"ИДЕЙНОЕ ДЕЛО"

Когда в январе 1862 г. в Петербурге за прилавком книжного магазина на Невском проспекте впервые появилась женщина - молодая, красивая, к тому же стриженая и в очках - собралась толпа любопытных. Это событие едва не дослужило поводом для отставки мужа нигилистки - преподавателя Артиллерийского училища офицера А. Н. Энгельгардта.

Женщина - в редакции в качестве секретаря, переводчицы. Женщина - стенографистка, конторщица, продавщица, кассир... В наши дни более удивительно, когда в этой роли выступает мужчина. Тогда же "встать женщине за прилавок" были "также необыкновенно, как лицеисту, служащему в Государственном Совете, сделаться купцом". "Теперь,- писал Н. В. Шелгунов,- тысячи женщин стоят за прилавком, и для этого ничего не нужно, кроме нужды. Но тогда и стоянье за прилавком было идейным делом, было практической пропагандой нового поведения, демократическим отклонением от сословности и предрассудков, прав рождения. А чтобы выступить с таким протестом, требовался не только смелый и энергический ум, но и смелый и энергический характер"⁵⁶. Соглашаясь с Шелгуновым, добавим: "идейное дело" стало одним из проявлений женского движения в России.

Еще в 1857 г. на страницах "Современника" была опубликована "Жалоба женщины", подписанная литерой "А". "Мальчик знает, для чего он родится: он должен превратиться или в чиновника, или в офицера, или в каретного мастера, - писала корреспондентка, оставшаяся неизвестной.- А женщина? что такое женщина? Существо одушевленное, могло бы быть и разумное; но, к несчастью, с детства ее употребляют все средства, чтоб убить в ней все, что могло бы принести пользу и другим, и ей самой, убивают в ней личность..."

"Жалоба" на бесполезное существование женщины положила начало оживленной полемике о женском труде. Одной из первых в обсуждение включилась Мария Николаевна Вернадская (1831-1860 гг.), изучившая основы политэкономии под руководством своего мужа, известного ученого, издателя "Экономического указателя" И. В. Вернадского. Именно в этом журнале в 1858 г. и была опубликована статья М. Н. Вернадский "Женский труд" (№60), отразившая новую точку зрения: освобождение женщины, ее независимое положение могут быть обеспечены ее самостоятельным трудом - таков лейтмотив статьи Вернадской. Отвергая традиционное представление о том, что работать могут крестьянки или мещанки, она писала: "Наши кухарки, няньки, горничные гораздо независимее, чем их барыни. Отчего же женщинам благородного происхождения нельзя было бы работать?.. Женщины просто не хотят работать, скажу более, женщины стыдятся труда... Сколько от этого пропадает истинных талантов и дарований, а что еще хуже - в какое унизительное положение ставят себя через это женщины"⁵⁷.

Статья произвела впечатление, ее обсуждали, тем более что автор-женщина, посягнувшая на "мужские" проблемы политэкономии. Е. А. Штакеншнейдер, вернувшись от знакомых, у которых П. Л. Лавров читал и разбирал статью Вернадской, записала 13 марта 1858 г., что и статья и ее рецензент говорили "о возможности для женщин зарабатывать свой хлеб собственным трудом и в то же время не быть осмеянными и презираемыми и не казаться странными, я напротив того - быть достойными всякого уважения и быть принимаемыми во всяком света обществе?⁵⁸.

За "Женским трудом", продолжая полемику, последовала статья "Свобода выбора труда". "Санкт-Петербургские ведомости" откликнулись выступлением прогрессивного публициста П. Славинского "Общественная самостоятельность женщин" (1858 г., .№ 55). В газетах и журналах различных направлений, подобно лавине, следовали одна за другой публикации о труде гувернанток, о правах прислуги, о проститутках...

