Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

ВСПОМИНАЯ О ВОЙНЕ

В канун Дня Советской Армии профком Челябметаллургстроя организовал вечер-встречу ветеранов в малом банкетном зале Центрального клуба строителей. Хозяйка и учредительница встречи Мария Емельяновна Ковалева хлопотала возле самовара, а ветераны расположились возле горящего камина и ждали, когда придет их главный начальник — председатель комитета участников Великой Отечественной войны Металлургического района Федор Николаевич Брагин.

Воспользовавшись паузой, мы попросили участницу войны, бывшего медработника медсанчасти ЧМС Анну Ильиничну Васильеву поделиться своими воспоминаниями о войне. Подумав, она ответила: «Рассказывать о войне нелегко. Иногда после воспоминаний я, словно снова побывав в том пекле, вынуждена валерьянку принимать. Но рассказывать нужно, молодежь все должна знать о том времени». А на вопрос, что в ее памяти осталось наиболее запоминающееся о войне, не раздумывая ответила: «Сталинград, бомбежка переправы и людская кровь, покрывавшая воды Волги». И, помолчав, рассказала:

«Мы в те дни вывозили раненых из Сталинграда, с завода «Красный Октябрь». Выбирали момент, когда стихала бомбежка, и стремились на своем маленьком катере, с привязанной к корме лодкой, проскочить на тот берег. Принимали на борт до 30 раненых — и обратно. Чаще это делали ночью. Однажды вечером на середине реки встретилось нам много плывущих людей с разбитой и затонувшей баржи. И среди них я увидела женщину с маленьким ребеночком, которая с трудом держалась на воде. Мы отвязали лодку. Катер пошел своим курсом, а я на лодке — на помощь этой женщине. И ведь совсем немного не успела. Снаряд разорвался прямо в гуще плывущих людей. Лодку мою подбросило, но не перевернуло. Женщины с ребенком на поверхности уже не было. За мою лодку хватались тонущие, обезумевшие от страха люди. Человекам десяти, зацепившимся за лодку, я помогла добраться тогда до берега.

Война застала меня девчонкой. В июне 1941 года я закончила в Харькове медшколу, а в сентябре этого же года немцы уже были под Харьковом. И мы собирали раненых на улице Змеевка. Наш командир Виноградов сказал, что скоро придут машины за ранеными, но машины так и не появились. В город вступили фашисты. Раненые, кто мог, ушли. А 30 тяжелораненых (в голову и живот) мы спрятали за мешками с песком, рассчитывая утром разместить их по квартирам. Но подъехали немецкие мотоциклисты и всех их расстреляли. Виноградов, солдат Иоффе, моя подружка Лиза и я стали думать, как выйти из окружения. Мы с Лизой пошли разведать, где в городе меньше немцев. Вышли на улицу Свердлова и увидели сидящего на земле, прислоненного к стене человека в наручниках и с забитым колом во рту. А на фасаде дома, почти на каждом балконе, висят повешенные. Руки у них связанные, лица искаженные, изо ртов высунуты языки. Я говорю Лизе: «Давай хоть кол-то изо рта вытащим». Но какой-то внутренний голос нам подсказывал: «Не останавливайтесь, уходите, это приманка».

Из Харькова мы вышли незамеченными. Прошли Белгород, затем деревни Игуменково, Малиновка, Шейное. В Мазикино нас задержали и хотели расстрелять как партизан. Спас староста деревни. Он сказал: «Я сам их расстреляю». Привел в дом, накормил, обогрел, рассказал, где находятся наши и как к ним идти. Но по пути мы сбились с дороги. Обессилевшие, несколько дней ничего не евшие, увидели в поле скирды и легли в них умирать. Ночью нас случайно обнаружили разведчики. Они взвалили нас на плечи и принесли к своим.

4 июля 1942 года немец опять начал наступление. Колонны войск, гражданское население, табуны скота потянулись на восток. Казалось, что весь свет эвакуируется за Дон.

Мы два дня ехали на тракторе. Уже перед самым Доном тракторист предложил: «Иди подои корову, хоть молока напьемся». Я взяла ведро и пошла. Коров там было много, выбирай любую. Но только я начала доить, как сзади разорвалась бомба. Я выскочила, гляжу, а на месте, где только что стоял трактор, — огромная яма.

Через Дон переправлялись на пароме. Людей скопилось много, все спешили на другой берег. Налетели немецкие самолеты и засыпали переправу бомбами. Оставшиеся в живых люди оказались в воде. Я вцепилась за рог плывущей коровы и с ней добралась до берега. На берег вышла, а на мне одежды никакой нет. Забежала в ближайшую контору. Там взяли со стола красный флаг и обмотали им меня. В таком наряде я прибыла в Сталинград, где меня зачислили в 94-ю стрелковую дивизию санинструктором. Как и все медики, работала с ранеными, не зная отдыха. В один из авианалетов получила первую контузию. Очнулась в госпитале № 04780. После выздоровления принимала раненых с Курской дуги. А затем — наступление на запад. В Виннице меня второй раз контузило.

Войну закончила в Берлине старшиной медслужбы. Как-то приехали на передовую за ранеными, а нам говорят: «Спасибо, девчата. Конец войне!» Ни рейхстага, ни Берлина я и не видела. Все время находилась с ранеными. И с санитарным поездом уехала на Родину. Приехала домой, а дома в живых одна мама осталась, все мои девять братьев погибли на фронте...»

«Вот почему нам, ветеранам, трудно ворошить прошлое», — завершила она свой рассказ.

Мы смотрели на Анну Ильиничну и думали: «Сколько же силы в этой женщине, прошедшей через страшную войну и встречающую свою осень, сохранив и женское обаяние, и любовь к жизни».

А в это время пришел председатель и гостей пригласили к столу. После кратких речей М. Е. Ковалева от имени профкома поздравила ветеранов с праздником — Днем Советской Армии — и предложила им чай, конфеты и очень вкусные пироги.