Женское движение, социальная активность

Павлюченко Э. А. Женщины в русском освободительном движении от Марии Волконской до Веры Фигнер. М., Мысль, 1988. С. 1-272.
 
В начало документа
В конец документа

Павлюченко Э. А.

Женщины в русском освободительном движении от Марии Волконской до Веры Фигнер


ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение .......................................................................................3

Глава первая. "Они благословили нас" ............................................9

"Самый свободный долг" .................................................................9

"Дай бог хоть им искупить гнусность нашего века" ............................14

"Спасибо женщинам" ....................................................................22

Глава вторая. "Все пошло в переборку..." ........................................45

"Женщина ни в чем не виновата" ....................................................45

"Здесь идут от идеи..." ..................................................................53

Глава третья. Надо ли перегибать палку? ......................................70

Вокруг "семейных изгородей" ........................................................70

Теория и практика по Чернышевскому .............................................73

"Вы такая отличная, Людинька..." ...................................................75

С кого "списана" Вера Павловна? ....................................................83

О "докторах", "братьях", "консервах" ..............................................88

Глава четвертая. Протест и перелом .............................................98

"Старшие сестры" ........................................................................98

"Потребность придти на помощь" .................................................115

"Идейное дело" ..........................................................................122

Глава пятая. "Фаланга новых женщин" ........................................142

"Могут ли девицы, посещать лекции и прилично ли это?" ......................142

Диплом или революция? ..............................................................156

Глава шестая. "Они завоевали свои права" ..................................166

Женщина имеет право и должна учиться ........................................166

Первый приступ .........................................................................171

Борьба продолжается ..................................................................182

Победа: женский университет открыт! ..........................................193

"Прекращай образование!" ..........................................................199

Глава седьмая. "Крайности порождают крайность" ......................210

Первые шаги .............................................................................210

Одержимость ............................................................................224

 

Источники и литература ...........................................................242

Указатель имен ..........................................................................262

 

ВВЕДЕНИЕ

Рассказывают, что однажды Наполеон на вопрос знаменитой мадам де Сталь, какую из женщин он считает самой великой, ответил: "Ту, которая родила больше детей". Вопрос не праздный. В ответе же в форме дерзкой шутки отразилась распространенная версия историко-биологического предназначения женщины. Разговор в целом - характерный штрих той эпохи, когда женский вопрос занимал умы многих мыслителей, ученых, писателей. По мысли Ф. Энгельса, "первое классовое угнетение совпадает с порабощением женского пола мужским"1, порождая тем самым женский вопрос. Однако объективное существование проблемы и осознание ее обществом, как правило, разновременные явления. Конец XVIII - начало XIX в.- время активного осознания женского вопроса. Что такое женский вопрос? На протяжении столетий в него вкладывали самое разное содержание. По мнению современных исследователей, это "сложнейшая социальная проблема, охватывающая экономические, правовые и этические стороны общественной жизни"2. Идеологи революционной буржуазии, выдвинувшие лозунг равенства всех людей перед законом, впервые провозгласили, что женщина такой же человек, как и мужчина. Еще Ж.-Ж. Руссо заявил о необходимости вывести женщину за стены домашнего очага. Вольтер и Дидро признавали за ней равные права с мужчиной во всех сферах общественной жизни. В эпоху Великой французской революции защитником женщин выступил Ж.-А. Кондорсе, который писал: "Одним из наиболее важных для общего счастья результатов прогресса человеческого разума мы должны считать полное разрушение предрассудков, создавших неравенство прав между полами, гибельное даже для того, кому оно благоприятствует"3.

 

Революция активизировала самих женщин: Олимпия Гуж, автор декларации прав женщины, объявила право женщины быть на трибуне столь же неотъемлемым, как и всходить на эшафот... Дело, начатое Великой французской революцией, продолжили социалисты-утописты. Оуэн, Фурье, Сен-Симон, защищая женщин, осужденных обществом на подчиненность, требовали для них равноправия и свободы, хотя и не видели реальных путей для осуществления своих требований. Женский вопрос обострялся все больше по мере вовлечения женщины в общественное производство. Со второй половины XIX столетия литература по этому вопросу росла во всем мире подобно лавине. Среди авторов-Джон Стюарт Милль, Огюст Конт, Пьер-Жозеф: Прудон, Фридрих Ницше... В широко известной в то время книге "О подчинении женщины", изданной в Лондоне в 1869 г. и тут же переведенной на русский язык, Дж. Милль высказывался за политическое и экономическое равноправие женщин, полагая, что их рабское положение коренится в предрассудках. О. Конт, возражая ему, объяснял подчиненное положение женщины "естественной слабостью женского организма", которую устранить нельзя, а потому и невозможно когда-нибудь разрешить, женский вопрос. Проще других расправлялся с этим вопросом Ницше: "Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!" При всем разнообразии оттенков трактовка проблемы в целом сводилась буржуазными авторами главным образом к вопросам любви, взаимоотношений полов, они игнорировали условия материальной жизни общества, в которую как раз и уходят корни женского вопроса. Марксистская школа поставила женский вопрос в контекст эпохи, решая его с учетом всей совокупности экономических, социально-политических, правовых, идеологических и психологических факторов. "Общественный прогресс,-писал К. Маркс,-может быть точно измерен по общественному положению прекрасного пола (дурнушек в том числе)"4.

