И.Ж.: Для меня как философа тема женского является незаменимым местом размышления по двум основным причинам: во-первых, это проблема моей собственной идентификации как женщины, занимающейся философией (как известно, "настоящая" философия во все времена - это привилегия мужчин), и, во-вторых, из-за непроработанности и консерватизма профессиональной философской среды в том, что касается связи философии с современностью: отечественная философия сегодня - как и всегда - оказывается связанной с современностью в наиболее банальной форме - форме "политического" комментария к произвольным действиям власть придержащих. Феминистская философия представляется мне возможным вариантом иного использования понятия "политического" - как одновременно утопического, но не безнадежного способа высказывания о той "радикальной имманентности", о том очередном "настоящем моменте", в который мы сегодня - как и всегда на этой территории - погружены.

И.Ж.: При ответе на этот вопрос мы сталкиваемся с философской проблемой непереводимости различных языков культуры, в данном случае, американского и отечественного научных языков. Гендер - это пол, но в социальном, а не в биологическом контексте. Гендерные исследования - это исследования различных аспектов женского и мужского различия. Я имею в виду различие не "одного" от "другого" (например, женского от мужского или наоборот), но различие как структуру. Обычным предметом гендерных исследований является исследование женских и мужских особенностей мышления, поведения, языка, психологии, экономического поведения, политического участия и участия в культурной традиции; женская и мужская литература, искусство и т.п. В харьковском Гендерном Центре (аналогичные исследовательские организации в СНГ существуют в Москве, Санкт-Петербурге, Иваново, Твери) сотрудничают исследователи (женщины и мужчины), которые в своей научной работе затрагивают те или иные аспекты гендерной проблематики. Основной исследовательской задачей Гендерного Центра является, таким образом, не зависимый от господствующей патриархатной идеологии в Украине анализ гендерных аспектов человеческой жизни; также Центр занимается публикацией работ классиков западного феминизма и социальной поддержкой женских общественных инициатив. При Центре существует издательство, которое уже опубликовало и подготовило к публикации несколько книг и журналов, с классическими и современными феминистскими работами по философии, социологии, политологии, которые раньше были абсолютно недоступны нашему читателю. Цель Лаборатории Гендерных Исследований - попытка введения в университетскую образовательную систему учебных курсов по гендерной проблематике. Сегодня в Харьковском университете и нескольких других вузах города студентам уже читаются факультативно такие курсы, как "Введение в гендерные исследования", "Философия феминизма", "Социология гендера", "Женское движение в Украине: гендерный аспект".

И.Ж.: Феминизм я понимаю как форму социального критицизма, а именно, критику оснований власти. Эту задачу не выполняет в Украине ни одна из политических партий, строящихся на тех же основаниях тотального телесного насилия, что и аппарат государства. Пока не будут прояснены и названы неопределенные условия манипуляции современной украинской власти процессами распределения собственности и ресурсов, а также формирование новых форм политического и экономического неравенства, никакие "другие" проблемы не только невозможно решить, но хотя бы приблизиться к их разрешению.

И.Ж.: "Политическое бессознательное" - понятие, введенное в оборот американским философом Фредериком Джемисоном. Оно обозначает одновременно следующее: приоритет символической реальности над тем, что мы привычно обозначаем словом "реальность", и указание на коллективный характер структур бессознательного (в отличие от фрейдовского индивидуального бессознательного). Мое использование этого понятия с добавлением к нему доминанты "женского" выражает стремление проблематизировать то, что в украинском женском движении представляется, по видимости, очевидным, но чему еще только предстоит сформироваться: женский субъект. Поэтому, как я хотела показать в книге, в женском украинском движении и произошла бессознательная подмена ценностей женской индивидуальности и свободы более абстрактными задачами построения нации-государства, а также стало возможным политическое манипулирование властью женскими инициативами... Мой анализ не имеет ничего общего с традиционным психоанализом, основанным на бинарной теории субъективности: сознательное и бессознательное. Метод, применяемый в книге - это феминистский психоанализ (его аналогом в постмодернизме является метод шизоанализа), который возникает на Западе в 70-ые годы и направлен на исследование доэдипальных структур человеческой психики массового, коллективного типа.

