Эту поразительную способность языка перерождать до неузнаваемости мысль всегда особенно остро ощущала поэзия. Отсюда страстный выкрик Тютчева: "Мысль изреченная есть ложь"; заклинание Мандельштама:

"Останься пеной, Афродита,//И, слово, в музыку вернись..."; титанические усилия Цветаевой разорвать оковы синтаксиса, гениальное корнесловие Хлебникова. По большому счету, вся мировая поэзия в своих высших устремлениях - это драматическая попытка вербальными средствами выразить невербализуемое. И в этом смысле феминизм близок к поэзии.

Не претендуя на то, чтобы в рамках небольшой статьи подробно рассмотреть столь сложную проблему, как "Язык и неизреченное", и связь этой проблемы с родственной ей проблемой "Язык и маскулинизм" я хотела бы лишь указать на некоторые лингвистические ловушки, которые подстерегают любого, кто берется рассуждать о мужчине и женщине, "мужском" и "женском", феминизме и маскулинизме. Замечу сразу: устройство этих ловушек таково, что не угодить в них практически невозможно,

Начнем с невинного обращения: "Уважаемые дамы и господа". Уже эта обычная формула вежливости (причем даже с этикетарным "пропусканием дамы вперед") являет собой пример лингвистического сексизма, т. е. половой дискриминации языковыми средствами. Вряд ли слово

Га6рилян Н. М. - поэт, прозаик, эссеист, президент женского творческого центра "София".

"господа" (единственное число - "господин", т. е. хозяин, владелец) можно считать всего лишь нейтрально окрашенной частью лингвистической оппозиции, только указанием на половую принадлежность. "Господа" - это указание не только на пол, но и на роль, значимость этого пола, его доминирующую функцию. В этом раскладе и "дамы" - знак не только пола, но и иерархической подчиненности. Таким образом, обращение "дамы и господа" - это иерархическая структура, замаскированная под лингвистическую оппозицию.

Примеры подобного сексизма можно проследить во многих языках. В ряде языков понятие "мужчина" обозначается тем же словом, что и понятие "человек", для обозначения "женщины" употребляется другое слово, т. е. "женщина" оказывается не равной "человеку". Даже божественное откровение, дарованное миру через иудаизм и христианство, при нисхождении в язык попало в ловушку его маскулинизированных форм. Так, для обозначения перво-человека, еще не расчлененного на мужчину и женщину, имевшего андрогенную природу, употребляется слово Адам. Но то же самое слово употребляется и для обозначения мужчины, появившегося в результате расчленения райского андрогина. Для обозначения женщины употребляется слово Ева: опять женщина оказывается не .равной человеку. Не вступая в теологический спор по поводу того, была ли Ева сотворена из ребра Адама или же Господь рассек Адама по ребру (что далеко не одно и то же), укажем лит;. на то, что восприятие женщины как некоей производной от мужчины коренится, на наш взгляд, не в самом божественном откровении, а в неготовности языковых форм это откровение воспринять. Ибо даже если Ева была сотворена из ребра Адама, то это означает лишь одно -- она была сотворена из ребра человека, райского андрогина, а не из ребра мужчины, который одновременно с ней тоже был сотворен из человека.

Маскулинно-иерархическая ориентированность языка (заметим в скобках, что сексизм-это лишь одно из его проявлений), деформировавшая божественное откровение, закрепила эту деформацию и тиражировала ее. Поэтому вряд ли стоит удивляться высказыванию Н. Бердяева о том, что "женщина вне связи с мужским не была бы вполне человеком, в ней слишком сильна темная природная стихия, безличная и бессознательная. В женской стихии, отделенной от мужской, нет личности"¹.

Рассматривание женщины как некоей производной от мужчины достаточно отчетливо проступает уже из беглого анализа самого способа образования некоторых грамматических форм (ограничимся русским языком, ибо способы половой дискриминации различны в разных языках). Возьмем слова, обозначающие профессии. Уже в первом приближении выявляются три группы. Первая - когда и мужской и женский род равноправно образуются от одного корня путем приращивания к нему суффиксов и окончаний и мужского и женского рода; художник- художница, певец - певица, танцор - танцовщица, актер - актриса и т. д. Вторая группа - когда женский род образуется от мужского путем приращиванпя к слову, обозначающему профессию, суффиксов и окончаний женского рода: поэт-поэтесса, писатель-писательница, депутат - депутатка, журналист - журналистка. Третья - это слова, или не имеющие женского рода, или женский род которых обозначает не профессию, но жену: архитектор - архитекторша-(?), президент - президентша (?), дирижер - дирижерша (?), композитор - композиторша (?), концертмейстер - концертмейстерша (?) и т. д.

