ЕСТЬ ЖЕНЩИНЫ В РОССИИ

Людмила ОВЧИННИКОВА

Сквозь изрешеченную осколками дверь пробивались полоски света. Солнечные лучи осветили скользкие земляные стены, узкие нары, потухшую гильзу-коптилку. Рядом с плащ-палаткой лежали детские одеяльца, тряпичная кукла, над круглой железной печкой сушилось белье. Больше четырех месяцев прошло с тех пор, как Александра Максимовна Черкасова с двумя детьми поселилась в солдатской землянке. Еще в сентябре ушла с Мамаева кургана, где стоял ее домик, а сейчас февраль.

Александра Максимовна вышла из землянки и поднялась наверх. Что поражало ее теперь, так это тишина. Оказывается, она забыла, как шуршит сухая трава, скрипит снег, хлюпает вода в полынье. Какая же это радость — вот так стоять, не пригибаясь, видеть землю и небо.

Женщина смотрела в ту сторону, где раньше стоял их дом. Даже под пулями, ползком, в темноте находила она тропку к своему двору. Теперь на этом месте осталась одна обугленная печь. Дом сгорел на ее глазах.

За пять лет до войны вместе с мужем Иваном они поселились на тихой улице поселка, который раскинулся у подножия Мамаева кургана. Дом поставили своими руками. Сами возили бревна, рыли землю, тесали доски, месили глину.

Место было видное, веселое, известное в городе. Здесь, на покатой вершине, горожане рвали степные тюльпаны. Казалось, нигде не было таких крупных и ярких цветов, как на этих склонах, такой прозрачной и вкусной воды, как в роднике, журчавшем в глубокой расщелине. С Мамаева бугра, как его называли в городе, жители любили смотреть на Волгу, проплывающие пароходы, заволжские дали.

Сколько помнила себя Александра Черкасова, она всегда работала. Выросла в заволжском селе Зубовке. Отец погиб в первую мировую войну. Семья жила трудно. С малых лет Шура умела и жать, и снопы вязать, и запрягать лошадь. Ходила на заработки в город. Всякая работа у нее в руках спорилась. На сенокосе за ней не каждый мужчина поспевал. Была Александра высокая, статная, красивая. Обликом своим, сильным характером, душевной щедростью походила она на тех замечательных русских женщин, которых воспел Н. А. Некрасов.

Перемены, которые происходили в деревне при Советской власти, Александра встречала с глубокой радостью. Быстрая, ловкая, веселая, острая на слово, она одной из первых вступила в комсомол. Умела повести за собой других. К ней тянулись за советом и поддержкой. Комсомольцы были первыми и на севе и на уборке урожая. Все вместе выходили ночью охранять зерно от кулаков. Вечерами у околицы села она была первой заводилой. Умела и частушки затеять, и запеть протяжную старинную песню. В ликбезе научилась читать и писать. Жалела всегда о том, что мало пришлось учиться.

Жизнь открывала новые дали. На собраниях, в правлении колхоза, на вечерах звучали слова «пятилетка», «индустриализация», «ударник». Шура уехала в город. Работала на Сталинградском мясокомбинате. Вышла замуж за Ивана, доброго, работящего парня. Он тоже вырос в деревне. С детства знал всякую работу. Здесь Иван стал связистом-монтажником. Работал в бригаде, которая прокладывала в городе телефонную связь. Перед войной в семье родились две девочки — Таня и Лида.

В первые дни войны Иван ушел на фронт. Александра по вечерам после смены, оставив детей соседке, уходила на дежурство в госпиталь. Вместе с другими сандружинницами встречала поезда, в которых привозили раненых. Помогала доставлять их в госпиталь, поднимать в палаты. Кормила, купала, делала перевязки.

Летом 1942 года в сводках Совинформбюро появились города и поселки, расположенные вблизи Сталинграда. Однажды Александра Максимовна, поздно вечером возвращаясь с дежурства, услышала доносившуюся из степи орудийную канонаду. Фронт приближался к Волге.

В конце августа сотни самолетов обрушили на Сталинград бомбовые удары. Вставала дыбом земля, рушились стены домов, из нефтяных резервуаров вырвалась горящая нефть и с крутого берега стремительно понеслась в Волгу, сметая на своем пути деревья, заборы, лодки.

В поселке на Мамаевом кургане оставалось еще немало жителей. Александра Черкасова на подводе стала возить хлеб в поселок. Все здесь знали — пошла она на это опасное дело добровольно. Кормила всех соседей. Брала муку на той самой мельнице, руины которой сохранят потом в городе навечно, как памятник. Через горящий город ехала к поселку. Сколько раз за одну поездку приходилось прятаться от бомбежки в кювете или в воронках!