И.Ж.: И в литературе, и в политике меня интересует ситуация трансгрессии (преступания репрессивного запрета), с которой, собственно, и связан любой вид творчества. При этом я не отождествляю, как это делает, например, Борис Гройс или многие американские философы-постмодернисты, позицию писателя и политика в тоталитарных обществах: трансгрессия пишущего замыкается все-таки кругом языка, даже если это связано с персональной автодеструкцией, в то время как трансгрессивное деструктивное действие тоталитарного или постсоветского политика не охватывается никаким языком (и поэтому влечет за собой человеческие жертвы).

И.Ж.: Естественно, я "хорошо отношусь" к женской литературе - особенно к той, которую Тынянов называл "второсортной". Я люблю женское письмо за то, что оно децентрировано и не укладывается в строгие рамки литературных канонов и жанров, открывая тем самым возможность для путешествия вашего воображаемого... В нем много повторений, задержек, мелочей, отступлений, глупостей, обрывов, опять мелочей - целый другой мир, воплощенная метафора "друговости", конституирующая нас как субъектов.

И.Ж.: В современной философии после Ницше понятия письма и сексуальности тесно связаны, если под сексуальностью, следуя Мишелю Фуко, понимать не события и объекты внешнего мира, но гетерогенные дискурсивные практики, через которые люди воображают себе свою субъективность. Лакан, в отличие от Фуко, считал, что сексуальность - это отнюдь не дискурсивные или символические конструкции: напротив, она возникает в той точке, где символизация невозможна - в точке травмы.

В этой точке травмы возникает также и письмо.

И.Ж.: Действительно, постсоветский интеллектуал потерял сакральное место наслаждения своей исключительностью в советской системе, функционировавшее одновременно как место власти, и попытался восполнить нарушение механизма наслаждения участием в "большой" постсоветской политике. Вы помните, конечно, массовый поход интеллектуалов в политику или "политические исследования" в конце 80-х - начале 90-х годов как в Москве, так и в Киеве, который закончился для них, в основном, плачевно. Причиной этих неудач во многом явилось то, что радикальное интеллектуальное высказывание зачастую означает нулевое действие, а современный режим власти, как режим силы, в котором одни выживают, а другие становятся жертвами, напротив, окончательно аннигилировал ценность и пафос политического высказывания и его традиционных носителей.

К сожалению, различие между женщинами и мужчинами-политиками в современной Украине заключается только в месте, которое они занимают в иерархической системе власти. Большинство из них своей бутафорской ролью лишь конспирирует происходящий под бдительным оком государства процесс распределения собственности и ресурсов в пользу очень немногих. Если на Западе гражданское общество выделяет из себя политические партии как способ адаптации к меняющимся условиям существования, то у нас все так называемые политические действия происходят по причинам, не имеющим ничего общего с сознательным и осмысленным участием граждан. Граждане нового "независимого государства" формируются теперь аппаратом национального государства без их непосредственного участия, так как власть не может уже позволить себе, как в советские времена, роскошь содержания "государственного народа" как "новой исторической общности". Доведенный до отчаяния народ, поглощенный элементарным выживанием, окончательно деполитизирован. Сравнение с западным типом политик - в том числе, феминистских политик - абсолютно не коррелирует с этой ситуацией...

Нет, у меня никогда не было намерения активно участвовать в такого типа политике: задача феминистских политик заключается в реализации альтернативных политических стратегий.

