Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

ЧУВСТВО ДОЛГА

Москва

Той войны — Великой Отечественной — мы не хотели. Но фашистские орды на танках со свастикой перешли нашу границу и пошли на восток, оставляя за собой сгоревшие города и деревни, где на пепелищах плакали женщины, дети и старики. На защиту Родины поднялся весь народ. Даже молодежь, не подлежавшая призыву, осаждала военкоматы с единственной просьбой: отправить на фронт. Я — не исключение.

С начала боев на Орловско-Курской дуге, работая в штабе 259-го отдельного танкового полка, я выполняла любые поручения, лишь бы побывать на передовой, а оттуда принести пакет с какими-либо сведениями. Обычно это было поздно вечером или ночью.

Однажды возвращалась совсем затемно. Неподалеку слышались разрывы снарядов и треск пулеметных очередей. В небе мерцали осветительные снаряды и ракеты — «люстры», помогая хоть как-то ориентироваться в пути. Дорога чуть просматривалась в темноте, шла вдоль кладбища, тянувшегося параллельно дороге. Вероятно, раньше рядом были селения. Но теперь все они оказались стертыми с лица земли. Было жутко, всюду мерещились тени, шорохи и звуки. Я так припустилась бежать, что только пятки сверкали. Страху натерпелась, как в детстве, а ведь, уходя от танков, храбрилась, виду не показывала, что боюсь. Да, хорошо говорить, а тут одна-одинешенька и будь внимательна, не забеги случайно к немцам. Дошла до своих, донесение доставила в целости и сохранности.

Во время передышки между боями по поручению политотдела направилась в разведвзвод — почитать бойцам свежую газету. Разговорились, и ребята предложили мне: «Зоя, ты ведь по штату числишься у нас. Давай, переходи к нам насовсем».

После неоднократных просьб командование пошло мне навстречу. И вот я уже с автоматом на плече, вместе с ребятами-разведчиками, иду на задание. Одновременно стараюсь учиться у них хватке, выдержке и терпению, особенно в экстремальных условиях, когда нет сил, а задание выполнить надо во что бы то ни стало. К концу боев на той Огненной дуге соленый пот и солнце сделали мою гимнастерку почти белой.

В 65-й Волновахской орденов Суворова и Кутузова танковой бригаде я обрела новых друзей — асов разведки: Хохлова, Храмова, Грошева, Волкова, Чупина, Максимова, Маслоида и многих других. Всего во взводе было около 50 разведчиков. Каждый из нас понимал, что успехи бригады зависят от хороших разведданных. И мы старались: днем и ночью велось наблюдение, танки с разведчиками на борту шли в тыл врага, уточняя наличие техники, состояние мостов, переправ, расположение частей и многое другое. Во время разведки не раз приходилось вступать в схватку с противником.

Так, в рейдах по вражеским тылам — пешком, на танках и бронетранспортерах — дошла до Берлина. Бросок с Пулавского плацдарма на Висле, начавшийся 14 января 1945 года, был насыщен столь яркими событиями стремительного продвижения наших войск вперед, что уже тогда ни у кого не оставалось сомнений в скором исходе войны. Но от этого легче в бою не становилось...

Однажды в Польше разведчики, совместно с автоматчиками танкового батальона, ворвались ночью в село Пшедбуж. Мы буквально ошеломили противника, беспечно почивавшего в теплых домах: немцы метались в поисках спасения в одном нижнем белье. (После боя разведчики шутили: вот роскошь-то какая — спят раздевшись, а нам, если и выпадет минутка отдыха, спать приходится в полном обмундировании и даже в сапогах.) Гитлеровская комендатура была разгромлена полностью.

Утром по рации получили приказ: двигаться в направлении Томашув — Мазовецкий. Мост на реке отсутствовал. Четверо разведчиков подняли мотоцикл с коляской на руки и перенесли его через полынью на другой берег. При этом все мы зачерпнули полные сапоги ледяной воды.

Танкисты поступили иначе. Уточнив у местных жителей место летней переправы, задраили все люки, стволы пушек подняли вверх и пошли напролом через реку, сокрушая лед. На какое-то время танки полностью скрылись под водой, а затем вновь показались на поверхности и с ревом, сбрасывая с брони потоки воды и множество кусков льда, вышли на другой берег.

