Еще один пример:

"Алименты он платил, очень маленькие. Были какие-то периоды, когда 4 рубля с него вычитались. Дополнительно сверху он ничего не давал, с ребенком он не виделся. Ну, свекровь его за руку всегда приводила, раз в год на день рождения к ребенку."(О .Д.)

Опыт материнства без поддержки отца содействовал формированию автономности и независимости сильной женщины, ответственной не только за свою жизнь, но и за жизнь своего ребенка. Такая женщина- мать становится главой семьи. Она вынуждена совмещать роль добытчика (breadwinner - традиционная мужская роль) и с ролью хранительницы домашнего очага (традиционная женская роль). Если в такой семье есть бабушка, то традиционную женскую роль, как правило, выполняет она. И тогда этот треугольник может выглядеть следующим образом: мать в роли традиционного отца - бабушка в роли традиционной матери - и ребенок -всегда в своей собственной роли опекаемого.

Советские материнские практики способствуют формированию определенного вектора феминистского сознания. Как правило, о радикальном феминизме как идеологии отождествления мужчины со злом, речи тут не идет. Те феминистки-матери, у которых я брада интервью, особенно чутко относятся к дискриминационным практикам по отношению к мужчинам и к проблеме воспитания мальчиков.

"...Мне хотелось воспитать его в моем представлении идеального мужчины. Вот те мужчины, с которыми я сталкивалась, как-то все не соответствовали моим представлениям. В чем-то они как-то в общем проигрывали. И мне казалось, что у меня обязательно должен быть мальчик, которому я расскажу, как нужно понимать женщину, как нужно ее любить, как нужно ей помогать. В общем, я не знаю, насколько у меня это получится. Но я все время говорю своему ребенку, что ты должен у меня все уметь: готовить, стирать, убирать. И он иногда, значит, ворчит на меня, но, как правило, все делает. Я все время говорю: я очень не хочу, чтобы твоя жена потом испытывала какие-то с тобой проблемы, я должна всему тебя научить."(Н.В.)

Другая феминистка рассказывает:

"У меня - мальчик, и потому для меня феминизм это прежде всего борьба с дискриминацией по отношению к мужчинам. Почему мальчики должны быть жестокими, чтобы выжить? Почему общество требует от них черствости и вытесняет их из сферы тепла и дома? Феминизм означает сопротивление этому в нашей жизни." (Д.Р.)

Итак, в годы застоя политический климат, профессиональная жизнь и приватная сфера стали контекстом эскапизма и неудовлетворенности. Лишь неформальная среда способствовала самореализации женщин, но в этой ^! сфере они должны были также выполнять предписанную традиционную вторичную роль. Конфликт между ожиданиями, сложившимися в период социализации, и возможностями их реализации в условиях душного режима (создал типичный синдром относительной депривации. Однако возможности для личного и группового протеста появились лишь во второй половине 1980-х годов.

Решающими событиями для феминисток стали изменения в общественной и личной сфере, произошедшие в период перестройки (1985-)91). Перестройка стала этапом их ресоциалйзации. Прежние юношеские ориентации на политический и социальный активизм и профессиональную самореализацию возродились в этот период, благодаря политическим возможностям, появившимся в процессе развития цикла реформ и протеста (Duka, Kornev, Voronkov, Zdravomyslova 1995; Zdravomyslova 1996-b). В

целом, можно сказать, что перестройка способствовала дальнейшему развитию творческой инициативы практически во всех сферах деятельности этих талантливых и в высшей степени ориентированных на успех женщин. Они начали подвергать сомнению все - политический режим, прошлый и настоящий, базовую идеологию и свой собственный образ жизни, стереотипные практики, в частности, в их гендерном измерении. Они стали "возвращаться к себе".

На ранний период перестройки приходится по всей стране подъем неформального комсомольского активизма, и все наши респондентки, которые в этот период еще находятся в комсомольском возрасте, проявляют его в полную меру.

