Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

ГОРДОСТЬ НАШЕГО ПОЛКА

Вызывает меня однажды командир дивизии и говорит:

— Гришаев, ты у меня пополнение просил?

— Так точно, товарищ генерал, просил.

— Будет тебе пополнение. Я засомневался и говорю:

— Вы все обещаете...

— На этот раз точно, иди к начальнику штаба, бери снайперов.

Весть о том, что к тебе в полк прибывает пополнение, из самых радостных на фронте. А если в полку будут служить еще и снайперы, комполка должен радоваться вдвойне. Накинул шинель и в штаб.

«Ну наконец-то прибыло пополнение, — думал я, — теперь полегче будет». Быстрым шагом дошел до школы. Там, на заснеженном дворе, и выстроили передо мной пополнение для моего полка. Я как увидел, в сердцах чуть было не выругался, от досады, конечно.

Стоят на притоптанном снегу девушки, шинельки новенькие, необмятые еще, лица розовые, совсем молоденькие. Нестройно отвечают: «Здравия желаем, товарищ полковник!»

«Что ж я с вами делать-то буду, милые вы мои?» — а у самого обида. «Хорош, — думаю, — генерал, подбросил мне пополнение».

— Вы стрелять умеете? — спрашиваю я правофланговую.

Она, не моргнув:

— Так точно, я еще до войны ворошиловским стрелком была.

— А вы? — спрашиваю следующую. Та мне то же самое отвечает. А я думаю: «Милые вы мои, вас бы в штаб, машинистками, раз уж вы здесь, или в госпиталь, или во вспомогательные службы — картошку к солдатскому харчу чистить, — в общем, куда-нибудь подальше от передовой. Что вы в окопах делать будете? Фронтовая служба — занятие непростое, нелегкое. Как Суворов про солдата говорил? «Руки у него в крови, но совесть чиста...» Так вам ли в кровь в эту окопную, в ярость штыковых атак лезть? Эх, девушки, девушки...»

Тут одна, видно, самая из них бойкая, начинает мне рассказывать про Центральную женскую снайперскую школу, которую они окончили, и про те успехи, которые показывали там в стрельбе из боевого оружия, правда, не по врагам, а по мишеням.

«Ну что же, — думаю, — приказ есть приказ, пополнение получено, надо готовить его к боевой работе».

В первую же неделю я узнал, что мое пополнение метко стреляет, хорошо знает непростые правила снайперской «охоты». Девчонки умеют использовать местность для маскировки, правильно выбирают и оборудуют свои огневые позиции...

И хотя по-отцовски было жаль мне их, да и как можно было их не жалеть, ведь они еще только вступали в жизнь, а уже подвергали себя смертельной опасности, настало время приступать им к выполнению настоящих боевых заданий.

Да и сами снайперы рвались в бой. Все комсомолки в один голос требовали как можно скорее разрешить им начать боевую работу:

— Мы, товарищ полковник, не отдыхать сюда ехали. Мстить надо!

— Ну бог с вами, мстите, — говорю, — коварному врагу за нашу землю, за наших людей, но только себя берегите. У вас, товарищи бойцы, жизнь впереди. — Я их вслух «товарищами бойцами» называю, а про себя девчонками.

Взялись они за дело. А я теперь, как ни приеду, совсем другую, чем раньше, картину вижу. Бывало, взглянешь в бинокль, и зло берет. Фашисты безнаказанно по своим траншеям разгуливают, днем телефонную связь налаживают и боеприпасы на передовую подносят. У штабных землянок и складов запросто, на виду часовых меняют.

Не прошло и недели с тех пор, как обосновались девочки в полку, а спокойствию врага конец пришел. Любой его шаг стерегли меткие выстрелы снайперов. После первого месяца у каждой было на счету пять-семь фашистов.

Пленные, которых мы тогда допрашивали, все, как один, показывали, что немецкое командование предупреждало свои части о прибытии на фронт сибирских снайперов, умеющих поражать цель на расстоянии пятисот-шестисот метров.

Слышать такое, надо сказать, приятно было. Это наших девчонок-то гитлеровцы за знаменитых сибирских стрелков принимали!

