Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»
Часть 2
Декорация первой сцены. Инна и Лутохин. Лутохин собирается уходить.
Лутохин. Вы напрасно боитесь.
Инна. Я не боюсь. Просто я рассчитала свои возможности, свое уменье и вижу, что мне не под силу угнаться за вами.
Лутохин. Дело не в том, кто за кем угонится. Соревнование — это не складчина по пятерке. У кого сколько есть, тот столько и вкладывает в работу. Лишь бы отдал все, ничего не утаивая. Вы можете вложить в работу больше, чем вы вкладываете. Не знаю, чем это объяснить. У вас голова очень хорошо устроена. Вы умеете сосредоточиваться. И думать умеете. Но что-то мешает вам сосредоточиваться и думать у селектора. Я здесь человек новый, ко всем присматриваюсь, со всеми еще только знакомлюсь... И к вам присмотрелся немножко.... Что-то вам как будто застилает глаза, когда вы за пультом. И я думаю, что если вы в это время будете вспоминать — так, иногда — о нашем взаимном обязательстве и взаимном контроле, то это поможет вам собраться. Возможно, конечно, что я ошибаюсь, но почему-то мне так кажется.
Инна. Мне иногда самой это кажется.
Лутохин. Ну, вот видите... Так что, прежде чем отказаться, вы еще подумайте.
Инна. Надо мной смеяться будут, бели я приму ваш вызов.
Лутохин. А вас это будет очень задевать, если над вами будут смеяться?
Инна. Конечно. Разве приятно, когда смеются?
Лутохин. Если вы чувствуете, что делаете то, что нужно, не все ли равно, смеются над вами или восхищаются вами? Лишь бы вы чувствовали, что поступаете правильно.
В кухню с черного хода входит Томка. Она из школы. На ней очень старомодная плюшевая кофта, отделанная стеклярусом. Портфель у нее туго набит, раздулся, как футбольный мяч.
Инна. Да, но... нет! Мне все-таки не безразлично, что обо мне думают и как ко мне относятся.
Лутохин. Потому что вы очень молоды. Вам нужно, чтобы вас хвалили.
Инна. Разве вам не нужно, чтобы вас хвалили?
Лутохин. Мне нужно, чтобы я сам мог похвалить себя.
Томка притихла.
Инна. Значит, вам не нужна ваша слава?
Лутохин. Во-первых, какая же у меня слава, помилуйте! Слава бывает у героев, у знаменитых писателей, у политических деятелей. А я сижу в прокуренной дежурке и ругаюсь с машинистами, и машинисты готовы сделать из меня котлету, откуда уж тут взяться славе?.. А во-вторых.... Что во-вторых? Честное слово, не знаю, что во-вторых!
Оба засмеялись.
Запутался и ухожу. До свидания. Вы все-таки еще подумайте.
Инна. Хорошо, я подумаю.
Лутохин. А я вам всегда помогу с искренним удовольствием. (Уходит.)
Томка (выходит из кухни). Ерунду он говорит. Это кто?
Инна. Лутохин. Почему ерунду?
Томка. Говорит о славе с таким видом, как будто она ему не нужна. Что такое слава? Это когда тебя все знают и все хвалят. Чем плохо? Мне, например, было бы прямо ужасно приятно, если бы меня все хвалили. Значит, я жажду славы. А другую вещь он правильно сказал.
Инна. Какую?
Томка. Что все-таки самое главное — это если я сама себя имею право похвалить.
Инна. Да. Это очень верно. Правда?
Томка. Очень... Инка, знаешь что? Сходи за хлебом!
Инна. Ох, не хочется, Томка! А ты почему не зашла из школы?
Томка. Там очередь, а у меня, понимаешь, столько уроков сегодня...
Инна. Ладно. Давай карточки. (Уходит.)
Вася (выскакивает из своей комнаты). Это Инна ушла?
Томка. Пожалуйста, не бегайте за нею. Дайте ей покой наконец!
Вася. Куда она пошла?
Томка. Я ее нарочно послала проветриться. А то она желтая стала. Нервничает. На воздухе почти не бывает. Вчера посмотрела на нее—белая-белая...
Вася. А сегодня желтая, говорите?
Томка. Да, желтая. И я запрещаю вам делать ей предложения, слышите? Она уже больше не может их переносить. Ходит-ходит в поликлинику, лечится-лечится, как будто начнет поправляться — хлоп! — вы опять делаете предложение, и все лечение насмарку....
