ОЧЕРК 2. Свобода и равенство ло, что з

советских женщин

Установка на достижение свободы и равенства женщин была одной из главных в программе строительства социалистического общества с того момента, как в октябре 1917 года в России начинает формироваться советский общественный строй. Нынешние радикальные критики социалистической системы в ее советском варианте, оценивая развернувшийся в соответствии с этой установкой процесс "эмансипации женщин", называют его "сплошной мифологией". В такой оценке много справедливого. И все-таки в ней - не вся истина.

Еще меньше истинного можно обнаружить в тех бесчисленных научных и художественных описаниях успехов реального социализма в области женского равноправия, которые массовыми тиражами появлялись в свет вплоть до начала 90-х годов и отличались лишь одним - отшлифованным до совершенства "новоязом" - языком официальной идеологии. Реальное положение женщин в Советском Союзе было сложнее и противоречивее прошлых и нынешних идеологических схем.

Большевики стали, пожалуй, первыми в истории правителями, которые создавали свой строй, или даже свой мир, реформируя базисные человеческие отношения - социальные отношения между полами, а также связанные с ними представления и символы. Декретами, принятыми в декабре 1917 года, они предоставили женщинам всю полноту гражданских прав и свобод, уравняв их с мужчинами перед лицом закона. Этого, по их логике, было достаточно для обеспечения реального равенства женщин в обществе. Или почти достаточно. Идеологи пролетарского женского движения А. Коллонтай, И. Арманд, Н. Крупская, К. Самойлова и др. рассчитывали совершить в стране еще одну революцию - изменить быт человека, окончательно ликвидировав сферу "частной жизни" и ее главную нишу - семью в качестве источника социального неравенства и несвободы женщины.

Основная заслуга в разработке нового взгляда на социальные отношения между полами, которые должны сложиться в социалистическом обществе, принадлежала признанному теоретику большевиков в этом вопросе Александре Коллонтай. Александра Коллонтай - фигура значимая не только в истории советского марксизма, но и в истории феминизма. Вплоть до наших дней западные феминистки почитают ее за провозвестницу, ставя ее имя в один ряд с именами Олимпии де Гуж, Симоны де Бовуар. Между тем, А. Коллонтай всю жизнь решительно боролась с феминизмом, видя в нем явление "буржуазное", классово чуждое. В ряды "буржуазных феминисток" Коллонтай записывала всех, кто пытался "перенести борьбу за равноправность женщины" в область борьбы двух полов, кто выдвигал не "общеклассовые требования, из которых, естественно, могли бы вытекать и требования, обеспечивающие права женщин, а узко женские лозунги, всюду, кстати и некстати, провозглашающие равноправность"⁹³.

Именно Коллонтай предлагает и добивается включения в число запрещенных новой властью общественных организаций еще и всех независимых женских объединений - якобы за их ненадобностью в новом обществе. Вместе с этим были запрещены все феминистские газеты и журналы, а затем под запрет попало и само понятие "феминизм". И все-таки по своему складу, темпераменту, образу жизни Коллонтай, конечно, сильно тяготела к феминизму. Ее работы - это причудливая смесь, эклектика марксистских и феминистских подходов, в которых задачи преобразования социальных отношений пола подчинены задачам преобразования всей системы социальных отношений.

В годы революции у нее возникает фантастический замысел полной перекройки социума. С этой точки зрения, особый интерес представляет одна из последних работ А. Коллонтай по "женскому вопросу" "Труд женщины в эволюции народного хозяйства", которая является свободным курсом лекций, прочитанных ею в 1921 году для передовых работниц в Университете им. Свердлова. Она взялась в то трудное время за чтение лекций, с тем чтобы упрочить идейное влияние большевиков на женские массы, просветить женский актив, изложив марксистское видение перспективы женского освобождения и противопоставив его классическому феминизму, все еще сохранявшему влияние в женской среде.

