На этой конференции присутствует довольно представительная группа исследователей из Санкт-Петербурга. Это социологи, историки. Я бы сказала, что Санкт-Петербург является одним из центров гендерных и женских исследований. Но мы обладаем определенной спецификой, ибо в круг интересов петербургских исследователей входит культурология, этнография, фольклор и менее всего экономические проблемы. Мне кажется, что мы поделили сферу влияния с Москвой и с другими центрами.

Здесь присутствуют Елена Здравомыслова, которая возглавляет гендерную проблематику в Центре независимых исследований (там уже проведено большое количество самых разнообразных исследований), Александр Клецын (Институт социологии), только что завершивший блестящее исследование, Петербургский центр гендерных проблем и кризисный центр.

Очень коротко остановлюсь на проблемах, с которыми мы сталкиваемся, - взгляд изнутри. Прежде всего, у нас категорически отсутствует не только общая методологическая база или методический уровень для комплекса наук, которые объединены одним понятием. Допустим, гендерные или женские исследования (мы еще действительно не определились, как все сказали, в этой разнице, и каждый имеет свое представление), но у нас даже в отдельно взятой науке, например, в социологии, тоже имеются большие проблемы, связанные с отсутствием понятий, которые могут быть использованы.

Западные методики, западный опыт практически не применим для серьезного изучения российской действительности и положения женщин в нашей стране. Почему? Это проблемы общего характера. У нас, во-первых, отсутствует гражданское общество, во-вторых, резко выражен тоталитарный, патерналистский тип государства с ярко выраженным милитаристским уклоном. Наконец, очень важное место занимают традиции аграрного характера народной культуры, которые до начала 20 века были подавляющими на территории России, а в течение 20 века подверглись трансформации, но не исчезли, на мой взгляд, а даже где-то в каких-то формах сохранились в разных явлениях. Ведь они подразумевают многофункциональность деятельности женщин, ритуальность ее функций, родовую семью и т.д. Если все эти вопросы мы не будем учитывать, то мы получим искаженные данные.

Кроме этого, нужно иметь в виду, что российские женщины подверглись невероятным социальным перемещениям и социальным катаклизмам: миграции, войны, резкая смена типа общественного производства, причем революционным образом, и каждый раз женщина была одним из объектов воздействия. Кроме того, надо иметь в виду, что женщины были одним из самых активных субъектов освоения новых территорий и пространства, которое влечет за собой резкие культурные изменения.

Проблема методологии и понятийного аппарата стоит в связи с великим и могучим русским языком. Мы практически имеем очень многослойный образный язык, и в данной ситуации отсутствуют социолингвистические исследования, которые посвящены не только переводу языка с мужского на женский, но и с английского на русский. К этому приплюсовываются наши традиции великой философской религиозной мысли дореволюционного периода плюс сильное влияние немецкой классической философии с ее методологией и идеей утопического социализма (тоже с определенной методологией). То есть мы имеем "кашу" понятий, которую нужно привести в строгую систему. Для этого необходимы глубокие социолингвистические исследования.

Женщину нельзя вырвать из общих процессов сегодняшнего дня: полная неопределенность ситуации, плохие демографические тенденции, связанные со здоровьем именно женщин и детей, реальная смертность мужчин, не учитывать которую мы не можем при проведении любого направления исследований; очень мало обращается внимания на тенденции люмпенизации населения, в том числе женской части, и криминализации, в которой женщина стала и объектом и субъектом этой криминализации.

В России отсутствуют две принципиальнейшие вещи, которые во многом определяют все остальное в отношении положения женщин. Это, во-первых, традиции владения частной собственностью (ее не было, между прочим, до революции практически у тех, чьими потомками мы являемся), а именно на землю!, поскольку была общинная собственность. Во-вторых, в России никогда не стояла, не стоит и очень сомневаюсь, что в ближайшем будущем будет стоять, проблема соблюдения прав человека. Она не озвучивается ни на каком уровне. Общественным мнением правозащитники воспринимаются либо как диссиденты, либо как люди, которым делать нечего - вот они и защищают неизвестно какие права и неизвестно какого человека. Что же тогда говорить о правах человека-женщины! В Петербурге практически ничего не слышали о Пекинской конференции, а если и слышали, то спрашивают: "А как Китай? Как китаяночки?" В Петербурге не знают, о чем шла речь на конференции.

Одним из важнейших направлений гендерных исследований и деятельности женских организаций должна стать социальная экспертиза законодательства, социальной практики на предмет соблюдения международных стандартов в области соблюдения прав человека женщины и деятельность по их защите, формирование Института правового представительства.

Два слова о женском движении. Чрезвычайно принципиальна связь исследовательских групп с практиками феминистского движения, так как они - изгои. Если феминистка, значит это пятая колонна (к сожалению, это общий распространенный взгляд на вещи) или какие-то легкомысленные люди - с серьезными намерениями это никак не связывается. Многие женские организации имеют один из трех стимулов: либо материальный (и на этом все держится), либо декларационный или третье - объединение по поводу решения одной какой-то проблемы, например, дети-инвалиды. Ориентацию на серьезные исследования имеют только феминистские организации, поэтому именно они нуждаются в интеграции и содействии.