В середине сентября передний край подошел к Мамаеву кургану. Александра Черкасова с детьми часто укрывалась в земляной щели, которую сама вырыла посреди двора. Днем и ночью рядом бушевала война. Они слышали разрывавший душу вой сирен и грохот взрывов, задыхались в пороховой гари и пыли, видели, как в беспамятстве бегут люди, оглушенные залпами, как стекленеют глаза человека, еще мгновение назад говорившего, думавшего.

Почти каждый вечер раздавался стук в дверь: «Помоги, сестрица». Полотенца и детские пеленки шли на бинты. Скольким оказала тогда помощь — не вспомнить. Раненые пробирались к Волге из окопов переднего края, перевалив через курган. Не знала Черкасова даже имен бойцов, которым помогала. А раны их помнились. У кого рука на перевязи, кто с палкой — ногу волочит, а то и голова забинтована. Пока Александра потуже затягивает бинты, бойцы вглядываются туда, где остались их боевые товарищи.

Наступил такой день, когда Александре пришлось вместо каски одеть чугунок на голову: пули щелкали рядом, вгрызались в стены, крышу домика, деревянную изгородь.

Александра Максимовна собрала детей. Решила идти на переправу. Младшая, четырехлетняя Лида, взяла с собой ложку: «Чем я кашу буду кушать?» Старшая, пятилетняя Таня, спрятала в узелок часы-будильник. Черкасова положила в мешок пилу, молоток, скобы. Думала, если придется, сама будет сбивать плот, чтобы переправиться через Волгу. Одну девочку взяла на руки, другой строго наказала держаться за подол длинной юбки. Уходила, даже не оглянувшись на родной порог. Оставляла дом и все, что было в нем, что приобретали не сразу, не вдруг, радуясь каждой нехитрой вещи.

От поселка, где стоял дом Черкасовых, до Волги немногим больше километра. Эти считанные сотни метров казались бесконечными, когда Александра с детьми под бомбежкой пробиралась к реке.

Они прятались за обгорелыми печными трубами, одиноко торчащими на пепелищах, ползли через железнодорожную насыпь, припав к земле, в глубокой воронке пережидали обстрел. И весь этот мучительный путь под пулями не слышала Александра от детей ни плача, ни жалобы. В траншее увидели молоденького бойца с винтовкой. Он ошалело смотрел на высокую женщину в черной шали, в длинной холщовой юбке, с мешком за плечами, на двух ее испуганных детей. Они прошли через огненное поле войны, где смертоносный металл косил все живое. Боец вынул из вещевого мешка кусок хлеба, протянул им.

Над переправой нависли фашистские самолеты. Даже ночью, в темноте, они рыскали по небу, бросая ракеты, чтобы отыскать плывущий пароход. Сколько раз пришлось в те дни видеть, как с разбитого катера или баржи бросаются бойцы в свинцовые волны Волги, кто на бревне, кто на досках гребут к берегу. С двумя детьми в такой круговерти не спастись. Так и осталась Александра на берегу вместе с бойцами. Всем сердцем верила, что устоят наши, не допустят фашистов к Волге. Верила и трудилась. Стирала солдатское белье, растапливала снег на железной печке. Звали ее бойцы Максимовной. Черкасовой исполнилось в ту пору тридцать лет. Вместе с санинструкторами ходила на передний край. Где услышат стон или крик, туда и ползут, перевязывают, уговаривают: «Потерпи, родной!»

Детей в землянке оставляла на подругу — Ольгу Долгополову. Следом за Черкасовой она тоже ушла из поселка с детьми. Поплакали и договорились — кто из них останется в живых, станет матерью всем детям.

В их судьбах было много общего. Как и Александра, Ольга выросла в деревне, стала первой трактористкой в своем селе. Организовала женскую тракторную бригаду. Когда в Сталинграде построили тракторный завод, решила посмотреть, как делают машины. Переехала в город. На заводе познакомилась со своим будущим мужем Федором Степановичем. Незадолго до войны купили домик около Мамаева кургана. Подрастали трое детей. Старшему Владимиру в 1941 году исполнилось десять лет, Геннадию пять, а младшей Вале всего три. Федор в первые дни войны ушел в армию.

