В этом докладе, озаглавленном мной "Женский вопрос и политический строй", я взяла на себя следующие задачи: 1) наметить общим контуром основные черты, характеризующие политический строй современных свободных государств с точки зрения воспитательного воздействия политических форм на человеческую личность; 2) рассмотреть, какие внешние, то есть принадлежащие к самим условиям политической жизни, стимулы могли способствовать возникновению женского движения; 3) выяснить, каким образом благоприятствующие возникновению женского движения явления в развитии государственного быта могли бы быть использованы женщинами в целях скорейшего разрешения женского вопроса; 4) в заключение мне хотелось бы указать на некоторое различие в задачах и условиях успешности женского движения у нас в России и за границей.

Отправным пунктом моих рассуждений я полагаю следующее. Народное правосознание и действующий правопорядок находятся в непрерывном взаимодействии: политические формы черпают свое содержание внутри народного правосознания и развиваются вместе с ним; но, будучи однажды установлены, они в свою очередь становятся в некотором роде самостоятельной силой, определяющей и направляющей массовое правосознание. В первой части моего доклада я задалась целью наметить в самых общих чертах, в чем выражается воспитательное значение свободных форм политической жизни на человеческую личность; во второй части попытаюсь определить, каким образом личность содействует движению действующего права.

Раньше, чем перейти к выяснению причин возникновения женского политического движения в связи с характером политического уклада, мне, естественно, приходится остановиться на определении того исторического момента, к которому могло бы быть приурочено его возникновение в качестве заслуживающего внимания общественного явления.

При первом соприкосновении с женским вопросом нам бросается в глаза его, бесспорно, малообещающая особенность: этот вопрос не имеет за собой никакого исторического прошлого; никакое сцепление исторических событий не связывает его не только с XVIII столетием, но так же трудно отметить какие-либо серьезные признаки его существования вплоть до середины XIX века. Потому ли, что женщина совсем не связывала со своим политическим освобождением каких-либо реальных жизненных интересов и отсутствие гражданской и политической самостоятельности выкупалось в ее глазах какими-либо в то время для нее выгодными экономическими или другими условиями; оттого ли, что ее правовое сознание еще не достигло известной стадии политической зрелости, а правовое чувство - достаточной степени напряжения, но нам приходится признать, что массовое женское сознание доконституционной эпохи никак не реагировало на то невыгодное положение, в которое ее ставил действовавший правопорядок. Мы не склонны удивляться тому, что женское сознание молчит в эпоху абсолютизма; в затхлой атмосфере абсолютистского государства, бедной общественной инициативой и самостоятельностью, меньшая или большая степень порабощенности отдельных категорий нисколько не бросалась в глаза; политическое бесправие женщины и подавление ее индивидуальности обусловливалось общим укладом общественной и государственной жизни, ее политическая индифферентность совпадала с общим настроением умов. Только в передовых и поставленных в менее невыгодные политические и экономические условия стратах общества еще задолго до наступления революционного взрыва начинают складываться и назревать те новые правовые положения, которым впоследствии суждено перелиться в сознание масс и вызвать всенародное движение в пользу завоевания свободных форм политической жизни. Но вот наступает этот момент, казалось бы, столь благоприятный для пробуждения женского политического сознания, момент беззаветного следования индивидуалистическим принципам, момент, когда идея равноправности человеческой личности с пламенной верой провозглашается с высоты политических трибун, когда устанавливаются незыблемые основы личных свобод. И действительно, мы обязаны отметить, что массовое возбуждение умов не осталось без влияния на женскую психику; оно бросает ее в русло бурной политической жизни; благородный и безудержный энтузиазм вовлекает женщину в ряды поборников нового права и приводит многих из них к подножию эшафота...

Однако мы не должны строить иллюзий. История отмечает лишь революционные заслуги отдельных женских личностей, указывает в отдельных случаях на коллективную работу женщин, но мы не имеем никакой возможности с достоверностью определить, насколько это участие не являлось слепым, насколько движущие импульсы, руководившие женщинами революционной эпохи, черпались ими не извне, не путем мимолетного и скоропроходящего психического заражения, а из глубины ясно осознанного требования правового сознания.

Эпоха великого возбуждения умов не могла не заронить в женскую психику первых искр правового возмущения, но она еще бессильна расшевелить Инертные и политически аморфные слои женского населения и двинуть их на путь сознательных коллективных действий. Эти действия столь же скоро вспыхивают, как и угасают, чтобы снова разгореться, но уже много лет позднее.

Во всяком случае, картина женского движения, развертывающаяся на наших глазах, свидетельствует о том, что по сравнению с эпохами революционными современный политический уклад, современное же возбужденное, но более сосредоточенное настроение умов воздействует на женщину в гораздо более благоприятном смысле.

Начальные моменты в развитии женского политического движения в качестве сознательного и планомерного выступления женщин в защиту своих прав, говорящие об известной интенсивности правовых требований и известной степени политической зрелости, я, за немногими исключениями, отношу к тем различным по своим историческим датам эпохам в развитии государственной жизни различных европейских стран, когда принесенные революционными взрывами идейные начала успели превратиться в реальные политические величины и твердо укрепиться в народном правосознании.

