Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

ХОЗЯЙКА ЛЕДЯНОЙ МАГИСТРАЛИ

На берег Ладоги Торопова обыкновенно ездила электропоездом с Финляндского вокзала. На сей раз изменила многолетней привычке и отправилась на машине. Как безмолвные часовые, встречали ее мемориальные столбы-памятники. На каждом надпись «Дорога жизни» и медные цифры километров.

Машина миновала первый столб, второй. Остановилась на высоком месте у пятнадцатиметрового беломраморного «Цветка жизни». На его венчике вырезаны написанные детским почерком слова: «Пусть всегда будет солнце!» Елизавета Ивановна прошла к установленной в центре площадки стеле с надписью: «Во имя жизни и против войны детям — юным героям Ленинграда 1941 —1944 годов». Одна картина страшнее другой всплывали в ее памяти у этого памятника сверстникам, погибшим во время блокады. Голод, холод, бомбежки, артобстрелы. Сотни, тысячи жизней ежедневно уносила блокада. Ясно представилось лицо отца, его сильные, ласковые руки. Искусный реставратор, столяр-краснодеревщик, Иван Торопов погиб в первые же дни блокады. Елизавета Ивановна энергично тряхнула головой, прогоняя печальные видения.

Сквозь зеленый лесной коридор машина крутым виражом взобралась на высоту. Мемориал «Румболовская гора»— памятник ладожским водителям. Их Елизавета Ивановна почитала главными героями Дороги жизни. Мысленно она возвратилась к июньским дням 1941 года, когда в райвоенкомате ее направили не на передовую, как она хотела, а в госпиталь. Находился он тут же, на Петроградской стороне, недалеко от дома. Лиза понимала, что работа ее важна, не щадила себя. Но вид раненых, их мучения были постоянным укором. Намаявшись в госпитале, дежурила и на крыше дома, научилась ловко управляться с зажигательными бомбами. Почти никогда не спускалась в убежище. Она уже свыклась с грохотом бомб, разрывами снарядов, постоянным холодом и голодом. На себя Лиза старалась не обращать внимания, только бы матери чем-нибудь помочь. Видела, как из последних сил она каждое утро, медленно переступая, плелась на завод, выполнявший фронтовой заказ. Так проходила первая блокадная зима. К весне мать слегла. Две младшие сестренки и трехлетний братишка, укутанные во все теплое, тоже не поднимались с кровати.

В день, когда заболела мать, Лиза разделила свою пайку хлеба на пять крошечных кусочков, вытерла слезы и в очередной раз решительно пошла в военкомат.

— Идите на медицинскую комиссию,— услышала вместо привычного отказа. Но радоваться было еще рано. Врачи только головами покачали.

— Не годится, сильно истощена.

— Я отойду, я сильная,— полушепотом сказала Лиза председателю комиссии,— у меня погиб отец, умирает мать, младшие сестры и брат. Я должна быть на фронте!

Майор молча выслушал ее.

—- И слепому видно, что у нее дистрофия,— сказал он,— но сердце у девушки хорошее, да и Родину защищать она очень хочет. Ну что же, мы в батальоне поддержим ее немного.

Лиза не верила в чудеса, но встреча с майором медицинской службы Щетининым была подобна чуду. Ее зачислили в 64-й дорожно-эксплуатационный батальон. Лизе помогли устроить сестер и брата в детский дом, перевезти маму в госпиталь.

— Иди, доченька, иди, родная,— перекрестила ее мать на прощание,— я уж как-нибудь.

Это была их последняя встреча.

...В деревне Ваганово Елизавета Ивановна вышла из машины.

