Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

ТРИЖДЫ ПОХОРОНЕННАЯ

Первый год войны был для меня самым трудным испытанием, проверкой всех качеств моего характера. Студентка 4-го курса второго Харьковского мединститута — вот и вся моя характеристика. На что была способна — сама не знала. Получила назначение в танковую бригаду и прибыла в Нежин, в самый тяжелый момент, — отступали... Вокруг рвались снаряды. Стемнело. На машине пришлось выбраться из-под сильного обстрела, пробирались к штабу. За леском увидели поднимавшееся к небу зарево: горело село. Свернули с дороги и помчались напрямик к хатам. Опоздали — немцы смылись, оставив красный след. У сельсовета на колы были посажены женщины, дети, старики... Не хотелось верить, что такое возможно творить с людьми людям... Сердце мое похолодело, сжалось...

Утром на нашу машину спикировал фашистский самолет, прошил пулеметной очередью крышу машины: двое погибли, уцелевшие побежали к лесу. Самолет за ними, снизился так, что я увидела лицо пилота — он с наглым оскалом зубов развлекался "охотой"...

Отступали... Под бомбежкой перебирались через реку Суду. Вода — розовая от крови, жирная от бензина и масла. В ту пору и испытала неведомое дотоле чувство ненависти. И когда пришлось столкнуться лицом к лицу с гитлеровцем, заколола его штыком... Отомстила за безвинных на кольях, за речку Сулу, за разлуку с родной украинской землей и оставшимися там родственниками.

Горькие дороги отступления довели до Сталинграда. Что здесь творилось, многие знают, немало написано, рассказано.

Мне хотелось стать военным хирургом. По иронии судьбы первым моим пациентом оказался немецкий офицер, тяжело раненный в ногу. Он нервничал: его будет оперировать эта фройлен? А "фройлен" взяла в руки скальпель и опустила глаза, мысли жгли голову: "Возможно, он разрушал села, вешал, убивал и смеялся над своими жертвами, а теперь его нужно спасать, вливать в его вены русскую кровь... Но я же из службы милосердия, призвана исцелять, принимала присягу... Существуют ли высшие человеческие ценности. Борьба чувства долга помогла мне лучше осознать истину. Мне удалось спасти много сталинградцев, однажды сразу трех красноармейцев... Но отсюда пришла похоронка на меня...

После прорыва наших танков на Мамаев Курган от батальона осталось несколько машин, а тех бойцов, которых не сразу нашли, сочли погибшими.

На праздновании 40-летия Победы под Сталинградом попросили встать присутствующих в зале танкистов 124-й бригады 21-й армии (впоследствии 6-й гвардейской), штурмовавшей Мамаев Курган. Я поднялась с места. Огляделась — больше никого! Освобождение города на Волге досталось дорогой — дороже не бывает — ценой. Но эта Победа! Первая после отступления.

От Сталинграда началось наступление — одно это слово, понятие возвышало духовное состояние, легче было преодолеть фронтовые трудности на всех последующих боевых дорогах.

На Курской дуге, под Прохоровкой, в конце чудовищной танковой битвы увидела дымящуюся "тридцать четверку". Откинула люк, выволокла парней из раскаленного чадного нутра. Едва успела оттащить их в укрытие, как рвануло оставленную машину... За спасение танкистов получила медаль "За отвагу" и... крепкий нагоняй: начальник медслужбы батальона не имела права рисковать собой... От смерти меня отделили каких-то 20 секунд и десяток метров. Но зато весь экипаж уцелел!

После "огненной дуги" путь на запад пролег через Харьков, Молдавию, Румынию, Венгрию... Вторую похоронку родители получили из венгерского городка (близ Будапешта). Там нашли мой медальон (его мы называли паспортом смерти), который потеряла во время боя. Победу встретила в Австрии. Контуженая, раненая, но живая! И все же... пришла и третья похоронка... Вернее, письмо от военкомата из Ахтырки, Сумской области, аж в 1967 году! Отец позвонил мне в Москву: "Нина, Ниночка, тебя опять похоронили..."

Ахтырка! Дрожь пробегает по телу от воспоминания. Дни и ночи непрерывных боев, обстрелов, бомбежек. Отборные танковые дивизии СС обрушили удар на наши части, ослабленные боями, находящиеся неподалеку от населенных пунктов Ахтырского района. Группа из 300 человек с четырьмя танками под командованием майора Пынченко прикрывала их отход. Солдаты заняли окопы, подготовились к бою. К вечеру немцы бросились в атаку, но безуспешно. Боясь темноты, они ждали утра. Мы слышали рев моторов их танков. Майор выслал разведку, которая установила нашу группу окруженной. У нас, как на зло, кончились боеприпасы. Ситуация казалась безысходной. Командир группы майор Пынченко приказал пробираться в тыл. Только приблизились к балке, которая находилась недалеко за окопами, как начался интенсивный артиллерийско-минометный обстрел. Волна разрыва сбросила меня в балку. Здесь, видимо, я и потеряла "паспорт смерти", в котором лежала записка с фамилией и адресом.

Придя в себя от контузии, пошла с товарищами дальше. Но кругом были немцы. Единственное укрытие, где можно было спрятаться, — скирды соломы. Меня послали в хутор узнать, нет ли там немцев, и достать еду. Тем временем гитлеровские мотоциклисты окружили скирды, облили их бензином и подожгли. Спастись удалось лишь майору Пынченко. Когда я увидела его, не сразу узнала: он был совершенно седой. Мы связались с местным подпольем, собирали и передавали за линию фронта сведения о фашистах. Вскоре наши войска освободили Ахтырский район. Солдаты и местные жители похоронили погибших воинов. На памятнике-обелиске указали их фамилии, в том числе и мою (кто-то нашел утерянный мой медальон)...

Прошли годы. Красные следопыты заинтересовались героями войны, сражавшимися в этих местах и пропавшими без вести. В поиск включились учащиеся Куземинской средней школы имени Героя Советского Союза В. Шаренко. Они-то и нашли братскую могилу, в письме моему отцу сообщили сведения обо мне...

И я кинулась в Куземино. Весть о моем появлении удивила и обрадовала учеников школы, жителей села. Вместе собрались у могилы. Мужчины обнажили головы, женщины смахивали слезы... А с обелиска стерли мою фамилию. Но часть сердца моего осталась с этими людьми и... даже присмотрела невесту для своего сына. По-настоящему оценила значение поиска и работу по увековечению памяти о павших в годы Великой Отечественной войны. Этому благородному делу я посвятила более 24 лет в Советском (ныне Российском) комитете ветеранов войны. Собрала панку документов, публикаций о тех, кто совершил подвиг, как Александр Матросов. Последние мои данные — их 332 человека, — представителей разных национальностей Советского Союза. И еще одно важное уточнение — Александр Матросов совершил свой подвиг не 23, а 27 февраля 1943 года. Он ушел в бессмертие девятнадцатилетним.

Подвиги тех, кого взрастила наша земля, по которым мы сверяли свою совесть, помыслы, должны знать все — и мы ветераны, и наши наследники.