Возопила Вечная Женственность! Весь Мир услыхал ее.

Уильям Блейк. Песнь свободы

William Blake. A Song of Liberty¹

Русская поговорка, на иностранные языки не переводимая²

Русская женщина страдает под бременем стереотипа женственности, который давит на нее с экрана телевизора, глядит со страниц любого периодического издания, школьного учебника, сквозит в указаниях начальника, увещеваниях и упреках членов семьи и выражается в разных дискриминативных действиях против нее. Понятны ли ее проблемы на Западе или "брег Альбиона безмолвен; луга Америки далеки"? Понятны ли русской женщине проблемы той, которая живет в Западной Европе или еще дальше - за океаном? Одинаковы ли пути решения их проблем или они должны корректироваться с учетом особенностей социума?

Меня в этих вопросах интересуют культурная общность или, напротив, различия, которые могут, соответственно, способствовать или мешать диалогу женщин разных культур, отстаивающих свои права.

К числу таких различий относится языковой барьер. Думая об эпиграфе для этой статьи, я хотела найти какой-нибудь фрагмент русского фольклора, который бы лаконично отражал идею о том, что женщины ловки, инициативны, целеустремленны, которая противостоит распространенному стереотипу. И нашла (см. поговорку в эпиграфе). Однако, задумавшись о возможностях перевода этой поговорки на английский язык, я зашла в тупик. И не только из-за ритмической структуры, а и из-за многозначности смыслов. Эта поговорка, помимо искомого, может для каждого, в меру его "испорченности", сообщить и массу других смыслов. Можно ли передать их другим языком в столь же лаконичной форме? Думаю, что нельзя. И если нельзя справиться с одной маленькой поговоркой, то чего уж говорить о сложных комбинациях смыслов, которые несет в себе каждое культурное образование... Тем не менее, несмотря на несоизмеримость разных языков, неопределенность перевода находятся смельчаки, которые окунаются в инокультурную стихию, пытаясь способствовать диалогу разных общностей. В настоящей статье вы найдете анализ работы одного из таких смельчаков - Джоанны Хаббс, профессора истории русской культуры из колледжа в Хэмпшире³, которая исследовала представления о женском начале в русской культуре и их истоки. Результаты ее исследования сравниваются с этнографическими и историческими наблюдениями современного русского историка Марины Михайловны Громыко, изложенными в ее книге "Мир русской деревни" (Москва: Молодая Гвардия, 1991. 446 с.).

Однако сравнение этих интерпретаций является лишь методом моего исследования. Задача, которую я перед собой ставлю, заключается в критике исторического обоснования сексизма и нормативной концепции половых ролей⁴.

О Джоанне Хаббс я знаю только, что в 1989 г. она получила от Ассоциации женщин-славистов премию за анализируемую мной книгу и что она преподает славистику в университете. Марину Громыко, напротив, я знаю с детства. Я запомнила ее выскокой статной женщиной аристократического вида. Она является одним из наиболее знаменитых специалистов по русскому крестьянству, долгое время жила в Новосибирском Академгородке, где практически всю свою жизнь провела и я, входила в местную элиту, так как, во-первых, сама очень быстро сделала академическую карьеру, а во-вторых, ее первый муж, член-корр. Академии наук Н.А.Желтухин, был одним из ведущих ученых нашего научного центра. Она принадлежала также к диссидентствующим кругам. В 1968 г. подписала знаменитое "Письмо сорока шести" в Верховный Суд и Прокуратуру с требованием гласности, которая, по мнению "подписантов", не была соблюдена в политическом процессе над Гинзбургом, Ланским, Добровольским и Ложковой. Вскоре после этого она уехала в Москву.

С тех пор с ней произошла разительная трансформация. Наши общие знакомые, которые недавно с ней виделись, рассказывают, что она превратилась из светской львицы в маленькую сухонькую женщину, очень набожную, и что вместе со своим вторым мужем - церковным старостой, они ведут большую работу в своем приходе. Эти детали были бы, возможно, и излишними, но они проясняют некоторые стороны интерпретации М.Громыко духовного мира старой русской общины.