До берега озера оставалось два километра. Их, как всегда, прошла пешком. Прямая как стрела лента асфальта привела к знаменитому Вагановскому спуску. Ныне здесь бетонная площадка со следами колес автомашины. Колеи ведут к Ладожскому озеру и обрываются у края площадки, нависшей над его водами. Здесь, на месте двух изогнутых бетонных полуарок, венчающих ныне памятник «Разорванное кольцо», стояла в годы войны решетчатая арка с пятью флажками. Надпись на фанерной табличке возвещала: «Лен. фронт. Ледяная магистраль. Протяжение — 30 км». Регулировщица, облаченная в белый маскировочный халат, направляла автомашины. Водители через арку осторожно съезжали на лед. Дерзновенная по замыслу, небывало сложная по строительству и особенно по эксплуатации, ледяная трасса в пору ее работы была единственной артерией, снабжавшей город Ленина в условиях блокады.

Сохранился «Дневник работы ледового участка ВАД (Военно-автомобильной дороги) Ленинградского фронта, обслуживавшегося 64 отдельным дорожно-эксплуатационным батальоном». Изо дня в день Н. И. Зубцов, помощник начальника штаба, вел этот документ. «В условиях блокады города Ленина организация ледовой трассы является первостепенной задачей,— сделал он 15 ноября 1941 года первую запись.— Честь организации и обслуживания ледовой дороги выпала на нашу долю».

Из последующих записей:

«16 ноября 1941 года.

1 дорожно-комендантская рота приступила к производству ледовой разведки и прокладке трассы.

21 ноября.

Расставлены посты регулирования. Организованы контрольно-пропускные пункты в Ваганово и на спуске на ледяную трассу. Командир полка, комиссар и начальник штаба выехали из Всеволожска на командный пункт в Коккорево».

Разбросанная по берегу Ладоги старинная рыбацкая деревушка до того мало кому была известна. Отныне она превратилась в подлинную столицу ледовой трассы. Расположенное неподалеку от вражеских батарей, Коккорево походило на передний край. Часть домов была сожжена, часть разрушена. Но жизнь здесь кипела.

«23 ноября. Ледовый участок ВАД начал нормальную работу. Для трудящихся Ленинграда и бойцов Ленинградского фронта начался подвоз продовольствия и горючего...

27 ноября. Стервятники снижались до 100 метров над льдом. Есть жертвы...

5 декабря. 3 декабря нашим истребителем протаранен немецкий самолет. Летчик убит. Наш летчик жив.

16 декабря. Порядок обслуживания трассы организован хорошо.

24 декабря.

Ледовая дорога подверглась бомбежке с 9.00 до 15.00. Совершенно выведен из строя участок: 10—12, 14—16, 19 — 20 км. Сильно повреждена дорога на 20 — 23 км и 28 км.

В результате взрыва бомб образовалась большая трещина. Движение с разрушенных участков перенесено на объезды. Мосты на 9 км были разрушены, быстро восстановлены.

...Всего за время бомбежки сброшено около 150 бомб. Воронки ограждены.

1 января 1942 года. Отдельные самолеты с бреющего полета обстреливали трассу. Сбит 1 «мессершмитт». Летчик убит.

Бойцы получили новогодние подарки от трудящихся г. Ленинграда...

10 января. Не хватает но штату 34 бойцов.

25 января.

Благодаря героической работе частей, обслуживающих трассу и перевозки, в Ленинграде улучшилось положение с продовольствием.

7 февраля.

Получен приказ начальника ВАД (Военно-автомобильной дороги) Ленинградского фронта о переформировании смежных ДЭПов (дорожно-эксплуатационных полков) 21-го, 22-го, 71-го в ДЭ (дорожно-эксплуатационные) батальоны. Наш полк, ввиду важности обслуживаемого участка Военно-автомобильной дороги, не расформировывается. Из полка на пополнение 54-й армии отправлено 320 бойцов».

Передовую пополняли, как видим, даже за счет ледяной магистрали. Вскоре пришла очередь и 64-го.

13 февраля в дневнике появилась очередная запись:

«Приказом начальника ВАД Ленинградского фронта наш полк переформировывается в 64-й отдельный дорожно-эксплуатационный батальон. Из полка убывает 51 средний командир».