В этих лекциях Коллонтай, прежде всего, стремилась доступно объяснить природу неравноправного положения женщины в обществе. Она шла от общих марксистских установок, но старалась как можно полнее адаптировать их к тематике, обозначаемой как "женский вопрос". В ходе этой работы у нее были и свои прозрения - она, в частности, вплотную подошла к формулированию концепции "гендера". Для нее, например, было безусловно, что возникновение иерархически соподчиненных отношений между мужчиной и женщиной, авторитет мужской власти, бесправие женщин "не вытекают из особенностей пола", "вовсе не связаны с особыми природными свойствами женщины"⁹⁴. Коллонтай убеждена в том, что в истории был период, когда женщина не знала рабства и зависимости и была окружена почетом и уважением. Этот "золотой век" приходится на эпоху первобытного коммунизма, при котором женщина "привлекалась к производительному труду на весь общественный коллектив".

Эволюция хозяйственных отношений, возникновение частной собственности и разделение на классы, по словам Коллонтай, сводят на нет роль женщины в производстве. Утрата роли "производительницы" в хозяйстве и есть главная причина женского бесправия. Коллонтай говорит: "Порабощение женщины связано с моментом разделения труда по полу, когда производительный труд выпадает на долю мужчины, а труд подсобный - на долю женщины"⁹⁵. Это и один из основных тезисов современной концепции "гендера" - тезис о социальном характере разделения труда между полами.

И все же, между концепцией "гендера" и установками Коллонтай существует принципиальное отличие, даже противоречие. Оно заключается в логике идейных конструкций. Для сторонников концепции социальных отношений пола, патриархатная власть есть первооснова сложного сочленения разнообразных неравных отношений в пестром, множественном пространстве противоборства различных социальных сил, где перемены в социальных отношениях между полами происходят в результате столь же сложной перестройки всех разнообразных сфер социального пространства. В нем, в этом пространстве, социальные отношения пола взаимодействуют с другими социальными отношениями - классовыми, национальными, расовыми; взаимодействуют по-разному, но не сводятся к ним.

У Коллонтай же патриархатная власть есть результат отчуждения женщины от коллективного производительного труда, поэтому возвращение женщины в производство означает также и уничтожение основы социального разделения труда между полами. Коллонтай убеждена в том, что власть в обществе является властью единой, неделимой, централизованной, обусловленной определенными классовыми отношениями. "Женский вопрос" - вопрос неклассовый - зависает у нее где-то вне этих отношений и требует своего обоснования. Чтобы сохранить последовательность анализа, Коллонтай включает "женский вопрос" в более общий - социальный контекст, объявляя вслед за основоположниками марксизма, что втягивание женщины в промышленное производство в эпоху капитализма имеет позитивный смысл. Крупное капиталистическое производство якобы наносит непоправимый удар по традиционной семье - этой опоре патриархата. Оно разрушает и экономику семейного производства, и семейный уклад, оно уничтожает и неравные отношения между мужем и женой, выводя женщину из подчиненного состояния, закладывая экономические предпосылки независимости женщины. И поскольку женщина - наемная труженица принадлежит к классу пролетариев, то ее положение в обществе есть положение классовое. Задача ее освобождения является составной частью более общей задачи освобождения пролетариата.

Подведя под "женский вопрос" столь прочный классовый фундамент, Коллонтай, вопреки собственным же наблюдениям над исторической эволюцией социальных отношений пола, убежденно заявляет: "Женский вопрос возник как результат противоречий, созданных капитализмом, противоречием между ростом числа женщин, втянутых в народное хозяйство, и отсутствием их равноправности в обществе, в браке, в государстве". И дальше, главное: "Отдельного, самостоятельного женского вопроса не существует; противоречие, которое при буржуазном строе угнетает женщину, является неотъемлемой частью великой социальной проблемы борьбы труда и капитала"⁹⁶. Коллонтай не смущает, что таким образом она практически снимает "женский вопрос" как отдельный, особый с повестки дня истории. Марксист побеждает в ней феминистку. Судя по ее "Автобиографии", такая победа далась Коллонтай нелегко. Ведь тема женской личности, женской автономии была темой ее жизни, ее судьбой. И все же марксист берет в ней верх.

