Моя судьба передана мне моими родителями. Папа - Муцуо Хакамада, японский коммунист, всю свою жизнь положил на алтарь торжества коммунистических идей. Не желая принимать режим власти в Японии, эмигрировал в 1939 году в Россию и здесь прожил оставшуюся жизнь, став гражданином СССР. Он работал на Гостелерадио переводчиком. Мама - преподаватель английского языка. А вот я японского не знаю совсем, а английский выучила только тогда, когда он мне по-настоящему понадобился. По японским традициям отец в доме - добытчик. А воспитанием детей должна заниматься мать. Отец был очень холоден к нам с сестрой, так было заведено. Я помню только два случая из детства, когда отец меня удивил. Однажды, когда мне было лет двенадцать, у меня сильно болело ухо, и тогда отец погладил меня по голове и смущенно пробормотал какие-то ласковые слова. А в другой раз я зашла в комнату отца с мячиком и случайно разбила трельяж. Внизу стояли банки с красками. Они тоже, естественно, разбились, краска вылилась на ковер. Так за пять минут было испорчено абсолютно все. Мама, увидев это, пришла в ужас:

"Спрячься, придет отец с работы, он тебя просто убьет". И вот вечером вернулся отец. Мама все ему в подробностях рассказала. Я умирала от страха. А отец сказал: "Все уже произошло, ругаться бесполезно".

Хотя отец и не был нежен ко мне, после его смерти (а она случилась как раз в дни августовского путча в Москве в 1991 году) я почувствовала полную опустошенность, настолько он мне оказался душевно близок и необходим, несмотря на наше полное идейное несходство. Отец привил мне любовь к точным наукам и чувство независимости: ставлю перед собой цель и добиваюсь всего сама. Все мои другие качества, порывы, поступки, характер - это свойства русского человека.

По завещанию отца его прах мы перевезли в Японию. И все эти годы я очень хотела побывать на его могиле. И вот приехала. Там стоял буддийский храм, и так было вокруг спокойно, тихо и хорошо. Я почувствовала легкое дыхание своего отца...

БАЛЕРИНЫ ИЗ МЕНЯ НЕ ВЫШЛО...

Я росла стеснительной, замкнутой, худой, какой-то нескладной. За мной и мальчики-то никогда не ухаживали. В детстве я чувствовала себя изгоем - из тех, кто к четырнадцати годам задумывается о самоубийстве. Какая-то странная семья, вечные коммуналки с их копеечными ссорами, мама головы от тетрадей не поднимает, папа плохо говорит по-русски... Ни в школе, ни во дворе меня не принимали: за цвет кожи, за разрез глаз. Но особенно я страдала в пионерском лагере, куда меня вечно отправляли: мама часто болела. И вот в восьмом классе случайно попала в Артек - такая там была муштра! А кормили плохо. И я решила заняться "выдавливанием из себя раба", потому что поняла: у меня нет друзей, я одна, и так дальше жить нельзя. И вот несколько ребят, и я в том числе, подняли бунт. Это звучит смешно, но я стала его лидером. Мы пришли в столовую и вместо обычного приветствия:

"Bceм, всем приятного аппетита!" - закричали: "Всем, всем приятно подавиться!" Такой был скандал! Мы двое суток по паркам потом прятались. Но я вернулась домой с впервые пришедшей ко мне мыслью: "Значит, если не бояться, то многое возможно".

Училась я хорошо. Особенно выделяла меня словесница, я любила ее предмет, писала умные сочинения и побеждала на конкурсах. Это не помешало мне однажды разрисовать в хрестоматии портрет одного из боготворимых ею писателей. Я пририсовала ему пышные усы. Учительница, увидев такое святотатство, разразилась гневной речью, в которой обличала того, кто наверняка просто двоечник и имеет низкую духовную культуру. Она и в мыслях не держала, что ее речь посвящена мне-любимице и эрудитке, а класс давился от смеха, зная, чьих рук проделка.