Людей для обслуживания ледяной магистрали не хватало.

...Гладкий до зеркального блеска лед упруго изгибался и слабо потрескивал. Чем дальше уходили от берега, тем становилось страшнее. Чудилось, еще шаг — и тяжелая темная вода Ладоги поглотит их. Командир неспешно вел группу вперед.

— Подтянуться,— обернулся он к девушкам в маскировочных халатах.

Лиза огляделась. Их окружала ледяная пустыня. Берега уже не было видно. В быстро густевших декабрьских сумерках начали расставлять вешки на будущей ледовой трассе. В наступившей темноте трудно было выполнять непривычную работу. Внезапно началась метель. Вмиг замело только что обозначенную дорогу. Вешки, установленные с таким трудом, были унесены и погребены под сугробами. Девушки еле держались на ногах. Все на них обледенело, дышать стало трудно. Они сбились в кучу, подбадривая друг друга. Следили за тем, чтобы никто не обморозился. Так и промаялись всю ночь на льду. Лишь под утро утихла вьюга и командир смог вывести группу к деревне Коккорево.

Ледяную дорогу вскоре обжили. Гладкую наезженную колею окружили снежными валами, вешками. Часто встречались на ней палатки, домики на полозьях. Регулировщицы носили белые маскировочные халаты, перепоясанные крест-накрест винтовкой и противогазом. С обязанностями регулировщицы Лиза освоилась быстро. Но долго свыкалась с тяжелым ладожским «норовом», с сюрпризами погоды. Вот сверкает на солнце ослепительно белый снег, теряясь где-то за незримой линией горизонта. Воздух тих и недвижен. Но это обманчивая тишина. Внезапно тускнеет, блекнет солнечный диск. Налетает, крепчает ветер, гоня потоки снежных струй. В считанные минуты высокие сугробы плотно укрывают дорогу.

В пургу, когда ничего не видно за несколько шагов, многие водители теряли ориентировку и останавливались. Лиза и в снежной круговерти по едва приметным знакам научилась угадывать дорогу. Завидев полузанесенный грузовик, с трудом пробиралась к кабине.

— Ехать нужно, браток,— тормошила она засыпавшего водителя.

— Да куда ехать, сестричка, ни зги не видно.

— Двинули.

И регулировщица, став на подножку, выводила машину, указывала ей путь.

В сильный ветер, а особенно в пургу приходилось Лизе и ее подругам дежурить по 12 часов, а то и целыми сутками. До жилья не добраться, да и разыскать занесенную снегом палатку невозможно. В такие дни еду старались доставлять прямо на посты. Короткий день незаметно сменяется нескончаемой зимней ночью, а Лиза с детства боялась темноты. Стоять на месте не полагалось. Приходилось, как путевому обходчику, проверять колею ледяной трассы.

В одно из долгих дежурств, когда безумно хотелось спать и шатало не столько от сильных порывов ветра, сколько от усталости, разошелся лед и образовалась широкая трещина. Лиза даже не почувствовала, как залила ноги хлынувшая на лед вода. Она быстро огородила полынью, повесила на вешку фонарь и пошла навстречу приближавшейся колонне. Вскочив на подножку головной машины, показала шоферу, как объехать опасное место, и довела колонну до соседнего поста. Теперь можно было возвращаться и вызвать дорожников.

Не успела добраться до трещины, как увидела, что прямо на нее летит на предельной скорости полуторка. Лиза уже отличала шоферов-ветеранов от новичков на ледовой трассе. Опытные водители вели машины осмотрительно, спокойно, соблюдая правила движения. Иное дело новенькие: попав в непривычные условия, иные из них мчались вперед с одной лишь мыслью скорее выбраться на твердую землю. Вот и этот несется невесть куда. На красный свет шофер не обратил ни малейшего внимания. Не притормозил и после предупредительного выстрела регулировщицы. Недолго думая, Лиза бросилась к полынье и встала на пути машины. Раздался визг тормозов. Лиза рывком вытащила незадачливого шофера из кабины и сгоряча огрела его по спине.