Ольга снова села на трактор. Однажды, когда она была в поле, прибежал старший сын Володя, принес солдатскую рукавицу. Видит — в рукавице две тетрадки, свисток, кусок сахара, записка: «Береги детей! Федор». Воинский состав шел по железнодорожным путям, протянувшимся у подножия Мамаева кургана. Федор Долгополов стоял на ступеньках, вглядываясь во двор родного дома. Надо же тому случиться — не было тогда там ни Ольги, ни детей. Бросил солдат рукавицу. Все заранее приготовил. Успел крикнуть соседке: «Передайте Ольге Долгополовой».

Разве забудешь, как бежала Ольга на станцию. Все пути забиты воинскими эшелонами. Ходила между вагонами, искала, спрашивала. Однако не нашла, не встретила. Тот эшелон уже ушел. Раздала бойцам махорку, которую приготовила Федору. Берегла солдатскую рукавицу. Муж проезжал через город в июне 1942 года. А в августе начались воздушные налеты. Бомба взорвалась во дворе ее дома. С тех пор она вместе с детьми переселилась в землянку.

Опасно было топить печь, чтобы обогреть землянку — фашисты стреляли, завидев дымок, опасно было бежать с котелком горячей каши, которую бойцы отделяли детям от своего скудного пайка, идти за водой. Женщины и дети, притаившись в глубине земли, прислушивались к выстрелам и взрывам. Начинался день, они не знали — доживут ли до вечера.

— Шура Черкасова была бесстрашная,— вспоминает Ольга Васильевна Долгополова.— Нас собралось в одной щели пять семей. Всего восемнадцать человек — женщины и дети. Всем нам Шура пример показывала. Воду мы набирали в роднике, который был неподалёку от нашего поселка. Фашисты заметили, что люди ползают в овражек с ведрами, и стали устраивать за нами охоту. Гитлеровский снайпер расположился неподалеку и убивал каждого, кто шел за водой. Ночью Шура вместе с моим сынишкой Вовой пробрались к роднику, прорыли канавку и пустили воду самотеком прямо к нашей щели.

От наших домиков бойцы ходили в атаки на восточный склон Мамаева кургана. Выглянем — все в дыму. Слышим стоны раненых. Шура ползала под огнем к раненым, оказывала помощь. У нее были и бинт и марганец. Умела она и перевязывать, и жгуты накладывать. Научилась, когда работала в госпитале. На плащ-палатке подтаскивала раненых к нашей землянке. Здесь все женщины ей помогали.

Однажды, когда сидели в щели, услышали — зовет кто-то. Выглянули: лежит раненый лейтенант. Внесли его в свое убежище. Его ранило осколками. В руку, ноги, спину. Что делать? Как помочь раненому? Шура стала зубами выдергивать эти осколки. Их было много. Раненый стонет. У меня сердце сдавило. Чувствую, упаду сейчас, не выдержу. Стою рядом с Шурой, помогаю делать перевязку. Сказала ей: «Мне плохо. Не могу больше...» Шура как закричит на меня: «Почему ты нюни распускаешь? Помогать надо! Может быть, твоего Федю сейчас тоже кто-то спасает». Как сказала она мне это, сразу будто силы откуда-то взялись. Вот такая Шура. Решительная и смелая.

Подвиг защитников Сталинграда вершился на глазах этих женщин. Они видели будни войны. Раненые пулеметчики, укрывшись в воронках, отстреливались от гитлеровских автоматчиков. Артиллеристы вручную тянули вверх орудия по обледенелому склону. Поднималась в атаку пехота. В конце января сорок третьего услышали канонаду, доносившуюся с запада. Вблизи поселка, у Мамаева кургана произошло событие, которого ждала вся страна. Это было 26 января. Навстречу друг другу бежали бойцы, пришедшие с Дона, и защитники Сталинграда. Встретились воины двух фронтов.

Морозным зимним утром Александра впервые отправилась в поселок на Мамаев курган. Пройти можно было лишь по узким тропкам, которые саперы проложили в минных полях. В ясном небе низко пролетел самолет. Может быть, именно в это время операторы снимали документальные кинокадры, которые впоследствии обошли весь мир. Под крылом самолета, насколько хватает глаз, видны руины города. Пустые коробки домов, взорванные заводские трубы, разрушенные цехи, выгоревшие парки, скрюченные трамвайные рельсы, изувеченные воронками площади.

Нашла в поселке полуразрушенный саманный домик. Пригодились пила и молоток, которые брала с собой. С Ольгой Долгополовой они поправили крышу, заделали пробоины в стенах. На Мамаевом кургане закурился первый дымок.

