Вообще моя мать была очень взыскательна к нашей манере выражаться. Однажды, еще подростком, я провинилась - меня выгнали из-за стола за то, что я сказала в многочисленном обществе:

"От этого ужаса на стену полезешь". Я так и не поняла, почему меня наказали и отчего мать за меня "со стыда сгорела". В другой раз провинился, к нашей радости, один молодой профессор, потому что в нашем присутствии, барышень, за столом распространялся о том, как после купания он растирал полотенцем тело докрасна.

Эта придирчивость матери породила в нас робость и конфузливость - мы боялись не так сделать, не так сказать, - с которыми я усиленно боролась и, должна сказать, довольно безуспешно.

После поездки на Кавказ, составившей эру в нашем существовании, я стала много увереннее в себе, не так принимала к сердцу замечания матери, не так верила в ее суждения, как раньше. Затем я стала заботиться о своей внешности, уделяла много времени своему туалету. Я шила теперь платья по своей фантазии, не руководясь модой, искала покрой платья на картинах старых мастеров: сочетание красок у Рафаэля (синего с красным), выреза воротника у Луини... Я, первая в нашей семье, перестала носить турнюры и обручи в юбках и произвела немалый скандал, появившись без этих украшений в знакомом доме.

Я увлекалась составлением туалетов не только для себя, но и для сестер, Нины Васильевны и других своих подруг.

Мать не одобряла моего вкуса. "Катя одевается как актриса", - говорила она. Но я не искала одобрения матери и эмансипировалась больше и больше, и не только в области костюмов.

И я теперь совсем не боялась остаться старой девой, хотя годы шли. Мне уже исполнилось двадцать два. Маша была еще старше меня. Кругом родные удивлялись. "Что же дочек замуж не выдаете?" - спрашивали постоянно мать разные тетушки и кумушки.

"Подходящих женихов не находится",- шутя отвечала мать. Но мы с сестрой понимали, что она озабочена тем, что мы засиживаемся. На всякого молодого человека, попадающего к нам в дом, мать смотрела как на подходящего или неподходящего для нас жениха. Она, как я уже говорила, была против дворян, которые, по ее мнению, женятся на девушках купеческого рода лишь из корысти, из-за их приданого. Для нас мать желала в мужья человека из солидной купеческой семьи, работающего в деле отца или имеющего свое торговое дело.

Наши тетушки держались того же мнения и сватали нам разных молодых людей из богатых купеческих домов: Морозовых, Щукиных, Прохоровых... "У него дом с колоннами на Пречистенке",- говорила о последнем, захлебываясь от восторга, приживалка бабушки.

Маша страшно возмущалась таким сватовством. Она говорила, что уважающий себя человек не будет искать себе жену через сваху, что это делают только "сиволапые мужики". Она отказывалась ехать в театр, где должны были быть смотрины. А меня это только забавляло: мы сидим в Большом театре в ложе бенуара. Я в бинокль ищу претендентов и нахожу их в первых рядах партера, двух молодых людей во фраках, рассматривающих нашу ложу в бинокль. В антракте они, стоя спиной к рампе, продолжают смотреть на нас. Я показываю их Маше, она тотчас же поворачивается к ним спиной и уходит из аванложи⁴⁸. Молодые люди, направляясь якобы в фойе, оживленно разговаривая между собой, останавливаются около нашей ложи.

На другой день мы узнаем от тетушки, что мы понравились, особенно Маша (Маша нравилась всегда больше меня).

Через несколько дней молодой человек делает нам визит. Его привозит к нам один из наших дядей. Они сидят в гостиной. Маша к ним не выходит. "Пусть, - говорит она, - в другой лавочке ищет себе подходящий товар".

"Мамаша сердится",- прибегает сказать нам брат. Я иду в гостиную и держу себя скромно и с достоинством, как подобает девицам из хорошего дома. Меня душит смех. Молодой человек, красивый (это я уже рассмотрела в театре), модно одетый, с глупым лицом, сидит на кончике стула, держа в руках шляпу, не сводит глаз с дяди и отвечает робко на вопросы матери: "Как здоровье вашей матушки?" "Как ваш батюшка?"... "Вы были на днях в театре, как вам понравилась опера?" - вставлю я вопрос в первую паузу. "Опера очень хороша-с. А вам как она понравилась?" - "Совсем не понравилась. Я вообще не люблю оперы". - "Как же так, а музыка-с?" - "Музыка мне тоже не понравилась". Мать недовольно хмурит брови, сама еле удерживая улыбку.