Всепроникающий ладожский ветер дорожники, как и местные старожилы, именовали сиверко. Не укрыться от него, а с поста никуда не уйдешь. Не выдерживал его натиска и ладожский лед, с пушечным гулом лопался, льдины дыбились, наползали друг на друга, поперек дороги вставали торосы высотой в несколько метров.

Особенно свирепыми были торосы на девятом километре. Здесь чаще всего скапливались машины. И фашисты это отлично знали. «Гиблое место» называли шоферы этот участок дороги и старались быстрее миновать его. Чуть больше десятка километров отделяло его от переднего края. А что было делать регулировщицам? Они не покидали постов, помогая дорожникам скорее восстановить нарушенное движение, пробить проезд в торосах, проложить через трещины специальные перекидные мостики.

Кто мог сосчитать, сколько на ледяную дорогу упало снарядов и бомб? Пробоины, затянутые тонким льдом и припорошенные снегом, были очень опасны. Немало машин провалилось под лед. Вот почему регулировщицы получили строжайший приказ не допускать выезда машин за вешки. Вот почему во время артиллерийского обстрела и бомбежки они бежали туда, где только что упал снаряд или бомба, чтобы оградить угрожаемое место. О себе регулировщицам думать было некогда. Все они тут на виду. Нет никаких укрытий. Куда денешься на ледяной глади?

Притерпелась Лиза со временем к артиллерийским обстрелам, бомбежкам. Но первый налет не забыть никогда. Было ясное, солнечное утро. Тишину нарушал лишь шум проходящих машин. Вот и они скрылись вдали. Лизе почудилось птичье пение, но чуткое ухо уловило вдруг совсем другой, тревожно нараставший звук. Девушка оглянулась. Будто скользя по льду, на бреющем полете прямо на нее надвигался самолет. Лиза упала, закрыв голову руками. Сверкнули фонтанчики ледяных брызг. Не успела даже отряхнуть маскировочный халат, как самолет, сделав разворот, опять направился в ее сторону. На этот раз он с ревом падал на нее с высоты. Как страшно! Ни одной живой души кругом.

— Неужели за мной охотится?— мелькнуло в голове.— Вот гад!

В какую-то долю секунды вспомнила, что падала в первый раз лицом вниз и демаскировала себя. Черная винтовка хорошо выделялась на белом маскхалате. «Не попадешь, фашистская сволочь!»— подумала и расчетливо упала на спину, прикрыв винтовку. Рев самолета будто вдавил ее в лед. Лиза даже не успела закрыть глаза и завороженно смотрела вверх. Мелькнуло черное брюхо самолета, на миг заслонившего солнце. Обдало воздушным вихрем и ледяными осколками от пулеметной очереди.

Вставала Лиза тяжело, медленно. Гудела голова. Будто чужое, ныло непослушное тело. Невдалеке увидела полуторку, стоявшую поперек колеи. Машина сбила вешку и уткнулась в придорожный снежный вал. Из настежь раскрытой кабины свешивался водитель. Он был прошит пулеметной очередью, не задевшей ее, Лизу. Подошедшие водители помогли отнести убитого на обочину. Регулировщица распорядилась взять на буксир осиротевшую машину. Движение возобновилось.

В этот момент появилось целое звено «мессершмиттов». Но их встретили краснозвездные истребители. Завязался воздушный бой. Наблюдать за ним у Лизы не было времени — шла большая колонна машин. Все же увидела, как один стервятник, оставляя черный хвост дыма, с воем падал, а другие поспешно удалялась в сторону Шлиссельбурга.