В десятом классе я сама решала, какие уроки посещать, какие нет. Например, программирование я на дух не переносила и вот как-то в очередной раз с сорвалась" с уроков и отсиживалась дома- Зазвонил телефон, я сняла трубку и слышу голос директора школы: "Ира, это ты?" Я отвечала ему низким грудным голосом соседки (а жили мы в коммунальной квартире): "Что вы, Ира заболела, ее увезли в больницу". История эта закончилась благополучно, так как матери я все рассказала, она пошла в школу меня "спасать" и, видимо, нашла слова в мою защиту.

Свое школьное прозвище "Хакамада - губная помада" я переносила спокойно, а тем, что меня называли еще и Синильга - именем героини романа "Угрюм-река",-даже гордилась, так как она была красивая, а красоту я стала ценить рано. Наверное, поэтому мечтала стать балериной. Но родители моим хореографическим воспитанием не занимались, время было упущено, а когда я подросла и сама пыталась поступить в балетную студию или школу художественной гимнастики, меня не приняли. Но любовь к танцам сохранила до сих пор, занимаюсь аэробикой и сегодня могу запросто заскочить в ночную дискотеку, чтобы потанцевать что-нибудь эдакое в стиле рэп.

Поскольку балерины из меня не получилось, я решила стать филологом-японоведом. Пыталась поступить в Институт восточных языков при МГУ, но меня подвел английский. Я получила тройку и не набрала нужного числа баллов. Но полагаю, что истинной причиной моего "непоступления" а этот престижный вуз были мои японские корни. Они мне всю жизнь мешали. Тогда я в МГУ не попала, потому что наполовину японка. Сегодня мои, вежливо скажем, оппоненты утверждают, что я-японская шпионка, а мой сводный брат (по отцу) - японский резидент...

Но на экономический факультет в Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы меня взяли с набранным в ИВЯ при МГУ числом баллов, и я стала грызть гранит экономических наук, сначала, правда, без всякого к этому пристрастия, гак как социалистическую экономику уже тогда тихо ненавидела. Однако рыночная экономика меня увлекла настолько, что я страшно завелась, закончила университет с отличием, затем училась в аспирантуре экономического факультета Московского университета, подрабатывая... ночным сторожем в каком-то строящемся предприятии. Что я там караулила, кроме крыс, так и не поняла.

...Это сейчас у меня профессия, положение, дело, муж, своему ребенку уже семнадцать. Пишу "своему", потому что после развода на моих руках остался приемный сын, которого я вырастила. Помню, когда не только на штаны ребятам денег не хватало, но даже на зубную пасту... Поэтому я хорошо знаю счет деньгам. С огромным сожалением вижу - государство наше и общество лицом к простому человеку, его бедам так и не повернулись... Моя карьера не была даром небес. Я поставила себе целью до тридцати лет защитить диссертацию и стать доцентом. Было нелегко, несколько раз все почти проваливалось, но я вытягивала ситуацию. Зачем такие жесткие рамки? Но ведь нет у человека двух жизней, нужно спешить! За день до защиты диссертации ее отменили, после защиты, которая все же состоялась (а она была посвящена рыночной тематике - "Воспроизводство рабочей силы на рынке труда во Франции"), позвонили из ВАКа и сказали, что если я не сдам в течение недели еще один кандидатский экзамен, результаты будут аннулированы. Двенадцать часов работы ежедневно, сигареты, кофе, я потеряла семь кг, но экзамен сдала.

Защита диссертации в 1984 году и степень кандидата экономических наук мало что изменили в моем материальном положении: преподаватель, затем доцент и зам. зав. кафедрой политэкономии. Во ВТУЗе при заводе имени Лихачева (ЗИЛ) я получала 250 рублей в месяц; муж, тоже кандидат экономических наук, получал еще меньше - 170 рублей. У нас было двое детей (его от первого брака и наш общий), и мы. Двое ученых, не знали, как прокормить семью.

Кстати, во ВТУЗе в конце 80-х годов я читала лекции, в которых восхваляла законы рыночной экономики. Все это было здорово, демократично, остроумно, Маркса и Энгельса поливала, студенты балдели - и что? Ничего.