А. Н. Энгельгардт (183о-1903 гг.), дочь лексикографа Н. П. Макарова, окончив закрытый Елизаветинский женский институт в Москве, по ее словам, "путем долгих мук выработала... свое собственное миросозерцание, свои собственные позаимствованные на веру убеждения". "Они достались мне дорогой ценой,- писала она,-но зато они и прочны"⁵⁹. Помощниками и учителями ее в этом деле стали Герцен, Чернышевский, Добролюбов, ориентирами в жизни - их книги, а также произведения Тургенева, Достоевского, Салтыкова-Щедрина. В 20 лет она вышла замуж за молодого офицера А. Н. Энгельгардта, участника революционных кружков.

"Молоденькая и хорошенькая", "просто одетая, нисколько не застенчивая, но и не резкая"-так описала ее в декабре 1860 г. Е. Л. Штакеншнейдер. "Говорили о литературе, о женском вопросе,- вспоминала Елена Андреевна.- И по одному, и по другому предмету она выказала много оригинального. Видно было, что она много читала и много размышляла, и видно было по второму предмету, что она никогда не будет ни бременем, ни помехой, ни игрушкой для мужа... Она дочь помещика... значит, настоящая барышня, между тем на барышень-помещиц именно-то и не похожа"⁶⁰.

А. Н. Энгельгардт стала одной из первых интеллигентных женщин в России, занятых в общественном производстве. И конечно, работа в книжном магазине не была для нее случайным эпизодом. Здесь было идейное дело. Владелец магазина Н. Д. Серно-Соловьевич-"лицеист, сделавшийся купцом",-также делал идейное дело: заведенным им в 1861 г. большой книжный магазин и публичная библиотека при нем стали базой для легальной пропаганды свободолюбивых идей через издательскую и книготорговую сеть⁶¹.

Заведение Серно-Соловьевича пользовалось известностью среди передовой молодежи. И мало того, что в его магазине работала ("восседала за одной из конторок") женщина - женщины шли туда читать. Одна из них вспоминала, как ей указали на библиотеку Серно-Соловьевича "как самую полную в научном отношении"⁶². Но дело было не только, а может быть, и не столько в широте фондов библиотеки: отсюда расходилась литература, революционизирующая молодежь, в том числе и нелегальная.

Когда в 1862 г. власти опечатали магазин за "сношения с лондонскими пропагандистами", в III отделении завели дело о "братьях Серно-Соловьевичах и госпоже Энгельгардт". Николая сослали в Сибирь, где он вскоре погиб, а его брат Александр вынужден был эмигрировать в Швейцарию, где трагически окончил свою жизнь. А. Н. Энгельгардт на этот раз спасло от преследований рождение ребенка. Когда магазин перешел к А. А. Черкесову, Анна Николаевна продолжала сотрудничать с ним уже как член издательской артели Трубниковой - Стасовой. Она стала известной переводчицей и до конца своих дней была занята общественной и литературной деятельностью.

До 1860-х годов всякий труд считался унизительным для благородных барышень и дам. Права была М. Н. Вернадская, когда писала, что женщины привилегированных сословий не хотят работать и стыдятся труда. Но развитие капитализма неизбежно вырывало женщину из традиционных рамок семейного производства и втягивало в общественное. И вот появились первые конторщицы, первые стенографистки, первые продавщицы. Когда в 1863 г. на Московско-Нижегородской железной дороге стала работать первая женщина-кассир, "Современник" оценил этот факт как "великое дело в нашей общественной жизни". Явление новое, небывалое, а потому вызывавшее у одних удивление, насмешки, порицание, у других - восхищение, стремление подражать.

Борьба за право на профессиональный труд составила одно из главных направлений женского движения. И то, что женщины начали претендовать на исконно мужские профессии, то есть на равноправие, вызвало страшный шум и переполох.

"Пока женщина работала в ноле, в огороде, на фабрике,- писал один из современников,- мы ни за ее организм, ни за будущность человеческого рода не опасались. Что установлено веками, то считается нормальным. Но появилось нечто новое - несколько женщин захотели быть врачами, учительницами, учеными,- и мы в ужасе за нарушение "законов природы" и проливаем слезы об искажении женской натуры"⁶³.