Все больше чувствовала она себя хозяйкой трассы, по которой в Ленинград шли машины с драгоценным грузом. От нее и ее подруг зависела жизнь ленинградцев, жизнь родного города.

Трудно, ох как трудно давалась солдатская служба на льду! Цепочкой маяков рдели днем флажки регулировщиц, а ночью не гаснувшие на любом ветру «летучие мыши» сквозь прорези в ящиках бросали направленный свет навстречу идущим сквозь мглу автомобилям. Кроме изнурительного многочасового дежурства нужно было очищать и заправлять эти фонари, разносить их по ледовой трассе, уметь установить палатку. В любой обстановке содержать в полной боевой готовности оружие.

От ветра опухало лицо, на нем появились темные бугорки. Лиза и ее подруги не очень следили за своей внешностью, но эти болячки крайне досаждали и приходилось забегать в санитарный пункт. Военфельдшеры чем-то прижигали шишки, но лечение мало помогало.

Как-то во время очередного торошения на девятом километре к Лизе подошел водитель застрявшего газика.

— Помоги подремонтироваться.

Только принялись за дело, как налетел фашистский самолет и выпустил по машине несколько снарядов.

— Заводи!— в грохоте разрывов Лиза не услышала своего голоса.

Кузов машины вспыхнул. Вместе с шофером бросилась тушить огонь.

— Беги, милая, беги скорее,— прохрипел водитель, отталкивая девушку,— взорвется.

По лицу его текла кровь. Лиза упрямо дернула головой и еще яростнее стала сбивать пламя. Наконец пожар укротили. В спешке Лиза не ощутила ожогов рук и лица, не заметила, что маскировочный халат был изодран осколками, а один из них больно царапнул руку повыше локтя. Поддерживая друг друга, Лиза и шофер добрались до «ледяного лазарета».

Однажды во время налета Лизу подняло взрывной волной и швырнуло на лед. Шофер проходившей мимо полуторки отряхнул с ее маскхалата осколки льда, заставил сделать из фляги глоток.

— Очухалась, регулировщица?

— До свадьбы заживет.— слабо улыбнулась Лиза, едва держась на ватных ногах, и, взмахнув флажком, пошла навстречу приближавшейся колонне автомашин.

Как ни тяжело бывало на трассе, как ни уставали девушки после многочасовых дежурств, но молодость брала свое. В редкие часы отдыха слушали артистов из агитвзвода, даже сами участвовали в самодеятельных концертах. Но чаще всего у себя в палатке распевали «Песню о Ладоге», «Катюшу», «В землянке». А потом родилась своя родная, батальонная. И на досуге, и когда бывало особенно трудно, пели:

Ко всякой поклаже Лиза уже присмотрелась — к ящикам, бочкам, мешкам. Никак не могла привыкнуть лишь к ленинградцам, которых вывозили на Большую землю. Вещей у них почти не было, откуда силы взять тащить их. Но одежды на каждом, что листьев на кочане капусты. Все, что смогли, натянули на себя. Оттого и казались они толстыми. Лишь изможденные, бескровные лица, потускневшие взгляды говорили о перенесенных муках блокады. Не всегда хватало автобусов, и часто ленинградцев, даже детей, перевозили на грузовиках. Когда Лиза заглядывала в кузова, сердце сжималось от сострадания. Близко одна к другой лежали бестелесные фигурки. Безучастные к бомбежкам, артобстрелу, смерти, холоду, они порой не реагировали и на еду. Своих Лиза так и не встретила. Позднее узнала, что их детский дом уже на Большой земле.

Вторая зима оказалась много сложнее. Если в 1941/42 году ледяной покров достигал полутора метров, то теперь не превышал 60 сантиметров. Спасительный мороз внезапно сменяли каверзные оттепели. Трассу приходилось «переносить» не реже чем через каждые двое-трое суток, а иногда, особенно в конце зимы, и по нескольку раз в день.