¹ Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989, с. 402.

Сразу бросается в глаза, что первая группа отражает воззрения современного общества на ряд профессий как на равнодоступные и мужчине, и женщине. Вторая же (которая, как и в случае с "дамами и господами", имея видимость равноценной грамматической оппозиции, по сути, являет собой плохо замаскированную иерархию) и третья отражают воззрение общества на женщину как на производное от мужчины и создают определенный психо-лингвистический эффект. "Невинно"-грамматический способ на самом деле оказывается не только средством словообразования, но и мощным идеологическим средством внушения, внедрения в глубины сознания мысли о том, что женщина, занимающаяся вышеперечисленными профессиями, является как бы пародией на мужчину, занимается "не своим" делом. (Оговоримся, что внутри этих групп есть некоторые исключения, но доминируют не они.)

По сути, грамматика неявным образом выражает то же самое, что многие философы высказывают достаточно откровенно. Например, И. Кант: "Женщине, у которой... голова полна греческой премудрости или которая... ведет ученый спор о механике, не хватает для этого только бороды - борода, быть может, еще отчетливее выразила бы глубокомыслие, приобрести которое стремятся такие женщины"². Стремление определять женщину через мужчину, а не через человека или через нее саму - вот многовековая силовая установка маскулинно ориентированного мира. Так, З. Фрейд говорит о комплексе неполноценности, якобы испытываемом женщиной по поводу отсутствия у нее пениса. Но ни в одном исследовании мне не довелось встретить высказываний о том, например, что мужчина испытывает аналогичный комплекс по поводу отсутствия у него развитой молочной железы,

Цепкий, вязкий лингво-культурологический контекст прочно держит под своим контролем женщину, ввергая ее в лунное (почти что лунатическое) состояние относительно мужчины, разными способами - от грубых до утонченных - внушая ей мысль о ее ролевой предопределенности. При беглом вглядывании в русский язык я обнаружила лишь одну профессию, которая грамматически имеет женский род и не имеет мужского. Это профессия проститутки*. Думаю, что это не случайно, но предопределено всеми высказываниями философов, которые на протяжении веков на разные лады муссировали мысль о том, что мужское начало якобы есть олицетворение Логоса, Духа, а женское - не что иное, как Природа, Стихия, Материя. Мужское определяется ими как начало активное, женское - как пассивное, т. е. требующее (и якобы жаждущее) испытать на себе активное воздействие мужского начала. Этот псевдодемиургический, а по сути, инструментальный подход к женщине имеет многообразные оттенки - от стремления "возвысить" до стремления "изнасиловать" ее.

Одним из достаточно расхожих мифов является миф о женщине как существе, более "половом", нежели мужчина. "Сам по себе мужчина менее сексуален, чем женщина. У женщины нет ничего не сексуального, она сексуальна в своей силе и в своей слабости, сексуальна даже в слабости сексуального стремления"³. "По сравнению с лицами мужского пола природа... наделила женщин более горячим темпераментом и более глубокой чувственностью"⁴. И если у Бердяева женская "гиперсексуаль-

² Мир и Эрос, Антология философских текстов о любви. М., 1991, с, 199.

^* " Поднапрягшись", можно вспомнить еще такие профессии, как "няня", "горничная", "швея", может быть, еще какие-то, но само напряжение, которое при этом испытываем, достаточно симптоматично.

³ Бердяев Н. А. Указ. соч., с. 408.

⁴ Маркиз де Сад „Философия в будуаре". Цит. по: Мир и Эрос, с. 118, 117.