Между тем "прекрасный пол" в течение столетий находился на низшей стадии "домашнего рабства". Для некоторых из них оно выражалось в юридическом или экономическом подчинении отцу или мужу, для большинства - в задавленности "самой мелкой, самой черной, самой тяжелой, самой отупляющей человека работой кухни и вообще одиночного домашне-семейного хозяйства"5.

Нелегкой была судьба и русской женщины дореволюционной России, ее угнетенное положение усугублялось тяготевшим над всем обществом игом самодержавного государства. И тот факт, что женщины России при всем их экономическом, социальном, политическом бесправии сыграли исключительную роль в жизни страны, следует, вероятно, отнести к одному из многих парадоксов нашей истории. Напомним: Россия, едва выйдя из Домостроя, в течение XVIII столетия имела шесть императриц или фактических правительниц: сестра Петра Великого Софья Алексеевна, Екатерина I, Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Елизавета Петровна, Екатерина П. Еще одна Екатерина - Дашкова - возглавила Российскую Академию.

Отечественная война 1812 года-время особого подъема национального самосознания и патриотизма - всколыхнула и женщин. Характерным стало вступление в общественную жизнь не только представительниц привилегированных классов (вспомним Женское патриотическое общество, созданное аристократками З. Волконской, Е. Трубецкой, Е. Муравьевой), но и наиболее забитых и униженных женщин из народа, олицетворением которых стала Василиса Кожина...

1825 год, ознаменовавшийся первым организованным революционным выступлением, стал для женщин России этапным в развитии их гражданского самосознания. Ю. М. Лотман справедливо считал далеко не случайным тот факт, что "после 14 декабря 1825 года, когда мыслящая часть дворянской молодежи была разгромлена, а новое поколение интеллигентов-разночинцев еще не появилось на исторической арене, именно женщины-декабристки выступили в роли хранительниц высоких идеалов независимости, верности и чести"6. Женщины, духовная жизнь которых была ограничена рамками семьи, преподали истории пример гражданской стойкости и мужества. Их добровольное изгнание в Сибирь вслед за осужденными мужьями и братьями получило огромный общественный резонанс и исключительно высокую оценку современников и потомков.

 

Декабристки, не принимавшие непосредственного участия в революционном движении, но поддержавшие морально своих родных и близких, предвосхитили активную роль женщин на втором, разночинском этапе освободительной борьбы.

К. Маркс в 1868 г. писал: "Каждый, кто сколько-нибудь знаком с историей, знает также, что великие общественные перевороты невозможны без женского фермента"7. "Женский фермент" впервые проявился в декабристском движении, чтобы затем в 1860- 1880-е годы громко заявить о себе во всех заметных начинаниях освободительной борьбы.

С 1860-х годов женщины наравне с мужчинами участвовали в студенческих выступлениях, были членами радикальных молодежных кружков. Женщин, как и мужчин, стали привлекать к политическим процессам, судить, заключать в тюрьмы, высылать, ставить под надзор полиции. Но это было только начало. Дальнейшие события разворачивались резко но нарастающей. С конца 1860-х годов не было в России ни одной крупной революционной организации, в которой бы не принимали участия женщины. Никакая другая страна мира не может сравниться в этом отношении с Россией.

Русские женщины начали действовать и на международной арене. В конце 1860-х-начале 1870-х годов революционеры - эмигранты из России поставили целью связать освободительное движение своей страны с европейским и создали Русскую секцию Первого Интернационала. В их числе были Е. Г. Бартенева, А. В. Корвин-Круковская, О. С. Левашова, Е. Л. Томановская (Дмитриева). Корвин-Круковская (Жаклар) и Дмитриева стали участницами Парижской коммуны.