Особенно трудно дежурить стало в ночную пору. Однажды, заступив на пост, Лиза, как обычно, начала обход своего участка. Внимание ее привлекло какое-то слабое мерцание. Осторожно двинулась вперед и в оцепенении остановилась на краю свежей полыньи. Сквозь толщу воды брезжил бледный свет фар затонувшей автомашины. «Не успел, бедняга, выскочить». Лиза огородила полынью и встала перед ней, указывая объезд приближавшимся грузовикам.

Провалы машин в полыньи были частым явлением, и Лиза, как и ее подруги, научилась вызволять водителя, попавшего в беду, оказывать ему первую помощь.

Лиза сдружилась с подругами по службе. Вера Афанасьева была среди них самой красивой. Она как-то призналась, что не страшится смерти, но опасается, как бы ее не ранило в лицо. И надо же было такому случиться, чтобы осколок попал ей в челюсть. Вера вылечилась. А вот Клава Бычкова навечно осталась в братской могиле, что у Вагановского спуска. Только она легла отдохнуть после многочасового дежурства, как палатку прошила пулеметная очередь. Спасти Клаву не удалось. Ей в ту пору не было и 18 лет.

Это о них, девушках-регулировщицах, писала красноармейская газета «Фронтовой дорожник»: «Вражеская артиллерия обстреливала трассу. Затем в воздухе появились фашистские самолеты. Бомбами и пулеметным огнем они хотели дезорганизовать работу трассы. Кругом рвались снаряды, но регулировщицы не сошли со своего поста. Рискуя жизнью, они с прежним хладнокровием продолжали регулировать движение, быстро огораживая воронки, указывая безопасный путь машинам».

Прочла эти строки Лиза 11 января 1943 года. А накануне с радостью наблюдала, как тысячи пехотинцев направлялись в Ленинград. Это была непростая операция. Наступила оттепель, и Лиза с подругами строго выполняли приказ — после проезда 50 машин автоколонны переводить на другие нитки. Для танков и конницы подготовили специальную дорогу. Никто ничего не говорил, но по всему чувствовалось, раз идет пополнение, значит, что-то серьезное готовится под Ленинградом.

12 января далеко разнесся гром тысяч орудий и «катюш». Дрогнули не только невские берега, но и сердца ленинградцев. Началась операция «Искра»— операция по прорыву блокады. Грохот битвы доносился до ледовой трассы, и Лиза прислушивалась к нему с ликующим нетерпением. Скорее бы разгромить фашистов под родным городом. Становилось явью то, о чем мечталось долгие месяцы блокады, слившиеся воедино дни и ночи Дороги жизни.

Но и после прорыва блокады ледовая дорога продолжала действовать. На отвоеванном узком, простреливаемом участке земли в невиданно короткие сроки проложили железнодорожную колею и пошли поезда. Но все же основные потоки грузов для города-фронта поступали в Кобону и Лаврово, а оттуда по-прежнему доставлялись ледовой дорогой на автомашинах в Ленинград.

Дорога жизни действовала бесперебойно, все водители стали многорейсовиками. Были и такие, что умудрялись по четыре-пять раз обернуться и перевезти до 15 тонн важнейших грузов за сутки. И новшество придумали — санные прицепы. Но работать с каждым днем становилось все сложнее. Особенно тяжелым был март 1943 года. Весеннее солнце стало чувствительно пригревать и превратило трассу в канал. Кругом таял лед. Бредя в резиновых сапогах по воде, Лиза с трудом доходила до поста, взбиралась на возвышавшийся над водой торос и оттуда указывала путь «плывущим» по дороге машинам. 30 марта дорогу закрыли. Теперь только Лиза почувствовала огромную усталость. Тут последовал вызов к командиру батальона. Винокуров объявил, что она, Торопова, назначается командиром поста регулирования на новом важном и опасном участке — понтонной переправе через Неву.