Долго мчаться по ледяным просторам в сапогах, полных хлюпающей студеной воды, было невозможно. К тому же углубляться во вражеский тыл без поддержки танкистов — бессмысленно. Поэтому мы остановились, прислушались и уловили где-то неподалеку петушиное пение. Значит, там жилье. Вскоре подъехали к какой-то деревне. Тишина, немцев нет, над каждой хатой из труб вьется дым — топятся печки.

Зашли в одну из хат, разулись, сняли мокрые носки и портянки и развесили их вокруг печки-голландки. Потихоньку вошла хозяйка, тревожно оглядела нас. Видит, что мы народ доброжелательный. Успокоилась, быстро освоилась и стала шуровать в печке кочергой, чтобы ярче горел огонь и быстрее просушились наши вещи. Нам очень хотелось есть. Но попросить об этом хозяйку мы постеснялись и вскоре, поблагодарив за оказанную услугу, умчались догонять своих.

По дороге мотоцикл сломался, мы пересели на попутный бронетранспортер. В Томашуве враг сопротивлялся слабо, поэтому танки нашей бригады с ходу прочесали населенный пункт и пошли дальше. Своих догнали мы уже в поле. Была ночь, пурга, колючий снег хлестал по лицу, выбивая слезы. Меня — голодную, трясущуюся от холода — ребята посадили за башню, на теплую трансмиссию. Вот благодать-то!

Помню переход через еще не сбросивший лед Одер, узкую полоску Кюстринского плацдарма, где мы прочно обосновались, несмотря на все потуги фашистов отбросить нас назад. Ко многим фронтовым невзгодам добавился голод: пищу, пока плацдарм не расширили, нам никто не доставлял, жили на «подножном корме»... Досаждала и непролазная грязь. Вот как вспоминает об этом в своем послевоенном письме разведчик Иван Маслоид: «Знаешь, Зоя, мне вспомнилось, как мы пошли на задание под Франкфуртом-на-Одере. Ты была старшей и все время ругала меня за то, что я отстаю. А была весна, грязь. У меня на «сидячем» месте были чирьи, и я не мог идти быстро...»

По этому заданию нам было поручено установить контакт с соседней войсковой частью и уточнить сведения о расположении врага. Выполнив задачу, спокойно возвращались к своим. Шли не торопясь. И вдруг на одной лесной поляне, где еще держался снег, столкнулись нос к носу с немцами. Мгновенно, не говоря друг другу ни слова, мы «разобрали» противников, и каждый из нас взял на прицел «своего». Гитлеровцы тоже увидели нас, но мы оказались гораздо проворнее. Я пальнула из нагана — и немец упал. Приподнявшись, он выстрелил, но промахнулся. Вторая моя пуля попала ему в лоб, чуть выше левой брови. Фриц ничком повалился на снег, струйка крови фонтанчиком била из раны...

Боже, я убила человека! Внутренне вся сжалась, чтобы не показать ребятам, как мне тяжело. Одно дело, когда стреляешь со всеми вместе и не знаешь, от чьей пули падает человек. Но один на один, глаза в глаза... До сих пор вспоминаю этот случай, вижу наяву каждое мгновение и переживаю.

На плацдарме началась подготовка к решающему броску на Берлин. Наш 11-й танковый корпус в то время входил в состав 8-й армии под командованием Чуйкова, который тоже был на плацдарме и лично руководил операцией.

Враг отчаянно сопротивлялся, выпуская тысячи снарядов и мин по нашим позициям. Третий танковый батальон под командованием Героя Советского Союза В. Павлова, сопровождающие нас автоматчики и пехотинцы стояли насмерть у моста, не давая противнику возможности воспользоваться этим единственным «окном» для выхода из окружения.

Разведчики несли боевое дежурство круглосуточно. Я выходила на задание в паре с Чигриным. Приказ — сменить дежурного на посту № 2. Двинулись к этой «горячей точке». Грохот, скрежет, завывание летящих и рвущихся снарядов оглушали. Земля страшно искорежена — сплошные рытвины, колдобины и воронки, наполненные водой. Все затянуто дымкой, воздух тяжелый, запах гари пронизывает насквозь до дурноты.