Лишь незначительное число интеллигентных профессий было доступно женщинам. Но спрос на гувернанток и домашних учительниц уменьшался в связи с массовым разорением дворянских гнезд, с одной стороны, и ростом учебных заведений - с другой. Женщины, в массе своей плохо подготовленные, далеко не всегда могли конкурировать здесь с мужчинами. В печати дело обстояло еще хуже. Хотя число газет и журналов увеличивалось с каждым годом, наибольшая потребность ощущалась в публицистах. А эта работа требовала особой подготовки, опыта, которых женщины пока еще не имели. Поэтому на литературном поприще уделом большинства из них, владевших иностранными языками, были главным образом переводы, которые очень плохо оплачивались. К тому же литературный труд возможен был только в столицах и крупных городах. Не прекращавшийся наплыв в столицы, особенно в Петербург, освобождавшихся женщин еще больше усиливал конкуренцию. Из-за этого в 60-е годы женщины, хотевшие трудиться и не стыдившиеся труда, брались и за такую работу, которая не соответствовала их возможностям.

Поиски женщинами работы не всегда стимулировала нужда. Преобладали идейные соображения, принципом новых людей была трудовая жизнь. Работа для женщин стала не только потребностью, душевной или материальной, но и своеобразной модой, поэтому многие из них, даже хорошо обеспеченные, забрасывали дома, семьи, детей ради работы, часто неинтересной и малооплачиваемой. "Все знакомые мне в то время отцы семейств,- вспоминала Е. Н. Водовозова,- страшно возмущались вновь заведенным порядком"⁶⁴. При этом они, наверное, не раз поминали худым словом Н. Г. Чернышевского. Писательница М. К. Цебрикова, также возмущавшаяся пренебрежительным отношением некоторых из женщин к материнским обязанностям, писала с нескрываемым осуждением: "В 60-е годы слыхала: вот возиться c ребенком, быть нянькой, - я исследую головастиков. Я спрашивала - почему развитие человека и физическое, а тем более психическое менее интересно?"⁶⁵

Исходя из примитивного представления о равноправии полов, некоторые полагали, что всякая работа женщине по плечу. Следуя этому принципу, женщины, не имевшие ни привычки, ни навыков к физической работе, например, брались и за нее и, конечно, скоро бросали. Подстрекало их к труду не только определенное общественное мнение, но и явное противодействие властей, считавших, что служба женщин будет иметь "самое растлевающее действие на нравственность и самое губительное влияние на состояние семьи". Именно в таком духе была составлена записка начальника III отделения графа П. А. Шувалова от 15 декабря 1870 г. "О недопущении женщин на службу в обществ венные и правительственные учреждения"; исключением объявлялись область медицины, обучение в начальных классах, работа в телеграфном ведомстве⁶⁶.

В приобщении передовых интеллигентных женщин к труду и в борьбе за "место под солнцем" большую роль сыграли всевозможные ассоциации - в форме обществ взаимопомощи, производственных артелей, бытовых коммун и т. д. Они получили широкое распространение с начала 60-х годов, став одним из проявлений освободительного движения разночинского периода.

Явление это не было случайным: создание ассоциаций стало непосредственным результатом распространения в стране идей утопического социализма, и радикальная молодежь - в том числе Женщины - стремилась доказать на практике преимущества коллективного устройства жизни и обобществления орудий труда.

Женский кружок М. В. Трубниковой - Н. В. Стасовой шел к идее производственной ассоциации несколько лет. Первоначально поиски дела, полезного обществу, подвели его членов к традиционной благотворительности. Стасова познакомилась с Трубниковой в мае 1859 г., та на другой день пригласила ее в свой дом, где собрались Н. А. Белозерская, баронесса Корф, А. П. Философова, В. В. Ивашева, баронесса Штакельберг. "Решили соединиться, составив общую сумму, и помогать сообща",- вспоминала Н. В. Стасова об этом собрании, положившем начало "Обществу для оказания материальной помощи беднейшему населению Петербурга"⁶⁸.