"Ну, как дом с колоннами?" - спрашивает Маша. "Провалился", - отвечаю я.

Молодой человек не появляется больше на нашем горизонте. Маша успокаивается до следующего предложения. Тетки хотят привести к нам уже не купеческого сына, а дворянина, помещика. Этот немолодой человек хочет жениться на образованной девице, играющей на рояле и говорящей по-французски. "А приданым купеческой девицы он не интересуется?" - спрашиваю я. "Что ты, что ты, очень даже интересуется". Маша возмущенно заявляет, что не выйдет к нему, если тетка его привезет. "А ты, Катя?" Я совершенно серьезно отвечаю, что непременно выйду, покажусь ему и на него посмотрю. "Вот Катя моложе тебя, а куда умнее. Ну что от тебя убудет, если ты поговоришь с солидным человеком? А может быть, и судьба тебе выйдет..." "Солидный человек" вскоре приехал к нам с визитом днем, во фраке. В манжетах, которые он все вытягивал, блестели поддельные брильянты запонок. Я уговорила Машу выйти в гостиную, чтобы не обижать благодушную тетку.

Визит второго претендента был еще комичнее первого. Пожилой, красивый, он глупо важничал, всем своим видом показывая, что мы должны быть осчастливлены его высоким посещением. Он развалился на кресле в гостиной и разглагольствовал, рассматривая нашу обстановку и нас, почти не слушая реплик, которые мать из вежливости вставляла в его монолог. Мы с Машей уселись подальше от него и стали вполголоса разговаривать между собой. Тогда он прервал свои высокопарные фразы о том, как он любит музыку, как ее недостает ему в деревне, и спросил, обращаясь к нам: "Кто из барышень лучше играет на рояле?" Маша резко ответила, что мы обе плохо играем и не любим музыку. Он, видимо, был разочарован. Мать пригласила его к нам на завтра на вечеринку потанцевать под фортепьяно. Он согласился, снизошел.

Приехал к нам на вечер в пиджаке и сконфузился, увидев наших кавалеров во фраках и мундирах. Мы представляли шарады на французском языке. Потом Маша играла танцы. Мы танцевали. Никто не обращал на него внимания. Он удалился в кабинет, где хотел принять участие в общем разговоре о новом институте земских начальников ⁴⁹, только что введенном. Он защищал и хвалил его. Но наши гости на него так резко напали и высмеяли, что он вскоре удалился, не дождавшись ужина. На другой день он приехал благодарить "за приятно проведенный вечер" и проститься, он уезжал к себе в деревню.

Мы никогда больше его не видели. И правду сказала тетка, от нас ничего не убыло, только в репертуаре брата прибавился новый номер "о солидном женихе".

Нас сватали не только тетушки и кумушки, большинство наших знакомых интересовались нашей судьбой и печалились о том, что нам уже за двадцать лет, а мы еще не замужем. Муж сестры Тани, Иван Карлович, был очень серьезно этим озабочен. Как только мы с Машей стали невеститься, он приискивал нам женихов среди русской и иностранной молодежи.

Он постоянно беседовал с нами на тему нашего замужества, больше со мной, так как Маша объявила ему, что перестанет у них бывать, если он вздумает сватать нас своим знакомым или показывать им нас как "выгодный товар". Я относилась к этому много проще, я объяснила Ивану Карловичу раз навсегда мою точку зрения: я ни за что не пойду замуж за иностранца, мне не нравится его жизнь с Таней, и что я вообще не спешу с замужеством. Он возмущался и обвинял студентов, бывавших у нас, в том, что они "свернули мне голову своими учеными и книжными разговорами". Но это не мешало ему упорно возвращаться к теме нашего замужества и расхваливать мне то одного, то другого молодого человека, то "шелкового немца", то "кожаного", то "суконного англичанина", как мы с Машей называли его претендентов, потому что, восхваляя какого-нибудь молодого человека, Иван Карлович непременно добавлял: "У его отца суконная фабрика" или "Он вступил компаньоном в торговый дом "Шелковые ткани..."

