Мое сообщение будет состоять из четырех частей.

Сначала я скажу о той ситуации, в которой возникли гендерные исследования, затем о том, что представляет собой гендерная критика науки как таковой, затем об

особенностях положения, сложившегося с гендерными исследованиями в России и,

наконец, о непосредственных задачах, которые мы можем ставить себе на этой конференции.

Итак, в России возникли гендерные исследования. Как это получилось? Какие обстоятельства к этому привели? Попытаемся, прежде всего, назвать хотя бы некоторые.

Как Вы все знаете, в конце 80-х - начале 90-х годов в России начала развертываться некая новая социокультурная ситуация. Поначалу ее интерпретировали в соответствии с имеющимися к тому времени средствами осмысления... Имели какие-то представления о свободе и тоталитаризме - начали ими пользоваться для объяснения новых обстоятельств. Имели место некоторые представления о развитой Америке и менее развитой России, применили и их. Были представления о различиях между капитализмом и социализмом - и они пошли в ход. Когда попробовали работать с этими средствами мышления, то стало понятно, что они по сути дела не работают. Тогда появились основания думать, что причины современного кризиса кроются не столько в сфере политике или в недостатках определенной общественной формации, а лежат глубже - в самом типе современной культуры. Возникающие в нашей стране гендерные исследования реализуют именно эту позицию.

Это была одна линия, приводящая к необходимости появления гендерных исследований здесь и теперь. Параллельно с этим, однако, шел другой процесс. На волне расшатывания старых условий существования развертывались различные социальные инновации, в том числе и новые социальные движения. Возникновение женского движения было среди них не из последних по порядку и по значимости. Как показывает практика мирового развития, без оформления социальной необходимости требований переосмысления новые сдвиги в теории, как правило, не возникают. В России к началу 90-х годов именно это имело место... Может быть это и спорно, но факт состоит в том, что в силу появления целого ряда новых обстоятельств возникла некоторая необходимость посмотреть на "женские проблемы" по-новому.

Нужно сказать, что к тому времени уже была достаточно развитая традиция рассуждении по женской тематике. Я вскоре к этому вернусь, а сейчас скажу только, что это сделало несколько размытым сам момент возникновения гендерных исследований в России. То есть над своими темами как работали, так и продолжали работать те же самые люди, которые и раньше стремились внести свой посильный вклад в их разработку. Но некоторые почувствовали необходимость несколько изменить фокус своего подхода. Появление Центра гендерных исследований при Российской Академии Наук и других подобных Центров означало, что некоторые из коллективов, работающих по этой проблематике , осознанно пытаются поставить перед собой задачу проведения именно гендерных исследований. (Насколько это удается - это вопрос другой).

Если посмотреть на эту же ситуацию еще под одним углом зрения, если говорить "по жизни", как все это происходило чисто исторически, то нужно отметить еще один, третий по счету процесс, который имел значение для развития гендерных исследований в России. В течение последних лет в России появилась литература феминистского направления, и среди некоторых социологов, философов, экономистов, историков появились люди, интересующиеся феминизмом. Они продолжали работать в своих областях, но обнаружили сперва, что традиционная точка зрения перестала быть для них интересной, а затем, что они почему-то видят некоторые проблемы по-иному, чем их коллеги. В результате во всех перечисленных науках постепенно начало складываться новые способы мышления. Сперва казалось, что были найдены просто некие новые темы, но потом оказалось, что все далеко не так просто. Посмотрим на это поподробнее.

Нельзя сказать, что при социализме женская тема была под запретом как таковая. Исследования проводились по таким вопросам, как трудовые отношения, репродуктивное здоровье, материнство и др. Некоторые авторы считают, что все эти исследования были выполнены с позиций биодетерминизма. Я позволю себе с этим тезисом не согласиться. На мой взгляд, печатью биодетерминизма отмечены по крайней мере не все работы того периода. Это были исследования, выполненные в основном с применением марксистского подхода, а стало быть критика биодетерминизма оставалась там в русле общей марксистской парадигмы (марксисты, ведь, как известно, отрицают биодетерминизм). Га мой взгляд, критика биодетерминизма там часто и была, но она не носила осознанно гендерного характера.