"Я страшная активистка была. Я была заместителем секретаря комитета комсомола по шефской работе, у меня было три школы, у меня была боевая комсомольская дружина, у меня было 60 трудных подростков, у меня был целый микрорайон. Каждый завод шефствовал над микрорайоном, И работали мы круглыми сутками, проводили военно-спортивные слеты, выездные игры летние, зимой - зимние кроссы... И пели, и плясали, и стенгазету выпускали, стихи я сама писала, и вообще, всегда была центром и душой всех этих тусовок. У меня есть фотография, где я командир военно-спортивного слета всего завода;

каждый цех выдвигает свою команду; я там стою, все в пилотках, в форме, честь отдают... Бесились, совершенно здорово было, самые интересные такие годы." (Ж.Н.)

Для более молодых женщин именно возможности перестройки открыли ту привлекательную среду, которая оказала решающее влияние на развитие их самосознания и феминистских взглядов. Это было время, когда полуподпольные, диссидентствующие среды периода застоя стали публичными и открытыми и для тех людей, которые не имели к ним доступа ранее. Те круги, в которые можно было попасть лишь благодаря специальным талантам или в условиях протеста с родительским поколением, во второй половине 1980-х годов оказались гостеприимными для всех желающих.

Приведу подробный рассказ о том, как в период перестройки люди получали доступ в формирующую среду:

"В 28 лет (1988 год! - Е.З.) попала на игру Щ., вот это был абсолютнейший поворот в моей жизни. Город вообще всегда славился разными новациями. Кто-то случайно попал на одну из игр, кто-то из начальства большого. После этого у нас их было шесть игр, это вообще редкий такой случай, чтобы много раз запускали такого разрушителя просто и времени, и всего на свете... Ну, в мае, это было в мае 88-го года. Была выездная 68-я деятельностная игра. Я попала туда совершенно случайно. Как-то дали такую разнарядку, чтоб было там несколько социологов; меня послали просто, как в командировку. Т.е. это собирал... зам.генерального директора по связям с общественностью и информацией; и он дал такое распоряжение, чтобы всех отправили на эту игру. Игра была по региональному развитию. Вот, я первый раз увидела вообще ребят и самого Г.П. Конечно, это воображение потрясает.., и я совершенно подпала под магию этого действия." (М.Н.)

Другие женщины, особенно в столице, активно вовлекаются в демократическое движение периода перестройки,

Вот еще один рассказ из интервью:

"Потом, начинается... В 88-м году возникает движение диаспоры... После Сумгаита стали как бы со страшной силой создаваться армянские общества, и я вот стала зам. председателя армяно-русского общества (.) "Северное сияние". И в общем, года четыре я очень активно в этом участвовала." (О.Д.)

Не только политический активизм, но и профессиональные возможности для самореализации возрастают:

"В 90-м году у меня изменилось - как бы настрой рабочий и вообще ситуация... Во мне было много, так сказать, неиспользованного. Я никогда не работала активно, и, мне казалось, что я уже этого не хочу. И так вот я немножко проснулась, как большинство, видимо, людей в этот начальный перестроечный период. "(К.Я.)

"Ну, а у меня был чисто вот такой азарт, который был связан еще с тем, что вот как-то это была перестройка, мне было там тридцать с чем-то лет, и мне казалось, что вот, я ничего не сделала раньше, хотя было много достойных людей, которые, значит, вот участвовали в протесте каком-то... Ну, и как многие, наверное, люди: было какое-то определенное чувство вины • мне казалось, что вот в этот момент, если я что-то могу сделать... Ну, кроме того, что мне это самой хотелось. Т.е. это было достаточно искренне. И мы этого добились, как ни странно." (К.Я.)

Появились возможности для профессионального роста и признания:

"А когда у меня начались дела, вот Перестройка когда началась, как-то ... времени стало меньше оставаться...Цензуру отменили, мои пьесы разрешили к исполнению. А как Союз (театральных деятелей) развалился, так у меня действительно пошли все дела. Тут же появились западные продюсеры, которые... они на нас до этого не могли выйти - им не давали адресов просто. Пьесы по рукописям-то на Запад попадали, а вот найти невозможно было нас; потому что приглашение приходило в Союз театральных деятелей - его аккуратно рвали и бросали в корзину." (Н.Б.)

Дискриминация и перестройка

Нельзя сказать, что до перестройки не было дискриминации. Однако, она не была осознана. Дискриминирующие женщин практики считались нормой или даже справедливостью, торжествующей вопреки советской идеологии в женском вопросе.