Итак, в чем заключается историческое обоснование сексизма? Утверждается, что Россия в старые времена была патриархальной страной, в которой главенствовали мужчины, и что все наши беды проистекают из нарушения этого, естественного для России порядка. Эта концепция стала настолько общим местом, топосом, что ее атрибуция, практически, не имеет смысла. Тем не менее, чтобы заниматься ее критикой, я воспользуюсь высказываниями автора популярной в России книги о здоровом образе жизни "Три кита здоровья" Ю.А.Андреева. В его новой книге, "Мужчина и женщина"⁵, историческое обоснование сексизма нашло своего рода "классическое" выражение, со всеми присущими этой "классике" противоречиями. Ю.Андреев утверждает следующее:

"Патриархальная иерархия предполагала главенство мужчин над женщинами, старших - над младшими" (с. 199). Далее он рассуждает следующим образом. Женщина была "основной блюстительницей также и религиозных устоев, а ведь религиозность в деревенской Руси всегда была весьма своеобразной: выражаясь по-современному, ее можно было бы назвать "космической", а по-старому - неразрывно связанной с вековечным доисторическим язычеством. Да и как могло быть иначе:

весь ритм жизни подавляющего большинства населения России (по переписи 1897 г., в деревнях проживало 85%) был неразрывно связан с солнцеворотом, с чередованием времен года и непременной сменой занятий, порождаемых севом, взращиванием, уборкой и переработкой плодов земли" (с. 199-200).

Поскольку подобные рассуждения воспринимаются многими сегодня как утраченный идеал, то имеет смысл показать их внутреннюю противоречивость.

В сущности, автор утверждает здесь три вещи:

1. Общество было патриархальным.

2. Патриархальность означала главенство мужчин.

3. Женщины были ответственны за культовую сторону жизни, которая составляла основную сферу, то есть мужчины главенствовали, а женщины были главные.

Это рассуждение построено на типичных логических ошибках: подмене понятий и логическом противоречии.

Для того чтобы разобраться, как это происходит и почему сам автор не замечает столь очевидных вещей, мы должны ответить на два вопроса:

1) Была ли Россия патриархальной?

2) Была ли Россия языческой (или христианской) страной?

Россия действительно была страной патриархальной, но не в смысле главенства мужчин: когда ученые историки и социологи говорят о патриархальности, то имеется в виду не главенство мужчин, а особенности экономического уклада.

"После реформы 1861 г. русская деревня осталась сугубо патриархальной, иной быть не могла, пока в ней господствовали порядки передельной общины. Свое хозяйство крестьянин рассматривал исключительно как источник получения потребительской, а не меновой стоимости. Лишь незначительную часть произведенной продукции он реализовывал на рынке, да и то для того, чтобы истратить вырученные деньги исключительно на уплату податей, повинностей и на самые необходимые потребительские товары, а не на улучшение хозяйства. По данным академика В.С.Немчинова, уровень товарности в середняцких и бедняцких хозяйствах составлял 14,7%. Ленин именовал русских крестьян дотоварного типа "крестьянами-лежебоками", из которых подавляющее большинство хозяйничает по рутине, по традиции, применительно к условиям патриархальным, а не капиталистическим... Значительная часть помещичьей земли сдавалась крестьянам на условиях преимущественно докапиталистической аренды: зимняя наемка, погодная аренда, аренда исполу, аренда за отработки, кабала за долги, кабала за отрезанные земли, за лес, за луга, за водопой и т.д."⁶.

Кто-то может возразить мне, сказав, что патриархальность в смысле доминирования мужчин была заложена в принципе распределения земли, в соответствии с количеством мужчин в семье. И потому, соответственно, мужчинам придавалась большая ценность, чем женщинам. Однако это было бы так, если бы не существовал порядок, вернее, беспорядок, переделов земли, когда крестьяне, руководствуясь совершенно стихийно возникающими движениями, из весьма странного, с европейской точки зрения, чувства справедливости, могли отобрать часть земли у того, кто показался им слишком богатым, в пользу бедных, в том числе вдов. Таким образом, "патриархатный" способ распределения земли подрывается переделами.

Итак, мы видим, что рассуждения о патриархальной России на уровне здравого смысла фактически подменяют экономическое понятие "докапиталистический" сексистским понятием "патриархатный".

Что касается отношений в семье. Во-первых, они отличались в разные исторические периоды⁷. Максимальное закрепощение, по сравнению с мужчинами, женщина испытывала в XVI в. Что же касается остального времени, то женщины в Древней Руси и России пользовались значительно большими имущественными правами, чем, например, женщины в Европе. Об этом пишут многие авторы. Так, М.М.Громыко сообщает, что приданое женщины оставалось после замужества в ее распоряжении. После смерти мужа женщина обычно была достаточно приспособленной, чтобы управлять хозяйством. Если она хотела выделиться из семьи покойного мужа, то ее доля движимого и недвижимого имущества была достаточно четко оговорена.