ность" вызывала ужас, то мысли маркиза де Сада она направляла в другое русло: "...женщины существуют с той целью, дабы доставлять. наслаждение всем, а не обеспечивать привилегированное и эгоистическое счастье". "Закон должен обязать женщин заниматься проституцией, если они сами этого не желают"⁵. Если снова вернуться к лингвистике, то мы увидим, каким образом на лексическом уровне женщине предписывается роль пассивного

сексуального объекта, а мужчине - активного субъекта; "она ему отдалась", но "он ее взял". Примеров лингвистического сексизма множество. Причем одни из них достаточно явные; другие менее очевидны, но не менее "опасны"; третьи так хорошо замаскированы, так тонко мимикрированы, что попадающий в ловушку даже и не осознает, куда он угодил. Кстати, в последней фразе я уже угодила в ловушку, и такой ловушкой оказались слова "попадающий" и "угодил" - не сами лексемы, но их грамматические формы. Говоря о возможности попасть в ловушку, я не имела в виду, что в нее попадают только женщины, намереваясь вести речь о представителях обоих полов ("обоих" - опять ловушка: пол -слово мужского рода, и мы вынуждены говорить "обоих", а не, скажем, "обеих"). Но особенности языка таковы, что для обозначения обобщенно-полового одушевленного принято употреблять, как правило, мужской род. Это просматривается на уровне причастий, глаголов прошедшего времени, числительных, множественного числа существительных и т. д. Эта тенденция "выталкивать" женщину из многих грамматических форм, тем самым тщательно дозируя ее присутствие в языковом пространстве, по всей видимости, оказывает на психику более устойчивое воздействие, нежели грубые виды дискриминации, и проникает в более глубокие пласты именно в силу своей неочевидности.

Закрепляя и предписывая (в более жесткой или более гибкой форме) иерархию как основной вид взаимоотношений между полами, лингво-культурологичекое пространство осуществляет диктат по отношению не только к женщине, но и к мужчине, игнорируя их личностные качества, желания, устремления и формируя "стандартизированные представления о моделях поведения и чертах характера, соответствующие понятиям „мужское" и „женское"⁶ Авторы цитируемой статьи, обобщая опыт ряда западных исследователей, убедительно показывают, к каким трагическим последствиям (психологического и социального характера) и для мужчин, и для женщин приводит подобная антиперсоналистическая иерархически-силовая установка.

Так кто же играет и мужчиной, и женщиной, втискивая их индивидуальности в ролевые русла, устремляя их энергию в искусственные каналы? Кто дергает за веревочки, кто кукловод? И тут мы вплотную подходим к тому, чтобы попытаться раскрыть такое явление, как "маскулинизм", которое, будучи на первый взгляд союзником мужчины, якобы обеспечивающим ему господствующее положение по отношению к женщине, на деле оборачивается диктатом над обоими полами. В этом смысле маскулинизм - это некий безличностный регулятор человеческих отношений при помощи силовых методов. (Определение это недостаточное, но примем его пока за рабочее, по мере надобности дополняя его.) Женская дискриминация-.это лишь одно (но весьма существенное) из проявлений маскулинизма, который только мимикрирует под мужское начало, только "притворяется" им.

Поскольку маскулинизм искусно маскируется под "мужчину" и "мужское" (весьма преуспев в этом и убедив в такой псевдосамоидентификации

⁵ Там же.

⁶ ВоронинаО.А., КлименковаТ.А. Гендер и культура, "Женщины и социальная политика". М., 1992, с. 16.

и мужчину, и женщину), то и феминизм воспринимается многими как женское движение, якобы имеющее своей целью борьбу с мужчиной или в лучшем случае - с мужским господством. Действительно, на сегодняшний день феминизм имеет обличие преимущественно женского движения, хотя уже можно говорить о мужчинах-феминистах, независимо от того, называют они себя так или нет и осознают ли себя в таком качестве. Но феминизм борется не против мужчины, а за него, имеет своей целью не заменить мужское господство женским, а нечто иное. Ибо смена знака произвела бы только рокировку внутри иерархии, но мало что изменила бы в самом принципе иерархизма. Единственная сторона, которая в этом случае оказалась бы в выигрыше,- это опять же маскулинизм, который "заинтересован" в том, чтобы отвести энергию глобального явления в узкое и безопасное для себя русло.

