Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

НА ТАНКОВОЙ БРОНЕ

Великая Отечественная война началась для меня в 1942 году на 2-м Белорусском фронте, затем 1-й Украинский — 2-я танковая армия, 49-ая бригада, 2-й батальон. И так до самого Дня Победы, в незабываемом сорок пятом... Воевала санинструктором.

Я знаю, что была нужной на фронте, знаю, что и моя пусть скромная лепта вложена в великое общее дело разгрома ненавистного врага. Многих вытащила из горящих танков. Много ран мне пришлось перевязать. Многим спасла самое дорогое — жизнь. До сей поры слышатся мне их благородные слова: "Родная наша Зоя, мы любим тебя, сестричка".

Всякое бывало на передовой. Случалось и так, что не успевали перевязать раненого, спрыгнуть с танка на землю, взрывались и горели вместе с бойцами, вместе с танками. Тяжело вспоминать об этом, но так было.

Не могу забыть один эпизод из своей фронтовой жизни. Когда мы стояли на Сандомирском плацдарме, солдаты и офицеры говорили между собой: "Скорей бы в наступление, надоело стоять в обороне".

И вот настал этот день. Рано утром я проснулась в землянке от сильного гула и грохота, выбежала и не могла понять, где земля, где небо. Вокруг все было охвачено огнем. Шла такая сильная артподготовка, что казалось, сейчас сама земля расколется на куски...

Наши танкисты под "музыку артиллеристов" выстроились в боевые порядки и пошли вперед в неудержимую долгожданную атаку, сметая со своего пути последние очаги сопротивления ошеломленных гитлеровцев. В день проходили шестьдесят-семьдесят километров, не зная усталости. Прибыли в один населенный пункт. Танки остановились. Оказывается, мост через реку был взорван отступающими немцами, и дальнейшее продвижение застопорилось.

Комбат собрал пехотинцев, которые облепили броню танков, как торопливые пассажиры в "час пик", и приказал командиру разведчиков: "Лейтенант, отбери десять человек автоматчиков, и отправляйтесь в разведку, через реку в деревню". Я попросилась пойти в разведку вместе с бойцами: санинструктора у них не было; если ранят, кто перевяжет их, окажет помощь?

В три часа ночи мы тронулись в путь. Светит яркая луна" кругом тихо, только лед слабый потрескивает под ногами, припорошенный снегом. Слава богу, пронесло, не провалились в воду — лед выдержал. Идем полем, подходим к деревне. У самой дороги, на околице, видим дом. Стучимся в ставни, слышим, по-польски спрашивают: "Кто там? "Свои, русские, открывай!" Испуганная полячка открывает дверь. Лейтенант спрашивает: "Немцы есть?" А сами уже видим: стоят две кровати двухъярусные, значит немцы были. Хозяйка отвечает: "Они ушли вечером, какие здесь стояли, а в деревне — не знаю, есть ли, нет ли". Проснулись и другие домочадцы, и когда оклемались ото сна, то сразу обратили внимание на меня. И говорит одна женщина, глядя на меня удивленными глазами: "Цо паненка така маленька, а воюет?" Я ответила, что у нас от стара до мала все воюют. Родину надо защищать. Она посмотрела на меня, ничего не сказала... Прошло немного времени, как, запыхавшись, прибегает один автоматчик и докладывает: "Товарищ лейтенант! Там немцы идут, человек семь-восемь, играют на губной гармошке".

Немцы, конечно, не ожидали, что здесь могут быть русские, хотя могли и столкнуться нос к носу. Но мы шли правее в деревню, а они — левее. Нас они не могли разглядеть, хотя и светила луна. Мы тоже их с трудом различили: немцы были одеты в белые маскхалаты.

Командир приказал всем залечь на снег и подпустить их на близкое расстояние. А когда немцы подошли, автоматчики не оставили никого из них в живых. А что делать? Иначе наша разведка была бы обнаружена, пришлось бы вступать в неизбежный открытый бой — провал верный...

Опять тишина. Светает, пять часов утра. Вдруг тишину нарушает треск мотоциклетного мотора. Автоматчик прицелился, и мотоцикл завалился на бок. Подбегаем, смотрим — обер-лейтенант, раненый в грудь. Тяжело дышит. Привели его в избу. Наш командир приказал: "Зоя, перевяжи его, и надо отправлять к танкистам в штаб. Пусть дает показания". Потом выяснилось, что "язык" оказался очень ценным.

Утро полностью вступило в свои права. Надо идти в обратный путь, опять той же дорогой, по которой шли сюда. Гуськом, по речке возвратились к своим. Танкисты обнимали нас, радовались, что вернулись без потерь, живые и здоровые, да еще и "языка" прихватили.

Вскоре прибыли понтонники, установили временный мост, и мы снова пошли вперед...

Наградили меня орденом Славы III степени. Вручая награду, командир говорил: "С такими боевыми девушками, как Зоя, война для нас обязательно завершится победой. Гордимся вами. Честь и хвала всем фронтовичкам — вместе с вами отстоим и освободим Родину".

Вот так и воевала. Всего не расскажешь...

Уже после войны, в 1946 году, я встретила друга по сердцу — заслуженного фронтовика, с которым и разделила свою мирную, семейную жизнь. До сих пор мы живем вместе, фронтовая любовь, скрепленная огнем и кровью, осталась на всю нашу долгую жизнь. С годами наша привязанность друг к другу окрепла сильнее, мы дорожим и гордимся ею. Благодарим судьбу, что остались в живых, что увидели "праздник на нашей улице..."

Теперь встречаемся иной раз с женщинами-ветеранами и сами удивляемся: как мы смогли выдержать эту страшную войну... Но ведь выдержали! Чести солдатской не посрамили!