В город возвращались жители, пережидавшие военную беду поблизости, за Волгой. Александра Максимовна разыскала небольшое помещение, в котором в первые дни разместился Дзержинский райисполком Сталинграда. Председатель райисполкома Т. С. Мурашкина давно знала Черкасову, помнила, как она работала в госпитале.

— Будем открывать детский сад,— сказала Мурашкина.— Нужны энергичные люди. Пойдешь туда работать? Все придется самим делать. И домик восстанавливать, и кроватки собирать на пепелищах.

Время было трудное, а вспоминала его потом Черкасова всегда с радостью. Вместе с Ольгой Долгополовой стали работницами детского сада. Рискуя подорваться на минах, искали среди руин уцелевшие миски, чайники, ложки. Ходили по подвалам, землянкам, щелям. Собирали детей. Ухаживали за ними — истощенными и измученными.

Каждый день Александра Максимовна замечала перемены, происходившие в городе. Расчистили дорогу к центру, раздался первый свисток паровоза на заводском дворе, открылся магазин в полуразрушенном доме. Это были еще редкие островки возрождавшейся жизни.

В начале июня 1943 года в полуразрушенном здании райисполкома произошел памятный разговор, о котором впоследствии А. М. Черкасова рассказывала автору этих строк:

— Меня пригласила к себе Татьяна Семеновна Мурашкина и стала расспрашивать о том, как мы своими силами восстановили детский сад. Как-то само собой сложилось, что я обучала подруг рабочему ремеслу. Выслушав меня, Мурашкина сказала, что сейчас в городе на стройках не хватает рабочих рук. Она предложила нам организовать бригаду, строителей-общественников. Выходить на стройки вечерами и в выходные дни. Помочь восстановить один из жилых домов города. Предложение это я встретила с радостью. Уверена была, подруги меня поддержат. Все мы пережили трудные дни обороны Сталинграда. На наших глазах фашисты разрушали дома и улицы. Думали тогда: если останемся живы, никогда не устанем работать. Будем помогать возрождать родной город.

Александра Максимовна побывала в трех детских садах района, поговорила с женщинами. Почти все они с готовностью записались в бригаду. О. В. Долгополова рассказывает:

— Помню, с каким радостным настроением пришла Шура из райисполкома, собрала женщин. Она говорила о том, что наши мужья на фронте ни крови, ни жизни не жалеют, чтобы победить врага. В каждом письме спрашивают нас о том, как налаживается жизнь в Сталинграде. Мы должны порадовать их — помочь восстанавливать разрушенные дома. Сделать для родного города все, что в наших силах. Мы поддержали Шуру. Всем нам хотелось работать.

В середине июня 1943 года Александра Черкасова собрала бригаду строителей-общественников. Они ежедневно стали выходить на стройки города и работать безвозмездно, помогая восстановить жилые дома, школы, клубы.

Среди городских руин бригада А. М. Черкасовой нашла коробку четырехэтажного кирпичного здания на берегу Волги, на стене которого осталась надпись: «Мать-Родина! Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Этот дом отстоял гвардии сержант Яков Федотович Павлов». Еще в дни Сталинградской битвы многие газеты писали о беспримерном подвиге небольшой солдатской крепости. Здесь пятьдесят восемь дней героически сражалась группа бойцов под командованием лейтенанта Афанасьева и сержанта Павлова. Ныне этот дом в Волгограде называется Домом Павлова как свидетельство героизма его защитников.

По уцелевшим лестницам дома женщины из бригады Александры Максимовны поднялись до четвертого этажа. Провалена крыша, обрушены многие перекрытия, стены в рваных пробоинах, исщерблены пулями и минами. В подвалах остались гильзы, пробитые каски, осколки, разбитый пулемет. Всюду следы недавних боев. На стене увидели надпись: «Отстоим тебя, родной Сталинград!» Кто-то из молодых строителей сверху приписал еще одну букву. Теперь эта надпись звучала как клятва: «Отстроим тебя, родной Сталинград!»

В руках женщин — кирки, лопаты, деревянные носилки. Ломами разбивали глыбы обугленных камней и бетона. На носилках спускали вниз, сбрасывали в воронки от бомб, которые со всех сторон окружали здание.