Однако во время перестройки, когда появились возможности для самореализации как в профессиональной, так и в политической сфере, сензитивность женщин в отношении прав личности и чувства собственного достоинства усилилась. Дискриминирующие практики стали вызывать у них личностный протест. Если в застойное время они готовы были мириться с этим или не обращали внимания, уходя в социальную нишу, то в новых условиях такая позиция стала неприемлемой.

Вот фрагмент из интервью:

"Когда я пыталась работать с людьми, которые мне казались своими, - по возрасту, по типу мышления, по идеологии, в 90-е годы все это было очень важно, - то выяснялось, что на самом деле деньги там гораздо больше решают и значат. И что меня больше убило: даже не деньги, а страшное желание стать новой номенклатурой, отношение к людям... Вот был один момент, когда мы ехали в машине, и что меня убило:

провожая меня, один из новых начальников, из очень таких уважаемых мною людей молодых, сказал: "Я отвезу Вас на машине, кто у нас сегодня дежурный шофер?" - и сделал пальчиками такой щелчок, вот. После этого я пришла домой и долго говорила мужу, что я себя комфортнее чувствую с людьми, которые... не самоутверждаются за счет шоферов... Это может быть, это даже ко всему новому поколению относится." (К.Я.)

Второй отрывок показывает как происходит когнитивное освобождение - своеобразное прозрение и осознание сексизма как дискриминации по признаку пола.

"Я это не воспринимала как дискриминацию, действительно. Там, где я работала и училась, я под нее не подпала. Я долго считала, что ее нет, потому что я под нее действительно не подпадала.. Я помню, что меня несколько раз даже приглашали на какие-то встречи с какими-то там редакторами чего-то, что "вот у нас такая молодая женщина этим занимается." (Как в анекдоте - есть квота:) один еврей и две женщины. У нас был такой образцово-показательный еврей один, а женщин было, конечно, больше. А почувствовала я элементы дискриминации на работе, когда я была единственная еще молодая тетка среди наших прославленных этих мастадонтов-демократов в "Огоньке". Первое, что сказал наш полковник в отставке, МВД-шник, который преступностью занимается: "Ну, теперь, - говорит, - анекдот не расскажешь". Он нежнейше ко мне относился. Они все ко мне очень хорошо относились. Не говоря о том, что эта моя "женская тема" не вызывала большого энтузиазма у них, они считали, что это глупость, это несерьезно. И когда я про женщин в политике чего-то пыталась сделать, наш главный защитник демократии - редактор отдела политики - был убежден, что я расскажу о том, что бабам нечего соваться. Когда оказалось, что все наоборот, он просто схватил меня за рукав, с вытаращенными глазами говорил: Вы что, феминистка, что ли?" (О.Б.)

Семейный кризис и разводы типичны для этих женщин. Много "браков, социалистических по своему происхождению", было расторгнуто. Ни жены, ни мужья не были удовлетворены изменяющимися отношениями, хотя и по разным причинам. Гендерный контракт, типичный для советской семьи, стал неэффективным и начал разрушаться среди образованного класса (Rotkirch, Temkina 1996, Zdravomyslova 1996-a).

Вот история перестроенного развода из уст одной из респонденток:

"(В связи с перестройкой) я вернулась в свой, видимо, динамический стереотип, и у меня началась бешеная раскрутка. А как она у меня

начиналась, так она у меня уже не затухала. Т.е. Т. (муж - Е.З.)- он такой парень, достаточно патриархальный: он мне очень помогал - там, по дому и все, но он это делал как бы не потому, что он считал, вот так должно, а потому что он хороший; вот плохие-то - нет, не помогают, а он - хороший, он жену любит... И пока к нему ходили брать интервью, пока его фотографировали, а я подавала кофе, все было нормально. Когда это изменилось, я увидела, что все - мужик гибнет просто. У него пошли обломы с работой, он не вылезал из депрессий, он перестал зарабатывать деньги. Мне это было все равно, потому что я начала зарабатывать очень много, а он на этом начал ломаться. И мы пришли к такому моменту, что я заходила в дом и уже знала, что через пять минут он мне скажет, что посуда грязная, пыль везде... Ну, в общем, это, конечно, обломило очень сильно наш брак."(Н.Б.)