Даже среди наших знакомых студентов он находил для нас подходящие партии. Один кончал курс на доктора, жил в собственном доме (Н. Н. Селивановский), другой, юрист, был единственным сыном и наследником богатого мельника (Н. Н. Киселев), у третьего - фабрика (А. И. Шамшин). Эти студенты бывали у нас в доме еще гимназистами, мы дружили с ними как с товарищами братьев, но никогда не интересовались их состоянием и происхождением. И было курьезно, что как раз два первых студента, как оказалось потом, были влюблены в Таню, его жену, и бывали у нее совсем не для того, чтобы встречаться с нами, как соображал Иван Карлович.

Но все эти разговоры и сватовства касались нас чисто внешне, они не затрагивали нашей сердечной жизни, которая развивалась и шла своим чередом, скрываясь от старших, и прежде всего, конечно, от матери. Молодые люди, влюбившиеся в нас, объяснялись нам в любви, не делая официально предложения. Маша, конфузясь и теряясь, тотчас не отказывала своему поклоннику. Обыкновенно я брала на себя роль посредника, если Машин письменный отказ, который я обыкновенно сочиняла, не сразу действовал, вела переговоры, утешала. И раза два между Машиным отвергнутым поклонником и мной возникали переписка и многолетняя дружба.

Свои же романы я затягивала и длила возможно дольше, выслушивала объяснения в любви, искренне сострадала, утешала своего поклонника, предлагала ему дружбу взамен любви, сама не испытывая ничего, кроме страстного интереса к чувству, которое я внушаю.

Но это до поры до времени, пока я не влюбилась так для себя неожиданно и безрассудно.

³⁷ "Русский вестник" - литературный и политический журнал, издававшийся в 1856-1918 гг. сначала в Москве, а затем в С.-Петербурге. До 1887 г. его издателем и редактором был М. Н. Катков,

³⁸ "Русская мысль" - научный, литературный и политический журнал, издавался ежемесячно в Москве в 1880-1918 гг. Основан В. М. Лавровым. Сначала придерживался славянофильской ориентации, позднее - умеренно-либеральной. В 1900-е годы литературным отделом руководил В. Я. Брюсов, критическим - 3. Н. Гиппиус.

⁴⁴ "Дневник" Башкирцевой... - Башкирцева Мария Константиновна (1860-1884) - художница. Почти всю свою короткую жизнь прожила за границей; выставляла свои картины в парижском "Салоне". Ее дневник, который она вела с тринадцатилетнего возраста, был издан посмертно: "Journal de Marie Bashkirtseff". V. 1-2. Paris, 1887 и переведен на многие языки. По-русски издан в 1893 и в 1991 гг.

⁴⁵ Высшие женские курсы Герье - высшее учебное заведение для женщин, открытое в 1872 г. в Москве по инициативе и под руководством проф. В. И. Герье. Имели историко-филологическое направление, срок обучения составлял сначала два, а с 1879г.- три года; уровень преподавания соответствовал университетскому. В 1879г. курсы были закрыта и возобновили деятельность лишь в 1900 г.

⁴⁶ "Посредник" Горбунова-Посадова- книгоиздательство культурно-просветительского характера, основанное в 1885 г. В. Г. Чертковым по инициативе Л. Н. Толстого в С.-Петербурге; с 1892 г.- в Москве. В 1897-1925 гг. издательством руководил И. И. Горбунов-Посадов. Выпускало книги и журналы для народа, после революции - в основном книги для детей. Закрыто в 1935 г.

⁴⁷ "Русские ведомости" - политическая и литературная газета, издававшаяся в Москве в 1863-1918 гг. С 1870 г.- орган либеральной интеллигенции; с 1905 г. отражала взгляды Конституционно-демократической партии (кадетов).

⁴⁸ аванложа - небольшое помещение перед входом в театральную ложу.

⁴⁹ о новом институте земских начальников...- Должность земского начальника была введена в России законом 12 июля 1889 г. Земские начальники назначались из дворян для надзора за крестьянскими сельскими и волостными учреждениями: сходами, волостными правлениями, волостными судами. Они могли назначать и смещать в них должностных лиц, утверждали решения волостных судов о наказании виновных и проч.