Отношения в семье, как и многие сферы культуры, строились по принципу иерархии, но в отличие от сексистской интерпретации -доминирования или главенства - эта иерархия имела совершенно иной смысл: высший член иерархии должен был осуществлять не функцию подавления. Предназначение иерархии было в делегировании ответственности. Оно было построено не по биологическому принципу - главой семьи был не обязательно отец. Главой семьи, пишет Марина Михайловна Громыко, был кто-то из старших мужчин, но такой человек, который был способен распределять домашние обязанности и пр. Он назывался большаком и не определялся навсегда. В случае непригодности он мог быть устранен либо семьей, либо общиной (с. 172 и след.). Самое интересное, что в семье существовала симметричная ему позиция - большухи, которая также не была однозначно закреплена за матерью семейства. Большуха ведала распределением обязанностей среди женской части семьи.

Стиль отношений в семье в значительной степени определялся отношением к холостым. И здесь отношения были достаточно симметричными - холостой образ жизни для человека, достигшего определенного возраста, считался отклонением от нормы (с. 170). Весь институт брака был организован таким образом, чтобы девушка не оставалась в старых девах. Но если это случалось (иногда по ее воле), то она не пользовалась презрением и неглижансом, как сейчас. Она не была отчуждена от жизни общины и в каком-то смысле принадлежала больше общине в целом, чем семье. Такие девушки назывались черничками (с.120-121).

Нормы поведения молодоженов были также симметричными. Например, если в данном регионе существовал запрет на участие в посиделках, то он распространялся как на мужа, так и на жену.

Существовало естественное разделение труда между полами. Но это не означало, что женщины были пассивны и бездеятельны. Они принимали участие даже в пахоте, и для женской пахоты изготавливались особые плуги.

Таким образом, мы можем ответить на первый вопрос следующим образом: Россия была патриархальной, но не в смысле главенства мужчин, а в смысле определенного экономического уклада.

Для того, чтобы анализировать ответы на этот вопрос, данные Джоанной Хаббс и М.М.Громыко, я уточню его следующим образом. Каковы были отношения между язычеством и христианством в России и как существовавшая духовная ситуация влияла на положение женщин?

Хорошо известно, что изначальной религиозной системой на Руси было язычество. Христианство пришло на Русь на первой стадии формирования самодержавия.

Джоанна Хаббс утверждает, что русский этос был и до сих пор остается прочно укорененным в первоначальных культах материнства и плодородия. Ее мнение, в сущности, совпадает с мнением одного из наиболее известных сейчас историков культуры - Камиллой Палиа, которая утверждает, что "Иудео-христианство все-таки не одержало победу над язычеством, которое до сих пор процветает на почве искусства, эротики, астрологии и поп-культуры"⁸. Для того, чтобы обосновать свою точку зрения, Хаббс показывает, как христианство ассимилировало языческие традиции, и доказывает, что эти традиции до сих пор живы. Она прослеживает корни язычества на Руси, влияние на славян, подробно излагает начало конфликта между иерархически ориентированной военной элитой и матриархатными кланами. Этот конфликт был исходной точкой не только конфликта между мужскими и женскими божествами, но и их дальнейшего сосуществования, но и самого ПРИНЦИПА сосуществования двух различных ориентации, которые в дальнейшем стали основным принципом русской духовной ситуации - так называемого двоеверия.

Православное христианство было религией отчего авторитета и власти, наказания и сыновней любви (р.87). Князь Владимир, который навязал восточное христианство своим подчиненным, надеялся тем самым убедить их в том, что его правление освящается божественной властью. Так, с самого начала, православное христианство служило политическим целям.

Поскольку оно воспринималось как мужское дело (характерный признак - прерогатива мужчин быть священниками) в противовес языческим культам поклонения женскому началу, то православные миссионеры использовали культ девы Марии как главный путь обращения. Это серьезный момент, так как русские женщины сопротивлялись введению христианства с великим упорством по той причине, что на Руси первоначальное христианство было религией высших классов и шло вразрез с архаическим матриархатным укладом (р.90). Первообытно-общинный культ, осуществлявшийся женщинами, подвергался преследованиям со стороны церкви и разрушался государством (р.90).