В бригаде их было девятнадцать женщин — воспитательницы детских садов, работницы кухни, няни. Вместе с Александрой Черкасовой и Ольгой Долгополовой на стройку пришли заведующая детским садом 45-летняя Александра Филипповна Семилетова, потерявшая на фронте единственного сына, 30-летняя Мария Ивановна Кузубова, работавшая няней, жена фронтовика, мать двоих малолетних детей, 27-летняя Екатерина Николаевна Конобевцева, муж которой работал на военных предприятиях Урала. Самой старшей по возрасту была 52-летняя Александра Васильевна Мартынова, мать восьмерых детей. Четыре ее сына сражались на фронте. Узнав, что создается добровольческая бригада, пожилая женщина, оставив в землянке самых младших, привела с собой на стройку 14-летнюю Люсю. Сколько потом существовала бригада, столько и работали в ней мать и дочь Мартыновы. Среди первых черкасовцев были молодые девушки — вчерашние школьницы: Вера Подосинникова, Вера Игнатова, Валя Конобевцева.

Женщины, вступившие в добровольческую бригаду, вернулись на пепелища своих домов. Купали детей в металлических бочках, кутали их в пробитые пулями шинели. Сколачивали скамейки и столы из оставшихся на местах боев снарядных ящиков, собирали среди руин обгорелые железные кровати, варили пищу на кострах, которые разводили рядом с землянками.

На стройку ходили в юбках, сшитых из плащ-палаток и шинелей, в косынках из кусков парашюта, обуви не было — работали босиком. Детей приводили с собой, устраивали их рядом, постелив одеяльца на обрушенные камни. Пока матери работали, дети играли патронными гильзами, которые были разбросаны здесь повсюду. Женщины ежедневно выходили на стройку по вечерам, после своей основной работы в детском саду.

Вместе с журналистом П. В. Ульевым бригада Черкасовой написала письмо в областную газету «Сталинградская правда». Женщины обращались ко всем жителям города с призывом после трудовой смены выходить на восстановление Сталинграда, создавать добровольческие бригады, осваивать строительные профессии, работать так же самоотверженно, как воюют на фронте солдаты.

Письмо бригады обсуждали около разрушенных мартеновских печей, взорванных подстанций, разбитых станков. Сталинградцы записывались в добровольческие бригады. Строители-общественники стали называть себя черкасовцами. 15 июня 1943 года патриотический почин бригады А. М. Черкасовой был одобрен на заседании бюро Сталинградского горкома партии и исполкома горсовета.

Впоследствии Долгополова вспоминала:

— Это было в воскресенье. Пришли на стройку и видим: со всех концов идут к нам люди. Шли, как на праздник. В колоннах, с песнями. Пришли трудиться вместе с нами. Здесь были работники метизного завода, мясокомбината, трамвайного депо. Вызвали нас на соревнование.

Движение, которое начала бригада Черкасовой, было таким же стремительным и широким, как весеннее половодье. Бригады создавались на каждом предприятии. Учредили личные черкасовские книжки, в которых помечали, сколько часов и где отработано.

Каждый день областная газета сообщала о новых участках движения строителей-общественников. В добровольческие бригады вступали люди разных профессий: металлурги, машиностроители, учителя, почтальоны. Выходили на восстановление детских садов, яслей, больниц, школ, жилых домов, водопровода, дорог, трамвайной линии. Вскоре о почине сталинградцев стало известно всей стране. Миллионы людей откликнулись на призыв черкасовцев. Бригады строителей-общественников появились во многих городах. Движение стало всесоюзным.

Газеты тех дней рассказывают о высоких результатах труда добровольцев. На тракторном заводе было создано 87 бригад строителей-общественников. На территории заводского поселка они расчистили от завалов здание, где помещался родильный дом, вручную вынесли 900 кубометров обломков. На месте будущей стройки было разобрано и очищено 4 тысячи кирпичей. Через три месяца на восстановлении Сталинграда трудилось более тысячи добровольческих бригад. За это время они восстановили около трехсот жилых домов, школ, детских садов, больниц и клубов, отработали на стройках бесплатно свыше полумиллиона часов.

Всей бригадой черкасовцы писали письма в города, освобожденные от врага,— в Воронеж, Курск, Орел, Белгород. Призывали жителей следовать их примеру, работать безвозмездно на восстановлении разрушенных домов.

— Однажды к Дому Павлова подошли иностранные корреспонденты,— вспоминает Александа Максимовна.— Они спрашивали нас: неужели мы на самом деле работаем бесплатно? Видно было, не поверили, когда им в горисполкоме рассказали о нашей бригаде. Мы отвечали, что не только одни мы так работаем. На каждой стройке есть бригады строителей-общественников.