И.Ж.: В Америке я заканчиваю работу над исследовательским проектом, связанным с анализом положения женщин в современной Украине, и продолжаю другой, связанный с анализом женского аффективного опыта в культуре русского модернизма. Печальным парадоксом моей исследовательской ситуации является то, что только здесь мне доступна не только западная феминистская научная литература, которая у нас в принципе отсутствует, но и современная литература на украинском и русском языках, а также книги прошлого века и эмигрантская литература. Кроме того, я тесно вовлечена в различные виды деятельности программы женских исследований Корнелльского Университета: лекции, семинары, женское кино, женское искусство. Такие программы (women's studies programs) существуют практически во всех крупных американских университетах и предлагают студентам (женщинам и мужчинам) магистерские и докторские степени по этой дисциплине. Американское правительство и университетские власти, как правило, поддерживают эту форму альтернативного образования, науки и культуры, без которой сегодня невозможно представить существование демократии западного типа. Корнелльский Университет, который принадлежит к так называемой IVY-Лиге или к числу восьми лучших университетов США, в осеннем семестре предложил студентам 34 курса по женским исследованиям (Гарвард, например, 64 курса). Приведу несколько примеров названий курсов: "Феминизм и философия", "Феминисткая эпистемология", "Женщина и письмо", "Социальные конструкции пола", "Феминизм: государство и общественная политика и т.п. Существует здесь также специальная программа "Гей и лесбийские исследования".

И.Ж.: Америка, прошедшая в 70-е годы всеобщую феминизацию, сегодня находится, скорее, в ситуации пост-феминизма: стратегии женского на разных уровнях социальности реализуются не в русле отстаивания гендерной идентификации и связанной с ней проблемы социальных и юридических прав, а в русле поисков гендерного различия (и, соответственно, права на различие). На мой взгляд, современная практика американского постфеминизма в конце века оказалась неожиданным образом тесно связанной с теориями французского феминизма 70-80-х годов, хотя в предществующие два десятилетия находилась в оппозиции к ним. Одновременно остро ставится задача "подрыва" институций власти изнутри этих институций - даже таких, как армия и церковь (не говоря о структурах государства).

Что касается первоначального феминисткого импульса, то в Америке он был направлен против инструментального и объектного использования женского тела, потребляемого как товар. В отечественной культуре феминизм должен иметь другие основания, так как здесь мы имеем дело с другим типом мизогонии, при котором женское тело было минимально инструментализировано кодами товарности как объект потребления, зато максимально задействовано как центр символической общественной связи (Родина-Мать, Нация-Мать). Потому если к концу 20 века американский феминизм ищет новые - в том числе мультикультурные и интерсубъективные - технологии субъективной реализации, то украинский феминизм находится еще только перед лицом формирования кодов женской субъективности там, где в законе бесконечного насилия никто и ничто не имеет права быть равным самому себе.

И.Ж.: В будущем я собираюсь продолжать свою исследовательскую и преподавательскую работу. Сейчас я пишу новую книгу о женских драмах и переживаниях в культуре конца 19 - начала 20 вв., которая называется "Страсть " и в которой я пытаюсь ответить на вопрос, каким образом в культуре сконструировано то, что после Достоевского обозначается "загадочной женской славянской душой". Это своеобразная археология мужского взгляда на женщину, закрепленного русскими и украинскими классиками. В книге женские переживания и аффекты рассматриваются с точки зрения десяти библейских заповедей - "не убий !", "не укради!" - по принципу их осуждения официальным дискурсом в обществе и культуре... Надеюсь, что эта книга также найдет своего читателя.

И.Ж.: Закончу на отрезвляющей ноте.

Феминизм - это, как известно, не изобретение отдельных женщин, но естественный конструкт демократической/западной модели социальности. Однако, по мнению теоретиков современного феминизма, либеральная модель демократии есть иная - "надзорная", по словам Мишеля Фуко, форма власти. Именно ее предлагают нам сегодня как готовый продукт, прошедший испытания в условиях Запада и способный разрешить наши проблемы, не разрешив при том проблемы тех, кто нам ее предлагает. И если есть будущее у такого типа демократии в Украине, то есть будущее и у украинского феминизма.

Открытым - как и всегда в отечественной традиции - остается вопрос о том, есть ли у нас шанс "своего"/ "иного" пути развития и может ли эта рабочая утопия "иного пути" быть для нас конструктивной.