Маскулинизм - это способ фантомизации человеческой личности путем вовлечения ее в многоступенчатые иерархически-ориентированные структуры, способ превращения человека в пучок дифференциальных признаков с последующим провозглашением одного из них в качестве приоритетного. Тем самым человеческая личность превращается в придаток к какому-то одному из собственных же. признаков. В частности, существует сильнейшая установка рассматривать женщину как придаток к ее детородной функции. Способность к деторождению модифицируется в тезис о якобы природной предопределенности женщины. Отсюда, кстати, и отождествление мирового женского начала с Материей, зачинающей от мужского начала - Логоса. Вопрос о космогонии пола - глубочайший из вопросов, но подобный подход представляется нам чрезмерной социозооморфизацией Космоса.

Так что же такое феминизм? Борьба женщин за равноправие? Отчасти да. Но только отчасти. И часть эта, хоть и небольшая, но достаточно острая, как особенно острой является верхушка айсберга. Феминизм - это Атлантида, всплывающая из глубин, куда она некогда была вытеснена. Контуры и рельефы этого гигантского материка пока еще не совсем просматриваются, и хотя некоторые подводные части уже близки к поверхности и вроде бы доступны взгляду, нет никакой гарантии, что водная среда, сквозь которую мы вынуждены их созерцать, не искажает истинного вида всплывающей суши. Но действительно ли мы вынуждены смотреть на подводные части материка только сквозь призму воды? Нет ли иных способов? Есть. Нужно нырнуть под воду. Настолько глубоко, насколько у ныряющего хватит для этого дыхания. И, возможно. там, под водой, прикоснувшись к камням, он испытает то, что Мандельштам называл "выпуклой радостью узнаванья", и поймет, что это камни его прародины. Впрочем, говорить о суше он все равно будет вынужден на языке воды, т. е. говорить о феминизме на маскулинизированном языке.

Тем не менее, памятуя о законе аберрации, неизбежно в этом случае вступающем в силу, мы все же попытаемся передать некоторые свои ощущения от "подводного путешествия". Основное ощущение, которое мы из него вынесли,- это то, что феминизм не есть "женское движение", хотя на сегодняшний день выступает именно под этим обличаем. Более того, феминизм вообще не сводим к проблемам пола. Нечто иное пытается быть явленным миру через феминизм.

"Это яблоко не красное, а круглое". Подобное высказывание принято считать типичным образцом "женской логики". "Нет ничего парадоксальнее женского ума,- утверждал лермонтовский герой, весьма невысоко оценивая эту "парадоксальность",- ... чтобы выучиться их (т. е. женщин.- Н. Г.) диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики... Что если когда-нибудь эти записки попадутся на глаза женщине? - Клевета, закричит она с негодованием"⁷.

Постараемся не закричать "клевета" и отнестись с вниманием к этому высказыванию. Действительно, если смотреть на фразу "это яблоко не красное, а круглое" сквозь призму школьной логики, т. е. логики антиперсоналистической, ориентированной на восприятие того, что сказано, а не кто говорит, то фраза эта является "неправильной", т. е. не подчиняющейся неким правилам. Но кто же "заинтересовав" в том, чтобы следовали именно этим правилам? Маскулинизм. Ибо из "красного и круглого" невозможно выстроить иерархию, достаточно убедительную для всех. И маскулинизму здесь негде "пристроиться". Но действительно ли эта логика есть проявление именно женского менталитета? Конечно же, нет. Народная поэзия просто изобилует примерами, которые именно "опрокидывают все школьные правила логики". Например: "Он на пегой на телеге,//На дубовой лошади". "Ехала деревня//Мимо мужика", "Баба ехала верхом,//Развалясь в карете". К. Чуковский цитирует такие стихи, сочиненные детьми разного пола: "Дам кусок молока//И кувшин пирога". "Бабочка ползучая,//Таракан летучая" и т. д. "По какой-то непонятной причине,- пишет он,- ребенка влечет в этот "перевернутый мир", где безногие бегают, а вода горит, а лошади скачут на своих ездоках..."⁸.

Не углубляясь в анализ всех причин подобного влечения, заметим лишь, что приведенные примеры свидетельствуют о существовании потребности выйти за пределы мировой данности. Тем или иным способом.