Мне, конечно, повезло, что я работала не в МГУ и не в МГИМО. Там, наверняка, на меня сразу бы донесли - и с треском бы выгнали. Но здесь, во ВТУЗе, моими студентами были люди, которые неделю стояли у станка, неделю учились, поэтому даже при желании "пудрить им мозги" о том, какая великая у нас экономика, было бесполезно. В общем, я читала в некотором роде "революционные" лекции, студенты получали удовольствие, и я тоже... Мои слушатели смотрели на меня со снисходительной доброжелательностью: какая-то свихнутая на рынке молодая преподавательница-послушаем. Но ведь все, о чем она говорит,-фантастика. Я понимала, что живу в нереальном мире. Но не для того приходили мы на работу, чтобы сцены из пьес театра абсурда разыгрывать (для этого есть театральный вуз или Большая Политика...).

Если когда-то гуси спасли от гибели Рим, то меня от беспросветной жизни по экономическим законам социализма спасла курица: обыкновенная замороженная хохлатка, которую ученый муж притащил как-то из универсама.

- Как же ты смог ее купить, если у тебя не было денег? - спросила я, поскольку как жена знала, что карманы у мужа пусты, а как ученый-экономист - что без денег ничего не продается.

- А я ее и не покупал,- ответил муж.- Я взял ее просто так, в счет тех денег, которые наше лихое государство отбирает у нас, выдавая зарплату, на которую нельзя прокормить детей-

Курица и поступок мужа, который, как не оправдывайся, курицу-то украл, подпитали не столько нашу семью, сколько мою решимость порвать с экономикой социализма и посвятить себя рыночной. Я больше не хотела, чтобы завкафедрой правил мне статью таким образом, что я ее потом читать не могла. Не желала слушать указания парткома о том, какие мысли я должна вкладывать в головы своих студентов. Вообще я не принимала никаких собраний в том виде, в каком они проводились. Я не могла ходить на работу, как в тюрьму. Одним словом, я решила завести свое дело и заняться бизнесом. Нашлись и компаньоны...

Это была моя первая большая победа - победа над собой. Я решилась рискнуть и ушла в 1989 году из государственного сектора. Это был прыжок в совершенно другую жизнь.

В жизни каждого человека наступает момент, когда он серьезно задумывается, что ему делать дальше. Вся моя предыдущая жизнь до того, как я занялась политикой, была жизнью человека, постоянно приспосабливающегося к вечно меняющимся правилам игры. А все эти правила были направлены против таких, как я и мои друзья. Мы всю жизнь мучились от того, что не хотим жить под идеологическим сапогом. Мы жили в обществе, где власть считала, что представляет самую высшую нравственность на свете, а окружающие ее люди - серая толпа, годная лишь для того, чтобы ею управлять. Мы не хотели быть частью этой толпы и решили сами устанавливать правила игры, при которых человек чувствует уважение к себе. По знаку зодиака я - Овен, а по гороскопу, все Овны - немного сумасшедшие люди: всегда пытаются во что бы тени стало осуществить задуманное. Все началось с обычных "кухонных" разговоров, с чтения по ночам на кухне "подпольных" книг, с "Закона о кооперации" и с Константина Борового. Он тоже был доцент, один из нашей компании. Как-то я ему пожаловалась, что устала от вечной нищеты научных сотрудников и что пора научиться зарабатывать деньги и неинтеллектуальным трудом, например, выпекать и продавать сладкие вафли. Его реакция: "Ты с ума сошла. Никогда нельзя заниматься тем, что тебе совсем чуждо. Нужно как-то использовать свои знания. Давай вместе попробуем кооператив, а потом видно будет". Так я стала заместителем председателя кооператив "Системы плюс программы". К этому "плюс" надо добавить еще много всяких "плюсов", так как кооператив занимался всем, чем угодно, что позволяло выживать.

Новая жизнь - новые психологические надломы: полная потеря социального престижа в его тогдашнем понимании: я подавала кофе, мыла полы, вела бухгалтерию... Бывали времена, когда в буквальном смысле жили по принципам корпоративной системы:

у кого появились лишние 100 рублей, отдай другому.

