Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»
ЕЕ СУДЬБА
В Доме культуры московского завода «Динамо» — собрание. Коллектив провожает молодежь в армию. В президиуме своим глубоким вниманием и интересом к происходящему выделяется немолодая женщина с миловидным выразительным лицом. Это Валентина Георгиевна Найшева — председатель заводского совета ветеранов.
Что занимает ее? Речь выступающего или нахлынувшие воспоминания?
— Не подведите свой завод,— напутствует призывников секретарь парткома,— честно служите Родине.
Валентина Георгиевна берет микрофон и продолжает:
— Знайте: мы, заводские, мыслями своими, думами, сердцами — всегда с вами. Помните это.
Она вглядывается в слегка затемненный зал. Там сотни знакомых лиц. Ведь столько лет вместе на «Динамо» проработали!..
— Я горжусь тем, что мне довелось на какое-то время соприкоснуться с вашим заводом, ведущим предприятием страны,— говорит высокий военный.— Без вашей сложной электроаппаратуры, переключателей, двигателей не обойтись ни одному городу, заводу, колхозу. А в войну?! Труднее далась бы нам победа, если бы не танки, отремонтированные вашими руками, не снаряды, не минометы, что прямо с динамовских конвейеров шли на фронт.
Слушая его, Валентина Георгиевна думает о том, что вся ее жизнь связана с «Динамо». Слава завода, который так много сделал для страны,— это и ее слава, ее судьба.
Сколько она себя помнит, был ей не в тягость любой труд. С возрастом он становился необходим, радостен. «Злая на работу» — говорили о ней.
Ее родители — рабочие-динамовцы — немало рассказывали ей о своей работе, в безыскусных словах передавая поэзию заводского труда. Потом была семилетка, ШУМП — школа усовершенствования мастеров производства, профессия токаря и инструментальный цех. Сбылась ее мечта: она тоже стала динамовкой.
Когда Валентину подвели к старшему мастеру, он нерешительно сказал:
— Видишь ли, токарей нам сейчас не нужно, слесари нужны.
— Вот-вот,— обрадовалась она,— всю жизнь мечтала — слесарем!
— Всю жизнь,— улыбнулся мастер и спросил: — А сколько же тебе?
— Шестнадцать... почти.
— Ого-о! — шутливо воскликнул мастер и уже вполне серьезно добавил: — Что мечтала, однако, хорошо.
...Старшие товарищи помогли ей овладеть профессией слесаря-инструментальщика, радовались ее первым успехам. Способная, не по годам терпеливая, Валентина работала с увлечением. Она сразу вошла в коллектив, полюбила завод, вскоре стала комсомолкой, потом возглавила бригаду.
Здесь, на «Динамо», она встретила Ивана Найшева, слесаря-лекальщика. Через год они поженились.
Многолико человеческое счастье — оно и в любви, и в самоотдаче, и в осознании, что твое дело необходимо другим, и в подрастающем сыне...
Тот воскресный день 22 июня 1941 года для большинства людей был выходным, а их завод работал — срочный заказ.
Кончатся когда-нибудь эти срочные? Наверное, никогда. «Разве ты хочешь этого? — спрашивала она себя.— Нет! Эта нужная, необходимая стране, людям, мне самой работа — главное в жизни». И Валентина взялась за тиски.
Внезапно в цех вбежал Хлябин, литейщик, известный всему коллективу шутник и балагур.
— Немцы границу перешли. Война!..
— Уходи ты со своими розыгрышами, во как надоел! — сердито одернула его Валентина. Но начальник цеха Сергеев по лицу рабочего сразу понял: Хлябин не шутит.
— Найшева,— распорядился он,— прекрати-ка работу. А ты, Пирогов, включи репродуктор.
В сразу наступившей тишине из черного нутра громкоговорителя донеслось зловещее: «...утром перешли государственную границу. Немецко-фашистские войска бомбили наши города Киев, Минск, Барановичи...»
После короткого перерыва работа продолжалась. Лица стали суровыми, сосредоточенными. Война...
Прибежавший из соседнего помещения Иван попытался подбодрить жену:
— Не волнуйся, Валек, мы этих «героев» враз!..
— Но, но, не очень-то враз, думаю,— перебил его старый слесарь Хомутов,— они — вояки опытные, всю Европу, считай, захватили.
— А мы? Лыком шиты, что ли?
— Не лыком, но нужно время, чтоб силы собрать, как пальцы в кулак... Ведь словно снег на голову, неожиданно.
— Война всегда неожиданна, как... смерть,— вырвалось у Ивана.