Не ставя пока своей целью оценить именно эти способы, хочу отметить, что в самом этом порыве есть нечто родственное феминизму. В глубинных своих пластах феминизм - это устремление к иной реальности, более высокого порядка, нежели та, в которой мы вынуждены пребывать. Быть может, к той реальности, где цвет включен в звукоряд, запах - в цветовой спектр, звук - в палитру запахов, где голос может быть мохнатым, жест - багровым, цвет - шершавым, изгиб - певучим, мысль - квадратной. Где, взглянув на детский рисунок, взрослые, так же как и Маленький Принц у Экзюпери, сразу поймут, что на нем изображен удав, проглотивший слона, а вовсе не шляпа. Ибо логика восприятия будет иная.

Кстати, говоря о "женской логике", в качестве ее иллюстрации часто приводят такое якобы "типично женское" утверждение, как "дважды два - не четыре, а пять". Но ведь совершенно головокружительное учение о Пресвятой Троице тоже находится явно не в ладах со школьными правилами математики, утверждая, что один равняется трем. То есть указует нам на реальность иного плана, не могущую быть воспринятой и выраженной в рамках той логики, которую принято считать "мужской". Хотя, по сути, логика эта не мужская и не женская, а маскулинистская.

Феминизм - это устремленность к другому мышлению, другому сознанию, способному воспринять многомерность мира не в дробности, а в целокупности, к мышлению не оппозиционному. Ибо оппозиции: объект- субъект, внешнее-внутреннее, предмет-идея предмета, физическое- трансфизическое, "этот мир"-"тот мир", целое - частное и т. д.- коренятся не в самом бытии, а в особенностях нашего маскулинизированного сознания, привыкшего "работать" на плоскости, но совершенно не

⁷ Лермонтов М. Ю. Избранные произведения. М., 1957, с. 613.

⁸ Чуковский Корней. От двух до пяти. М., 1958. с. 229.

срабатывающего, когда мы входим в соприкосновение с реальностью иного порядка. Феминизм - это стремление выйти за пределы плоскости, но не геометрическим путем, ибо маскулинизму тоже ведомо понятие объема, но объема, образованного в результате взаимоналожения и взаимопересечения плоскостей.

Маскулинизм - это силовой (а точнее - насильственный) метод в науке, искусстве, политике. В науке - это прометеевский порыв взять небо штурмом, в искусстве - стремление "разъять музыку, как труп", в политике - рассматривать^: человеческие индивидуальности как материал для осуществления тех или иных целей (цели могут быть разными, но подход - один и тот же). Силовые методы познания мира, как правило, выражаются в рассечении, расчленении (материальном или ментальном), в стремлении вырвать у предметов и явлений их тайну. Но признания, вырванные под пыткой, чаще всего оказываются ложными.

Маскулинизм - это привязанность к частному, дробному; это попытка сложить из множества этих частных некое общее, как андерсеновский Кай безуспешно пытался сложить из ледяных осколков слово "Вечность".

Маскулинизм а-космичен, но не в смысле отсутствия интереса к Космосу. Интерес может быть как раз весьма жгучим, но это интерес вивисектора к препарируемому, экспансиониста - к еще не освоенной территории.

Одновременно, как мы уже говорили, маскулинизм антиперсоналистичен.

Маскулинизм в медицине - это когда один врач лечит глаз, другой - ухо, третий - пятку, но никто не лечит человека.

Маскулинизм в психологии - это распластование психики, подход к ней как к некоему домику из кубиков.

Маскулинизм в религии - это перенесение земных тюремно-палочных представлений на область небесного, Здесь мы вплотную подходим к такой важной и обширной теме, как "Маскулинизм и грехопадение", которая будет рассмотрена нами более подробно в отдельной статье, но которую мы не можем хотя бы не обозначить. Поскольку маскулинизация сознания, диссоциация и фантомизация человеческой личности, утрата райской целокупности являются результатом именно грехопадения, как его понимают многие богословы, мистики, религиозные философы. Так, например, В. Лосский в работе "Догматическое богословие" пишет о том, что после грехопадений "дух начинает паразитировать на душе... Душа, в свою очередь, становится паразитом тела... И, наконец, тело становится паразитом земной вселенной..."⁹, т. е. не только вовне, но и внутри человека начинают действовать законы иерархии, основанной на угнетении (в отличие от ненасильственной благодатной иерархии, в которой "дух должен был жить Богом, душа - духом, тело - душой"). Кстати, в отличие от Бердяева, в ужасе которого перед женщиной все время ощущается (хотя и в тонкотрансформированном виде) отголосок расхожих представлений о том, что все мы якобы страдаем за грехи праматери нашей Евы, Лосский не склонен перекладывать всю ответственность на Еву и отнюдь не симпатизирует тому факту, что Адам, уличенный во вкушении запретного плода, пытается отказаться от своей ответственности, обвиняя во всем жену. При этом Адам дерзко подчеркивает, что эту жену ему дал Бог, в конечном счете возлагая ответственность за свое грехопадение на самого Создателя.