Затем-настоящая удача. Мы заключили первые договоры с предприятиями на программные услуги. Установили договорные цены, и поскакало... Тогда мы еще ездили на автобусе, но уже зарабатывали деньги - по 300-400 рублей в месяц. Однако только год спустя, когда Боровой поставил вопрос ребром, я решилась совсем уйти с госслужбы. В институте все были в шоке, декан умолял остаться, многие меня просто жалели. Папа ужасно перепугался. Мама сокрушалась, что я потеряла престижную работу, и плакала, что все это "кооператорство" плохо закончится. Родители и мой сын Даня, который уже учился в школе, стеснялись говорить, где я работаю. И когда на Авторском Телевидении про нас сняли фильм, посвященный благотворительной помощи кооператива одиноким старикам, Даня очень расстроился: теперь все знают, какими "грязными делами" занимается его мама. В общем, психологически весь этот разрыв с прежней жизнью был невероятно трудным.

Ближайшее поколение людей - мы с вами и наши дети - не будет жить в том обществе, которое сегодня мы так хотим построить. Потому что мы еще долго будем оставаться людьми своего времени. Все по-разному. Я-с моими комплексами. Другие - с совдеповским отношением к работе, когда человек, если его постоянно не контролируют, пытается ничего не делать. Когда мы начинали, я убирала в офисе и подавала чай, мы экономили на всем. Но "совок" считает для себя унижением непрестижную в его понимании работу. И компетентность в простом деле не доставляет ему удовольствия. Даже материальный стимул-повышение зарплаты - почти не помогает.

Казалось бы, все просто: нужно ввести систему участия в прибыли в обмен на ответственность. Но уровень сознания многих людей таков, что они на способны до конца осознать, что такое ответственность.

Бизнеса я, конечно, на первых порах на практике не знала и, постигая его азы, убедилась, что пройти курс наук в двух университетах - мало, нужны другие университеты и другое учение, постижение которого оказалось, ох, каким нелегким.

"Хочешь быстро - дай взятку тем, кто пропускает к месту получения". Дала деньги, действительно пропустили без очереди, и я очутилась перед окном, из которого на механической ленте подают тираж. Ничего не изменилось: в темном окошке повисла абсолютная тишина. Наконец, кто-то не выдержал и решил мне помочь. В окно понеслись слова... Я такого в жизни не слышала. И- о, чудо! - по ленте пошел мой журнал. А однажды я осталась одна из руководства предприятием. И никак не могла получить одну деловую бумагу, хотя договор был подписан и оплачен. Рушилась сделка, и я была на грани истерики. Увидев это, один из сотрудников сказал: "Поехали, сейчас мы решим все проблемы, у меня гипнотические способности".

Женщина-начальница вышла к нам с сухим строгим лицом, и я поняла, что ничего не выйдет. Но коллега попросил принять его на пять минут и, оставив меня в коридоре, зашел в кабинет. Через три минуты высунулась его голова, и он прошептал мне: "Тс-с-с!" - после чего дверь закрылась на ключ. Минут через пятнадцать он вышел и сказал, что документ получен. Что сделал мой помощник для этого, я не знаю. Может быть, это и называется гипнозом?.

Из нашего кооператива "Системы плюс программы" в 1990 году Боровой, я и ряд других людей создали Российскую товарно-сырьевую биржу (РТСБ) - одну из первых в стране. Константин Боровой стал ее президентом, а я - главным экспертом. Членство в биржевом совете я уступила второму мужу. Биржа - нынешняя РТСБ - началась буквально с голого энтузиазма. Мы дали рекламу, что, мол, открывается коммерческий канал по посредничеству а купле-продаже товаров. Пришло несколько человек, которые рискнули вложить по 30 тысяч рублей. Для первого собрания мы сняли Политехнический музей на три часа, но вели себя так, как будто это наше помещение. Все это было очень смешно, но мы работали с утра до ночи. Боровой твердил: потерпи, наступит момент, когда вот эта "чушка" запыхтит сама по себе. Я не верила. Он по ночам сочинял договоры, а я рассказывала по телефону, что у нас готова вся документация, и убеждала клиентов, что биржа - это уже созданный организм. Потом на самом деле что-то получилось. Мы оказались не блаженными детьми. Мы попробовали что-то сделать-и смогли. Хотя оставались изгоями общества: толпа ненавидела, интеллигенция отторгала, государственная бюрократия топтала, а Запад смеялся.

Мы очень много пережили и перелопатили. Но выдюжили.