Владимир Александрович усадил смущенную девушку и сказал, что службой ее очень доволен. Замполит Максимов добавил, что пора ей вступать в партию и он готов поручиться за нес. Он дал ей небольшого размера лист плотной сероватой бумаги и посоветовал внимательно прочитать. Листовка-обращение «Водителям автомашин, командирам, комиссарам и политработникам и всему личному составу фронтовой автомобильной дороги» была подписана секретарем ЦК и Ленинградского обкома ВКП(б) А. А. Ждановым.

«Дорогие товарищи!— читала Лиза.— От лица Ленинграда и фронта прошу вас учесть, что вы поставлены на большое и ответственное дело и выполняете задачу первостепенной государственной и военной важности.

Все, от кого зависит нормальная работа дороги: водители машин, регулировщики, работающие на расчистке дороги от снега, ремонтники, связисты, командиры, политработники, работники Управления дороги,— каждый на своем посту должен выполнять свою задачу, как боец на передовых позициях».

Лиза неоднократно возвращалась мыслями к этой листовке. Понимала — ей доверен очень важный объект. Партия призывала взяться за дело, «как подобает советским патриотам: честно, с душой, не щадя своих сил, не откладывая ни часа». Она знала: служба на трассе — это тот же бой. А в бою всегда впереди коммунисты. Они первыми вели машины по ледовой трассе, увлекая за собой остальных. Повсюду и везде коммунисты работали самоотверженно, постоянно проявляя инициативу и настойчивость, порой невозможное выполняя как обычное, рядовое дело.

Да! Ей, дочери питерских рабочих, Елизавете Тороповой, нельзя больше оставаться вне рядов партии. Ее намерение стать коммунистом еще более окрепло после письма водителей М. Е. Твердохлеба, В. И. Сердюка и С. И. Матеки, которые обязались делать не менее трех рейсов. «Все мы коммунисты,— писали они,— а коммунисты слов на ветер не бросают».

Батальон между тем перевели в Морозовку. Младший сержант Торопова была теперь начальником поста регулирования на понтонном мосту через Неву. Руководить другими было много сложнее, и Лиза целые сутки проводила в своем «хозяйстве». Переправа постоянно обстреливалась.

— Я заговоренная,— отшучивалась Лиза на приказания ее непосредственного начальника «не торчать без нужды на понтонах». Но, видно, младший сержант ошиблась. 31 августа 1943 года шла она с лейтенантом Жигаревым по мосту. Они уже подходили к берегу, когда начался очередной обстрел. Снаряды падали рядом с понтонами. Осталось сделать несколько шагов, когда от близкого разрыва в глазах Лизы вспыхнул и вмиг померк яркий пламень.

Лейтенант подхватил потерявшую сознание девушку. На подвернувшейся машине отвез в расположенный недалеко в лесу прифронтовой госпиталь. Все тело Лизы было изрешечено осколками. Ее собирались отправить в тыловой госпиталь.

— Доктор, миленький, не нужно меня на Большую землю. Не могу оставить свой батальон. Я быстро вылечусь,— взмолилась Лиза.

— Нельзя с такими ранами,— покачал головой главный врач. Лиза заплакала, и он, махнув рукой, распорядился перевести раненую в эвакогоспиталь у маяка Осиновец. Так Торопова опять очутилась среди своих. Здесь раненые очень часто менялись. Как-то принесли новенькую.

— Здорово, Лиза,— донеслось с соседней койки. Голос знакомый, а лицо не разглядеть, перевязано.

— Ты кто?

— Да я Таня.

— Ой, Таня, здорово, здорово! — Лиза обрадовалась встрече с подругой.— Что с тобой?

— Да ранило.

— Куда?

— В голову и ногу. Черт с ней с ногой,— всхлипнула Таня Павлова,— сапог вот разрезали, жалко, совсем новый, только получила.