В 80-е годы, на мой взгляд, действительно был сделан практически шаг назад. Именно тогда в официальной научной литературе все более отчетливо стала утверждаться откровенно биодетерминистская точка зрения. Вспомним, как социологи и психологи начали активно вытаскивать традиционные западные теории (например, Парсонса или Фрейда и вообще, кого угодно), только бы они помогали подыскивать аргументы в пользу тезиса о необходимости возвращения женщины в семью "в соответствии с женской природой". Экономисты (рассудку вопреки) просчитывали размер мифической государственной выгоды от все того же возвращения женщины в семью, юристы пытались создавать законы, по которым женщина оказалась бы таким невыгодным работником, что ее присутствие на рынке труда до достижения ее ребенком 14-летнего возраста было вообще проблематичным ("Закон о защите материнства, отцовства и детства"), но наибольшую приверженность традиционной биодетерминистской парадигме показали, вероятно, все-таки демографы. Это все широко известно.

Однако, поздние 80-е и 90-е годы были одновременно и годами вызревания внутри отечественной науки гендерного подхода. Это вызревание шло тихо и прошло незамеченным как в общественном сознании, так и в научных кругах, что я считаю явлением позитивным...

Как обстояли дела в общественном сознании?.

Общественное сознание у нас в России, как Вы знаете, уверенно формирует пресса. В период поздних 80-х и ранних 90-х гг. она была ультра-агрессивна и отличалась резкими женоненавистническими представлениями, что всеми признано. Если бы гендерный подход в 90-м году достаточно основательно огласили, я уверена, что СМИ безусловно постарались бы свести счеты с только что нарождающимся и еще слабым новым направлением. Собственно, так оно и было везде, где мы попадали в поле видимости. Каждая из нас может немало об этом рассказать из своего личного опыта. Сейчас, к счастью, ситуация начала постепенно меняться, поэтому намечаются некоторые основания для появления исследований гендерного типа в отечественном культурном поле. Поэтому, хотя и трудно и очень трудно, но все-таки можно работать. Есть основания полагать, что наш голос хоть как-то, будет услышан и не будет заведомо искажен.

Что же касается научных кругов, то тут ситуация более сложная. Среди научного сообщества исследования "по женской теме" встречают сопротивление тем большее, чем более они гендерные. Это и понятно. Попытаемся разобраться в этом.

Ведь гендерная проблема - это для нас сейчас прежде всего практически так называемая "женская тема". Нужно сказать, что даже здесь мы встречаем более или менее выраженное, но устойчивое сопротивление со стороны научной среды. Если кто-то из социологов начинает заниматься, например, проблемами женской занятости даже в совершенно традиционном ключе, это исследование в научном сообществе немедленно начинает рассматриваться как второсортное. Нужны какие-то необычайные научные ухищрения для того, чтобы оно стало для коллег так же престижно, как работа по теории зарубежной социологии или что-нибудь другое в этом же роде. Все мы с этим сталкивались в той или иной мере.

Однако проблема, конечно, далеко не только в тематике, потому что гендерный подход существует еще и как подход, и тут уже сопротивление становится ярковыраженным. Гендерный подход безусловно представляет собой новую и особую теоретическую парадигму... При этом нужно заметить, что появление таких парадигм в научной среде обычно принимается благосклонно, поскольку обещает новые результаты. Однако это не относится к феминизму, который продолжают считать чем-то вроде научного казуса, несмотря на то, что его чисто исследовательские возможности всерьез обсудить так до сих пор и не удосужились. В результате феминистки не имеют достаточно весомых оснований работать с представителями новых научных парадигм, а жаль.