Только в самое последнее время вопрос о политическом освобождении женщины сосредоточивает на себе внимание более или менее широких слоев общества, объединяет до сих пор разрозненные женские силы вокруг определенной политической цели и вызывает к жизни молодое общественное движение в защиту еще так недавно никем не требуемых и никому не нужных прав. Вместе с этим выдвигается на арену политической жизни новый тип женщины, не только чувствующей и страдающей страданиями и радостями своего отечества, не только умеющей жертвовать и умалять себя ради отвлеченной идеи государственного блага, но стремящейся принести на алтарь государственного творчества частицу своего внутреннего я, своей царственной индивидуальности, как мыслящей и волящей личности. Женщина стремится к политическому самоопределению, к завоеванию политических прав... Не проходит и нескольких десятков лет, как это политическое стремление женщины охватывает все без исключения страны, от передовых до самых отсталых, как оно принимает конкретные формы, выливаясь в сплоченные единством цели и тактики организация, как оно переходит и к высшей стадии в развитии общественного движения, когда, не довольствуясь внутренними национальными силами, оно перекидывается за черту отдельных национальностей и ищет себе подкрепления в международной солидарности.

Последняя черта - международный характер женского движения - не может не останавливать на нем внимания социолога и не может не служить самым ярким показателем его жизнеспособности и силы. Но откуда эта внезапная перемена в женской психике? Что побудило женщину, тысячелетия мирившуюся со своим бесправием, сознательно или бессознательно предоставлявшую облегчение своего положения либо мирному течению времени, либо свободному усмотрению законодателя, поднять свой голос в защиту своих прав? Казалось бы, свободный строй большинства современных государств, принесший с собой начало справедливости права, сам собой благоприятствует мирному течению давно уже начавшегося процесса ее политического освобождения, и народное представительство, более чуткое и близкое к голосу народных нужд, не нуждается в напоминаниях, в этих озлобленных требованиях, в этих требованиях непосредственного воздействия, к которым современная женщина принуждается прибегать.

Действительно, почему женщина, так долго мирившаяся со своим бесправием, так терпеливо выносившая свое иго во время абсолютизма, почувствовала всю его тяжесть только теперь, в гораздо более для нее выгодных и благоприятных ее освобождению условиях?

Разве с водворением свободных форм гражданского общежития, с торжеством законности, с нарождением народного представительства, с освобождением личности, принесенным гарантиями личных свобод, ее былое иго стало еще тяжелее и торжество права только впервые наглядно показало ей, только ярко оттенило на просветленном фоне политической жизни всю мрачность, всю печаль ее бесправия?

Мы далеки от первого поверхностного и несправедливого утверждения. Ни одно из тех новых идейных начал, которые легли в основу конституционного строя и воплотились в конкретные политические формы, не могло так или иначе не отразиться на ее внутренней или внешней жизни, не могло не принести ей тех или других прямых или косвенных выгод; в связи с победой законности оберегаются и укрепляются ее права как частноправовой личности; с провозглашением гарантий личных свобод открывается простор развитию ее духовных, нравственных сил. Тем не менее, здесь, на почве правовой обесцененности, а не на почве ничем не сдерживаемого правительственного воздействия, впервые в яркой форме выплывают ее политические требования.

Вглядываясь в окружающую современную женщину политическую обстановку, мы не можем не заметить, что переживаемая современными политически свободными странами эпоха упрочения конституционных начал и последовательного совершенствования и расширения последних оказывается чрезвычайно благоприятной пробуждению не только женского, но и всякого политически отсталого человеческого сознания; внутренняя жизнь политически свободных стран являет нам картину поразительно пестрой и широкой мобилизации до сих пор политически инертных слоев населения до уровня сознательных и действенных граждан.

Вторая половина прошлого столетия и начало текущего характеризуются поразительно ускоренным темпом в развитии общества, в расслоении народной массы на социальные группы и в неизбежном вовлечении свежих и неиспользованных сил в русло активной политической жизни. Последнее наблюдение заставляет нас предполагать, что движущие силы, руководящие демократическим движением в его целостности и женским движением в частности, вполне однородны, что наводит нас на следующую мысль: не следует ли искать причин ускоренного темпа, являемого развитием современной политической жизни, в тех новых идейных началах, которые положены в основу современной государственности... Попробуем определить в самых общих чертах, в чем это влияние могло выразиться.