Поиски женщинами полезного дела стимулировались публикациями "Современника", развивавшего идеи о пользе и необходимости общественной инициативы. Наряду со статьями о распространении знаний и воспитании нового поколения журнал напечатал (в 1857 г.) отчет правления "Одесского женского благотворительного общества" с комментариями Чернышевского, поощрявшего одесских дам, а также сообщение "Об учреждении в Петербурге общества для улучшения помещений рабочего населения".

Через несколько месяцев после своего основания общество, созданное петербургскими женщинами, насчитывало более 200 членов, вносивших взносы для поддержки нуждавшихся. Однако с первых же дней его существования выявились существенные разногласия во взглядах на благотворительность между аристократическими дамами-патронессами (Корф, Штакельберг) и демократически настроенной интеллигенцией кружка Трубниковой - Стасовой. Первые настаивали на бесконтрольности распоряжений благотворителей, вторые же полагали, что дело нового общества - не командовать, а помогать. Бурные споры привели к разрыву.

За первым обществом последовало второе - "Общество дешевых квартир и других пособий нуждающимся жителям Санкт-Петербурга. Хотя официальный устав общества был утвержден 3 февраля 1861 г.⁶⁹, фактическая работа началась значительно раньше, примерно в 1859 г. Председателем выбрали М. В. Трубникову, однако болезнь не позволила ей долго выполнять эти обязанности, и ее сменила А. П. Философова. Работа общества, не выходившая за рамки благотворительности, вместе с тем строилась под явным влиянием "Современника", много писавшего в те годы об обязанности образованного общества помогать народу, но поддерживать в первую очередь тех, кто трудится. Из этого принципа исходили учредительницы "Общества дешевых квартир", предоставляя по удешевленной цене благоустроенные квартиры особо нуждавшимся женщинам с детьми.

Вскоре 300 членов общества на капитал, составленный из членских взносов, выручки от лотерей и любительских спектаклей, сумели купить дом, в котором устроили одно большое общежитие, а также общественную кухню и детский сад. Когда же стало ясно, что жилицы не в состоянии платить за квартиру (жаловались на безработицу), члены общества организовали для них швейную мастерскую, которой руководила Н. В. Стасова. Затем возникли новые трудности: у распорядительниц не было опыта, швеи не умели толком шить, да и вели себя инертно, а потому не было ни заказов, ни заработков. Заказы от самих учредительниц (чистая благотворительность!) не могли исправить дела. На какое-то время спасли заказы от военного ведомства, устроенные "по знакомству". Но недоимки по квартплате росли, дети худели, в комнатах было грязно⁷⁰. К началу 1862 г. энтузиастки должны были признать экономическую и социальною несостоятельность устроенной ими ассоциации: им не удалось создать такое общество, которое, давая заработок, делало бы всех участвовавших в деле равноправными.

Итак, второй опыт также кончился неудачей, но послужил хорошей школой на будущее. Главное - не разрушилась вера в производственную ассоциацию как средство раскрепощения женщины. Эту веру активно поддерживала передовая печать - в первую очередь "Современник",- на страницах которой беспрестанно появлялись статьи о "разумной" организации коллективного труда на принципах ассоциации как некоем противовесе эксплуатации в условиях развивавшегося капитализма. Плох не артельный принцип, считали Трубникова и ее соратницы, неудачна среда, в которой они начали действовать (мелкие ремесленники, мещане). Их устремления обратились к разночинной интеллигентной молодежи, которой было много в Петербурге и которая нуждалась в работе, в заработках, но не имела возможности применить свои силы, заняться делом. Так вызрела идея женской трудовой ассоциации, которая первоначально получила форму "Общества женского труда". Известие об его учреждении передовые женщины встретили с большим энтузиазмом. На первом же собрании на квартире А. П. Философовой присутствовало около 50 человек. Е. А. Штакеншнейдер зафиксировала в своем дневнике день (19 апреля 1863 г.), когда П. Л. Лавров - автор устава нового общества - записал ее членом-учредителем ассоциации "для доставления средств неимущим женщинам зарабатывать хлеб честным трудом"⁷¹.