Победили. Это была важнейшая победа - победа над нами вчерашними. По моему глубокому убеждению, побеждает вовсе не тот, кто ждет, когда печь сама пойдет, а наоборот, тот, кто, как в сказке про лягушек, попав в бидон с молоком, бьет лапками, чтобы молоко превратилось в масло и он смог выбраться. Постепенно стало меняться и отношение к нам, биржевикам. Я это изменение ощущала нутром, по собственной семье. Ребенок мой стал с гордостью рассказывать о моей работе, И мама воочию убедилась, что было бы с ней, с ее жалкой пенсией против этих жутких цен, если бы я в свое время не ушла из вуза. Мама поняла, что в моем деле тоже требуется и образование, и интеллект... И лишь папа не верил. В семьдесят восемь лет трудно менять свои взгляды...

Второй раз за последние три года моя жизнь кардинально изменилась летом 1992 года. Я вдруг поняла, что для меня биржа - пройденный этап, а политика - это та сфера, где все можно начать заново, но уже абсолютно самостоятельно. Последние полгода работы на бирже я ощущала себя маленьким винтиком в огромном механизме. Создавая РТСБ, мы надеялись, что со временем построим новое здание рынка в России. Но система управления биржи постепенно стала напоминать министерство, в котором я чувствовала себя тоскливо. К тому же в бизнесе чем крупнее структура, тем труднее женщине реализовать себя. Прошлые заслуги никто не учитывает. Я пыталась бороться, но было поздно, что-то я упустила... Я говорила уже, что биржа все время наталкивалась на серьезное сопротивление и со стороны общественного мнения, и со стороны властей, и со стороны тех конкурирующих структур, которые обладали большими номенклатурными связями. Мы осознали, что нельзя создать рай в определенной организации, если вокруг бардак. Все может закончиться гибелью идеи цивилизованного, самостоятельного предпринимательства в стране. Это логично - начать заниматься политикой, если не принадлежишь к числу "подпольных людей", которые чуть лучше начали жить и теперь сидят перед иконами и трясутся от страха.

Нами двигало чувство, что мы не просто какие-то микроскопические частицы исторического процесса, происходящего в России, а непосредственные участники изменений, вот такая совершенно сумасбродная интеллигентская идея. Постоянно наталкиваясь на дикие препятствия-со стороны политиков, властей, обывателей, средств массовой информации,-мы осознали необходимость создания политического лобби, чтобы привлечь максимально большое количество людей к рыночным реформам и объяснить им, что без рынка все равно никто не будет жить хорошо. И вот в мае 1992 года создали Партию экономической свободы (ЛЭС), где я стала членом Политсовета, а Боровой - председателем. С декабря 1992 года я-генеральный секретарь ПЭС. Вот такая серьезная штука, и опять новый старт.

Цель любого бизнеса-деньги. Видимо, я оказалась плохим бизнесменом-деньги меня "не заводят". Политика-другое дело. И вполне естественно, что при отсутствии- цивилизованного экономического законодательства многие предприниматели пытаются заняться созданием или изменениями правил игры (и я не исключение).

Женщина в определенном возрасте - я прочитала, где-то с тридцати, пяти лет - вступает в период очень высокой социальной активности. Если вы рано создали семью, а я с восемнадцати лет замужем,-то к этому времени вырастают дети,, семейная жизнь становится спокойным фоном. Но-только фоном, а необходима полная реализация личности. Приходит зрелость, мудрость. Накопленные знания и опыт необходимо где-то использовать. Наступает момент, когда женщина окончательно выбирает себе профессию-, происходит ломка, очень многие, годами двигаясь по инерции, в русле одной карьеры, вдруг полностью меняют сферу деятельности.. Политика в моем случае - такой момент перелома.

