В 1931 г. создание системы только началось, в октябре того же года НКСО утвердил типовое положение об организации отделами соцобеспечения специальных учреждений принудительного трудового перевоспитания. Но уже к концу года в РСФСР имелось 3 ночлежных дома на 300 мест для "соцано маликов", 2 приемника-распределителя на 324 места, 12 различных трудовых учреждений открытого типа для 723 человек и 3 колонии, рассчитанные на 3075 "перевоспитуемых". Крупнейшими из них считались трудовая колония им. Каляева в Загорске (ныне Сергиев Посад), в здании Троице-Сергиевой лавры под Москвой, на 1 тыс. человек и Свирская колония в Ленинградской области, предназначенная для 1500 профессиональных нищих и проституток. Народный комиссариат социального обеспечения на первых порах попытался даже заниматься научными исследованиями в этой области. В 1932 г. в Ленинграде был открыт филиал Центрального института труда и инвалидов (ЛИТИН), в задачу которого входило изучение общественных аномалий, в том числе проституции, и разработка методики борьбы с ними.

В целом ленинградская система органов борьбы с проституцией в этот период напоминала общесоюзную. Во главе ее с января 1932 г. после выделения "северной столицы" в самостоятельную административно-хозяйственную единицу встал городской отдел соцобеспечения. Непосредственная работа возлагалась на специальный сектор общественных аномалий, имелись подобные сектора и во всех 9 районах Ленинграда, причем штат каждого насчитывал 7 инспекторов. С апреля 1932 г. начали действовать пункты социального патронажа. Межведомственная комиссия при городском приемнике-распределителе решала судьбу задержанных или добровольно обратившихся за помощью женщин. Так, в 1932 г. она, согласно хранящимся в ЦГА Санкт-Петербурга протоколам 56 заседаний, пропустила около 1 тыс. женщин - большинству из них было выдано материальное пособие для возвращения на родину, некоторые устроены на заводы, в учебно-производственные мастерские, а часть отправлена в трудовые профилактории. Первый представлял из себя учреждение полузакрытого типа на 180 мест со сроком пребывания а нем 1 год. Воспитанниц, не подчинявшихся администрации и не желавших исправляться, а также проституток-рецидивисток, попавших в распределитель, отсылали под конвоем в трудпрофилакторий № 2, или Свирскую колонию, - печально знаменитый, крупнейший в СССР лагерь для падших женщин и профессиональных нищих. История этого учреждения весьма показательна. Она ярко отражает метаморфозы советского милосердия.

Колония возникла в феврале 1931 г. Вскоре после того, как жена С.М, Кирова покинула профилакторий на Большой Подьяческой, он, лишившись высокого покровительства, был переведен в пустующие здания Александро-Свирского монастыря близ станции Лодейное Поле в 140 километрах от Ленинграда и преобразован в учреждение со строгим режимом. Колония предназначалась для единовременного содержания 1,5 тыс. женщин, но в действительности она, как правило, не заполнялась и наполовину- "Заключенные" в течение года (в случае одного взыскания или двух) "перевоспитывались" на лесозаготовках, в пошивочной, слесарной мастерских, на полях и фермах. Исправившихся по постановлению специального совета при директоре заведения освобождала. Их устраивали на работу через распределитель.

Условия пребывания в колонии были очень тяжелыми. Ревизионная комиссия, обследовавшая это учреждение в феврале 1932 г., выявила множество вопиющих злоупотреблений. Согласно отчету комиссии, за год через Свирское хозяйство прошли 327 женщин, на момент ревизии здесь содержалось 300 женщин. Вместо предполагавшейся самоокупаемости колония принесла огромные убытки - 389 тыс. руб. Распределение "перевоспитуемых" на работы проводились без учета их способностей и желания, часто вопреки им. В колонии существовала жесткая система наказаний, например лишение обеденного пайка на несколько дней, права прогулок, перевод в карцер на срок до 3 месяцев, иногда избиение. Заключенные не знали, что необходимо сделать для того, чтобы их считали исправившимися. Педагогическая работа по перевоспитанию не велась. Книги и газеты основной массе были недоступны. В комнатах царила "невероятная скученность": вместо максимально допустимого проживания 15 человек в одном помещении ютилось до 45-50 женщин. Отсутствие достаточного количества коек и постельного белья заставляло многих спать по два на кровати или на голом полу. В помещениях было грязно, холодно и сыро, освещались они коптилками. Баня действовала лишь с января 1932 г., да и то без мыла, Питались "перевоспитуемые" очень скудно, имели по одной смене белья. Естественно, многие заразились педикулезом и различными кожными болезнями уже в колонии. Маленькая больница не справлялась со своими обязанностями. Директор воспитательного заведения Макаров пьянствовал и развратничал с вверенными ему проститутками. В 1932--1933 гг. обстановка в колонии несколько улучшилась. Но в целом эффективность перевоспитания оказалась здесь невысокой. Большинство освобожденных из Свирской колонии трудоустраивали на ленинградские предприятия - "Канат", "Красное знамя", "Красный треугольник" и др., и это способствовало их возвращению на прежний путь. Так, на конференции Ленгорсобеса в январе 1933 г. отмечалось: "Они встречаются со своими подругами, и моментально те затягивают их обратно, и только более устойчивые - те остаются, несмотря на то что за ними ведется патронаж, как они работают и как держат себя в быту"³⁷.