В общество приглашались женщины различных взглядов-и "нигилистки" и "аристократки". Первые же собрания у Трубниковой, Философовой, Стасовой выявили их взаимное неприятие, обусловливавшее мертворожденность организуемой ассоциации. Чуткая и умная Штакеншнейдер быстро угадала это: "Достаточно было видеть на собраниях у Философовой обе группы-ту, что окружала Ростовцеву, дам в модных шелковых платьях и модных шляпах, и ту, что окружала Целину, в черных шерстяных, и совсем без шляп на стриженых головах,- чтобы понять, какие два несродных элемента призваны действовать заодно; и что из этого ничего путного выйти не может"⁷².

При каждой встрече происходили бурные столкновения. "Помню,-писала позднее П. С. Стасова об одном из собраний в доме Трубниковой,- были две так называемые нигилистки, одна с желтым платочком на голове. Другая в розовом ситцевом платье с большим чернильным пятном. Вошла Анна Павловна, ехавшая потом куда-то на вечер, и потому в нарядном бархатном платье.

"Ну уж разодетым-то куклам в серьезном деле, кажется, нечего делать",- вскочив на стул, чтобы быть виднее, и, глядя в сторону Анны Павловны, сказало розовое платье.

"Милые мои,- обратилась к ней спокойно и мягко Анна Павловна,- платье ведь не делает человека"⁷³.

"Вожаки женского движения", проходившие у "нигилисток" по разряду "аристократок" (хотя таковой была по существу одна А. П. Философова), оказались более терпимыми по сравнению с демократической молодежью, которая возмущалась - и часто в грубой форме - тем, что в правление общества входили "лица, лично к труду не причастные", и своей нетерпимостью, горячностью и крайностью суждений отпугивала лидеров, придерживавшихся умеренных взглядов. Однако и без живительного действия радикалов, больше других, кстати, заинтересованных в работе и заработке, общество состояться не могло.

Неудачи не охлаждали энтузиазма. Члены кружка Трубниковой - Стасовой считали, что пока не удовлетворяется потребность интеллигентных женщин в систематическом, регулярном труде, они остаются в заколдованном кругу "бездействия и беспомощности". И так как многие из них владели иностранными языками, М. В. Трубниковой пришла мысль о создании издательской артели переводчиц. В отличие от "Общества женского труда" здесь предполагалось вполне конкретное дело, рассчитанное на вполне определенный контингент женщин.

История женской издательской артели интересна во многих отношениях⁷⁴, в частности тем, что она- первая и единственная в России женская издательская артель и вообще одна из первых ассоциаций. Это начинание не могло не вызвать общественный резонанс. А потому представляются беспочвенными утверждения некоторых исследователей о том, что Н. Г. Чернышевский, работая над романом "Что делать?", не знал о существовании женских артелей⁷⁵. Думается, что можно смело утверждать об осведомленности Чернышевского в делах и намерениях кружка Трубниковой-Стасовой через посредство Н. А. Серно-Соловьевича, а также Д. В. Стасова, с которым Николай Гаврилович был знаком и встречался.

Ассоциация переводчиц преследовала несколько целей. Ее член П. С. Стасова писала о них: "Тут соединилось несколько задач сразу: 1) полезное чтение, в нем так нуждалось юное подрастающее поколение; 2) доставление труда женщинам; 3) удовлетворение потребности женского заработка"⁷⁶.

