Подобные репрессивные акции в связи с неопределенностью критериев проституции и при отсутствии государственной системы ее регистрации нередко калечили людские судьбы. В качестве примера можно привести историю некой В., дочери кронштадтского рабочего. В январе 1922г. в возрасте 18 лет она оказалась безработной. В то время В. встретилась с матросом Балтийского флота, молодые люди стали жить вместе, но официально в брак не вступали. Однажды они заночевали у подруги и попали под проверку. Выяснив, что В. безработная, ее поставили на учет как проститутку, в результате по решению погранотделения ГПУ девушку выслали из Кронштадта, где оставались ее престарелые родители, в Тверскую губернию. Позднее В. поселилась в Петрограде, но работу найти не смогла, голодала. На бирже труда ее как приезжую регистрировать отказывались и в "закрытый" город Кронштадт вернуться не разрешили. Нельзя спокойно читать слезные просьбы матери о дозволении жить с дочкой. В марте 1924г. и сама девушка умоляла совет по борьбе с проституцией "помочь вернуться в Кронштадт к родным и не дать погибнуть".

Почву для произвола создавало и отнюдь не редкое использование чинами милиции своего служебного положения в корыстных целях. Как свидетельствуют архивные документы, во время внезапных облав проверяющие порой заставали постового или участкового надзирателя на квартире у продажной женщины. Даже в официальном отчете комиссии по делам несовершеннолетних за 1923 г. отмечалось, что малолетние проститутки умеют ладить с милиционерами и "ублажать" их. А вот еще один характерный документ того времени - заявление председателя правления школы командного состава уголовного розыска и милиции своему начальству, в котором, в частности, сообщалось, что до 50% посещающих клуб составляют нежелательные лица и "большей частью это уличные элементы - женщины, попадающие под 171, 176 ст. УК (подразумевались проститутки. - Н.Л.), - проводятся членами клуба, защищающими этих "милых особ"... после чего безусловно завязывается знакомство с теми лицами, с которыми рабоче-крестьянская милиция ежедневно ведет упорную борьбу"⁶¹.

Впрочем, подобные обстоятельства мало смущали руководство петроградской милиции, и в частности И.К. Серова. В начале ноября 1923 г- он предложил губкому РКП(б): "Признать самой правильной и рациональной мерой борьбы с проституцией - административную высылку из пределов города и губернии всех проституток-профессионалок... Одновременно с привлечением к ответственности замеченных в хулиганстве производить их обязательное медицинское освидетельствование и всех больных изолировать в лечебных заведениях. Эту меру проводить вообще в отношении всех уличенных в болезни проституток"⁶². Данный документ, как представляется, свидетельствует о правовой неразберихе и неизбежном ее следствии - нарушении прав личности. Активность местных милицейских начальников была несколько приостановлена присланной из Москвы "Инструкцией органам внутренних дел по борьбе с проституцией". В ней указывалось, что не подлежат "никаким преследованиям и принудительному медицинскому освидетельствованию проститутки, занимающиеся промыслом в пределах своего постоянного жилья", а все меры милиции должны обязательно согласовываться с местными советами по борьбе с проституцией. Инструкцию подписал нарком внутренних дел А. Белобородов.

Но даже приказ наркома подействовал не сразу. Еще в декабре 1923 г. начальник 5-го отделения милиции рапортовал в управление, что "впредь до ликвидации сборищ проституток на углу Пр. 25-го Октября (Невского) и Лиговки и Пр. 25-го Октября и Пушкинской" с шести до двенадцати вечера будут выставлены посты с целью "недопущения скопления проституток"⁶³. И все же весной 1924 г. высылка гулящих женщин из Ленинграда была отменена; их теперь задерживали, как правило, лишь за совершение уголовно наказуемых действий.

Однако начиная со второй половины 20-х гг. репрессивные меры в отношении женщин, заподозренных в проституировании, вновь усилились. В октябре и декабре 1925 г. НКВД РСФСР провел межведомственные совещания, на которых представил свой проект "Тезисов по борьбе с социально-паразитическими элементами", встретивший серьезную критику Наркомздрава. Но состоявшееся 10-14 января 1926 г. совещание наркомов внутренних дел союзных и автономных республик СССР признало необходимым ввести в законодательном порядке правила, по которым отдельные социально-паразитические элементы (профессиональные проститутки и нищие), являющиеся наиболее социально опасными для общества, подвергались бы изоляции в специальных колониях. Совещание также постановило усилить борьбу с притоносодержателями, приравняв к ним лиц, предоставляющих свои квартиры с целью разврата, и производить принудительное лечение венерических больных в случае их отказа. Работники НКВД склонны были признать социально опасными всех женщин, ведущих легкомысленный образ жизни.

В результате проведенных во второй половине января переговоров с Центральным советом по борьбе с проституцией удалось прийти к своеобразному компромиссу. Совет, в очередной раз отвергнув высылку проституирующих особ в другие города, вынужденно согласился с идеей организации трудовых колоний, но лишь для социально опасной категории проституток (главным образом связанных с преступным миром) и "с обеспечением гарантий против расширительного толкования и возможных злоупотреблений" ⁶⁴. Совет также поставил условие обязательности судебного приговора для направления в колонию. В итоге за соответствующими административными органами признавались права "входить в суд с представлением о признании отдельных паразитирующих элементов социально опасными" с последующей их изоляцией.

В сентябре 1926 г. НКВД разработал и представил в Госплан для включения в готовящийся генеральный план борьбы с социальными аномалиями проект организаций трудовых колоний с принудительной работой и специальным режимом для 3тысяч "особо злостных" проституток, который был встречен там вполне благосклонно. Кроме того, ВЦИК и СНК РСФСР решением от 9 августа 1926 г. дополнили Уголовный кодекс новой статьей, по которой лишением свободы на срок до 1 года каралось "заведомое постановление другого лица в опасность заражения венерической болезнью" независимо от того, произошло заражение или нет. В октябре Совнарком в принципе принял постановление о принудительном освидетельствовании и лечения венерических больных, находящихся в заразном периоде, предложив Наркомздраву уточнить категории населения, подпадающего под него. Среди установленных вскорости 8 категорий упоминались и лица, "ведущие, по сведениям органов административного надзора, такой образ жизни, при котором они могут стать источником массового распространения болезней". Это постановление в дальнейшем также начало использоваться для преследования проституток.

И все же социалистическое государство по-прежнему избегало прояснения своей правовой позиции в отношении института проституции, карая за занятие ею с помощью косвенно касающихся публичных женщин юридических актов. На уровне же общественного сознания идея насильственного репрессивного искоренения института продажной любви поддерживалась. Так, в 1931 г, одна из участниц совещания женщин-членов ЦИК СССР и ВЦИК говорила: "На сегодня безработицы нет, а еще имеются кадры проституток. Здесь одна из товарищей говорила, что надо создавать профилактории и т.п. Занимались этой филантропией, хватит. Надо не филантропией заниматься, а издавать такой закон, который преследовал бы проституцию как уголовное преступление. Это будет не филантропия, а в корне подорвет проституцию..."⁶⁵ Но властным структурам более простым казался путь объявления продажных женщин сознательными классовыми врагами. Довольно распространенным в то время было мнение, выраженное известным публицистом-социологом Д.И. Лассом: "Всех социально запущенных и отказывающихся от работы проституток следует рассматривать как дезертиров трудового фронта, как вредителей нашего строительства. Для них остается один путь исправления - изоляция и принудительное перевоспитание"⁶⁶.

Репрессивная деятельность милиции усиливалась. Формально основанием для этого явилось постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 29 июля 1929 г. "О мерах по борьбе с проституцией". Женщин, согласно весьма расплывчатой формулировке постановления, "стоявших на грани проституции", административные органы теперь почти на законных основаниях отлавливали в ночлежках, на барахолках, на вокзалах, в ресторанах. Появились даже своеобразные "секретные агенты", специализировавшиеся именно на выявлении особ, занимавшихся сексуальной коммерцией. В ленинградской милиции известностью пользовалась начальница одного из районных отделений НКВД П.И. Опушонок. Она сама выслеживала проституток в районе Лиговки, Волна репрессий буквально захлестнула город. С 1933 г. милиция начинает проводить систематические операции по очистке "города Ленинграда" от "паразитического элемента", а всего за 1934-1935 гг. было задержано и прошло через специальные комиссии почти 18 тыс. человек. Одновременно власти пытались очистить город и посредством паспортизации. Не получившие заветный документ не имели права проживать в Ленинграде.

Весной 1935 г. в Ленсовет обратился с письмом начальник ленинградской милиции С.Г. Жупахин. Он утверждал, что работа Ленгорсобеса и других общественных организаций в вопросах профилактики и борьбы с проституцией должного эффекта не дала, и просил "санкции на мероприятия, обеспечивающие полностью очищение гор. Ленинграда от проституирующего элемента, избравшего себе путь паразитического образа жизни, как основного источника средств к существованию"⁶⁷. В целом инициатива ленинградских органов НКВД шла в русле общих мероприятий государства по репрессивному искоренению форм девиантного поведения населения. 7 апреля 1935 г. ЦИК СССР и СНК внесли в статью уголовных кодексов союзных республик о подстрекательстве несовершеннолетних к совершению преступления дополнение о наказуемости за понуждение их к занятию проституцией, а спустя полгода, 17 октября, приняли постановление о введении новой статьи, предусматривающей лишение свободы сроком до 5 лет за изготовление, распространение и рекламирование порнографической продукции. Этот правовой акт тоже использовался как мера уголовно-правовой борьбы с проституцией.

Репрессивные мероприятия стали основной формой работы ленинградских правоохранительных органов. Они систематически отчитывались обкому ВКП(б) об успехах в данной области. При этом искоренение проституции по-прежнему велось с нарушением норм правовой жизни общества. Весьма показательным в атом плане является отчет ленинградской милиции за 1936 г. Органам НКВД удалось выявить в городе почти 250 женщин, занимавшихся сексуальной коммерцией. Однако в судебном порядке было привлечено к ответственности лишь 8 человек, 185 женщин подверглись наказанию по постановлению "тройки" - учреждения, аналогичного знаменитым "особым совещаниям". По заведомо сфабрикованным и совершенно незаконным обвинениям почти 200 человек отправили в лагеря.

Беззаконие восторжествовало. Работа с социальными аномалиями полностью перешла в ведение НКВД. О плодах этой реорганизации наглядно свидетельствует судьба Свирской колонии. Ее директор, выступая летом 1937 г. на собрании актива Ленсовета, указал, что функции социальной реабилитации учреждение выполнять не с состоянии. Последнюю партию людей, выпущенных из колонии, "трудоустроили" в тайге, в 250 км от железной дороги. Естественно, что результатом такой "заботы государства" явилось массовое бегство с места работы. Вероятно, желая избежать подобных эксцессов, СНК РСФСР 17 октября 1937 г. принял постановление о ликвидации всех учебно-производственных комбинатов Наркомата соцобеспечения. В январе 1938 г. Свирская колония была передана НКВД. Теперь она ничем не отличилась от других лагерей ГУЛАГа.

Судьбы загнанных в них и запуганных падших женщин печальны и безысходны. О жизни этих девушек в северных лагерях рассказывает в своих воспоминаниях, опубликованных в 1989 г., Л. Разгон, в свое время корреспондент "Комсомольской правды", а впоследствии один из заключенных ГУЛАГа. В северных лагерях женщины и девушки, захваченные во время облав на барахолках, вокзалах, в ресторанах, вынуждены были обслуживать целые бригады лесорубов. Согласно последним недавно рассекреченным данным, по решению тех же "троек" женщин, действительно занимавшихся проституцией или просто подозреваемых в торговле собой, нередко даже расстреливали, пытаясь ликвидировать их как "класс" ⁶⁸

Итак, к концу 30-х годов произошло не только размежевание медицинских и социально-правовых аспектов в политике государства по отношению к проституции как одной из форм девиантности населения. Полностью победила тенденция насильственного репрес-сивного искоренения отклонений в поведении людей. В отличие от дореволюционного общества тоталитарный социализм не испытывал сомнений, правильна ли его позиция в отношении падших, будь то женщины, вынужденные или желающие себя продавать, или мужчины, потребители этого товара. Советская система долгое время гордилась тем, что ей удалось изжить позор "терпимости государства в отношении проституции". Действительно, всю социальную политику эпохи сталинизма можно охарактеризовать одним словом - нетерпимость. Руководствуясь ею, тоталитарное общество уничтожало культурные течения, научные направления, своих идейных противников, нации и народы с тем же рвением, что и преступников, алкоголиков, нищих, проституток. Читатель может резонно счесть подобное сравнение некорректным. Однако опыт нашей истории убедительно продемонстрировал, что нетерпимость в отсутствие законов, охраняющих права любой личности, даже склонной к отклоняющемуся поведению, гораздо более опасна для морального здоровья общества, нежели терпимость, имеющая юридические основания. Конечно, нельзя расценивать все противоправные деяния Советской власти в отношении института проституции лишь как последствия злого умысла. Уже в конце 20-х гг. стало ясно, что происходящие в советском обществе перемены не могли создать социально-экономические условия для ликвидации неравенства людей - основы девиантности в целом. Но не оправдались не только эти надежды. С трудом менялась и морально-нравственная атмосфера. 06 этом рассказывает последняя глава книги.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹Чуковский К. И. Дневник, 1901-1929 гг. М., 1991, с. 76.

²Кетлинская В. К. Здравствуй, молодость! // "Новый мир", 1971, № 11, с.76.

³ См.. Чуковский К. И. Указ. соч., с. 218.

⁴ "Вечерний Петербург", 26 декабря 1992.

⁵ Чуковский К. И. Указ. соч.. с. 298.

⁶ Лик И. Эрос из Рогожско-Симановского района //"Молодая гвардия", 1923, № 4-5. с. 153.

⁷ См.: Голосовкер С. Я. Итоги половой анкеты. // "Молодая гвардия" 1923, №4-5.с. 153.

⁸ Василевский Л.М. Проституция и рабочая молодежь. М., 1924, с.41.

⁹ Зудин И., Мальковский К., Шаламов П. Мелочи жизни. Л., 1929, с. 40. 176

¹⁰ ЦГА СПб.. ф. 4301, оп. 1. д. 9. Л. 355,

¹¹ "Известия ЦК РКП(б)", 1920. № 26, с. 10.

¹² См.: "Рабочая газета", 9 января 1924 г.

¹³ ЦГА СПб., ф. 33, оп. 3, д. 883, л. 265.

¹⁴ См.: там же. ф. 4301, оп. 1. д. 1547, л. 11.

¹⁵ ЦГА СПб., ф. 3215, оп. 1, д. 88. л. 24 об.

¹⁶ ЦГА ИПД, ф. 16, оп. 1, д. 174, л. 9.

¹⁷ Ласе Д. И. По пути к ликвидации проституции. М., 1931, с. 31.

¹⁸ ЦГА СПб., ф. 4301, оп. 1. д. 298, л. 2 об.

¹⁹ Материалы межведомственной комиссии по борьбе с проституцией. Вып. 1. М., 1921, с. 7.

²⁰ См.: ЦГА СПб., ф. 1000, оп. 6, д. 127, л. 2 об.

²¹ ЦГА СПб., ф. 33, оп. 2, д. 721, л. 13, 57.

²² ЦГА СПб., ф. 3215, оп. 1, д. 89, л. 10.

²³ Там же, д. 88, л. 106.

²⁴ ЦГА СПб., ф. 2554, оп. 2. д. 50, л. 46.

²⁵ Музей С.М. Кирова, ф. 5, д. 663, л. 4, 5.

²⁶ ЦГА СПб., ф. 4301, оп. 1. д. 2020. л. 10.

²⁷ Россиянский Н. Текущие задачи по борьбе с проституцией //"Вестник современной медицины", 1929. № 18, с. 967.

²⁸ Трущенко Н., Косарев. М., 1989. с. 152-153.

²⁹ ЦГА ИПД, ф. 16, оп. 1, д. 174. л. 9.

³⁰ Анциферов Н.П. Из дум о былом. М., 1992, с. 339.

³¹ ЦГА СПб., ф. 2554, оп, 2, д. 57, л. 8.

³² ЦГА СПб., ф. 3215, оп. 1, д. 89, л. 61.

³³ СУ РСФСР, 1929, № 60, ст. 598.

³⁴ См.: ЦГА ИПД, ф. 16, оп. 1, д. 174, л. 9,

³⁵ См.: ЦГА РСФСР, ф. 390, оп. 10, д. 181, л. 147.

³⁶ Броннер В.М. Проституция и пути ее ликвидации. М.- Л., 1931, с. 32.

³⁷ ЦГА СПб., ф. 2554. оп, 2, д. 57, л. 4.

³⁸ Там же, л. 41 об.

³⁹ Вержбиловский П. Надо перестроить работу по борьбе с соцаномалиями // "Социальное обеспечение", 1933, № 9, с. 6.

⁴⁰ ЦГА СПб., ф. 7384. оп. 2, д. 38. л. 147.

⁴¹ Там же, д. 13, л. 56-56 об.

⁴² Люблинский П. И. Повысить качество борьбы с паразитизмом и тунеядством// "Социальное обеспечение", 1934, № 1, с. 22.

⁴³ ЦГА СПб.. ф. 2554, оп. 2, д. 102, л. 31 об.

⁴⁴ См, там же, л. 30-31 об.

⁴⁵ ЦГА СПб., ф. 335, л, 23-34.

⁴⁶ ЦГА СПб., ф. 4301, оп. 1, д. 298, л. 17.

⁴⁷ ЦГА СПб., ф. 172, оп. 1, д. 9, л. 356, 258.

⁴⁸ ЦГА СПб., ф. 143, оп. 1, д. 31, л. 253.

⁴⁹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 142.

⁵⁰ ЦГА СПб., ф. 142, оп. 1, д. 58, л. 476.

⁵¹ Равич С. Н. Борьба с проституцией в Петрограде // "Коммунистка" 1920, № 1,с.20.

⁵³ Цеткин К. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 2. М., 1957, с.479.

⁵⁴ ЦГА СПб., ф. 1001, оп. 1, д. 57. л. 7.

⁵⁵ Василевский Л, М., Василевская Л. А. Проституция и новая Россия. Тверь, 1923, с. 96.

⁵⁶ ЦГА СПб.. ф. 33, оп. 2, д. 371, л. 1-1 об.

⁵⁷ Там же, л.10.

⁵⁸ Там же, оп. 3, д. 130, л. 9.

⁵⁹ Там же, л. 14.

⁶⁰ ЦГА СПб., ф. 4301, д. 2020. л. 31.

⁶¹ ЦГА СПб.. ф. 33, оп. 2, д. 793., л. 38.

⁶² Там же, д. 721, л. 178-179.

⁶³ Там же, л. 191.

⁶⁴ ЦГА СПб., ф. 4301, оп. 1, д. 3136, л. 31.

⁶⁵ Цит. по: Чирков П. М. Решение женского вопроса в СССР (1917-1937). М.,1978, с. 213.

⁶⁶ Ласс Д. И. По пути к ликвидации проституции. М., 1931, с. 32.

⁶⁷ ЦГА СПБ., ф. 7384, оп. 2. д. 59, л. 679-680.

⁶⁸ "Аргументы и факты" 1990, № 16, 21-27 апреля.