В считанные дни завод переключился на выпуск военной продукции. Хотя многие динамовцы имели бронь, две тысячи человек с коммунистами во главе ушли на фронт. К верстакам встали их жены и дети. Подростки стояли у станков на специально сколоченных подставках, иначе до ручек управления не дотянуться. Установить и снять тяжелую деталь им помогали взрослые.
«Удивительно, думала Валентина, как быстро постигают профессию новички, никогда раньше не знавшие, что такое тиски, сверло».
— На что только горазд человек! — радовалась она успехам юных. Но и сама выдавала подчас столько деталей для снарядов, что их хватило бы на целую бригаду.
— Как машина работаешь! — изумлялся мастер.
— Бригадир ведь я,— отвечала Валя,— к тому же комсомолка. Но не всегда дело шло гладко.
— Почему обещания не выполнили, Валентина? — нервничает мастер.
— Так ведь электричества не было, сами знаете.
— Думаешь, бойцов на фронте интересует, было ли, не было? Им боеприпасы нужны, понимаешь?
Знает он, что вовсе ни к чему его упреки. Знает, но сдержаться не может: конец дня, инструментальный выдал продукции чуть больше нормы, а обещал полторы.
— Не надо замечаний,— попросила Валентина.— Пока не сделаем, что обещали, из цеха ни на шаг. К ночи нагоним, если дня не хватит, в первый раз что ли? — прокричала она сквозь гул моторов вслед уходящему и вроде бы смущенному мастеру. Пожала плечами и добавила: — То-то, товарищ мастер. Сами понимаем и без напоминаний делаем.
Найшева обошла своих. Все сосредоточенно трудятся: Коля Харламов, красный от напряжения, припиливает деталь, Витя Семин колдует над металлом, капли пота покрывают лоб, скатываются на глаза. Рядом Миша Гладышев, новенький, от усердия даже губу закусил. Валентина успокоилась, вернулась к своему верстаку.
...В конце июля гитлеровские самолеты впервые прорвались к Москве. Взрывом фугаски был поврежден один из корпусов завода, вспыхнувшие пожары удалось погасить. Найшева помогала перевязывать раненых, с тревогой думая о сынишке, сестренке, бабушке: успели ли укрыться в убежище?.. Все работоспособные здесь, рядом мама в темной косынке — не так давно они похоронили отца.
Враг подходил к Москве. Бомбежки стали почти ежедневными. Государственный Комитет Обороны принял решение об эвакуации матерей с малолетними детьми. Из столицы на восток перебазировались и сотни предприятий.
Как-то Валентину вызвал начальник цеха Сергеев.
— Собирайся в дорогу, поедешь с ребятами на восток.
— Куда-куда?!
— Что, уши заложило? — нарочито грубо поинтересовался Сергеев.— В э-ва-ку-ацию.
— Не поеду,— отрубила она, облизнув сразу пересохшие губы.— Мама пускай.
— Соображаешь, Валентина? Это же не мое решение, их — показал пальцем вверх,— притом правильное: у тебя сын малолетка, сестренка да бабка, а мать слаба, одной не доехать.
— У вас все? — спросила Найшева и побежала в комсомольский комитет: секретарь поможет, заступится.
— Езжай, это приказ, каждая фамилия согласована.— Секретарь не успел договорить, как завыла сирена воздушной тревоги.— Слышишь, заливается?
— Ну и что? Пусть воет, забыла я уже, когда по тревоге оставляла цех.
— Тебе все трын-трава, а разве ты имеешь право рисковать жизнью близких? Короче, сказано езжай — и все, точка,— протянул руку, но Валя отвернулась и выскочила из комнаты, чтобы никто не увидел ее слез.
Утром Сергеев вручил Найшевой предписание и увольнительную, попытался успокоить ее, но она молчала, угрюмо глядя в сторону.
...В теплушке с грубо сколоченными нарами, в пути с долгими остановками на полустанках, где надрывно кричали паровозы, И после тяжелой дороги, во время трудной, но такой нужной работы в глухом селе Никольском Оренбургской области нет-нет да И мелькала мысль: может, руководство и верно решило?
Она жала пшеницу, вязала снопы, молотила хлеб на току. Доила коров, окучивала картошку, помогала престарелым колхозникам — чего только не делала Валентина. Но везде и всегда не покидала ее мысль: там, на заводе, она нужнее.
Ночами при свете керосиновой лампы писала Валентина письмо за письмом: в партийный комитет, начальнику цеха, главному инженеру — требовала, настаивала: верните, верните скорей, на заводе я принесу больше пользы. Все ее просьбы оставались без ответа. Только Иван писал: скучал по семье, спрашивал, как живут, намекал на серьезность обстановки, а о их возвращении — тоже ни звука.