И вновь начались собрания, на которых, как и прежде, нарядные шелковые платья и кринолины чередовались с ситцевыми платьями и платочками. Среди 36 учредительниц были аристократки в подлинном смысле слова (В. Н. Ростовцева, М. Г. Ермолова, А. П. Философова), но преобладали и задавали тон представительницы демократически настроенной интеллигенции - М. В. Трубникова и ее сестра В. В. Ивашева-Черкесова, Н. В. Стасова, А. Н. Энгельгардт, М. А. Менжинская, Е. А. Штакеншнейдер. Годы тесной дружбы с Н. А. Серно-Соловьевичем благоприятно отразились и на самой Трубниковой, и на членах ее кружка в целом. И хотя фактическое учреждение издательской артели произошло уже после ареста революционера, в начале 1863 г., идея, замысел этого начинания возникли значительно раньше.

Устав артели составила та же Трубникова. В духе времени предполагалось в женской артели все делать только руками женщин, без какого бы то ни было вмешательства мужчин: переводить и иллюстрировать книги, переплетать их. Планировалось завести свою, женскую типографию, свою книжную лавку и т. п. Разумеется, такие планы-перехлесты оказались несбыточными.

Главная работа в ассоциации пришлась на долю Трубниковой и Стасовой. Первая распределяла и принимала переводы, собирала членские взносы, вела переговоры с поступающими, выдавала гонорары, занималась редактированием. Н. В. Стасова ведала сношениями с типографией и переплетной.

Выбор книг для перевода производился специальным советом. В соответствии с демократической настроенностью кружка предпочтение отдавалось "нужнейшим" книгам. Так же как при распределении переводов, первоочередное право получали наиболее бедные женщины-переводчицы.

Члены артели предполагали издавать главным образом учебные и детские книги, в которых ощущался острый недостаток. Уже к осени 1863 г. появилась первая продукция артели-сказки Андерсена, рекомендованные В. Л. Слепцовым и почти не известные русским читателям. Кстати, бумагу для издания пожертвовала член артели В. И. Печаткина, муж которой был бумажным фабрикантом. В 1865 г. ассоциация насчитывала 54 члена.

Цензура оставила весьма заметный след на страницах сказок: некоторые из них вообще изъяли ("Райский сад", "Ангел" и др.) за издевательство над коронованными особами (!), некоторые "подправили" - было приказано, например, отрезать крылья всем добрым и злым духам, с коронованных голов снять короны и т. п.⁷⁷ Первое издание артели имело успех в публике и положительные отзывы в прессе, поэтому скоро его повторили.

Учитывая интерес публики к естественноисторическим знаниям и потребность в них, издательницы перевели и выпустили в свет "Рассказы о временах Меровингов" О. Тьерри, "Из природы" известного немецкого ученого Г. Вагнера, "Натуралист на Амазонской реке" английского исследователя Бэтса. В 1867 г. под редакцией П. Н. Ткачева был опубликован переведенный с немецкого языка сборник "Женский труд".

С 1863 по 1870 г. артель издала 10 книг, в подготовке которых участвовали 27 женщин - членов ассоциации⁷⁸. Распространению книг женской артели способствовал тот факт, что стараниями А. П. Философовой удалось включить ее издания в список книг, рекомендуемых для народного чтения.

Главная контора женской артели находилась при магазине Н. Л. Серно-Соловьевича, который после ареста хозяина перешел к его брату Владимиру, а затем - к А. А. Черкесову. Отметим такой характерный для России, да и возможный, пожалуй, только здесь факт: вся деятельность артели разворачивалась до ее официального утверждения. Только в 1869 на имя А. П. Философовой, представлявшей ассоциацию в соответствующих инстанциях, пришел ответ из Главного управления по делам печати. Он был отрицательным, сообщая, что "удовлетворение означенного ходатайства признано неудобным"⁷⁹. Решающую роль в отказе, без сомнения, сыграл артельный характер женского объединения, которое возглавляли к тому же Трубникова и Стасова, находившиеся на примете у III отделения как неблагонадежные.

