и отойти в тыл на переформирование. Именно во время этой краткой передышки мне, вместе с другими бойцами батальона, вручили первую боевую награду — медаль «За отвагу».

Год 1943-й — знаменитая Орловско-Курская дуга. Тяжелейшие бои и марши — по 50-60 километров в день параллельно линии фронта. На коротких привалах не успевали отдохнуть: пока проверишь и перевяжешь потертости на ногах, уже звучит команда: «Подъем!» Засыпали буквально на ходу.

Меня перевели в полковую санитарную часть, откуда старший врач отправил меня с поручением в один из батальонов. Добралась с превеликими трудностями, под обстрелом, вся перепачканная, чумазая, встрепанная... Доложила о прибытии командиру. А тот не выдержал: «Что же, эти бестолочи не могли парня в наше пекло прислать?!» Потом остыл и извинился, что сгоряча меня обидел.

При форсировании Днепра, под непрерывным обстрелом из орудий и массированными бомбежками без отдыха, раз за разом перевозила раненых на больших лодках-плоскодонках — по 20 человек за один рейс. Управлять такой лодкой очень сложно: буруны, волны, фонтаны от взрывов раскачивают плоскодонку, заливают ее водой, грозя затопить вместе с ранеными бойцами. Мысль одна: доплыть бы, довезти измученных и страдающих солдат до берега — такого близкого и одновременно такого далекого.

Сорок глаз смотрят на меня с надеждой и состраданием. Они понимают, что мне опять надо будет возвращаться в кромешный ад, за новой партией раненых. Понимают и то, что я приняла на себя тяжелейшую ответственность — любой ценой, даже ценой собственной жизни, проявлять милосердие и оказывать помощь страждущим.

За спасение раненых при форсировании Днепра меня наградили высшим солдатским орденом — орденом Славы III степени.

Тысячи девушек — скромных, серьезных, веселых, отчаянных и милых — на протяжении всей войны свершали великое, бесценное дело: спасали жизни многих тысяч людей.

В 1944 году я вернулась на родной завод. Работала слесарем-электриком, затем мастером цеха, а последние 10 лет — начальником военно-учетного стола. Избиралась депутатом городского совета, членом заводского комитета профсоюза, работала с допризывниками в ДОСААФ (Всесоюзном добровольном обществе содействия армии, авиации и флоту). Какие только поручения не приходилось выполнять!... Все старалась делать, как на передовой: с полной отдачей сил, ответственно и надежно, с сознанием, что все это — для людей, для моей Родины. Иных помыслов у нас, фронтовиков, не было, нет и быть не может. Для нас, закаленных в горниле Великой Отечественной войны, чувство долга, чувство Родины — превыше всего!...

ДЕВЯТОЕ МАЯ