По мнению автора настоящей статьи, подобное использование христианства в светских целях противоречит сущности христианства, утверждающего самоценность личности независимо от ее половой, национальной или социальной принадлежности.

Женщины Древней Руси держались архаических культов не только потому, что они боялись потерять свою власть, но и потому, что церковь принижала женщин как в догматике, так и в культовой стороне. Женщина трактовалась через образ мятежницы Евы, которая предала Творца и презрела законы мужского божества, - пишет Джоанна Хаббс.

Поскольку русским женщинам претил образ Евы как порочного начала, Церковь всячески стремилась поощрять культ Девы Марии и женщин-святых (р.95). Она также пересматривала языческие повествования в свете Евангелия. Примером такого пересмотра, по мнению Джоанны Хаббс, является христианский культ Св.Николая, который является адаптированным христианами культом Артемиды.

То же самое относится к культу Параскевы-Пятницы, который, в сущности, является адаптированным архаическим пятничным культом, до сих пор распространенным в деревне.

Таким образом, американский этнограф делает вывод, что Россия была и остается языческой страной.

В книге Марины Громыко не прослеживаются корни русского религиозного сознания. Хронологические рамки книги - XVIII-XIX вв. В отличие от Дж.Хаббс, она подчеркивает значимость христианства для формирования стиля мышления и жизни русских крестьян.

Ее общая идея состоит в том, что в основании нравственности русского крестьянства лежат христианские идеи (с.84). Однако, когда она приступает к подробному описанию русских традиций, то оказывается, что образцы описываемых ею традиций являются скорее всего проявлениями двоеверия, или язычества. И это вполне естественно.

Во-первых, Церковь целенаправленно адаптировала языческие обряды, а во-вторых, языческие обряды не могли быть вытеснены из труда и быта русского крестьянства в силу того простого факта, что жизнь крестьянской общины была организована согласно характерному для архаических культур принципу слияния труда и народного искусства, описанному С.Аверинцевым применительно к ранней Византии. Всевозможные трудовые действия сочетались с особыми обрядами и традициями, особыми фольклорными формами, которые могли исчезнуть только вместе с определенными видами деятельности.

Так, М.М.Громыко описывает традицию взаимопомощи, которая всегда существовала в русской крестьянской общине и принимала самые разные формы. Она квалифицирует эту традицию как христианскую. Однако это ее утверждение не выдерживает критики, как только речь заходит о том, какими ритуальными действами эта взаимопомощь сопровождалась. Например, во время строительства дома существовал особый ритуал, связанный с подъемом матицы, балки, на которую настилается потолок (с.80). В одном из российских уездов к матице привязывали лукошко с вином и пирогами. После молитвы (!) пили это вино и ели пироги. Эта ритуальная трапеза, несмотря на молитву, остается, по своему духу близкой языческому жертвоприношению.

Примеров противоречия между традицией и интерпретацией в книге профессора Громыко множество. Один из них - это описание и трактовка хоровода "Колосок" •(с.354).

Марина Михайловна описывает традицию, связанную с культом плодородия и женского начала. Центральной фигурой хоровода являлась маленькая девочка, которая шествовала по рукам участников хоровода до тех пор, пока весь хоровод не приближался к полю ржи. Затем девочка срывала горсть колосьев, бежала к церкви и клала эти колоски под основание церкви. Для М. Громыко этого достаточно, чтобы сделать вывод о том, что этот хоровод был подчинен "христианскому сознанию, и центральный момент его был обращен к православному храму" (с.354). Основания для такого вывода нет, так как подобное действо не имеет ничего общего с христианским культом, обращенным к Отцу, Сыну и Святому Духу.

Прежде чем перейти к описанию других традиций, я должна отметить, насколько велика роль женщин самых разных возрастов во всех обрядах.

Одним из описаний, которые наиболее наглядным образом выявляют противоречие между материалом и его интерпретацией в книге русского историка, является описание троицких гуляний (с.345-360). Описание этого праздника сводится к описанию разнообразных языческих обрядов, которые восходят к глубокой древности. Единственным упоминанием христианских реалий является упоминаемая автором традиция начинать плетение венков в церкви, что опять же привязано к православному культу сугубо внешним образом и иррелевантно по существу.