Вася. Томка! Ну как это можно запрещать человеку говорить об его чувстве. Которое переполняет его с головы до ног! Вы еще молоды, Томка, чтобы судить о таких вещах.
Томка. Не будете ли вы любезны, Вася, исполнить одно мое желание. Которое переполняет меня с головы до ног. Оставьте меня в покое с вашим чувством и дайте мне возможность готовить уроки!
Вася уходит.
(Выкладывает из портфеля на стол картотеку.) Ой!., А их там еще в тысячу раз больше. Пишу, пишу, и все не уменьшается. Ой!...
Звонок: «Тома».
Сейчас! Сейчас! (Прячет карточки под шкаф и отворяет дверь.)
На пороге Валька.
Валька. Мама велела вам сказать...
Томка. Не ори! Ну, что мама велела?
Валька. Что она взяла чересчур много. И вот она вам посылает легкое.
Томка. Это легкое?
Валька. Легкое.
Томка. Почему оно какое-то серое?
Валька. Ну, уж это не по моей части. Тома! Ну, как чертежи.... сошли?
Томка. Я никогда не видела, чтобы оно было такое серое.... Чертежи никуда не годятся, к твоему сведению.
Валька. Положим, это неправда!
Томка. Положим, правда.
Валька. Странно...
Томка. Один еще туда-сюда, кое-как, на четверку. А про остальные она сказала: «Очень посредственная работа!» По-моему, если берешься чертить, надо чертить как следует.
Валька. Я просил бы переменить тон! Если вы загребаете жар чужими руками, надо по крайней мере разговаривать другим тоном.
Томка. Я загребаю жар чужими руками?
Валька. Да.
Томка. Я загребаю жар чужими руками?!
Валька. Да, вы.
Томка. Хорошо! С этого дня, даю слово, ты не будешь чертить для меня ни одного чертежа!
Валька (холодно). Мама сказала: с вас за легкое семь рублей шестьдесят копеек.
Томка (еще холоднее). Пожалуйста... (Отдает деньги.)
Валька уходит.
(Вслед.) И не смей мне стучать! (Изо всех сил захлопывает дверь и возвращается в комнату. Запирается на ключ. Достает из-под шкафа карточки, сдувает с них пыль.)
Звонок. Томка отворяет. Андрей на пороге.
Андрей. Дядька дома?
Томка. Какой дядька?
Андрей (не сразу). Тот... с которым я приходил.
Томка. Он тут не живет. Тебе рассказать, где он живет?
Андрей. Нет. Я к нему не пойду.
Томка. А куда ты пойдешь?
Пауза.
Почему ты босой?
Андрей. Так.
Томка. У тебя были ботинки.
Андрей. Отняли.
Томка (помолчав). Ты долго будешь тут стоять.... выстуживать квартиру? Иди сюда! (Втаскивает его в переднюю, захлопывает дверь.) Прямо несчастье мне с тобой! Где ты пропадал? Хочешь, садись с ногами на плиту, — она не горячая.
Андрей. Тут тепло.... Хлеб есть?
Томка. Хлеб Инна сию минуту принесет. Есть щи. Только без мяса и без капусты, с одной свеклой. Будешь сейчас есть или хлеба подождешь?
Андрей. Сейчас буду.
Томка наливает ему щей в тарелку. Андрей садится на пол и ест.
Томка (стоит и смотрит на него.) А пальто мое тоже отняли?
Андрей не отвечает.
Вот ведь ты опять пришел! Значит, ты же понимаешь что-то! Ты же понимаешь, что тебе тут только хорошего хотели?
Молчание.
У тебя совести нет. Я из-за тебя в чем хожу... Совсем еще хорошее было пальто. (Со слезами в голосе). Меня прапрабабушкой дразнят из-за тебя... Бессовестный!
Молчание.
Ты раньше учился в школе?
Андрей. Ага.
Томка. Ничего у тебя не получается. Все тебя бьют и всё отнимают. Все будут люди как люди, а ты будешь не человек, а я не знаю что...
Входит через кухню Инна.
Инна. Здравствуй!
Андрей не отвечает.
Ты как же— с ночевкой пришел?
Молчание. Где пальто?
Молчание.
Андрей (угрюмо). Я больше не буду. Я тебе дров напилю, если хочешь.
Томка. Он озяб очень. У него ботинки отняли.
Молчание.
Инна (беспомощно). Ну что с ним делать?
Томка. Дай ему хлеба!
Инна. Уселся на полу. На полу только собаки и кошки едят. А человек должен есть за столом! Давай, Томка, теплой воды... Вставай мыться, малокровный!