Женщины стали ориентироваться на новый тип отношений, не слишком распространенный в советских семьях. Они стали обсуждать возможность партнерского союза западного типа или регулярных отношений с партнером вместо брака. Демократизация в интимной сфере стала их требованием, не получившим удовлетворения. Результат - развод. При этом часто "стремление к семейной жизни" и даже "тяга к ней", сохраняется, однако, наладить ее очень трудно. Трудно организовать партнерские отношения в обществе, где семья предполагает выраженное лидерство и отношения иерархии. Трудно сочетать семейную жизнь с профессиональной. Семейная жизнь означает, по словам одной из респонденток ,

"что мне просто нужно менять целиком образ жизни. Это невозможно. Да и очень... как-то безумно сложно строить новые отношения, потому что в тот образ жизни, который я веду, в общем-то муж не вписывается абсолютно. Вписывается друг, но из серии такой - приходящий редко. Так, раз в неделю." (Н.О.)

Респондентка, относящаяся к более молодому поколению, размышляя о планах создания семьи, прямо говорит о сложностях совмещения "личной жизни" и общественной/ профессиональной деятельности:

"Я увидела одного своего знакомого, который попадает еще в круг интересных мужчин... И другого его знакомого, милые молодые люди -за последний год, пожалуй, единственные, на кого можно было положить глаз. И ... мы пили пиво и ... закончился день, и началось утро для меня в другой квартире, на другом конце города. И что: я приехала на работу без текста. Более Того, я приехала... с разобранной головой. Хотя выпила я бутылку пива, ничего такого особенного не происходило. Но я вдруг пришла к ужасу, что вот, если я на ночь даже выключаюсь из... Получается, что я тогда не буду успевать делать все, во что я сейчас себя вкрутила." (Н.М.)

С того момента, как женщины стали осознавать, что имеет место дискриминация по признаку пола, они стали искать нишу для своего социального и профессионального активизма. Эту нишу они создали сами, используя возможности для инициативного действия, открытые в период перестройки.

Среди ресурсов, которые стали им доступны, значимы были навыки общественной активности и международные контакты. Личное знакомство с западными феминистками, проводящими исследования в России, феминистская литература, привезенная с Запада, участие в той или иной международной конференции стали поворотными моментами в "обращении" будущих феминисток.

В интервью женщины называют имена западных коллег и российских лидеров - пропагандистов идей, вспоминают конкретные события, которые повернули их в сторону феминизма.

Поскольку западный феминизм активно содействовал формированию групп в России, важным ресурсом мобилизации стало знание иностранного языка, в особенности английского, как языка международного общения. Одна из лидеров феминисткой группы сформулировала мысль о значимости английского языка для феминистской мобилизации следующим образом:

"Главная задача нашего движения - изучение английского языка. Это краеугольный камень современного феминизма в России." (Ж.Д.)

Лидерами новых групп стали женщины, знающие иностранный язык -именно они явились ключевыми фигурами в международных контактах и в распространении идеологии движения. В тех случаях, когда женщины не знали иностранного языка для них особенно значимой становилась фигура подруги-лидера движения, харизма которой подкреплялась знаниями сакральных литературных источников. "Безъязыкие" полагались для вторичные знания, почерпнутые из рефератов и переводов иностранных первоисточников.

Для всех этих опытов и ощущений у этих женщин не было адекватного слова. Но скоро оно нашлось. Это был слово - "феминизм" - , которое пришло с Запада и было усвоено и как термин, и как самоназвание.

Из интервью:

"Сюзанна сказала мне, как только мы с ней познакомились, что я феминистка. Когда мы стали с ней отражать нападки этих мужиков, что женщинам не место в политике, а как не место, если Вера Кригер делала "Демократическую Россию", Салье и Старовойтова были очень известные женщины-политики; Белла Куркова, Белла Денисенко - также. Как они могли не считаться с ними, да? И тогда Сюзанна мне сказала:

"Ну, ты прямо вот чистая, нормальная, совершенная вот феминистка. Может быть. Знаешь, я вот как-то просто жила-жила и не думала. Вот в декабре прошлого года я выяснила, что я пацифистка еще, вот до декабря прошлого года я этого не знала." (Н.О.)