Для политика вообще тридцать - сорок лет - молодой возраст, а для женщины в политике - тем более. Нам, женщинам, карьеру делать намного труднее, так что если мы чего-то и достигаем в политике, то, как правило, годам к пятидесяти. Что касается Партии экономической свободы, то была создана совершенно новая организация, не похожая ни по идеологии, ни по структуре на прежнюю коммунистическую. Не нам, а мы диктовали, как должно быть. Строили партийную пирамиду, как нам нравится, и с теми людьми, которые нас понимали. Мы пытались объединить новых людей, двигающих сегодня экономику. Мы не надевали на себя либеральные одежды ради того, чтобы выиграть дополнительные политические очки. Привлекали новых союзников своим образом жизни, показывая, что и они могут и должны так жить. Принципиальное отличие ПЭС от других либеральных партий заключалось в том, что те люди, которые участвовали в создании и расширении партии, были носителями либеральной идеи, как говорится, "по жизни". Это не те, кто при существующей политической конъюнктуре выбрал удобную идеологию и "натянул" ее на себя. Они как бы родились в этой "одежде". Многие говорили, что мы слишком искренни. Да, мы искренне защищали очень определенный и четко нами осознанный экономический и социальный интерес. Нам казалось, что, защищая себя, мы протаптываем дорожку в будущее. Мы мы претендовали на монополию в этой области. Ясно, что. возникали и возникают другие подобные партии и движения. И в силу того, что а России еще нет сформированного среднего класса, опора на который могла бы превратить нашу партию в массовую, мы могли выиграть только в блоке с подобными нам.

Мы пытались, сохраняя самостоятельное лицо, вести свою политическую линию, конструктивно критиковать действия властей. не уходя в жесткую оппозицию. Оппозиция новому правительству означала бы отрицание рыночных реформ. На самом деле рынок свершился, и, я уверена, появились силы, обеспечивающие необратимость рыночных реформ.

Другое дело, реформа 90-х годов носила традиционно номенклатурный характер, проводилась "сверху". Малый бизнес получал только крошки от государственного пирога. Мы еще и сегодня не пережили истинно либеральных реформ, так как не вовлекли в новую жизнь основную массу людей. ПЭС была попыткой сказать от имени простого человека свое слово в надежде, что его услышат на государственном Олимпе.

К сожалению, наше политическое сотрудничество с Боровым было недолгим. Я - сторонник формирования команд единомышленников и не терплю вождизма, не выношу единоначалия и унитаризма в демократических организациях, особенно, если они претендуют на то, чтобы считаться либеральными. Я убеждена, что сегодня Россия переживает критический момент в своей истории, что ни одна, даже очень светлая голова не в состоянии найти в одиночку наилучший выход из тупика. Это возможно только в команде, только объединив усилия многих по-новому мыслящих. людей. Константин Натанович же придерживался иных взглядов: все, что он говорит и делает, верно и непререкаемо. И я для себя решила: партия Борового пусть так и останется партией Борового, его детищем. И пусть он один будет нести за эту партию полную ответственность. И это будет его "свобода".

Моя жизнь в политике - это поиск союзников, ликвидация противоречий, возникающих в сипу разного рода амбиций, попытка объединения на основе общих интересов.

Окончательный "развод" с Боровым состоялся в январе 1994 года, когда я на внеочередном съезде Партии экономической свободы резко раскритиковала отдельные положения речи партийного лидера. Я отметила, что именно центральные органы ПЭС, превратившиеся в "московский клуби, несут основную ответственность за провал партии на парламентских выборах в декабре 1993 года, в то время как региональные отделения сделали все, что могли.

Я призывала активизировать социальное партнерство и приступить к выработке новой экономической программы, программы, которая затронет интересы людей "галерки", тех, кто не был вовлечен в новый спектакль, сидит на неудобных местах и равнодушно, а порой озлобленно смотрит на происходящее на сцене. Я прямо заявила на съезде, что намерена заняться законотворческой деятельностью и не собираюсь выступать в качестве проводника "линии вождя" в Государственной думе, хотя и открыта для любых конкретных инициатив и предложений от региональных отделений и отдельных членов партии, направленных на укрепление законодательной базы либеральных реформ.

Я считаю, что с моей стороны это был нормальный поступок: казать в глаза, не за спиной, то, что я переживала. Сказать открыто и именно тогда, когда решилась на разрыв, исчерпав все возможности переубедить лидера ПЭС. Одним словом, я вышла из Партии экономической свободы и рассталась с Боровым. Константин Боровой, в свою очередь, расстался с биржей. Оказалось, что строить новый мир, о котором мы все так страстно мечтали, не так-то просто...

Далее...