Но, конечно, одними предупреждениями фашисты не ограничились. Буквально на каждом шагу были теперь спрятаны их засады. Началась дуэль наших снайперов с вражескими. Нелегко девчонкам в этом поединке пришлось. Малейшая ошибка, демаскировка, каждое лишнее движение стоили им жизни.

Запомнилось, как ранним мартовским утром отправлялись на очередную «охоту» Люда Мосальская и Валя Меркулова. Когда рассвело, Люда обратила внимание: один из снежных белых бугорков чуть шевелится. «Снайпер», — подумала она и, тщательно прицелившись, выстрелила. Бугорок качнулся, рядом с ним мелькнуло что-то черное. «Ствол винтовки, значит, цель поражена», — решила Людмила и, внимательно вглядываясь в оптический прицел, чуть приподняла голову из укрытия. Это было оплошностью, стоившей ей жизни. Другой немецкий снайпер смертельно ранил девушку. Не удалось, правда, и ему утаиться. Буквально через минуту раздался выстрел внимательно наблюдавшей за этим поединком Вали Меркуловой.

Так начало убывать мое пополнение.

Хоронили мы Людмилу со всеми воинскими почестями на берегу реки Прони в местечке Чарусы Могилевской области. Солдаты стояли молча, с непокрытыми головами. Вместе с другими поклялась отомстить за смерть подруги Валентина, и клятву она сдержала.

В горячке боев я потерял из виду Меркулову. И вдруг донесение, прочитав которое с большим уважением стал я думать об этой девушке. А потом лейтенант, командир роты, рассказывал:

— Хоть клещами ее с передовой тащи. В засаде готова сидеть круглые сутки.

Пришла в этих боях к Вале снайперская зрелость, настоящее мастерство. Работала она предельно четко, выверяла каждое движение, поэтому и выходила победителем. Очень мне хотелось вручить Вале орден Славы III степени, к которому ее представили за эти бои. Но не пришлось.

Тяжело раненную осколком снаряда, ее увезли в госпиталь. А потом, как это часто бывало на войне, Валя в наш полк уже не вернулась. Случилось так, что лишь спустя двадцать лет награда нашла героиню. Сейчас Валентина Меркулова, теперь она Иванова, живет в Новосибирске. У нее уже взрослые сын и дочь, которую в память о своей погибшей подруге Валя назвала Людмилой.

А вот орден Красной Звезды к гимнастерке Надежды Кирьян прикалывал я сам. Среди девушек-снайперов орденом наградили ее самой первой. Вручил я награду, пожал руку, поблагодарил, как по уставу положено. А потом взял да и расцеловал. Надя вскинула руку и четко так отвечает: «Служу Советскому Союзу». И послужила.

Не только жизнью своею, но и смертью сумела Надюша доказать, что она награды высокой достойна. Погибла Надежда Кирьян летом 1944 года.

Наш полк с боями стремительно продвигался на запад. Дважды форсировали мы Неман, который, петляя, создавал дополнительные преграды на нашем пути. Особенно тяжелым был переход Немана там, где впадает в него Свислочь. Здесь мы натолкнулись на особенно упорное сопротивление врага. За три дня почти не продвинулись вперед, а должны были по приказу командования захватить деревню на противоположном берегу реки и укрепиться там до прихода основных сил.

Успех боя зависел от удачной разведки. Решено было послать добровольцев. Вызвалась пойти с группой Надя. В паре с ней отправилась Аня Комарова. Не хотелось мне отпускать их. Но отказать настойчивым даже не просьбам, а требованиям девушек было невозможно.

Разведчики перешли через реку и только вошли в лес, как сразу же исчезли из виду, будто растворились. Тишина. Лес кажется необитаемым. И вдруг выстрел, за ним еще и еще. Все отчетливее можно было различить треск пулеметов.