В соответствии с общесоюзным планом Ленинградский отдел соцобеспечения разработал свой план на вторую пятилетку. По весьма приблизительным подсчетам, общее число "соцаномаликов в стране - 75 тысяч - делилось на долю Ленинграда в городском населении РСФСР, и получалось, что в городе имеется примерно 840 проституток. Чуть позже власти решили, что их численность достигает 2 тыс. Основную массу женщин, занесенных таким образом в разряд продажных, городские власти решили разместить именно в Свирской колоний с ее весьма жесткими методами перевоспитания. В плане намечались и некие просветительские мероприятия, а также оказание материальной помощи женщинам, "стоящим на грани проституции".

Но уже в 1933 г. появились первые признаки сворачивания всей социальной программы плана и резкого расширения репрессивной. Сторонники последней активизировались даже в собесах. Так, на январской конференции Ленгорсобеса профессор Топорков из ЛИТИНа в полемике с противниками перехода от профилактических мер к принудительным задавал риторический вопрос: "Если девочке 17 лет и потому, что она в пьяном виде поскандалила и ее привели в распределитель, потом переводят в Свирскую колонию и целый год она оттуда выйти не может, то жестоко это или нет?"³⁸ и вопреки здравому смыслу отвечал, что это гуманно и сделано в интересах самой девочки.

На рубеже 1933-1934 гг. психоз обострения классовой борьбы активно распространялся и среди людей, призванных заниматься излечением социальных аномалий. На страницах газет и журналов появляются заметки и статьи, где весьма часто встречались примерно такие сентенции: "Маневры классового врага самые разнообразные, он не брезгует ничем. Между тем в области социального обеспечения низовые органы собеса маневры классового врага проглядели... Старый буржуазный принцип "благотворительности и милостыни" так и витает вокруг этих вопросов... Где борьба с соцаномалиями? Где политический анализ этой работы? Где классовая бдительность? "³⁹ Робкие попытки возражать против перехода органов социального обеспечения к мерам административно-репрессивного характера не возымели действия. Ведь в борьбу включилось всемогущее ОГПУ, которое считало, что ликвидация соцаномалий - его прямая прерогатива.

В феврале 1933 г. заместитель уполномоченного представителя этого ведомства в Ленинградском военном округе И.В. Запорожец обратился в обком ВКП(б) и облисполком с требованием предоставить Свирским лагерям ОГПУ (их заключенные строили на реке Свирь каскад ГЭС) здания и угодья бывшего Александро-Свирского монастыря, занимаемого трудпрофилакторием Ленгорсобеса. Здесь в то время содержалось около 300 женщин. Свои притязания И.В. Запорожец мотивировал следующим образом: "Трудпрофилакторий по размерам своих средств и количеству населения совершенно не в состоянии использовать огромную площадь зданий б. монастыря, и эти здания постепенно разрушаются. По этим причинам из-за бесхозяйственного ведения дела сельское хозяйство трудпрофилактория дает убытки и трудпрофилакторий все время живет на дотации Ленгорсобеса. Почти вольное существование содержащихся в трудпрофилактории женщин (сифилитичек) способствует и их общению с лагерными контингентами, что с точки зрения воспитательных задач самого трудпрофилактория неприемлемо..." ⁴⁰ Правда, в 1933 г. Свирскую колонию удалось отстоять благодаря вмешательству наркома соцобеспечения И. Наговицына. В июле он писал председателю Ленсовета И.ф. Кадацкому: "Задачи борьбы с явлениями нищенства, проституции и т.п. правительством возложены на органы СО. Эти явления еще далеко не изжиты до настоящего времени, в особенности в таких крупных городах, как Москва, Ленинград и другие. Всякого рода высылки из крупных городов этих контингентов и т.п. меры являются совершенно нереальными, не достигающими цели. Лишение свободы этих людей в целях изоляции, поскольку они не совершали каких-либо преступных действий, было бы неправильной мерой, поэтому единственным правильным и эффективным способом возвращения этих людей к трудовой жизни является их трудовое воспитание... прошу Вас принять все меры к тому, чтобы колония не была ликвидирована, а, наоборот, продолжала свою работу..."⁴¹ В результате президиум Леноблисполкома отклонил ходатайство ОГПУ.