Добрались до поста дежурства № 1 — на окраине города Киц, в школе, от которой осталось только подвальное помещение. Перепрыгивая из воронки в воронку, щедро черпая сапогами черную от земли воду, постоянно обрызгиваемые грязью при разрыве снарядов, наконец-то заскочили в длинный подвал с низкими потолками. Народу — полным-полно; дым от курева — столбом. Тускло горят фитили в артиллерийских гильзах, непрерывный гул голосов, команды, позывные радио и телефонов...

Мне приказали оставить своего напарника здесь, а самой в одиночку сменить В. Грошева на посту № 2. Выскочив из подвала, запрыгала по воронкам вдоль улицы, где не было ни одного целого дома, как и во всем Кице. Сплошные разрывы — справа, слева, впереди, сзади... А я бегу, боясь споткнуться, упасть и растерять то душевное состояние, при котором «море — по колено!» Только вперед, только добежать!... В небольшое подвальное помещение я не вбежала, а влетела. Сменила Грошева и приступила к дежурству.

Во вторую половину помещения, где на боевом дежурстве находились представители пехотной части, через небольшое окошко влетела и разорвалась мина. Крики, вопли, стоны... Все попадали на пол, и только две фигуры — командир роты автоматчиков и я — остались в вертикальном положении. Мысленно я вся сжалась в комочек и лишь шептала: «Держись! Не трусь!...» В таком напряжении прошло все время моего дежурства.

Прибыл сменщик — разведчик Локтюшин. Я простилась с ним и направилась к двери — в обратный путь. Но только приблизилась к наружному дверному проему, страшный шум и грохот с новой силой обрушились на меня! Невольно остановилась и попятилась назад. Локтюшин заметил это и спросил: «Зоя, тебя проводить?» Я замотала головой: «Нет!»

Выскочив, захлебнулась удушливым, насыщенным взрывными газами, воздухом. И бегом к первому посту. А там тоже ЧП: убит командир пехотного полка. Вместе с напарником Чигриным рванули «домой», снова прыгая из воронки в воронку, обливаясь потом и грязью. И лишь выйдя из-под обстрела, мы облегченно вздохнули: «Пронесло».

Вскоре немцы предприняли отчаянную попытку прорвать окружение. На соседнем участке им это не удалось. Тогда они бросились на наши позиции. Но, благодаря умелым действиям разведчиков, командованию заранее стали известны эти намерения и подготовлена соответствующая встреча. В этом бою наши разведчики отличились особо. Кюстрин пал, путь на Берлин — открыт!

За время боев я была ранена, контужена, перенесла тяжелейший ушиб бедра, из-за чего по несколько раз в сутки теряла сознание. Товарищи по оружию проявили ко мне удивительные чуткость и заботу.

Когда прошла первая волна радости Победы, все стали ждать приказа о демобилизации из армии. От бушевавшего счастливого предвкушения скорого возвращения домой мы (растяпы!) забыли обменяться с однополчанами адресами. И потом очень долго разыскивали друг друга.

Но все же собралась ветеранская гвардия! Господи, какие же это были потрясающие встречи: съезжались одновременно до пятисот однополчан со всех концов Советского Союза.

Сейчас ветеранов Великой Отечественной войны становится все меньше и меньше. Обращаясь к современной молодежи, хочу пожелать: вспоминайте чаще о девушках тех далеких лет, воевавших наравне с мужчинами за горячо любимую и прекрасную Родину. Нас никто не принуждал идти на фронт. Мы встали в боевой строй добровольно, зная, что далеко не всем будет суждено вернуться к порогу родимого дома... И теперь безмерно гордимся тем, что мы — фронтовички!

Отрадно, что среди наших однополчан нашлись поэты, проникновенно отразившие в стихотворных строфах состояние души нашего поколения — поколения Победителей.

Вот что написал мой бывший сослуживец — поэт Лисинский:

А вот несколько строк из произведения однополчанина-челябинца Власова: