Разбирая вопрос о браке, писатели всегда указывали, что брак и его развитие находятся в зависимости от экономического положения данной страны и от степени производства данного народа и членов семьи. Вот почему будто и те члены семьи брали верх в доме, на долю которых выпадала более значительная часть производительного труда. Не отрицая этого, я должна, однако, сказать, что все это так и было до сих пор, но далеко не есть в настоящее время.

Брак и семья пережили уже четыре фазиса, которые всем хорошо известны и о которых было уже много говорено. Теперь мы вступаем в новый фазис эволюции брака, основанный не только на материальном благополучии, но и на духовном единении людей.

В те времена, когда человек не знал, да и не мог знать никакой другой работы, как только умножить, сохранить и прокормить свою семью, выполняя тем заповедь, данную ему Богом в раю', мысль о духовном и нравственном совершенствовании своего вида (семьи) не приходила даже и в голову, так как размножение было единственной наградой, обещанной человеку Богом за его добрые дела. "Умножу потомство твое, как песок морской", - говорит Йогова Иакову. Понятно, что при таких условиях экономическое положение семьи должно было играть главенствующую роль, а потому и тот член семьи, который вносил большую часть производительного труда, должен был считаться по праву главой семьи.

Теперь не то. В настоящее время человек уже осознал в своем лице духовное существо. Он понял, что знанием он постепенно покоряет себе природу, а нравственным совершенствованием убивает в себе животное начало, унаследованное им от прародителей, под именем первородного греха, которого он начинает теперь стыдиться, а потому и стал искать духовного единения.

Греки искали физического подбора, чтобы усовершенствовать красоту форм, которую боготворили. Современный человек ищет нравственного подбора, для чего и стремится к духовному единению. Он перестал боготворить красоту форм, он боготворит красоту духа, духовную силу, хоть и в слабом теле. Его идеалы, его божество - более не Аполлон и Венера, а Любовь и Всепрощение

_____

' Плодиться, множиться и наполнять землю

- Христос и Материнство - Дева Мария. Грекам легко было совершенствовать красоту форм, ради которых они уничтожали все слабое и безобразное при самом рождении. Современному человеку труднее, так как духовное безобразие не проявляется при рождении, оно определяется уже в зрелом возрасте, когда невозможно уничтожить человека, это не допускается ни нравственным, ни религиозным чувством. А потому человек-мужчина начинает искать в человеке-женщине те нравственные качества, которых недостает ему самому, и те смягчающие его душу инстинкты, которые вложены в природу женщины, будущей матери его детей. В свою очередь и человек-женщина ищет в мужчине благородства духа, гуманности и силы воли, одним словом, те качества, которые она хочет, чтобы унаследовало ее потомство. Итак, вы видите, что требования различны, значит, и оценка человеку теперь является уже другая.

Требование духовных качеств уступает постепенно место требованию производительного труда, а вместе с этим и свободная любовь или, вернее, свободный брак должен уступить место насильственному браку, потому что духовный подбор может быть только при свободной любви, явившейся между людьми без всякого расчета, - не связанными никакими догматами, никакими путами. Вот это, и только это, - святая любовь, а не современный брак, придуманный ради поддержания семьи и облегчения сбора податей, - есть то великое таинство, к которому должно приступать с благоговением, для которого не должно существовать ни отдыха, ни дней недели, так как это единственное великое, с которым ни одно из шести других не может сравниться, так как оно основано не людьми, как все другие, а самой природой, самим Богом. Вот об этом-то браке и поведу речь. Не касаясь исторического развития брака, я скажу лишь одно, что брак есть и был всегда показателем культурности нравственного уровня народа в данное время.

Человек в понятиях древних не имел значения личности. Для них личность не существовала, а признавалась только масса: род, племя, семья и проч. А потому о свободе выбора в любви у них не могло быть и речи, как это и сейчас еще существует у нас в крестьянстве, где сыну берут в жены не ту, которую он себе наметил и которую любит, а ту, которая удовлетворяет требованиям семьи, - хорошую работницу, здоровую и сильную девушку.

Говоря о свободной любви, я вовсе не хочу этим сказать, что кто-нибудь или что-нибудь может сделать эту любовь свободной или признать за ней свободу. Любовь свободна сама по себе, так как она просыпается в человеке не по его воле, разрастается не по его хотению, а совершенно независимо от его воли, а потому и не может быть подчинена никаким законам человеческим.

Осознав в себе чувство любви, человек стремится к той или к другому, не руководствуясь ни расчетом, ни долгом, и такой союз есть союз священный, так как здесь люди соединяются исключительно во имя любви. И все, что они будут делать друг для друга, будет ими делаться во имя этой же любви, так как они любят не потому, что обязаны любить, а потому, что они не могут не любить друг друга; а потому при таком союзе не может быть и речи ни о самопожертвовании, ни о подчинении, так как тут двое совершенно равноправны и нет здесь ни старшего, ни младшего, ни господина, ни подчиненного, а есть товарищи, друзья, любящие друг друга. Такой брак, безусловно, свободен, к нему, и только к нему, следует стремиться.

Конечно, так могут любить пока еще немногие. Вот почему такая любовь и воспевалась во все времена величайшими поэтами всех стран. Это тот идеал любви, к которому всегда стремился человек.

"Свободного свободная любовь", - сказал великий Пушкин в "Русалке".

Современный же брак - это путы, это тюрьма, в которую заключены два невольника, не только не имеющие ничего общего между собой, но очень часто даже ненавидящие друг друга. И скованы они одною короткою цепью, всего в два кольца, но оттого-то она так и тяжела, что коротка, так как не дает ни тому, ни другому возможности шага шагнуть свободно.

И такой брак, будь он освящен целым сонмом духовенства, не может быть свят - это ад, и его защищать безумно, он должен быть уничтожен, потому что безнравственен, так как благословляет он не на любовь, а на сделку и на разврат.

И этот брак назвать святым,

Скорей назвать его - клятым, -

сказал еще Герцен.

До сих пор мужчина требовал безусловного целомудрия от девушки и обязательной верности от жены. И он имел на это глубокое основание, так как не хотел, чтобы состояние, нажитое его трудом, переходило чужим детям, потому что экономический вопрос стоял для него до сих пор на первом плане.

Теперь не то. В настоящее время не только мужчина предъявляет эти требования женщине, но и женщина начинает предъявлять те же требования мужчине, только она руководствуется совершенно другим. Так как она знает безошибочно, что дети ее и кто их отец, то ею и не могут руководить экономические причины. Ею руководит совершенно другое, а именно оздоровление потомства, а это гораздо серьезнее.

Как некогда мужчина не хотел работать для чужих детей, так теперь женщина не хочет более обрекать себя и свою семью на страдание и вырождение, а потому и начинает требовать от жениха, будущего отца ее детей, такого же целомудрия, а от мужа - такой же верности, что требуют от нее.

Итак, если экономические требования считались настолько важными, что в ограждение их явились законы всех стран, то как же серьезно должны будут теперь отнестись законодатели к такому важному требованию женщины, от которого зависит благосостояние, здоровье, мощь не только матери и ее поколений, но и счастье, сила и здоровье целой смены - всего человечества. Подумайте же об этом серьезно.

Если прелюбодеяние женщины, наносящее экономический ущерб семье, так жестоко наказывалось, до избиения каменьями включительно, то какого же наказания достойны те, кто вносит в семью болезнь и вырождение, благодаря чему все человечество осуждено на неврастению и поголовное вымирание? Посмотрите, как с каждым годом понижается процент новобранцев, годных к службе. А кто виноват в этом? Наши милые законодатели, которые в ограждение своих экономических интересов оказались так неумолимо жестоки к женщине и так же снисходительны к себе. При свободном браке таких явлений быть не может. Любящий жених не захочет обрекать любимую девушку на страдание и торе, не захочет он и своих детей видеть неврастениками и слабоумными, склонными к самоубийству, с наследственными пороками, а потому будет беречь тот драгоценный материал, которым его снабдила природа для продолжения вида, а не растрачивать его для своего удовольствия направо и налево. И тогда, конечно, проституция должна будет исчезнуть сама собой, так как ей не будет места между свободно любящими людьми. Вместе с этим наступит и полное оздоровление человечества, так как и все те ужасные болезни, которые теперь разъедают человечество, исчезнут тоже, а потому, как только женщина получит право голоса в парламенте, ее первой задачей должно быть: внести вопрос о браке, внебрачных детях и о свободе любви, так как в настоящее время больше всего страдают дети, затем юноши и девушки, которые уже более не готовят себя для семейной жизни, не надеясь иметь таковую.

Современный брак потому так и плох, что люди воображают, что можно в браке отделить духовную связь от плотской. Но это все равно, что отделить душу от тела. Что такое душа без тела? Идея. А тело без души? Труп. То же и в любви. Любовь духовная, платоническая без плотской связи - это идея; плотская же связь без духовного единения - разврат, который убивает в человеке его личность и делает из женщины вещь, забаву. Духовная жажда любви есть стремление соединиться с другой душой в одно гармоническое целое. Это хотя и верх блаженства, но и его все же недостаточно для полного счастья, для этого нужно еще и плотское единение, которое и должно завершать гармонию. Платоническая любовь, как мы знаем, существовала во времена рыцарства, но она не удовлетворяла людей, потому что рыцари, в конце концов, все же женились, оставляя своих дульциней страдать.

Из всего сказанного мною возникает вопрос: как же будут чувствовать себя дети при свободном браке? Да так же, как и теперь. При свободном браке вопрос о внебрачных детях так же отпадет в область предания, как и вопрос о проституции. Раз будет предоставлено людям на их усмотрение, закреплять ли свой союз в церкви, у мэра или просто своим любящим словом, какие же при этом могут быть внебрачные дети? Тогда все дети будут равны, так как будут иметь одинаковые права. Но для того, чтобы, вступая в свободный союз, молодые люди не могли принять мимолетную вспышку за святое чувство любви, нужно, чтобы девушки и юноши воспитывались в одной и той же школе, тогда они с детства привыкнут видеть друг в друге не только субъектов разного пола, но и товарищей и друзей, и тогда чувственное влечение юноши к подруге-девушке будет уже не просто некая вспышка, а высокое и святое, здоровое чувство любви. И привыкнут люди смотреть на свободный брак как на основу всех жизненных отношений. Этот независимый брак уничтожит собою и страшную процедуру развода, так как люди будут свободны во всякое время разойтись, если увидят, что совместная жизнь их стала более не под силу. Еще одно обстоятельство может обеспокоить общество, а именно что молодые супруги при настоящих экономических затруднениях не в состоянии будут сами воспитывать своих детей за недостатком средств. Но тут обязано, безусловно, прийти на помощь правительство, которое и должно взять на себя заботу о будущих гражданах устройством большого числа воспитательных заведений.

Отдают же в настоящее время очень зажиточные родители своих детей в институты и корпуса, почему не делать так и молодым супругам?

Кроме того, можно учредить и детский фонд, обложив всех достигших половой зрелости налогом в пользу детей, и выдавать родителям на руки нужную сумму на воспитание детей, как это делается в морском ведомстве, тогда не понадобится и столько детских интернатов.

Итак, современная женщина предъявляет мужчине новые права, она перестала в браке ставить долг на первый план, он уже не хочет более, как Татьяна, говорить: "Но я другому отдана и буду век ему верная". То была прежняя женщина, строгая к себе и снисходительная к другим. Теперь женщина уже не та, она стала понимать, что любовь по долгу - преступление, что такая любовь есть величайшее унижение человеческой личности, а потому стремится всеми силами сбросить с себя этот гнет и сделать этот брак, как и развод свободным.

И эта новая, облагораживающая и освященная не церковью, а самою женщиной любовь, конечно, не будет иметь ничего общего с грубым животным инстинктом, возможности проявления которого так боятся противники свободного брака.

Все мы в свое время увлекались, конечно, девочкой, изображенной Пушкиным, мечтательно сидящей под окном "с французской книжкою в руках"; в юности нам хотелось походить на нее, и недаром - в Татьяне поэтом воплощен целый внутренний мир, такой богатый и привлекательный. С Татьяны начинается сложная жизнь души русской женщины, полной глубоких переживаний и тончайших изгибов. Она

...от небес одарена

Воображением мятежным,

Умом и волею живой,

И своенравной головой

И сердцем пламенным и нежным.

Но можем ли мы, утонченные люди XX века, восхищаться провинциальной барышней, воспитанной на поверьях и предрассудках, с фантазией, разожженной романами и одинокими мечтами, когда кругом нас кипит политическая борьба и деловая, реальная жизнь, торжествуют знание, наука, и во всем этом принимает живейшее участие женщина, и не как зрительница, а как сотрудница? И все же Татьяну мы не можем не ценить, и отдаленность расстояния делает ее еще значительнее и увлекательнее.

Ведь в ее лице русская женщина с пробужденной мыслью почувствовала и одиночество, и разлад с окружающей помещичьей действительностью и вместе непосредственную любовь к народной силе, воспитавшей ее среди природы и вдохнувшей ей душевное здоровье и нравственную силу.

У Татьяны есть корни в глубине русской жизни, она не беспочвенна, подобно тепличным растениям института или галлицизированным светским дамам высшего круга. Ей, как женщине 20-х годов, естественно было всецело, без оглядки, погрузиться в бездонную область чувства, но оно в ней не заглушало других сторон духа; так мысль в ней заговорила, лишь только прошел первый удар юного увлечения.

Родную природу и деревенскую обстановку она любила органически, как частицу самой себя; в ней еще не было гуманитарного интереса к народу, но было сочувствие его задушевной жизни, полной незатейливой, но искренней поэзии. И внедрившиеся в нее элементы народности дали ей тот богатый внутренний мир, которого недоставало более образованному Онегину, и помогли ей исполнить тяготу долга, не внешнего, а чисто внутреннего, вызываемого нравственным законом совести, что так глубоко было отмечено Достоевским.

В лице Татьяны русская женщина стала жить внутренней жизнью, свободная духом, хотя и подчиненная в своем быту. Роскошный мир иностранной литературы и искусства, родная скромная природа, а в основе всего богатейшая жизнь чувства, хранимая, как святыня, на дне души - вот сфера Татьяны, а с нею и лучших женщин ее поколения.

А что женщины 20-х годов способны были и на активность в любви, показали жены декабристов, последовавшие за мужьями из своей комфортабельной жизни в глубь Сибири, бросив свои дворцы и преимущества ради суровой борьбы, согретой сердечным чувством.

Вслед за Татьяной идет другая женщина, впервые мы ее видим тоже мечтательной девушкой, сидящей в саду с горькими думами и мучительными вопросами. Она еще дальше, чем Татьяна, от своих родных, от своего круга, ее еще более влечет к народу, к крестьянским детям, к деревенским бабам. "Не могу никак понять, отчего крестьяне нашей деревни лучше всех гостей, которые ездят к нам из губернского города и из соседства, и гораздо умнее их, а ведь они учились, и все помещики, чиновники, - а такие все противные", - говорит семнадцатилетняя Любонька, вышедшая впоследствии замуж за учителя Круциферского (в романе Герцена "Кто виноват?"). И у нее душевный разлад, и в ней кипят борьба, даже не чувства с долгом, а двух самостоятельных чувств: дружбы к мужу, доброму, преданному, выведшему ее из невыносимой обстановки отцовского дома, и любви к Бельтову, в котором она сразу почуяла родственную себе душу, увидала "страшное богатство сил и страшную ширь понимания". Это столкновение двух чувств не было бы для нас особенно интересно и не шло бы дальше обычного романа, не будь в основе любви Круциферской к Бельтову благо духовного переворота. Молодая женщина поражена "силой, отвагой мысли", на которые не способен ее кроткий, меланхолический муж, ей хочется полного понимание и сочувствия. "Я много изменилась... - говорит она в своем дневнике. - Его огненная, деятельная натура, беспрестанно занятая, трогает все внутренние струны, касается всех сторон бытии, сколько новых вопросов возникло в душе моей! Сколько вещей простых, обыденных, на которые я прежде вовсе не смотрела, заставляют меня теперь думать.

Многое, о чем я едва смела предполагать, теперь ясно!"

Драма Круциферской не только в том, что она, замужняя женщина, полюбила другого, а гораздо глубже: она любит и мужа теплой привычной любовью, но новый мир чувств и мыслей открывает ей человек, более близкий ей по духу, с которым она вынуждена расстаться, чтобы не расстраивать своей семейной жизни. Дилемма Герцена "кто виноват" не решается ни в чью сторону, потому что не виноват никто, а страдают все. И женщина гибнет от избытка в ней чувства и духовной одаренности, но, страдая сама, она не желает видеть несчастным другого, не строит своего счастья на его муках. Высокоразвитое нравственное сознание - неотъемлемая черта этой женщины, переживающей еще более сложный лабиринт чувствований, чем Татьяна.

До апогея самоотвержения, до вершины резиньяции дошла русская женщина в лице тургеневской Лизы; это лучезарный образ чистой, самобытной девушки, религиозность которой носит глубоко внутренний, идейно-нравственный характер. Это христианская голубица, с ранних лет готовая на жертву, на служение; счастье, мечта всякого молодого существа для нее является лишь мимолетным проблеском, за которым следует покорность, самоотречение.

"Счастье на земле зависит не от нас", "это все в Божьей власти", "покориться", "простить, чтобы и нас простили", "отмолить и свои грехи, и чужие" - вот какие христианские понятия и чувствования наполняют сердце Лизы с нежной юности, и нельзя сказать, чтобы они были только навеяны чьим-нибудь влиянием: нянины семена падали на восприимчивую почву, ее речи не скользили по молодой душе" а глубоко врезывались в самое ее нутро. Заставить полюбить Бога восторженно, как отца и как друга, никто не может, это величайший духовный дар, присущий немногим и щедро отепляющий скромную, непочатую натуру Лизы. В ответ на разглагольствования Лаврецкогр о значении христианства Лиза, не ведая сама, попадает в самый корень вопроса, говорит, что "христианином нужно быть не для того, чтобы познавать небесное... там... земное, а для того, что каждый человек должен умереть".

Вся христианская философия лежит в этих простых, незатейливых словах. Чувство нравственной ответственности насквозь пронизывает все существо Лизы и охватывает важнейшие моменты ее жизни: и молитву, и любовь, и уход из мира. Сама кристально чистая, Лиза - это искупительная жертва за близких и окружающих ее людей. Не внешние причины, не условности заставляют ее уйти в обитель, а глубокое осознание окружающего ее зла и необходимости внести в него примирение. Но, покидая мир, она не ломает себя, а воссоединяется с родной стихией-с Богом.

Такая внутренняя религиозность, христианственность души присуща русской женщине, явившей и образцы святости, и подвиги самоотречения на протяжении своей многострадальной истории.

До сих пор мы касались женщин, жертвующих собой в тиши, ради возложенного ли на себя долга, высшего чувства или убеждения. Но расширяющаяся сфера жизни начинает требовать от женщины активности, и она выступает с беззаветной смелостью на подвиг, на борьбу. Тургенев, поэт русской женщины, дает нам яркие образцы этого типа. В Елене из "Накануне" русская женщина пробуждается к деятельной жизни, стремится проявить себя вовне. С самого детства ее влечет помогать бедным, утешать несчастных; все страждущие - не только люди, но и загнанные животные, даже насекомые и гады возбуждают ее жалость. Ей мало книги, она рвется в жизнь: вначале на свидание с нищей девочкой Катей, потому, рука об руку со своим избранником, на помощь угнетенным славянам. Ее манит жизнь "на всей Божьей воле", но в окружающей среде она не находит себе отклика. "Ее душа разгоралась и погасала одиноко, она билась, как птица в клетке, но клетки не было", - рисует ее облик Тургенев. Никто не стеснял ее, никто ее не удерживал, а она рвалась и томилась, она иногда сама себя не понимала, даже боялась самой себя. Все, что окружало ее, казалось ей не то бессмысленным, не то непонятным. "Как жить без любви? А любить некого!" - думала она, и страшно становилось ей от этих дум, от этих ощущений.

Елену вывел из этого тягостного кипения внутри и вынужденного бездействия не русский - русские борцы из молодого поколения тогда еще не отлились в форму, о чем так красноречиво писал Добролюбов. Перед Еленой явился человек из далекой, угнетенной Болгарии, направивший все свои силы на освобождение родины. Деятельный склад Инсарова заставил Елену отдать ему преимущество над более развитым, но рефлектирующим Берсеневым - прекраснодушным русским интеллигентом;

"Быть доброй - этого мало: делать добро... да; это главное в жизни" - вот к чему направлены стремления Елены, и, не находя им исхода, она восклицает: "Пошла бы куда-нибудь в служанки, право: мне было бы легче". Служить чему-нибудь, отдать себя всецело - вот ее заветная мечта.

"Кто отдался весь... - говорит Елена, - тому горя мало, тот уж ни за что не отвечает. Не я хочу: то хочет".

С 60-х годов положение дел меняется: вопросы, поставленные предшествующей эпохой в "Накануне", "Что делать в России?" и "Будут ли у нас люди?", уже получают себе ответы. Начинается кипучая пора преобразований, вместе с которой развертывается самодеятельность женщины. Страдание за других, ищущее деятельной любви и справедливости, переполняет ее сердце и влечет ее отрешиться от всяких условностей и идти в народ.

"Если я несчастна, то не своим несчастьем, - говорит Марианна Нежданову. - Мне кажется иногда, что я страдаю за всех притесненных, бедных, жалких на Руси... нет, не страдаю - а негодую за них. Возмущаюсь..., что я за них готова... голову сложить".

"Жажда деятельности, жертвы, жертвы немедленной - вот чем она томилась", - говорит Тургенев про эту новую разновидность женских типов, стремящуюся "опроститься". Марианне уже не надо нести свои силы на Балканский полуостров, она видит им приложение здесь, среди голодных и невежественных крестьян.

"Верю всеми силами души - и посвящу этому делу всю свою жизнь! До последнего дыхания!" - с восторгом восклицает Марианна.

В лице Марианны русская женщина выступает на общественное поприще. Пусть первые шаги ее робки, и несмелы, пусть сама цель наивна и мечтательна. Дело тут не в практическом достижении, не в целях, а в той внутренней напряженности, в том беззаветном самоотречении, с какими женщина 60 - 70-х годов идет в народ его пробуждать, учить, врачевать, наконец, учиться у него; набираться сил. Покаяние за свои преимущества, жажда полного прощения, слияния с народом, служения ему - вот какие мотивы громко зазвучали в русской интеллигенции вслед за освобождением крестьян и в чуткой душе женщины нашли себе живейший отклик.

Длинные вереницы женщин потянулись на разные поприща культуры: кто в сестры милосердия, кто изучать медицину, науки на курсах и заграничных университетах, кто в школы учить детей, крестьянских по преимуществу. Им этим девушкам, уже не нужно было, как первым пионеркам освободительного движения, чтобы их вел непременно мужчина, чтобы любовь одушевляла стремление их к деятельности, интерес и убежденность становились все более и более самоценными чертами таких девушек.

"Вот это-то изящнейшее, невыдуманное и притом реальное слияние девичьих и юношеских черт в одном лице, в одной фигуре, осененной не женской и не мужской, а "человеческой" мыслью, и освещало, осмысливало и шапочку, и плед, и книжку и превращало в новый, народившийся, небывалый и светлый образ человеческий", - говорил о новых девушках Глеб Успенский.