Другим характерным примером сочетания язычества и христианства в книге является описание Святок (времени между Рождеством и Крещением). Праздник начинается с того, что группы молодежи ходят по домам и поют христианские гимны, собирают пищу. Потом они едят эту пищу и гадают. Во многих местах эти действа сопровождаются переодеванием. Очень интересно, что в некоторых районах колядующие после этих переодеваний должны искупаться в реке или другом водоеме в Крещенских водах, чтобы очиститься от переодевания (р.28). Отсюда можно сделать вывод, что участники переодевания хорошо понимали инородность ряжения духу Христианских праздников. И совершенно верно. Сама традиция переодевания построена на языческом восприятии времени. Смех и розыгрыши - это символические преодоления смерти⁹, такого возрождения, которое не имеет ничего общего с христианской идеей нового рождения во Христе и Его преодолением смерти.

Наиболее языческим по своему характеру был праздник Масленицы. Здесь даже Марина Громыко замечает, что этот праздник впитал в себя древние традиции, связанные с переходом от зимы к лету (с.ЗЗЗ).

Духовная ситуация, характерная для дореволюционной России, сохраняется и по сей день.

Отвлечемся от собственно книг и посмотрим, какова динамика соотношения между Христианством и язычеством в настоящее время. Хорошо известно, что коллективное сознание российских граждан перенасыщено всякого рода предрассудками и приметами. Христианский культ разрушается под воздействием так называемого "народного христианства" - всевозможных псевдохристианских традиций и запретов типа запрета работать в Родительский день, традиции разбрасывания пищи на могиле или пить водку рядом с могилой и пр. Некоторые люди воспринимают процедуру крещения, вкладывая в нее не христианский, а языческий смысл, крест - как языческий "оберег"¹⁰. Все эти элементы коллективного сознания свидетельствуют о том, что характерное для русского менталитета двоеверие по-прежнему сохраняется. Вот некоторые данные, которые хорошо иллюстрируют существующие особенности современной духовной ситуации. Данные были получены экспертами социологического центра "Опинио" при МГУ в 1994 г.¹¹

В Москве 53,7% опрошенных назвали себя православными, что на 4,5% больше, чем в 1993. Из верующих католиками себя считает 1%, протестантами - 0,3%. 2,2% относят себя к другим конфессиям (ислам, иудаизм, буддизм).

Из всех верующих 20,6% - "просто христиане", то есть люди новоцерковленные. Количество людей подобных убеждений растет быстрее других.

Эти данные без дополняющих их данных о том, во что же верят люди, считающие себя верующими, по существу, никак не говорили бы о "качестве веры". О "низком качестве" христианской веры говорят следующие признания. Из верующих - 38,2% верят в черную магию, 25,8%- верят астрологам, 14,6%- верят в спиритизм. Но лишь 33,8% - верят в бессмертие души, 25% верят в загробную жизнь и только 15,6%-в конец света.

Исходя из этой статистики можно дать довольно пессимистическую оценку "качества" христианской веры и сделать вывод о том, что языческие представления до сих пор остаются одной из доминант коллективного сознания.

И, наконец, есть еще один признак, который не может не ставить под сомнение оптимистические оценки "духовного возрождения", под которым подразумевается, как правило, распространение православного христианства в России. Этот признак - отношение русских людей к морали.

Дело в том, что христианская мораль основана на идее трансцендентного Бога, от которого человек отпал в результате грехопадения.

Самое удивительное в этом понятии - это возможность воссоединения человека с Богом, которая обеспечивается тем, что Бог, как бы в одностороннем порядке, заключает с человеком соглашение, завет, о том, что его грехи принимает на себя Христос. Достаточно в это поверить, и ты спасен. Светским вариантом понятия завета является понятие закона, который, в соответствии с духом христианства, является абсолютным и освященным Богом. Язычество же не имеет идеи трансцендентого Бога, оно базируется на идее имманентности и потому понятие морали как поведения в соответствии с абсолютным законом отсутствует. Самое главное - не соблюдать закон, а ублажать божество. Именно данное представление о принципах и механизмах поведения лежит в основе нашего общества. Именно отсюда и проистекает правовая чехарда в масштабах государства.