Эпоха действенного народничества активизировала роль женщин в общественном движении б невиданных прежде масштабах. В этом сказались, вероятно, заложенные в женской натуре такие качества, как сострадание, стремление помочь ближнему, бедному, несчастному, угнетенному, врачуя, обучая, просвещая его. Участие женщин в "хождении в народ" было массовым. Но здесь же проявилось и другое женское качество - одержимость, ведущая зачастую к крайностям. Вот почему женщины в полном противоречии со своим естеством оказались причастными к нечаевщине. Именно женщина Вера Засулич, стрелявшая в 1878 г. в Трепова, оказалась провозвестницей "красного террора". Вместе с мужчинами женщины участвовали по всех террористических актах "Народной волк". Больше того, они были там в числе лидеров: достаточно вспомнить Софью Перовскую - первую женщину, казненную по политическому делу. Веру Фигнер, отбывшую двадцатилетнее одиночное заключение в Шлиссельбургской крепости...

 

Женщины-революционерки рука об руку с мужчинами - товарищами по борьбе стремились к общей цели: свалить самодержавие, очистить страну от живучих пережитков крепостничества. В мощном потоке общедемократической борьбы на рубеже 1850-1860-х годов выделилась еще одна струя - женское движение. Это не было новостью: Десятилетием-двумя раньше волна феминизма прокатилась по всей Европе. Еще в 30-е годы Фурье впервые высказал мысль, что "в каждом данном обществе степень эмансипации женщины есть естественное мерило общей эмансипации"3.

В России проблема эмансипации личности была производной от первоочередного, кардинального вопроса эпохи - ликвидации крепостничества. Особенно актуальной она была в отношении женщин, наиболее бесправной части населения страны. Нерасторжимая связь "женского вопроса", "женской эмансипации" с ликвидацией крепостничества определила, антифеодальный, демократический характер женского движения и России. В этом же проявилось его принципиальное отличие от западного феминизма.

Женское движение, прежде всего, вело борьбу за равноправие с мужчинами, изменение экономического, правового и социального положения женщины, привлечение ее к общественному труду и общественной деятельности в более широких масштабах, получение равного с мужчиной образования, за право устраивать самостоятельно свою личную жизнь и т. п. Решение этих вопросов было невозможно без борьбы против социальной несправедливости, политического и духовного гнета царизма, поэтому женское движение стало важным фактором общественно-политической жизни страны и существенным элементом освободительной борьбы на разночинском этапе. Имена лидеров этого движения - Марии Васильевны Трубниковой, Надежды Васильевны Стасовой, Евгении Ивановны Конради Анны Павловны Философовой и многих других - не столь известны, как имена прославленных революционерок, но, без сомнения, не менее достойны благодарной памяти потомков.

 

Казалось бы, что общего между княгиней Волконской и народоволкой Фигнер? Однако сама Вера Фигнер признавала декабристок "светочами, озаряющими даль нашего революционного движения". Декабристка Камилла Ивашева была матерью Марии Трубниковой - лидера женского движения 60-х годов, дочери которой связали судьбу с революционными народниками...

Женщина "герценовского круга" Н. А. Огарева-Тучкова на склоне лет писала участнице женского движения Екатерине Степановне Некрасовой: "Читая Ваше последнее письмо, я еще лучше поняла, какое родство между нами: как Вы стремились читать "Колокол" и пр., так мы с сестрой, особенно я, чувствовала необыкновенную симпатию к декабристам - все, что до них касалось, было святыней для меня"9. Тесная дружба связала Некрасову, делом скреплявшую связь революционных поколений, с Марией Каспаровной Рейхель, помощницей Герцена по Вольной русской печати. Так незримая эстафета передавалась от декабристок шестидесятницам, а затем сменившим их женщинам 70-80-х годов.

В распоряжении современного читателя - десятки монографий, сотни статей и публикаций, посвященных различным аспектам русского освободительного движения. И хотя в них, как правило, не вычленяются как специальные проблемы "женский вопрос", "женское движение" и т. п.10, по этому поводу по существу написано немало. Опираясь на достигнутое исследователями, можно попытаться представить общую картину становления женского самосознания, которое проходило в преодолении традиционных представлений о роли женщины в семье и обществе, в борьбе за личное освобождение и равные с мужчинами права, в революционной борьбе против царизма.

В предлагаемой книге, имеющей очерковый характер, читатель не найдет исчерпывающего, полного описания участия женщин в освободительном движении прошлого столетия, ибо невозможно "объять необъятное". В ней запечатлены лишь некоторые типичные и характерные явления из огромного многообразия тем и материалов, даны портреты наиболее ярких представительниц женского движения в России, стремившихся к разрешению "женского вопроса".