Работать среди руин было не только тяжело, но и опасно. Минные поля проходили по жилым кварталам, набережной, площадям. Саперы «прослушивали» каждый метр земли, и все-таки смертоносное железо подстерегало людей. В руинах фашисты оставили много минных ловушек, рассчитанных на детей. Даже после того, как по нескольку раз прошли саперы, мины обнаруживались в грудах камней, исковерканного железа.

Женщины работали и учились.

— Строительной профессии у меня не было,— рассказывает О. В. Долгополова.— Никто из нашей бригады тоже никогда не работал на стройке. Но мы верили и знали: сумеем овладеть новым делом. У нас был опытный прораб Стрельбицкий. Он обучал нас.

Дни стояли теплые, ясные. Бригада собиралась около разрушенного здания. Начинались занятия. Учились замешивать раствор, штукатурить. Полученные знания тут же применялись на практике.

— Мне особенно нравилось вести кирпичную кладку,— вспоминает Александра Максимовна.— Хотя, признаться, не сразу мне далось это дело. Сначала кирпичи у меня ходили то влево, то вправо. Потом научилась класть ровно, кирпич к кирпичу. Стоишь, бывало, наверху, смотришь с четвертого этажа и радуешься.

В те первые месяцы восстановления города не было еще на стройках никакой техники. Все делали вручную — на носилках поднимали кирпич, лопатами в корыте перемешивали раствор, на коромыслах носили воду с Волги, бревна с барж выгружали. Очень уставали, но в. минуты отдыха говорили об одном: пусть нам трудно сейчас, очень трудно, а ведь на фронте тяжелее во сто крат.

Здесь дорожили каждым найденным на пепелищах молотком, мастерком, листом железа.

— Каждый день мы в развалинах собирали кирпичи,— вспоминает черкасовка Вера Павловна Хованова.— Садились в кружок около Дома Павлова и мастерками, молотками сбивали наплывы раствора. Это нелегкая работа.

Первые черкасовцы начали соревнование по сбору кирпичей, которые можно снова использовать на стройке. В нем участвовали тысячи горожан. В первые месяцы восстановления в двух промышленных районах города было собрано и очищено 15 миллионов кирпичей.

Как и все сталинградцы, жили черкасовцы в самых трудных условиях. Занимали под жилье разбитые вагоны и автобусы. Многие вернувшиеся в город жители поселились в солдатских блиндажах на крутом берегу Волги. Под земляными сводами стояли обгорелые кровати, сушилось на веревках белье, дымились котелки с кашей.

Александра Черкасова завела в бригаде такой порядок. Каждой из работниц вместе помогали оборудовать жилье. Вера Михайловна Тренникова, в то время воспитательница детского сада, вспоминает:

— Я вернулась в Сталинград из эвакуации летом 1943 года. Мне было двадцать лет. Первое время я поселилась на лестничной клетке, кое-как занавесила ее плащ-палатками. Приближалась зима. Надо было мне подыскать другое жилье. Я нашла угол кирпичного одноэтажного дома. Словом, стояли две стены. Сказала об этом подругам. Александра Максимовна через несколько дней привела всю бригаду. Сами мы теперь были и каменщики и плотники. Загородили угол, сделали окна, дверь, подлатали крышу. Можно жить! У меня не было, конечно, ни стола, ни стула. Первым делом мы сбили из досок большой стол, чтобы уместилась вся бригада. Сварили на костре кашу. Пошли шутки, песни. Мы умели радоваться.

— Александра Максимовна умела поднять дух в бригаде,— рассказывает Вера Павловна Хованова.— Видит, все устали. Она сразу нам говорит: «Давайте запоем «Катюшу». И первая запевает. Вечером из детского сада с песней шли работать к Дому Павлова. Любили песню, в которой были такие слова: «Все мы теперь — сталинградцы! Все мы теперь — волгари!» Среди развалин далеко была слышна наша песня. Пели и шуточные, задорные припевки: «Топится, топится в огороде баня...»

Игры в детских садах возрождавшегося города по-своему отражали окружающую жизнь. Однажды Черкасова и ее подруги заметили, что ребятишки играют в строителей. Складывали из кубиков «Дом Павлова». Лепили из песка и глины свои дома, какими они остались в их памяти, «восстанавливали» трамвай.

Женщины заботились и о том, как доставить детям побольше радости, принести праздник в их жизнь. Вот как встречали в детском саду новый, 1944 год.