Психолог женской души, к руководству которого я более всего прибегаю, Тургенев, начав изображение русской женщины с первых ее сознательных шагов, довел его до апогея активности: я говорю о его стихотворении в прозе "Порог", где одним штрихом пера художник начертал образ девушки, жертвующей ради своей освободительной идеи всем: и счастьем молодости, и свободой, и самой жизнью, идущей на всевозможные лишения, позор, даже преступление. И она переступает роковой порог, и наряду с голосом, называющим ее безумной, другой провозглашает ее святой.

И есть глубокая правда в том, что в самоутверждении такой девушки есть все данные для подвига, что отвергнуть себя есть путь святости, нарушить нравственный критерий, уважение к чужой жизни, может заставить лишь мрачное отчаяние, а не свободная сознательность, и протекающий за порогом акт есть акт фанатизма.

Задумываясь над движением русской женщины сквозь скорбную, тернистую нашу общественность, наблюдая ее бодрое выступление в народе, ее безымянную работу в его рядах и, наконец, грозное выступление в роли Немезиды, поневоле ставишь себе вопрос: что же делать, на чем остановиться, какой избрать путь тем, кто ищет не своего, а чужого блага: "Не я хочу, то хочет".

На этот вопрос нам отвечают как евангельские заветы любви к ближнему, непротивления злу насилием, так и выводы нравственной философии о безусловной ценности человеческой личности.

"Действуй так, чтобы человечество, как в твоем лице, так и в лице всякого другого, всегда употреблялось тобой как цель и никогда как только средство". Эти мудрые слова кантовской этики должны быть•приняты за компас при блуждании по лабиринту жизни и общественностью за светильник при человеческом строительстве в мрачную, безлунную ночь.

Расставшись с литературным изображением женских типов, обратимся к впечатлениям жизни: перед нами пройдут ряды самоотверженных деятельниц на пользу народа, живых и уже отошедших. Самый наш съезд есть наглядная картина Женской деятельности, иллюстрирующая ее многообразные проявления.

В настоящий исторический момент мы присутствуем при неуклонном движении русской женщины во всех направлениях, на всевозможных поприщах. Что несет с собой это знаменательное явление, всколыхнувшее русское общество по всем его захолустным углам?

То, что женщина вступит в ряды адвокатов, инженеров, помощников, гласных, наконец, депутатов, очень ценно для ее человеческой самостоятельности, но еще более важно то, как она вступит на эту дорогу, раздвинет ли она ее только вширь или же укажет и новые направления.

Хотелось бы думать последнее. Хотелось бы думать, что женщина принесет с собой запас непочатых сил и далеко подвинет внутреннюю культуру, лишь при развитии которой возможно общественное обновление.

Нравственное творчество - вот прямая задача, возлагаемая на женщину жизнью и историей. Как она шла в больницу и школы, пусть она идет в тюрьму и, заботясь о заключенных как о несчастных, перевоспитывает преступную волю. В области половой нравственности начинается громадная борьба с проституцией, и женщине предстоит сыграть деятельную роль при очищении нравов. Во внутреннем самоуправлении дел не перечесть, сколько заботы о бесприютных и обездоленных, сколько насущных задач в борьбе с неравенством и несправедливостью выдвигает жизнь. Пусть женщины - фабричные инспектора и городские техники спустятся в самые низы социальной жизни и примутся за защиту интересов труда и за организацию лучших условий существования, начиная с самого простого - с жилища. Благотворительность, которой часто отдаются женщины, расширенная и основанная на взаимопомощи, может покрыть города и деревни целой сетью попечительств. Политика при участии женщины должна проникнуться иным, более гуманным и возвышенным духом, война постепенно уступит место арбитражу и мирному разрешению конфликтов.

Если мне возразят, что я вдаюсь сейчас в утопию, то думаю, что лишь в отношении современного момента, а не безусловно. Невозможное сейчас может осуществиться через десятки и сотни лет; надо лишь вычислить при закладке фундамента, есть ли у нас достаточно материала для постройки здания. Повторяю, что психический склад русской женщины, ее самоотверженная работа на других поприщах служат залогом этой возможности, а творчество наших великих художников ободряет нас, как вещее пророчество.

Далее...