Практически во всех направлениях современной гуманитарной науки сейчас идет критика основ традиционного типа научности. Тем более удивительно, что феминистская критика науки встречает постоянное недопонимание. Следует признать, что это весьма симптоматично и объяснимо. Феминистское вопрошание основ научных подходов значительно глубже, чем другие попытки внутринаучной критики. Это показано феминистскими исследовательницами для всех отраслей современной науки отдельно. Везде показано, что феминизм движется в русле новейших достижений тех или иных отраслей современной науки, везде показано, что феминизм наиболее радикален (если понимать под радикальностью не попытки поддержания все более укореняющегося негативизма).

Дело в том, что в ходе критики внутри различных предметных областей феминистки поставили под сомнение именно тип объективности применяемых сейчас теорий. После проведения анализа феминистского типа стало понятно, что смещение кроется в самих принципах, на которых базируется представление об объективности. Речь идет не только об обычных гендерных предрассудках, которыми страдают исследователи.

Как мы знаем, феминизм разгадал тайну традиционной культуры, в рамках которой считается естественным, что именно мужчине поручено осуществлять репрезентационные функции всего человечества в целом. Именно мужчина представительствует от имени человека как вида. Отсюда он призван осуществлять общецивилизационные функции, его миссия включает в себя и обеспечение путей общезначимости. А это, в свою очередь, связано с выполнением основной и важнейшей для данной цивилизации задачи. В условиях западной культуры эта задача сводится, в первую очередь, к поддержанию ориентации на познавательный тип отношения к окружающему миру, на выражение "объективных", "вневременных" законов.

Результатом этого стало очень своеобразное явление - современный тип науки, который, как правило, выдается за единственно возможный. На деле это весьма абстрактный и техницистски ориентированный тип науки, а именно тот ее вариант, который в конечном итоге полагает, что объективный мир - это мир математизированный.

Такое положение дел сложилось постепенно в результате тысячелетнего господства этого типа культуры как живое воплощение присущего ему перекоса. На деле ставить знак равенства между математизированным подходом и положением дел в структурах, так сказать, "самой реальности" - очень сильная и очень сомнительная посылка, опровергаемая к тому же в рамках самого математического знания. Однако даже это не влияет на характер общей идеологической направленности современной науки.

Наука этого типа не хочет понять, что законы математизированного естествознания это не законы объективности самой по себе, а только один из способов выразить объективное положение дел. Почему же мы средства познания выдаем за само то, что познается? Видимо потому, что культурой найден способ, так сказать, "вшить" нам под кожу эти представления как особый тип видения. Процесс этот был описан в современной философской (даже не феминистской) литературе. Было показано, что, начиная с эпохи Нового времени, Западная культура как таковая становится все более техногенной. Этот способ познания постепенно становится нормой видения, жизнеотношения людей. Именно в этом смысле я говорю о том, что он "вшит" под кожу.

Повторяю, этот абстрактный вариант науки нам кажется единственно возможным, но это далеко не так. Более того, такое понимание науки и привело нас сейчас к развитию серьезного мирового кризиса цивилизации. Как кажется, здесь работают именно указанные нами культурные пред-условия науки, то, что делает науку именно такой, а не иной, и что шире самой науки. Абстрактно-техницистский тип культуры считает "культурное" миссией мужчины. Миссия женщины - "природное". В этом смысле абстрактность сама по себе, абстрагирование как таковое - это и есть утеря возможностей ресурсов, связанных с целой половиной рода человеческого. Первый и наиболее основательный объект абстрагирования для этого типа культуры - женщина.