Усвоить и применить по отношению к себе лейбл, который имеет отрицательные коннотации в общественном мнении, помог им опыт политической социализации в среде, оппонирующей советскому режиму:

"Я рано научилась говорить "нет". И назвать себя феминисткой - все равно, что сказать "нет" этому обществу." (Н.Б.)

В заключение мне бы хотелось переформулировать тезис Алмонда и Вербы, которые утверждали, что поколенческий эффект и механизм социализации являются решающими для формированию идеологии. Эти факторы оказались решающими и для формирования коллективной идентичности российских феминисток. В решающий период своей жизни они жили в сходных политических и социальных контекстах, были подвержены действию тех же социальных сил и пережили те же значимые события. "Существует поколенческий эффект, когда одна и та же группа реагирует на одни и те же стимулы... и они несут себе влияние эти стимулов через всю свою жизнь (Mannheim 1952, Almond & Verba 1980:400) .

Социализация российских женщин, принадлежащих к образованному классу, как работающих матерей создала предпосылки для их обращения в феминизм. Процесс роста сознания и когнитивного освобождения был усилен благодаря практикам социальной среды и политическим возможностям активизма в период перестройки. Внешние ресурсы, поступающие от западных феминисток, также и как роль лидерства, также способствовали вовлечению женщин в феминистское движение в России.

Литература

Almond, G.A. and Verba, S. (Eds.). 1980. Civic Culture Revisited. Princeton: Princeton University Press.

Allapuro, R. 1993. Civil Society in Russia? In: The Future of the Nation State in Europe. Ed. by Jyrki Livonia, Edward Elgar Publishing Limited.

Cushman, Th. 1995. Notes From Underground. Rock Music Counterculture in Russia. State University of N.Y. Press.

Duka, A., Kornev, N., Voronkov, V., Zdravomyslova, E. 1995. Protest Cycle of Perestroika: The Case of Leningrad // International Sociology, Vol. 10, March, pp.83-99.

Giddens, A. 1992. The Transformation of Intimacy. Polity Press.

Mannheim, K. 1952. The Sociological Problem of Generations. In: Essays on the Sociology of Knowledge. London.

Porta, della, D. 1992. Life Histories in the Analysis of Social Movement Activists. In: M. Diani and R. Eyerman (Eds). Studying Collective Action. Sage Publications.

Rotkirch, A., Temkina, A. 1996. The Fractured Working Mother and Other New Gender Contracts in Contemporary Russia // Actia Sociologia. В печати.

Shiyapentokh, V. 1989. Public and Private Life of the Soviet People:

Changing Values in Post-Stalin Russia. New York: Oxford University Press.

Zdravomyslova, E. 1996-a. The problems of Becoming a Housewife. In:

Women's Voices: Work, Everyday Life and Social Skills of Russian Women. Dartmouth Publishers.

Zdravomyslova, E., Gerasimova, K., Troyan, N. 1996. Gender Stereotypes in Russian Pre-school Literature. In: Women's Voices: Work, Everyday Life and Social Skills of Russian Women. Dartmouth Publishers.

Zdravomyslova, E. 1996-b. Opportunities and Framing in the Transition to Democracy: the case of Russia. In: D.McAdam, J. McCarthy and M.Zald (Eds.) Comparative Perspectives on Social Movements. Political opportunities,

mobilizing structures and cultural framings. Cambridge University Press. Pp. 122-140,

Батыгин Г.С., Девятко И.Ф. 1994. Миф о качественной социологии // Социологический журнал. N 2, с. 28-43.

Голофаст В.Б. 1992. Социальная структура, иерархия и образованный средний класс // Регинальная политика. N 1, с. 32-51.

Левада Ю. (ред.) 1993. Советский простой человек. М. "Мировой океан".

Московский Центр Гендерных исследований, 1990-1995. МЦГИ, 1995.

Условия труда и быта женщин. 1992. Статистический сборник. М. Республиканский информационно-издательский центр Госкомстата России.

Шуман Г., Скотт Ж. 1992. Коллективная память поколений // Социологические исследования N 2.

Далее...