Каким образом произошло так, что христианские идеи, в течение тысячелетия пользовавшиеся поддержкой государства, все-таки не смогли вытеснить языческую компоненту менталитета? Единственное объяснение, которое я могу здесь предложить, состоит в том, что судьбу христианства в России постигло то, что постигает более поздние наслоения индивидуального сознания при экстремальных ситуациях. Психофизиологи (школа Гроффа), занимавшиеся воздействием внешних факторов на сознание, установили, что разрушение в первую очередь постигает новые образования сознания, тогда как архаические элементы являются наиболее устойчивыми.

Поскольку христианство по сравнению с язычеством является позднейшим образованием, то в условиях разрушения национального этоса в начале XX в. именно оно подверглось наибольшей деструкции.

Христианство не было настолько органичной частью российского менталитета, чтобы выстоять в экстремальных условиях социальных катаклизмов. И потому вывод профессора Громыко о том, что христианская система ценностей стояла за всей жизнью русской общины в течение двух веков, предшествовавших этим потрясениям (с.84), кажется достаточно шатким. Было бы нелепым отрицать влияние христианства на русский менталитет, но оценка духовной ситуации в России как двоеверия (см. книгу Дж.Хаббс) представляется более обоснованной.

Таким образом, уже в силу того, что духовная ситуация в дореволюционной России характеризовалась двоеверием - сосуществованием христианства и язычества с его культом плодородия и материнского начала в рамках последнего, русский менталитет не мог характеризоватъся тем, что Ю.А.Андреев и другие называют "патриархальностью", их рассуждения на эту тему являются внутренне противоречивыми.

Моя цель состояла в критике исторического обоснования сексизма, которое заключается в том, что русская община до революции была патриархальной в смысле главенства мужчин.

1. Анализ смысла понятия "патриархальный".

2. Выяснение соотношения между институтом христианства (подчеркиваю - институтом, тесно связанным с институтом государственной власти, а отнюдь не самим характером христианства как учения, которое противостоит всякой дискриминации), которое вносило идеологию главенства мужчин, и язычеством с его культом материнского начала и плодородия. Последняя задача решалась с помощью сопоставления материалов двух книг, посвященных менталитету русской сельской общины, которая составляла основную часть населения. Книга русского историка Марины Громыко, несмотря на то, что она расходится с мнением американского культуролога Джоанны Хаббс, утверждающей, что язычество является доминантой русской духовной ситуации, оказывается более сильным аргументом, опровергающим историческое обоснование главенства мужчин, так как, вопреки ее интерпретации, факты, которые она приводит, говорят в пользу того, что языческая архаика доминировала в сознании русского крестьянства и потому исключала диктатуру мужчин как в общественной жизни, так и в семье, делая отношения между мужчинами и женщинами близкими к симметричным.

¹ Блейк У. Избранные стихи. М.: Прогресс, 1982. С.378-379.

² Мудрое слово Древней Руси (XI - XVII вв.). - М.: Советская Россия, 1989. С.403.

³ Hubbs J. Mother Russia. The Feminine Myth in Russian Culture. Bloomington and Indianapolis. Indiana University Press, 1988. 302 p. Постраничные ссылки на книгу даны в тексте.

⁴ Ссылки на историю являются сейчас самым распространенным способом обоснования сексизма и нормативной концепции половых ролей, и не только в России, но и в Средней Азии (Табышалиева А. Устное сообщение).

⁵ В настоящей работе ссылки делаются по изданию: СПб.: Респекс, 1994.

⁶ Стариков Е. Община: от русской "марки" к уравнительным переделам // Знание - сила. 1994. № 4. С.62-63.

⁷ См. Об этом, напр.: ПушкареваН.Л. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 177- 209.

⁸ Paglia С. Sexual Personae. Art and Decadence from Nefertiti to Emily Dickenson. N.Y.: A Vintage Books. A Division of Random House, Inc., 1991. P.XIII.

⁹ См. об этом в кн.: Батай Ж. Литература и зло. М.: Изд-во МГУ, 1994.

¹⁰ Интересную иллюстрацию двоеверия явило на нашей конференции в Репине выступление женской рок-группы "Колибри".

Члены этой группы искренне считают себя христианками. Они носят крестики и не видят ничего особенного в сочетании этого символа с вакхическими песнями, которые они исполняют, языческими по своему характеру переодеваниями (например, ношением атрибутов Вакха-Пана). В этом смысле они пошли даже дальше ряженых старой русской деревни, которые видели необходимость омыться в крещенских водах после карнавала.

¹¹ См.: журнал "Новое время". 1995. № 18. С.38.