Пресловутая "женская проблема" выглядит в ее обычном представлении весьма непривлекательной. По-иному и быть не может, поскольку она, строго говоря, и не может быть сформулирована. Она в принципе никогда не может быть видна, поскольку описание "женской проблемы" в ключе традиционной науки возможно, но оно может дать только интерпретацию как бы в негативном виде, ограниченную рамками познавательной направленности, в ее абстрактном варианте. Но именно эта проблема и выражает маскулинистский тип видения (не мужской, а маскулинистский, то есть мужской тип видения, который прошел уже соответствующую культурную обработку, но выдает себя за нечто естественное и само собой разумеющееся).

Так называемая "женская проблема" является для традиционной науки не одной из тем, наряду со всеми остальными. Это "бельмо", которое, будучи само не наблюдаемо, искажает возможность адекватного видения всего остального, поэтому результатом исследования в его обычном понимании будет оценка, принципиально не учитывающая компонент "немужского" в культурном опыте. Иными словами, простого теоретического интереса для анализа женской проблематики недостаточно, поскольку тут речь идет о вопрошании как раз этого теоретического интереса самого по себе в той его технологизированной форме, которую он приобрел в нашей культуре. То, что называется "женской проблематикой" в традиционно ориентированных теориях, не просматривается принципиально. Если и можно теоретически анализировать "позицию" или "точку зрения" женщины, то только в гуманитарной теории специального типа, учитывающей особые условия бытия женщины в этой культуре.

Таким образом, по большому счету существенная гендерная ангажированность науки может исчезнуть только после исчезновения гендерной ангажированности культуры. Однако, это вопрос будущего. Мы же сейчас можем только учиться видеть те неблагополучия и кризисы в культуре, вызванные ее патриархатной направленостью. Сейчас становится видно, что этот тип культуры не только не справляется, но резко не справляется с ситуацией.

На мой взгляд, с этого и можно начинать гендерно ориентированное рассмотрение. Тогда становится понятно, что критика науки, которую оно предполагает, глубока. Перед нами стоят задачи не только честного и профессионального исследования нашей "предметной области", но и задачи методологической критики. Целый ряд методологических приемов, принятых в современной науке, сами по себе довольно значительно искажают картину (как женского, так, конечно, и мужского) опыта. Но искажают по-разному.

Я надеюсь, что здесь сегодня мы начнем обсуждение то, в чем, в каком смысле сейчас возможна такая методологическая критика в рамках отдельных наук, а также разных теоретических направлений той же науки.

Указанные мною сейчас трудности, связанные с применением анализа этого типа, прямо скажем, непомерные. Тем не менее на Западе, как мы знаем, существует уже целый корпус исследований под названием Women's Studies, и никто не сомневается в том, что это особая научная парадигма... На Западе существуют различные мыслительные школы в рамках одной общей гендерной направленности. Однако там идентификация исследования как гендерного особых трудностей не вызывает Какие-то уже устоявшиеся представления на этот счет есть. Как правило, можно с уверенностью сказать - гендерное это исследование или традиционное. Не то в России. Мы сегодня, быть может, впервые в России встретились для разговора о

гендерных исследованиях в таком представительном составе. Нас впервые так много. Если мы посмотрим на теоретизирование, которое здесь выдает себя за гендерное, то при внимательном рассмотрении обнаружим посылки прямо противоположного характера. Для нас вопрос о том, что такое гендерное исследование - это пока открытый вопрос. Здесь, конечно, видны трудности роста. Мы еще пока не самоопределились, не отдали себе достаточно отчет в том, чем мы занимаемся, но дело не только в этом. Иногда причина такого положения еще и в том, что невозможно прямо адаптировать западные достижения к русской почве, иногда просто мало начитано литературы.

В результате оказывается, что мы сейчас имеем картину, когда понимании гендера может быть столько, сколько нас здесь собралось. Это не очень хорошо, поскольку затрудняет наш разговор еще до его начала. Поэтому нужно искать выход из создавшегося положения. Нам нужно постараться как-то зафиксировать общее поле рассуждения. На первый взгляд кажется, что прежде всего нужно договориться о том, что же такое гендер. Я, однако, сомневаюсь в том, что это будет лучшая стратегия для сегодняшнего обсуждения ввиду того, о чем только что сказала. Хотя, разумеется, без обсуждения этого вопроса не обойтись, да и не нужно этого бояться, это понятно, но...