Как марксист она исходит из необходимости не просто "объяснять", но главное - "изменять" мир. Изменять его революционным путем, разрушая и стирая грани между "частным" и "общественным", заменяя традиционную патриархальную семью семьей нового типа - свободным браком и новой общностью равноправных людей. Эта общность - класс пролетариата. Одна из его основных задач - изжить социальное разделение труда между полами. "Уравнивание женщины в качестве трудовой силы с трудовой силой мужчины", коллективная борьба женщин за дело пролетариата - таковы, по Коллонтай, предпосылки социального освобождения женщины. Выступая как архитектор, или творец новых социальных отношений между полами, Коллонтай подробно описывает смысл и характер грядущих преобразований.

Она считает, что контуры этих новых отношений очевидны для всех: новый общественный строй "подорвал корни векового бесправия женщин"⁹⁷. Он вовлек в общественное производство с помощью "трудповинности" массы женщин. Осталось сделать немногое - организовать на новых, коллективистских началах быт граждан, чтобы окончательно подавить инстинкты и навыки "частной" жизни, возникшие в результате социального разделения труда между полами. Коммунистический быт - это питание в общественных столовых, стирка в прачечных, воспитание детей в детских садах и школах, уход за стариками в домах для престарелых и т.д. Брак в таких условиях - брак без быта, когда "трудовой коллектив постепенно поглотит и растворит в себе прежнюю буржуазную семью"⁹⁸. Это и условия для становления подлинной любви между мужчиной и женщиной, свободной "от всякого привкуса материального расчета, выгоды". Что же в таком случае будет отличать женскую роль в обществе от мужской? Только одно - материнская функция. Но и она претерпит изменения, станет функцией социальной.

Коллонтай особенно настаивает на том, что брак в новом обществе будет делом личным, как бы несущественным для общества, тогда как материнство "вырастет в самостоятельную социальную обязанность и обязанность важную, существенную"⁹⁹. Подводя итог своим лекциям, Коллонтай подчеркивает: "Труд - мерило положения женщины: труд в частном семейном хозяйстве ее закрепостил; труд на коллектив несет с собой ее освобождение... Брак переживает эволюцию, семейные скрепы слабеют, материнство превращается в социальную функцию"¹⁰⁰.

Свою окончательную форму новая конструкция социальных отношений между полами получает у Коллонтай в ее романе "Любовь трудовых пчел" - произведении художественно слабом, но программном. Коллонтай написала его в 1922 году¹⁰¹. Сюжет романа внешне примитивен: Она и Он, их любовь и новый, свободный брак, затем - любовный треугольник, и героиня романа остается одна, она ждет ребенка. Ждет не со слезами отчаяния, как это было в таких случаях в прошлом, а с надеждой и радостью. В чем тут дело? В принципиально иной общественной ситуации: она - фабричная работница, член партии, участница революционных боев и строительства социалистического общества. Все ее помыслы - о новом быте, о жилищном кооперативе, который она создала, о фабрике, на которой она работает, о детских яслях, которые она собирается открыть. Любовь - лишь одна из сторон ее жизни, в которой много других смыслов. Поэтому она уступает любимого той, для которой любовь - все. Героиню поддерживает трудовой коллектив и партийная ячейка - это ее настоящая семья. Герой романа - тоже активный участник революционных событий, тоже большевик, но большевик "с уклоном", подверженный то анархистским, то буржуазным влияниям, в нем еще силен инстинкт частного собственника. Партия осуждает его за неразборчивость в политике и любви. Этот герой неспособен оценить качеств "новой" женщины в своей возлюбленной. Он уходит к другой, типичной представительнице прошлого буржуазного быта, содержанке и хищнице.