— Меня нарядили парашютистом,— вспоминала Ольга Васильевна Долгополова,— в руинах нашли шлем, комбинезон, плащ-палатку, даже настоящий парашют. В солдатский вещевой мешок положили печенье и пышки, которые сами испекли. В этом костюме с мешком за плечами я появилась перед ребятами. Сказала им, что прилетела с Урала, только что на парашюте спустилась. Привезла подарки и сладости от уральских мальчишек и -девчонок. Как же были рады дети!

Подарки для детей собирали рабочие Свердловска и Омска, колхозники Алтая и Узбекистана, оленеводы Чукотки, рыбаки Астрахани. Где-нибудь в Сибири или на Урале к воинскому эшелону, отправлявшемуся на фронт, прицепляли вагон, в который грузили одежду, обувь, книги, столь необходимые тем, кто возрождал жизнь на пепелищах.

Из осажденного Ленинграда под огнем прошел эшелон, в котором сталинградцам отправлялись строительные механизмы, электромоторы, типовые проекты зданий, книги. Комсомольцы Кирова передали в дар городу на Волге паровоз, вагон запасных частей, инструменты для железнодорожников, а также посуду для столовых, репродукторы, утюги, сковороды, ножницы. Комсомольцы и молодежь Череповецкой области собрали и отправили в подарок детям Сталинграда много одежды и белья, сотни пар обуви. Рабочие Ашхабадского стекольного завода выпустили сверх плана оконное стекло. В городе Бузулуке молодые рабочие изготовили на воскреснике и подарили сталинградцам 1078 зубил и молотков, 40 табуреток, 25 металлических тазов, 43 кружки, 120 ложек, собрали 120 учебников... Каждый день по восстановленным железнодорожным путям приходили составы, на вагонах которых было написано: «Героическому Сталинграду».

Подвиг возрождения продолжался в цехах и жилых кварта лах города. Летом 1943 года из ворот тракторного завода вышла первая колонна отремонтированных машин, на броне которых читалась надпись: «Ответ Сталинграда». Над разрушенным цехом металлургического завода «Красный Октябрь» поднялось пламя мартеновской плавки. Первая печь выдала сталь для фронта. В конце августа бригада Черкасовой со знаменем в руках поднялась на крышу Дома Павлова. Так женщины отметили завершение работ на этом объекте. Здесь их тогда и сфотографировали для газеты Ключи от Дома Павлова черкасовцы передали жителям.

Они были молоды. Жили надеждами. Каждая из них проводила на войну мужа или любимого. Писали на фронт, ждали писем. Их судьбы были исполнены удивительной душевной красоты.

Осенью 1943 года Ольге Долгополовой довелось встретиться с мужем Федором. Вернулась поздно вечером в свою мазанку на Мамаев курган. Стала растапливать печь. Вдруг услышала стук. Сын Володя открыл дверь, в полутьме даже лиц не увидел. В доме привыкли к тому, что бойцы заходят погреться, увидев дымок над крышей. «Мама! Бойцы просятся к нам».— «Пусти, сынок!» И тут увидела: в комнату вошел ее Федор. Сердце забилось от радости. Бросилась к нему. Вместе с товарищами прямо с поезда он пошел в поселок разыскивать свою семью. Рассказал, что часть, в которой он служил, направили на пополнение. Эти дни короткого счастья среди руин и минных полей Ольга Васильевна всегда вспоминала потом.

Рассказал Федор, как получил от жены письмо из горящего Сталинграда. Однажды Александра Черкасова и Ольга Долгополова вынесли из-под обстрела и перебинтовали тяжело раненного политрука. Он все повторял, приходя в сознание: «Спасибо, сестрицы!» Когда его отправляли на переправу, положили ему в карман гимнастерки записку и адрес полевой почты. Просили, если благополучно переправится через Волгу, отправить письмо Федору Долгополову. Ольга писала: «Дорогой Федя! О нас не бес покойся. Мы живем в щели между нашими сенями и хаткой соседей. Все у нас сделано надежно. На сегодня даже есть вода. Береги себя. Твоя Леля». Письмо это пришло в те дни, когда каждая сводка Совинформбюро начиналась сообщениями о боях на Волге, весь мир был потрясен судьбой героического города, мужеством его защитников. Федор поделился новостями с командиром. Прочитав весточку из сражающегося Сталинграда, командир сказал:

«Смотри, она с детьми на переднем крае. А письмо бодрое. Тебя успокаивает. Гордиться надо такой женщиной! Равняться на нее».

И вот встретились. Федор увидел дом с пробитыми стенами, заложенными кирпичом почти доверху окнами. Приближалась зима. Федор торопился. Он находил в руинах бревна, куски железа. Пилил, строгал. Нарубил дров — хватило до весны. Больше встретиться им не довелось. Весной 1944 года Федор погиб при штурме Сапун-горы под Севастополем.