Может быть, будет лучше, если мы попытаемся решать проблему не впрямую, а косвенно. Мы здесь все-таки собрались, стало быть некоторая повестка дня, которая нас объединяет, существует. По-нашему мнению, ее необходимо построить сознательно. Мы предлагаем прежде всего искать некоторые точки пересечения, которые уже есть.

Для пояснения своего тезиса приведу аналогию, взятую из деятельности женского движения... Сначала наши женские организации стремились работать, исходя из общих для всех принципов. Когда их число стало достаточно велико, обнаружилось, что ряд организаций свои принципы согласовать не может. Тогда пришлось учиться строить объединения по типу коалиций. Коалиция - это объединение организаций не по общности принципов, а, так сказать, "по случаю.; Организации объединяются скорее инструментально, иногда только "по месту", то есть "по месту" проведения конференции на тему, которая их всех в данный момент занимает. И все. А работают они по-прежнему на разных принципах. Нужно сказать, что для России это трудновыполнимый тип работы. Мы его осуществляем, можно сказать, с кровью. Люди хотят быть друзьями и единомышленниками во всем. Это понятно, но, тем не менее, нужно учиться работать в режиме диалога.

Мы здесь хотели бы попытаться как-нибудь обойти трудности наших несогласований в понимании того, что такое гендерный тип работы, хотели бы предложить свой выход. Это попытка заложить основы сети исследований. Такая постановка вопроса может помочь нам перейти из содержательного не только в прагматический и не только формальный, но даже и инструментальный план рассмотрения. Сеть может послужить для всеобщего нашего усиления.

Что у нас уже есть? Есть исследователи, есть желание проводить такого рода исследования, есть интерес к подходу. Это не мало, но пока что не конкретно.

Итак, чего бы мы не хотели? Чтобы одна какая-то группа исследователей вменяла научную стратегию любой другой группе исследователей. Создание исследовательской сети понимается нами не как написание (даже совместное) шпаргалки, которая отныне будет обязательной для всех, но как помощь всем в формировании различного рода предпосылок совместной научной работы. Из этого следует, что нам придется обсуждать, может быть, не самую научную работу, а ее условия.

Мы понимаем, что наличие такого общего (для всей присутствующей здесь исследовательской и преподавательской группы) интереса - факт вообще, строго говоря, неочевидный. Мы можем друг друга не понимать до такой степени, что покажется, что мы говорим об одном и том же. Это была бы иллюзия, вызванная фактом полного непонимания. Такие вещи можно выяснить только в процессе обсуждения. Поэтому гендерную повестку дня нам предстоит здесь попытаться сформировать, может быть, это и не получится.

Может быть в том, чтобы заниматься научными исследованиями не бессистемно, а систематично, то есть попытаться хотя бы более основательно учитывать наш взаимный опыт. Этого нельзя достичь без специального обсуждения культуры нашего научного проектирования. При таком понимании важным для нас будет не только научная работа, но и околонаучный контекст.

Сама стратегия сети может быть понята как некоторое развитие, то есть не просто как накладывание "гендерных очков", а как творение гендерного менталитета, который должен стать частью нашей культурной ситуации.

Каковы методы, посредством которых можно было бы осуществлять эту стратегию расширения? Это не только изучение проблем, взаимодействий, процессов, тенденций, анализ прогнозов, статистики, интервью, не только постановка, а иногда и решение методологических и методических проблем, то есть то, что результируется в написании книг, статей и сборников или организации семинаров. Это проведение совместных "мозговых атак", создание тренингов, организация научного администрирования, совместная постановка вопроса о защите нашей интеллектуальной собственности (авторских прав), укрепление связей с продвинутыми западными коллегами и т.д.