Вот и все. Но за незатейливостью сюжета проступает грандиозный замысел общественного переустройства. Разделение труда между мужчиной и женщиной принимает здесь невиданные формы: в нашей паре женщине отводится ведущая роль - ведь она не только "производственная единица", труженица, работающая на благо общества, но еще и мать - носительница социальной функции воспроизводства, т. е. "единица", дважды полезная обществу. Кроме того, у нее как у "единицы", недавно втянутой в производство, нет инстинктов частнособственнического прошлого, она легко и радостно принимает идею партии о том, что трудовой коллектив - это ее семья. У нее нет нужды в другой семье, той, что предполагает частную жизнь, отдельную и отделенную от партии, от государства. Мужчина же в этой паре - лицо второстепенное, более того, сомнительное, его потребность в особой, частной жизни много сильнее, чем у героини, он с колебаниями относится к установкам партии/государства, задумывается, рассуждает и размышляет, вместо того чтобы принять их на веру. Главное заключается в том, что в принципе можно обойтись и без него, оставить его с тенями прошлого или вообще в прошлом. Ведь рядом с героиней трудовой коллектив, партийная ячейка. Они - гаранты новой жизни, гаранты будущего и для нее, и для ребенка, которого она ждет.

Бесспорно, что для Коллонтай эти радикальные перемены быта означали прежде всего совершенно новый расклад связей в треугольнике "мужчина - женщина - государство". Коллонтай предлагала революционному государству сделать ставку на женщину как на привилегированного партнера при создании новых форм общежития, нового коммунистического уклада. В цикле лекций "Труд женщины в эволюции хозяйства" Коллонтай прямо говорит: "Там, где партия уже взрыхлила почву среди населения, коммунизм имеет среди крестьянок более горячих сторонниц, чем среди крестьян. Это и понятно, крестьянин, прежде всего, хозяин-собственник; ему важен привычный уклад хозяйства... Крестьянкам же, наоборот, коллективистские формы хозяйства несут непосредственное и практическое облегчение в жизни и труде..."¹⁰² Ненадежность, или, точнее, неблагонадежность мужчины как агента новых социальных отношений для Коллонтай очевидна. Поэтому она упорно подчеркивает мысль об общности интересов женщины и нового государства: "Советская власть, первая в мире власть, которая взяла мать и ребенка под свою защиту". И здесь же: "История движения работниц сливается с движением нашей партии"¹⁰³. Таким образом, Коллонтай предлагала новой власти искоренить саму систему патриархатных отношений. Ее гендерная конструкция устанавливала взамен старой новую асимметрию социальных ролей.

Идеи Коллонтай вызвали бурную дискуссию в обществе: кто-то их поддерживал, кто-то опровергал. Говорили даже о немилости "верхов" к ней. Как бы там ни было, в страшное время, когда миллионы людей исчезали бесследно, она прожила долгую жизнь. А идейные нападки лишь способствовали пропаганде ее установок. Последние были необходимы государству на этапе его становления. Коллонтай как бы предугадала его запрос и помогла подвести под него фундамент из почти феминистских идейных конструкций. Интересно, с этой точки зрения, свидетельство французской феминистски Мадлен Пеллетье, бывавшей в ту пору в Москве и встречавшейся с Коллонтай. Пеллетье писала: "Сейчас она (Коллонтай) сосредоточила свою деятельность на пропаганде женского дела, которой она руководит. Она написала книгу. Приближенные к ней женщины находят эту книгу слишком передовой и советуют мне не пропагандировать ее во Франции. Я же, наоборот, считаю, что ее нужно пропагандировать, она посвящена

сексуальной свободе, говорит о праве на аборт и о воспитании детей государством"¹⁰⁴.