Если немного развить мысль Лосского, то Адам-мужчина обвиняет Бога в том, что тот не создал его марионеткой, а даровал свободу выбора. Заодно он косвенно как бы упрекает Создателя в том, что причиной его грехопадения (вкушения плода от Древа познания добра и зла) является сам факт половой дифференциации, которую осуществил

⁹ Цит. по: "Мистическое богословие". Киев. 1991, с. 307.

Господь. Возвращаясь к Лосскому, надо сказать, что несколькими. страницами раньше в этой же работе, он, опираясь на мнения таких авторитетов, как св. Григорий Нисский и св. Максим Исповедник, отвергает связь между половым разделением человека и его грехопадением. Лосский утверждает, что, разделив человека на мужчину и женщину, Бог тем самым как бы создал некое превентивное средство на случай, если грехопадение все же свершится и падший человек, утратив свою "райскую телесность?, оденется в "кожные ризы", т. е. впадает в нынешнее "грубое биологическое состояние". Иными словами, станет смертным и будет вынужден защищаться от своей биологической смертности при помощи пола, т. е. биологического размножения. Отвергая причинно-следственную связь между поляризацией полов и грехопадением, Лосский остроумно замечает: "Так дают спасательный круг путешествующему по водам, отчего он вовсе не обязан бросаться за борт"¹⁰.

"Христианство и женщина" - вопрос очень тонкий и сложный, требующий не поверхностного подхода на уровне цитирования отдельных мест из Священного Писания, но как можно более глубокого проникновения в дух вероучения. (И в этом смысле все вышесказанное нами является только указанием на существование самой проблемы, но отнюдь не претензией на ее разрешение.) Обвинения, которые иногда выдвигают в адрес христианства, говоря о его антиженском характере, при ближайшем рассмотрении могут оказаться очередной ловушкой, в которую "обвиняющие" попадают, устремляясь на манок маскулинизированных интерпретаций, пытающихся (и нередко в том преуспевающих) использовать Священное Писание в целях женской дискриминации. Но должно научиться отличать Благую Весть Христа от тех толкований, которые дает ей Великий Инквизитор. Ведь в своих глубинных устремлениях (может быть, и не всегда осознаваемых) феминизм очень близок к тому смыслу, который христианство вкладывает в слово Преображение. Этим высказыванием я никоим образом не хочу проявить какое бы ни было неуважение к других религиям, поскольку полагаю, что и они требуют более глубокого осмысления и "немаскулинистского" прочтения.

Является ли феминизм противоположностью маскулиннзму? Феминизм не противоположен маскулиннзму, но внвположен ему. Встать только в оппозицию к маскулинизму - означало бы попасть к нему в отрицательную зависимость. Например, на уровне пола это выразилось бы (да порой и выражается) в желании дать определения "мужскому" и "женскому" прямо противоположные тем, которые мы уже приводили, т. е. в желании создавать противомифологемы. Например, утверждать, что мужчина более "половое" существо, чем женщина, выводить мужскую псргхику из факта отсутствия у него молочной железы или утверждать, что мужское начало есть Материя, а женское - Дух. Игра в перевертыши (напомним, что современная психология рассматривает игру как важный элемент человеческой жизни) может быть весьма продуктивной на уровне тактическом как указание на несостоятельность "мужской;" мифологемы, выполнять такую же важную функцию, какую выполняет пародия по отношению к пародируемому. Но на уровне стратегическом перевертыши и противомифологемы могут оказаться ловушкой и новой несвободой. Именно по этой причине внеположность, а не противоположность - самая правильная позиция феминизма в отношении к маскулинизму. Иными словами, если в верхних своих слоях феминизм может быть противопоставлен маскулинизму, то в глубинах они столь же различны, как красное и круглое.

¹⁰Там же, с. 301.

Н. Габриэлян, 1993