Но система социального патронажа продолжала сокращаться. К весне 1933 г. в Ленинграде был ликвидирован городской труд профилакторий № 1. Некоторых женщин, занимавшихся торговлей собой, власти попытались устроить в открывшийся для инвалидов учебно-производственный комбинат им. К. Маркса (за 1933 г.- до 150 человек). Основную же массу проституирующих ждали колонии и лагеря системы НКВД-ОГПУ. В Ленгорсобесе остался лишь старший инспектор по общественным аномалиям при секторе гособеспечения и по одному инспектору работало в районах, которым местные власти перестали оказывать реальную помощь. В социально-экономической и культурной областях, просвещении и здравоохранении, а также при решении проблем проституции стал преобладать "остаточный принцип финансирования". Долгосрочная программа борьбы с продажей любви была практически свернута. В то же время государство продолжало использовать соцаномаликов, в том числе и проституток, как источник дешевой трудовой силы. В отчете Ленинградского городского отдела соцобеспечения за 1933 г. отмечалось, что значительное число здоровых проституток группами направляется специальными органами на работу в колхозы и на новостройки в принудительном порядке. Минусы такой практики были очевидны. В 1934 г. известный медик и педагог П.И. Люблинский, отмечая, что среди женского контингента из этих групп наблюдается занятие проституцией и на новом месте, резонно предупреждал: "Нет никаких гарантий и того, что, направленные на работу против их желания, соцаномалики не разбегутся при первой же представившейся им возможности"⁴².

Колонии НКСО также все отчетливее проявляли себя в качестве не воспитательных, а принудительно-трудовых учреждений. В ноябрьском номере "Социального обеспечения" за 1934 г. говорилось, что в большинстве таких заведений срок пребывания доходит до 5 лет, воспитуемые фактически представляют собой только рабсилу, а их "педагоги" - надзирателей. Не составлял исключения и Свирский учебно-производственный комбинат - так стала называться колония, На 1 января 1935 г. в нем содержалось 506 человек. Комплектовался он за счет почти всех республик СССР; Ленинградской области выделялось 315 мест, Московской - 100, Калининской - 10, Северному краю - 10 и т.д. Согласно отчету Ленгорсобеса за 1934 г., учебно-воспитательная работая на комбинате "граничила с преступлением". Произведенная за год продукция оценивались в 55бтыс. рублей, но хозяйство продолжало оставаться убыточным и требовало дотаций в 429 тыс. рублей. В связи с этим было принято решение резко усилить интенсивность труда воспитуемых, отправив женщин на лесоповал. Для 1935 г. планировался выпуск продукции на сумму 859,6 тыс., а в 1936 г. - уже на 2296,5 тыс. руб.

Ужесточение эксплуатации вызвало сопротивление подопечных. В докладе специальной бригады Ленсовета по обследованию исполнения наказов избирателей от 10 ноября 1935 г. приводились такие факты: "На Свири, куда посылают всех, дело поставлено скверно. Там производственная колония - совхоз, где никакой воспитательной работы не ведется и высланным приходится исполнять тяжелую физическую работу, иногда совершенно непривычную. Из Свирской колонии бегут обратно в город, в прошлом году - до 100 человека".⁴³ Лишь 10% освобожденных из колонии женщин вели добропорядочный образ жизни, остальные возвращались к прежним занятиям.

Планы сделать Свирскую колонию доходным предприятием насильственными мерами потерпели крах. Обстановка на комбинате ухудшалась. Результаты его обследования в июне 1936 г, выявили, что из 556 воспитуемых 144 (в том числе 134 женщины) имели венерические заболевания, 93 из них были сифилитичками. По существу, заведение превратилось в очаг заразы не только для ее обитателей, но и для местных жителей. Врач-венеролог на комбинате отсутствовал, питание было плохим и т.п. Неудачными оказались и эксперименты с принудительным отправлением выпускников колонии на дальние новостройки, например в 1935 г. в г. Хибиногорск на Кольском полуострове,

Далее...