В 70-е годы тот комплекс идей, который отстаивала Коллонтай, стал оцениваться в кругах самых продвинутых феминисток с иных позиций. Показательна точка зрения философа-постструктуралиста Юлии Кристевой. Она высказала ее в интервью, которое дала авторитетному феминистскому журналу "Кайе дю Гриф": "Признано, что женская борьба поначалу более или менее бессознательно тяготеет к бунту против Закона, против Имени Отца. В этом смысле я была поражена некоторыми текстами Лакана 1938 года, в которых описана трансформация западной семьи: обесценивание функции отца и возвышение материнской функции, что создает кризисную ситуацию... Внезапное возвышение подавленного существа, именно в силу того, что оно было подавленным, может привести лишь к оспариванию отцовского закона, а потому к вспышке анархизма, возврату к абсолютной власти матери архаической (без другого, без отца), то есть к регрессии, даже безумию"¹⁰⁵. По словам Кристевой, это бунтующее существо - существо бесполое, но с прежними "отцовскими" авторитарными замашками.

В нем можно узнать определенный женский тип - тип освобожденной "сверху", по рецептам Коллонтай, советской женщины. Из нее и ее подруг, согласно этим рецептам, десятилетиями "выковывали" "армию работниц и крестьянок", выковывали, манипулируя одновременно феминистскими лозунгами и обращениями к традиционным "архетипам" их сознания и поведения, например, к "героизму" самопожертвования или еще более архаичному культу материнства. В конечном счете все государства, подобные советскому, использовали идеи перестройки социальных отношений между полами для расправы над личностью - любой, будь то мужчина или женщина, - для формирования системы тотального господства. В момент сдвига в социальных отношениях между полами верх одерживала третья сила - государство-партия или даже государство-род. Иными словами, происходила некая коррекция форм патриархатного господства: патерналистское государство, тяготевшее к тоталитаризму, возлагало на себя функции "отцовской власти", отчуждая от нее конкретного мужчину, мужа, отца, чтобы лишить его самих основ мужской идентичности.

Такое государство стремилось полностью подчинить себе индивида, уничтожив формы его личной, интимной жизни - любовь, семью. Не случайно знаменитые антиутопии XX века - от романа русского писателя Е. Замятина "Мы" до романа англичанина Дж. Оруэлла "1984", главной сюжетной темой делают тему любви, любви-сопротивления регламентациям, налагаемым на нее властью. И не случайно Сталин больше прочих своих величаний любил обращение "Отец народов". Он старательно обыгрывал эту роль, выстраивая под нее свой имидж и даже исполнял прямые отцовские функции - по обеспечению женщин и детей продовольствием, жильем, по воспитанию детей. Он поддерживал "новую" женщину с помощью особых, назначенных ей за общественнополезный труд льгот и привилегий, охранял их законность; он общался с ней через правительственные комиссии "по охране материнства и детства". При этом из официальных бумаг напрочь исчезли понятия "отец" и "отцовство". Женщина имела право обратиться к Нему через его представителей на местах - парткомы, профсоюзы, администрацию и пожаловаться на мужа, с тем чтобы Он призвал его к порядку, если муж паче чаяния задумал с ней развестись, изменил ей, если он ее бьет или пьет.

Верховная власть вникала во все мелочи жизни, решала вопросы рождений и абортов, браков и разводов. Ее главным поднадзорным был мужчина, отец семейства. Его унижали и уничтожали - массовыми арестами, каторжным трудом, минимальной заработной платой, почти постоянным дефицитом продовольствия, страхом, существованием на грани выживания. Но также жила и женщина, для нее это был бесконечный бег с препятствиями, постоянная борьба с трудностями, которую называли "бытом" - особым советским образом жизни. Такой образ жизни сам по себе выравнивал отношения между полами - мужчина и женщина в равной мере были заложниками, если не рабами, одной и той же системы властных отношений. О "стирании" граней между полами свидетельствовала, в частности, такая, казалось бы, мелочь, как форма обращения к другому. Нормой языка стало обращение "товарищ". Оно не предполагало различий по признаку пола, как не предполагал их и жизненный уклад. Великий поэт О. Мандельштам описал то время как эпоху, которой нет дела до человека, которая использует его как кирпич, как цемент и строит из него, а не для него106. Наш современник Б.Парамонов предложил для этого времени свое определение. Для него Россия тех лет - "солдатка" или "брошенная жена"¹⁰⁷.

Далее...