Таню отправили в тыл. Лиза же сбежала на попутной машине в родной 64-й батальон. Но незалеченные раны очень скоро дали о себе знать. Пришлось обратиться к старому знакомому майору Щетинину, эвакогоспиталь которого располагался поблизости в деревне Ваганово.

— Ну здравствуй, крестница,— встретил ее военврач,— и тебя задело.

Осмотрев раны, майор нахмурился. Нужно, конечно, отправлять в тыл. Но и его уговорила «крестница»— очень уж напористая. Того и гляди опять сбежит по дороге.

— Ладно, вылечим здесь,— сдался военврач. Недолечилась Лиза и на этот раз, возвратилась в свою роту.

Каждое утро, отправляясь в обход, она старалась шагать ровно, скрывая мучительную боль. Крепилась Торопова, но все же пришлось прибегнуть к помощи палки.

— Не сдамся,— твердила упрямо и однажды после обхода зашла в штаб к Максимову и попросила рекомендацию. Командир батальона, слушавший разговор, испытующе посмотрел на девушку.

— Завтра переведу в штаб,— сказал Винокуров. Заметив протестующий жест, коротко бросил:— Это приказ!

В праздничные дни ноября 1943 года Лиза Торопова стала коммунистом. К медали «За оборону Ленинграда», полученной в августе 1943 года, в декабре прибавился значок «Отличный дорожник». В 1944 году младшего сержанта Торопову наградили медалью «За отвагу». За отличную службу ей вручили именные часы.

...23 июня 1945 года по Указу Верховного Совета СССР демобилизовали и Лизу Торопову. Но она продолжала носить свою, видавшую виды шинель. Лишь аккуратно сняла с нее и спрятала погоны с сержантскими лычками. Надо бы радоваться Победе, а ей свет не мил: тяжко расставаться с родным батальоном, однополчанами, подругами, привычным укладом армейской жизни.

Подавленной ушла Торопова с комиссии. При демобилизации дали ей вторую группу инвалидности, да еще без права работать. Блокада, раны, тяготы ледовой дороги дали себя знать. Лиза никак не могла свыкнуться с мыслью, что в двадцать два года, так и не начавшись, завершается ее трудовая деятельность. Как жить дальше?

— Пойду в райком.

Муж Георгий одобрил ее намерение. Да, она уже была замужем, а встретились они все на той же ледовой трассе. В 1943 году в 64-й батальон прибыл бывалый солдат, Георгий Воробьев. Трижды ранен был отважный разведчик, последний раз тяжело. Кое-как подлечился, но получил нестроевую, оказался в одной части с Лизой. Молодые люди подружились, а после демобилизации стали мужем и женой.

На прием к секретарю Куйбышевского райкома Елизавета записалась загодя. Когда подошла ее очередь, привычно одернула гимнастерку, оставила в приемной палку и решительно открыла дверь. Стараясь шагать ровно, под пристальным взглядом секретаря райкома, слегка прихрамывая, она с трудом одолела путь до спасительного кресла.

Долго продолжалась беседа недавних фронтовиков. Из кабинета Лиза почти выбежала, не чувствуя боли в ногах.

— В исполком я позвоню,— донеслось ей вслед. Только на Невском хватилась, что палку забыла в приемной.

С той поры прошли годы и годы. Как боль в ранах, так и память о войне жива в семье Елизаветы Ивановны. И сын Владимир пошел по стопам родителей, стал офицером Советской Армии. Уже внучка Елизаветы Ивановны кончает школу. Можно бы, казалось, и на заслуженный отдых. Но с того памятного 1945 года она так и работает в молочном кафе «Аврора» на Невском проспекте. Сорок лет кормит ленинградцев и очень этим гордится.

Среди фронтовых наград Елизаветы Ивановны — медаль «За оборону Ленинграда». На ней рельефное изображение фигур защитников города на Неве: рядом с моряком, пехотинцем и рабочим — женщина, все долгие 900 дней и ночей трудившаяся и сражавшаяся наравне с мужчинами.