В октябре Москва стала фронтовым городом. Это Валентина узнала из газет. В это время группа динамовцев повезла заводское оборудование в Миасс, другая, в том числе Иван Найшев, ушла на фронт. Но завод продолжал работать. Во время фашистского наступления на столицу «Динамо» получил новый заказ на производство снарядов.
Литейный цех был усилен опытными людьми. Именно в эти тревожные месяцы здесь разрабатывали новый способ отливки деталей в металлические формы. Вдвое увеличилась производительность, во много раз снизился брак. Была получена огромная экономия металла. Весной 1942 года этот способ стал широко внедряться на всех заводах страны.
...Поздней осенью сорок первого пришла телеграмма. Найшеву вызывали в Москву. Наконец-то!
Словно дурной сон, вспоминала она потом, как добиралась с семьей до узловой станции. Оттуда их вернули обратно: оказалось, что ехать она должна была одна. Не только бабушку и сестру, но и сынишку брать не разрешалось. Пешком пришлось возвращаться назад, а путь до села неближний, и уже зима на дворе. Оттуда — вновь на узловую. Вовку взять все же рискнула; помогли довезти его до Москвы солдаты из соседней теплушки.
Как изменился за это время родной завод! В корпусе, где раньше собирали электровозы, ремонтируют танки. Они поступают сюда прямо с переднего края. «Динамо» делает снаряды, тяжелые минометы. Понемногу налаживается выпуск мирной продукции: двигателей, плугов, кранов... Они нужны и в годы войны, а после победы их понадобится в сотни раз больше.
В цехах — молодежь. Как мало знакомых лиц! Валентина — снова бригадир, избрана комсомольским вожаком цеха.
Валентина Георгиевна смотрит в зал и радостно улыбается, увидев Бориса Короткова. Вон он какой стал солидный, ас-инструментальщик, ее ученик военных лет.
Да, время летит — не остановишь...
Идет бригадир по цеху и обязательно остановится подле Бориса. Стоя на ящике, подросток обтачивает деталь. Скор на руку, весело работает, только упрямый больно.
Вроде не так давно подвел его к ней старший мастер Ростовский, а уже ясно: выйдет из парня хороший слесарь. Но за ним глаз да глаз нужен. Иногда приходится и переделывать работу.
Найшева подходит ближе.
— Как ты делаешь? — останавливает ученика.
— Как надо! — отвечает тот сердито.
— На сердитых воду возят. Отойди-ка.— Валентина проверяет изделие и обнаруживает: все правильно! — Ла-адно, пока ничего. Продолжай, только по сторонам глазами не води.
Стоя за своим верстаком, она не перестает думать о Борисе Короткове: нелегкий парень, задиристый. Но за что ни возьмется, все получается, не то что Юра Чертков или Иванов Саша: оба смирные, покладистые, но к инструментальному ремеслу равнодушны.
«А у тебя самой все гладко? — мысленно спрашивает она себя.— Э, нет, не всегда».
...Однажды к ним пришел технолог Кириенко из соседнего цеха:
— Кто этот штамп делал?
— Ну я,— сказала Валентина.
— Никуда не годится.
— Так уж и никуда? Контролер из ОТК хвалил, а вам плохо! Прежде чем замечания делать, проверьте! Все, что я срабатывала до сих пор, получало высшую оценку.
— Не заносись,— одернул технолог.
Словом, поругалась с ним. Но потом, в кабинете начальника цеха, пришлось ей все-таки извиняться: за резкость и по существу. Извинилась и устранила брак.
В общем, почти всегда сразу ясно, выйдет ли из ученика грамотный слесарь. Чтобы стать инструментальщиком, талант нужен. И терпение. Работаешь год, три, четыре и лишь тогда начинаешь понимать, что к чему. К тому же хороший слесарь обладает пространственным воображением: при чтении чертежей умеет представить себе изделие в натуре. Если из десяти учеников один остается — уже хорошо.
У Бориса рабочая хватка видна и любовь к делу, это — главное. Растет на глазах. А что упрям — терпи! И она терпела. Впрочем, все подмечала. Сама характера крутого, самой упрямства не занимать, ошибок ему не спускала.
Работали не зная выходных. Валентина часто ночевала в цехе, хотя дом рядом, а дома — сынишка. Но не могла, ведь она — бригадир, старшая. И оставалась.
Знала Валентина в эти годы один маршрут: завод — дом — завод. Где время взять, когда нужны танки, снаряды, тяжелые минометы. Поспевай только! Ни в кино, ни в клуб — никуда.
Ну а Борис? Постепенно стал он более сговорчивым, понял: Найшева — наставница настоящая. Без нужды замечания не сделает, вовремя поправит, заботливая: лишний талон на омлет для него выпросит или хлеба ломоть принесет. Время-то голодное.