 

Глава первая

"ОНИ БЛАГОСЛОВИЛИ НАС"

"САМЫЙ СВОБОДНЫЙ ДОЛГ"

День 14 декабря 1825 г.- священная дата в истории русской освободительной борьбы. В. И. Ленин писал: "В 1825 году Россия впервые видела революционное движение против царизма..."1

Согласно историко-литературной традиции, восходящей к Герцену, декабризм выступает не только как крупнейшее социальное и политическое явление, но и как "своеобразный социально-нравственный феномен"2. Феномен этот непосредственно связывается с появлением "особого типа русского человека, резко отличного по своему поведению от всего, что знала предшествующая история"3.

Декабристы явились не только выразителями новой, дворянской революционности, но и носителями новой нравственности. Вспомним слова А. И. Герцена, использованные В. И. Лениным при характеристике первых русских революционеров: "Это какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде палачества и раболепия"4.

Декабризм как социально-нравственное явление оказал глубокое влияние и на женщин России, положив начало их самосознанию, формированию новой женской личности. На первом этапе русского освободительного движения (1825-1861 гг.) женщины не выступали в качестве активной борющейся силы, не были борцами в современном понимании этого слова. Однако именно тогда женщины включились в общественную жизнь страны и именно декабризм пробудил в них гражданскую активность, мужество, энергию, раскрыл их лучшие, душевные качества, готовность к самопожертвованию, неисчерпаемый запас любви и участия к жертвам насилия.

 

Олицетворением формировавшейся новой женской личности стали декабристки - жены, сестры, матери революционеров, пошедшие против царской воли и тем самым бросившие вызов официальной России. Восстание декабристов и особенно его разгром усилили раскол в русском обществе: его реакционная часть поддержала и одобрила жестокую расправу царизма, передовые люди проявили сочувствие восставшим. Власти усиленно распространяли свою версию о восстании 14 декабря и последующих за ним событиях, из которой следовало, что взбунтовалась шайка "мальчишек", "злодеев". Но в стране, начиная с самого момента выступления на Сенатской площади, нарастала волна активной поддержки революционеров. Советские исследователи собрали и изучили факты проявления сочувствия декабристам в кругу оппозиционного дворянства и офицерства, в крестьянской и рабочей среде5. Всякое проявление сочувствия декабристам рассматривалось властями как антиправительственный акт, усердие же при их осуждении поощрялось. Тогда-то появились, по словам Герцена, "дикие фанатики рабства, одни из подлости, а другие хуже - бескорыстно"6.

В такой обстановке с первых же часов и дней после 14 декабря активная позиция декабристок, казалось бы не выходящая за естественные пределы личного, родственного участия, становилась важным фактором общественной жизни страны. Женщины первыми открыто выразили сочувствие опальным и начали бороться за них, пуская в ход все дозволенные и даже недозволенные способы: деньги (для подкупа стражи), родственные связи, влиятельные знакомства, прошения "на высочайшее имя"... Надо было обладать немалым гражданским мужеством, для того чтобы пойти против воли самодержца и мнения большинства.

В 1925 г. Б. Л. Модзалевский опубликовал документ из архива III отделения-"Донесение тайного агента о настроении умов в Петербурге после казни декабристов" 7. В нем сообщалось: "Казнь слишком заслуженная, но давно в России небывалая, заставила, кроме истинных патриотов и массы народа, многих, особливо женщин, кричать: "Quе11е hоrreur! еt avec quelle precipitation"*.

Доносчик разделял возмущавшихся женщин на три "разряда". В первый из них попали "ста двадцати одного преступника жены, сестры, матери, родственницы, приятельницы еt 1еs amies des leurs amies"* . В два других - дамы из "больших кругов", презрительно определяемые агентом как "пожилые мотовки" или красавицы, потерявшие надежду "успеть" у самодержца...8.

Декабристки в большинстве получили воспитание, основанное, прежде всего, на уважении к гуманистической традиции XVIII в. Ведь те же учителя, что обучали будущих декабристов, толковали юным девицам о Вольтере, Руссо, Гете... Как ни далеки были эти женщины от понимания декабристских идеалов и участия в заговоре, задолго до 14 декабря они стали как бы соучастницами мужчин, приобщившись к освобождающему Просвещению.