Как-то вдруг нехорошо у меня на душе стало. Прошел час в беспокойстве и напряжении. Я все клял себя, что отпустил Надю и Аню с разведчиками, но сам все надеялся на их девичье счастье. Да в конце концов и мастерства ни той, ни другой не занимать. Но разведчики не возвращались, и тревога росла с каждой минутой. Наконец, когда я уже стал думать о том, чтобы послать новую группу, доложили, что в расположение полка вернулся один сержант — весь ободранный, из раны на плече кровь хлещет, но от медицинской помощи, пока не доложит, отказался.

Разведгруппа натолкнулась на два фашистских батальона, причем так получилось, что немцы первыми увидели. Пришлось занять оборону в самых- невыгодных условиях.

Мне все не терпелось узнать, как там Надя и Аня, живы ли, жив ли еще кто из группы, как он сам.

— А девушки-то, товарищ полковник! Вот герои! Одна из своей снайперской винтовки двух офицеров выбила сразу, чуть не с первых выстрелов. А потом обе целую роту сдерживали, кто из фашистов полезет вперед первым, они его раз — и готово! Но вот только беда, товарищ полковник, Надя погибла: отстрелялась она до последнего патрона, с гранатой поднялась, тут ее самое фашист срезал.

«Мы покупаем победу над врагом ценою крови и жизни. Вы можете за меня не беспокоиться. Я сделаю все так, как должен сделать советский человек» — строки из письма Надежды Кирьян, посланного ею незадолго до смерти в снайперскую школу, выпускницей которой она была. Подписаться под этими словами могли бы все наши девушки-снайперы. Сколько их, совсем юных, сложило свои головы за четыре долгих фронтовых года.

Ольга Козлова: пилотка у нее, помню, всегда как-то лихо сдвинута была, из глаз то и дело как будто смешинки сыплются, рыжеватые косички баранками закручивала. Никто бы никогда, взглянув, не подумал, что столько в ней мужества, чувства воинского долга.

Шел бой. Мы должны были отбить одну из деревушек у Немана. Отбили. Во время контратаки Оля стояла на посту у знамени полка. Пост этот был в длинном сарае, чудом уцелевшем в разгромленной, растерзанной деревне. Деревню бомбили. Во время очередного захода «мессеров» на землю полетели фугаски. Ольга, продолжая оставаться на боевом посту, была смертельно ранена. Сарай загорелся. Знамя полка спас уральский паренек из роты автоматчиков. Ворвавшись в горящий сарай, он схватил красное полотнище и бросился с ним в реку.

За смелые действия в наступательных боях 1944 года многие мои девушки-снайперы, кто лично, а кто посмертно, были награждены орденами и медалями.

Около 500 километров с непрерывными боями прошел наш полк по землям Белоруссии тем летом. Идти приходилось днем и ночью, под палящим солнцем и под летними ливнями, под бомбежками и под артобстрелом. Нелегко было солдатам мужчинам, а что же тут о молоденьких девчонках говорить. Я замечал, как иной раз чуть не до потери сознания уставали снайперы, но виду не подавали. Наоборот даже. Старались сделать нашу боевую и походную жизнь веселее, радостнее.

Придумали, например, организовать полковой ансамбль, в котором, понятное дело, и тон задавали сами. Программа у них называлась «По следам боевой истории полка». Каждое выступление превращалось в праздник, поднимало у моих бойцов и настроение, и боевой дух. В соседних полках и в штабе дивизии нам попросту завидовали и частенько артисток к себе приглашали.

— Помнишь, Гришаев, а ведь не хотел ты это пополнение принимать, — заметил мне как-то командир дивизии. А я уже и забыл к этому времени, что девчонки у нас не так давно. Казалось, всю войну прошли, столько пережили вместе.

И вот в конце 44-го говорит мне замполит, что комсомолки наши в партию решили вступать. Не колебался я ни минуты, рекомендовал. Знал: уж они-то будут настоящими коммунистами.

Войну закончили мы на Эльбе. После войны разошлись наши пути-дороги. Но не потерял я след своих снайперов. Трудно передать волнение, которое охватывает при каждой встрече с ними. Вроде немало лет прошло, и фамилии у многих новые, и профессии разные, жизнь у каждой по-разному складывалась. Но в главном не изменились. Те же преданные Родине, преданные жизни. Готовые на подвиг!