Борис по-прежнему оставался немногословным, но замкнутость его прошла. Он вдруг словно впервые увидел осунувшиеся, изможденные лица старших товарищей, лозунг, что давно висел в цехе: «Все для фронта!» И устыдился своей строптивости.
Сейчас из президиума Найшева еще раз посмотрела на бывшего ученика. Вот он какой теперь — коммунист, сама в партию его рекомендовала, делегат XXVI партсъезда, бессменный депутат районного Совета. Скромен, всегда приветлив.
Борис Алексеевич Коротков, почувствовав взгляд своей давней наставницы, откинул со лба волнистую прядь и улыбнулся ей.
...Однажды ночью на завод приехала группа работников областного комитета партии во главе с секретарем. С ними — представитель Наркомата боеприпасов.
— Надо посмотреть завод, Иван Тимофеевич,— предложил секретарь обкома.— А потом обсудим с вами очень важное задание.
В цехе, где ремонтировали станки, прибывшие остановились:
— Хорошо; есть свободная площадь.
«Хотят увеличить задание на ремонт танков»,— подумал директор. Загрохотал вернувшийся из обкатки «Т-34». Из люка лихо выскочил молодой водитель. Когда он снял шлем, волосы рассыпались по плечам и все увидели, что это девушка.
— Как отремонтировали? — спросил секретарь обкома.
— Мы довольны. Сейчас комплектуем танковый батальон, прямо с завода он уйдет на фронт.
В кабинете директора секретарь высоко отозвался о работе динамовцев, а потом сказал:
— Освобожденный от фашистов Подмосковный угольный бассейн разрушен. Необходимо скорее его восстановить. Механизмы и подъемники уже начали производить другие заводы. Вам поручаем изготовить рудничные электровозы. Через два месяца надо сделать образцы, а через три — наладить серийный выпуск.
На одном из заводов Подольска были получены чертежи. Работали день и ночь. Через полтора месяца первые три электровоза были готовы. Прошел еще месяц, и завод перешел к их серийному выпуску.
В апреле на знамени «Динамо» засиял орден Ленина. Лучшие люди завода были награждены орденами и медалями.
К концу подходил год сорок третий. Красная Армия наступала.
Найшева, признанный вожак заводской комсомолии, подала заявление в партию, стала коммунисткой. Ей доверили возглавлять фронтовую бригаду.
Высокое звание фронтовых присваивали тем коллективам, которые давали за смену не меньше полутора норм. Бригада Валентины Георгиевны выдавала по две с половиной - три нормы. Уже далеко за пределами Москвы гремела слава этой женщины — инструментальщицы наивысшей квалификации. Она стала примером большевистской убежденности и стойкости, учителем не только инструментального дела, но и гораздо более сложной науки — правильно жить.
Товарищи избрали Валентину партгрупоргом. Она учила других прежде всего личным примером. Позднее тот самый, когда-то строптивый Борис Короткое напишет о ней на страницах «Правды»: «Найшева стала для нас, молодых, образцом большевика, учителем не одного мастерства — идейности, преданности делу партии». Она первой бралась за самое трудное задание, первой подписывалась на военный заем, отдавая стране не только свой труд, но и свои сбережения. И за ней тянулись люди.
...Конец рабочего дня. Валентина Найшева подводит итоги: каждое изделие осмотрит придирчивым взглядом, потрогает, тщательно промерит. Продукция ее бригады давно не контролируется ОТК.
Но что это? В ее руках пазовый штамп Володи Бубенцова. Сразу ясно: брак.
«Ну, сейчас выдаст!» — ждет разноса виновник. А она на него даже не взглянула.
Утром приходит бригада в цех и видит — бригадир у своего верстака. Вид усталый, наверное давно работает. Посмотрел Бубенцов и обмер: его брак переделывает. Вот когда проняло его:
— Зачем же вы, Валентина Георгиевна?
— Так фронтовой же заказ.
Никогда после этого не подводил Володя своего бригадира, свой коллектив.
...Сорок лет проработала на заводе «Динамо» Валентина Георгиевна Найшева. Здесь она нашла друзей-единомышленников, узнала подлинное счастье труда, воспитала многочисленных учеников. Здесь пришли к ней признание, авторитет и доверие.
Валентина Георгиевна смотрит в зал, где сидят ее товарищи — ветераны завода. Она давно и твердо знает, что труд — это радость, в нем человек обретает счастье, признание людей.
Ее избирали членом пленума райкома партии, делегатом многочисленных партийных конференций. Не раз она по праву представляла рабочий класс России в зарубежных поездках. Труд ее отмечен высокими правительственными наградами. А разве не счастье, что твои дети и ученики продолжают дело твоей жизни — жизни-подвига во имя будущего?