Предвидя подобный исход, устроительницы артели еще в 1868 г. переименовали ее в издательскую фирму Трубниковой и Стасовой, что давало им большую свободу действий⁸⁰. Кроме упоминавшихся женщин в списках артельных работников значились А. Г. Маркелова, М. Н. Коптева, Е. И. Ценина - участницы "Знаменской коммуны", Н. А. Белозерская, Е. Г. Бекетова, М. С. Ольхина, А. Ф. Шаксева, А. Н. Шульговская и др.

Производственные связи фирма установила с другой женской ассоциацией - с переплетной артелью В. А. Иностранцевой. Основными кредиторами издательской артели были "идейные" книжные магазины, благодаря которым она только и могла существовать, а с их ликвидацией в середине 70-х годов прекратила свою деятельность. Фактически же работа замерла после того, как в 1869 г. заболевшая М. В. Трубникова, а в 1872 г. и Н. В. Стасова уехали за границу.

Десять лет активной деятельности артели стали заметной вехой не только в женском движении, но и в общедемократической освободительной борьбе в целом.

Передовым женщинам удалось претворить в жизнь новые кооперативные принципы управления и взаимодействия членов производственной ассоциации. Деятельность издательской артели явилась важным этапом в развитии женского самосознания, женской самодеятельности. Совместное дело с "идейными" издательствами и магазинами, связанными с подпольем, упрочило контакты участниц начинания с революционным лагерем.

Время наибольшего расцвета различных ассоциаций - 1863-1864 гг. Вне сомнения, и в этом деле наиболее сильный толчок произвел роман Н. Г. Чернышевского. "Одно время после появления "Что делать?" подражание его героям обратилось в поветрие,- вспоминала современница.- Тысячи дам и девиц пытались открывать артельные мастерские по программе Чернышевского"⁸¹. Правда, судьба их не была столь ярка, как у издательской артели,- почти все они оказались недолговечны.

Преобладали, разумеется, созданные по примеру Веры Павловны швейные мастерские - "самый доступный, легко исполнимый из являвшихся прежде ответов на поставленный в заголовке романа вопрос" П. Г. Чернышевский подробно, на 20 страницах, описал устройство таких мастерских "по-новому", дав в руки женщинам настоящую инструкцию. "Отдельного издания романа "Что делать?" тогда не существовало,- вспоминала Е. Н. Водовозова.- Покупали номера "Современника", в которых он был напечатан, и отдавали переплетать отдельной книгой. Самою страстною мечтою юноши, особенно молодой девушки было приобретение этой книги: я знала нескольких, продавших все наиболее ценное из своего имущества, чтобы только купить этот роман, стоивший тогда 25 рублей и дороже. Усевшись за стол, собравшиеся раскрыли роман в том месте, где было описание швейной мастерской, и начали подробно обсуждать, как ее устроить"⁸³.

В большинстве случаев мастерские составлялись частью из нигилисток, не умевших шить, но горячо желавших "делать дело", частью из простых работниц-швей, "желавших только иметь заработок"⁸⁴. И на этой почве происходили различные курьезы. Находились ловкие особы, которые открывали мастерские с помощью кружка идейных поклонниц романа Чернышевского и, отделавшись от своих благодетельниц, забирали в руки швей и заводили собственное дело.

Подобный случай описан самой учредительницей одной из подобных артелей - X. Д. Алчевской. По свидетельству очевидцев, бывало и хуже: "Легкомысленные барыньки устраивали свидания в помещении трудовой ассоциации; подбирались соответствующие мастерицы, и мастерская обращалась в приют веселой жизни". Е. Н. Водовозова описала, как на ее глазах распались две швейные мастерские: в первом случае подвела экономическая и практическая неопытность устроительниц, во втором артель "разложили" три выкупленные проститутки, которые не умели, да и не хотели работать⁸⁵.Так в реальной жизни благородные идеи Чернышевского оказывались неосуществимыми.

Далее...