Война не щадила их надежд, врывалась «похоронками» в землянки. Получила скорбное письмо и Александра Черкасова. Один из жителей Харькова сообщил ей, что в уличных боях погиб ее муж Иван Ерофеевич. Прислал фотографии детей и письма, залитые кровью, которые нашел в кармане гимнастерки Ивана Черкасова. Осталась вдовой и Мария Ивановна Кузубова, мать двоих малолетних детей.

Время не сотрет в памяти поколений величие душевного облика первых черкасовцев. Став вдовами, потеряв отцов и братьев, они не отошли от работы, не замкнулись в своем горе. Надев черные косынки, по-прежнему выходили женщины на стройки города, брали в руки лопаты и мастерки.

Следующим за Домом Павлова бригада Черкасовой выбрала для восстановления разрушенное здание школы. Приближался учебный год. Женщины, пережившие дни обороны Сталинграда, знали, как дети тосковали по учебе. В начале сентября в нескольких классах восстановленного здания уже начались занятия. Школьной мебели не было. Ребята сидели за деревянными длинными столами. А рядом, за стеной, их матери заделывали пробоины, замешивали раствор, штукатурили.

Приближалась зима. Надо было расселить рабочих, ютившихся в блиндажах, палатках, щелях. У каждого металлурга, слесаря, конструктора была теперь еще и строительная профессия, приобретенная в черкасовской бригаде. Каждый заводской цех своими силами восстанавливал жилые дома для рабочих. Работали и по ночам, при свете костров.

Почтальон приносил письма прямо на стройку. На треугольниках адрес: «Сталинград, бригаде Черкасовой».

— Часто получали письма от фронтовиков,— вспоминает Александра Максимовна.— Писали о том, что прочли в газетах о нашей бригаде. Благодарили за работу. Какие это были душевные письма! Расспрашивали нас о том, как мы живем, о детях. Со многими бойцами и офицерами у нас завязалась постоянная переписка.

Однажды вечером на стройку, где работала бригада Черкасовой, пришел молодой лейтенант со звездой Героя Советского Союза на груди.

— Давайте знакомиться. Меня зовут Яков Павлов.

Все женщины спустились с лесов, окружили лейтенанта. Это был тот самый Павлов, чьим именем назвали дом, который они первым восстанавливали.

— Был невысокий, худенький, сероглазый,— говорит Александра Максимовна.— Бросилось в глаза, что он как-то смущается. Кругом собралось много людей. Все мы были взволнованы. Когда Яков Федотович воевал в Сталинграде, был сержантом, а теперь стал лейтенантом. На груди его — планки орденов и медалей, две нашивки за ранения. Он сказал, что видел в газете снимок всей нашей бригады, работавшей в доме, который он оборонял. Узнав о приезде героя, всех нас пригласили к себе жильцы Дома Павлова. Вместе с ним в квартире фронтовика Жукова мы еще раз отпраздновали новоселье. Яков Федотович побывал во всех подъездах, познакомился с жильцами. Перед отъездом подошел к стене и написал: «Дом у Черкасовой принял пригодным для жилья».

Бригада Черкасовой существовала около десяти лет. За эти годы никто из женщин не покинул стройку. Инициаторы патриотического движения помогли восстановить в городе три школы, четыре детских сада, поликлинику, вокзал, несколько жилых домов, сквер, театр, городскую набережную. Наградой трудовому подвигу было чувство причастности к судьбе родного города. Дороже этой награды, считали они, ничего нет.

Славного бригадира строителей Александру Максимовну Черкасову ее земляки избрали депутатом Верховного Совета РСФСР. Как память о днях обороны города и его восстановления хранит она медаль «За оборону Сталинграда».

Настоящие дела сплачивают людей. Многие женщины из бригады Черкасовой стали уже бабушками. Сорок лет не стареет их дружба. Первые черкасовцы часто собираются вместе, помогают друг другу и советом и делом. Выступают с воспоминаниями в школах и на предприятиях. Они по-прежнему ощущают себя бригадой.

Потомкам остаются не только дома, школы и клубы, построенные черкасовцами. В буднях возрождения складывался исторический народный опыт. И хотя со временем само имя — черкасовцы — ушло в прошлое, новым поколениям передается высокое назначение — безвозмездно дарить свой труд родному народу.

В ТЫЛУ И НА ФРОНТЕ, М., Политиздат, 1980.
Публикация i80_339