Взятые каждый в отдельности и все в совокупности элементы конституционной идеи способствуют и совершенствованию правового сознания, и развитию чувства социальности. К этой цели ведет основной принцип, составляющий исходный пункт в логическом построении правового государства, - принцип законности: когда верховенствующей в государстве силой взамен личной воли монарха становится безличная воля закона, когда человек перестает быть объектом несдерживаемого в правовых границах правительственного воздействия, когда прежнее неравное отношение сторон власти и подданого, покоившееся на принципе подчинения одной из них и личного усмотрения другой, превращается в правоотношение, построенное на началах взаимности обязанностей и прав, вчерашний подданный обращается в гражданина; в человеке развивается чувство собственного достоинства, уверенность и смелость в отстаивании своих прав, к исключению рабских инстинктов и правовому воспитанию ведет и обставленное строгими гарантиями правосудие. Наконец, здоровая атмосфера свободного гражданского общежития, не стесняемый вмешательством сверху обмен мыслей и чувств открывают широкий простор развитию ответственной самодеятельности на основах взаимопомощи и равенства вместе с обеспеченностью от правительственного произвола, в атмосфере свободного обмена мнений и социального общения естественно зреет массовое политическое мировоззрение всех без исключения членов общества.

Не всякий принимает непосредственное участие в создании права, но доступная всеобщей свободной критике власть становится ему понятнее и ближе; государственная цель, не сливающаяся с понятием о личной цели монарха, а определяемая совокупной деятельностью граждан, отныне им менее чужда; свобода общения, вырывая человека из замкнутого мира его личных интересов, расширяя его горизонты, зажигает в нем социальные чувства и общественные интересы.

Я намеренно ставлю на последнем плане те высшие блага активной политической жизни, которые доступны не всем, а только части граждан, то есть политические права; полагаю, что значение этих прав в плане расширения правовой сферы и обогащения личности новым поприщем приложения ее творческих сил ни для кого из нас не представляет никакого сомнения. Я намеренно оставлю их в стороне, желая показать, насколько велико воспитательное влияние на человеческую личность тех благ свободного политического строя, которые доступны всем без исключения гражданам; нет ни одного лица в свободном политическом строе, которое так или иначе, сознавая и не сознавая, не испытало бы их благотворного воздействия.

Помимо этого непроизвольного, без какого бы то ни было постороннего участия протекающего влияния идейных начал, положенных в основу современного государства, последнее вынуждено предпринять ряд мер, направленных в сторону культурного возвышения масс до уровня ответственных и политически сознательных личностей. Он вынуждается к такого рода мерам частью по соображениям личного государственного интереса, частью под давлением снизу, ввиду ясно осознанных требований народного правосознания.

Отметим, в чем состоят тепличные выгоды, которые вынуждают государство к принятию данных мер, и в чем последние состоят. Если государство доконституционное могло находить себе опору в общественной инертности, если проявление общественного самосознания могло представлять для него некоторую опасность, если его политика клонилась к подавлению индивидуальности и единственным связующим элементом между властью и подданым являлось вынужденное и поддерживаемое физической силой подчинение бездейственной массы действенной власти, то совершенно иное отношение власти к подданым диктуется современным государственным смыслом, с того момента, когда власть уже не сосредоточена в руках единого лица, а к ее осуществлению призваны общественные силы; с того момента, как государственная деятельность превращается в общественное сотрудничество, само государство заинтересовано в том, чтобы взамен прежней инертной и индифферентной массы ей противостояло свободное в выражении своего мнения и способное к выполнению возлагаемых на него обязанностей общество; а народная масса только тогда заслуживает названия общества, когда она состоит из умственно возвышенных и сознательно, а не принудительно спаянных друг с другом человеческих единиц. Вот почему свободная и разносторонне развитая индивидуальность есть тот базис, на котором зиждется новое правовое государство, и вот почему общее направление государственной политики в свободном строе не может продвигаться по иному пути, кроме как в сторону поднятия общего культурного уровня народа, то есть умножения разносторонне развитых и действенных политических индивидуальностей.

Я уже имела случай отметить, что активные меры, предпринимаемые государством в целях поднятия культурного уровня и материального благосостояния масс, суммируя эти меры под именем так называемой социальной политики, являются в некотором отношении побужденными снизу, выполняемыми под давлением народного правосознания.

Основные требования, предъявляемые государству, как со стороны народного правосознания, так и со стороны политических учений, которым принадлежит руководящая общественным мнением роль, существенно расходятся от того представления об обязанности власти по отношению к подданным, которого придерживался индивидуализм французской революции и позднейшего времени. Между тем как индивидуализм начала века полагал достаточным освободить индивида от вех пут, стесняющих развитие индивидуальности, чтобы сделать его свободным, и в этом отношении осуществлял намечаемые им реформы (уничтожение всех степеней экономических отношений, отмена привилегий) и довел свою теорию до принципа невмешательства государства, в область проявления человеческих действий, сводя роль государства во внутренней политике к роли проводника и охранителя права, современное правосознание под влиянием пережитого исторического опыта желает видеть в государстве вспомогательную силу в развитии личности" требовать от него положительных действий, направленных к этой цели.

Идеал свободной личности, идеал индивидуалистический, в частности, никогда не переставал жить в народном правосознании, это одна из тех неустранимых из человеческого сознания idee maitre', один из тех идейных магнитов, если можно так выразиться, вокруг которого переплетаются и борются испокон веков и по наше время все человеческие мысли, порою сами, не сознавая всей его притягательной силы.

Далее...