Помимо уважения к гуманистическим, просветительским традициям XVIII столетия юным дворянкам внушались христианские идеи любви и всепрощения, верности старинным устоям. Власти, конечно, приветствовали эту выгодную для них идеологию. Испокон веков, даже в эпоху полного порабощения женщины, христианское подвижничество и благотворительность были двумя сферами ее деятельности вне семьи. Но тем труднее было властям, когда декабристки, ссылаясь на основы христианской морали, защищали свое право на сочувствие и поддержку "падших".

Как уже говорилось, "гроза двенадцатого года", ставшая эпохой в жизни России, явилась значительным этапом в формировании декабристской идеологии. Марии Раевской, будущей жене декабриста С. Г. Волконского, дочери прославленного генерала, героя 1812 года, было тогда только семь лет. Елизавете Коновницыной (в замужестве Нарышкиной), дочери другого героя Бородинского сражения, едва минуло одиннадцать. Но дочери и сестры участников Отечественной войны вместе со всеми пережили то время особого подъема национального самосознания и патриотизма, под влиянием которого складывались их понятия о чести, любви к родине.

*и подруги их подруг (франц.).

 

Заложенные в детские и юношеские годы нравственные принципы будущих декабристок проявились в трудную минуту их жизни. Конечно, они скорее сердцем, чем разумом, понимали происходившее, заботились, прежде всего, об облегчении участи близких, уповая при этом на волю божью и милосердие государя. Но такова была эпоха с ее нравственными представлениями о дворянской чести, верности, справедливости. Объективности ради следует отметить, что и многие из дворянских революционеров, сидя в Петропавловской крепости, возлагали надежды на бога и царя и мало кто разгадал игру Николая I во время следствия.

В 1826 г. женщины декабристского круга оказались в особенно трудном положении. Переписка А. Г. Муравьевой9, воспоминания М. Н. Волконской, другие документы той поры показывают полную неосведомленность жен в делах мужей, хотя в последнем исследовании о семье Лаваль приводятся убедительные данные (ранее не публиковавшиеся) о том, что Е. И. Трубецкая знала о заговоре декабристов10. И все же ощущение "удара грома", по выражению А. Г. Муравьевой, узнавшей из письма мужа о том, что он "один из руководителей только что раскрытого общества"11, вероятно, было знакомо почти каждой декабристке. Женщины, уделом которых в то время была семья, в большинстве не подозревали о существовании тайных обществ и о том, что их мужья участвовали в заговоре против царя*. Но это, усугубив страдания, не помешало большинству из них занять правильную нравственную позицию. Когда человек идет на самое рискованное дело сознательно, он заранее представляет (или, по крайней мере, должен представлять) ответственность за совершенное и соизмеряет свои силы с тем вполне реальным наказанием, которое может обрушиться на него. Страдать за другого - значительно труднее. И наверное, главная сила тех женщин заключалась в терпении...

Александра Григорьевна Муравьева (1804-1832 гг.) приехала в Петербург вслед за арестованным мужем.

* М. А. Бестужев утверждал, будто сестре декабриста Торсона, "очень умной девушке, были известны дела Общества" (Воспоминания Бестужевых. М.; Л., 1951. С. 131). Полина Гебль-Анненкова вспоминала, что примерно за месяц до восстания она узнала о готовящемся заговоре из бесед молодых людей, собиравшихся в доме И. Анненкова, и, услыхав от него самого, что его "наверное, ожидает крепость или Сибирь", поклялась последовать за ним всюду (Воспоминания Полины Анненковой. М., 1929. С. 61).

Ее первые письма к нему свидетельствуют о твердости духа в тот чрезвычайно сложный момент. Она поддерживала растерявшегося мужа, выражала готовность разделить его участь, высоко оценивала его личность. "Ты преступник! Ты виновный! Это не умещается в моей бедной голове...- писала Муравьева.- Ты просишь у меня прощения. Не говори со мной так, ты разрываешь мое сердце. Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире,-я была в раю"12. Это взволнованное письмо, написанное нервной рукой, очень неразборчивым почерком, короткими, отрывочными фразами, производит сильное впечатление. Оно - свидетельство не только благородства души, самоотверженности, любви, но и мужества, с которым молодая избалованная женщина переносит внезапно свалившееся на нее испытание. И этим оно выгодно отличается от писем самого Никиты Муравьева. Потом и с Александрой Григорьевной будет всякое: слезы, нервные припадки, отчаяние. Однако очень важно, что с самого начала она повела себя так мужественно13.

Через подкупленную стражу (приходилось платить 50 руб. за записку) Никита Муравьев не только сообщал жене и матери о своем самочувствии, но и давал им указания, какие книги или рукописи нужно уничтожить или спрятать от глаз свидетелей. Академик Н. М. Дружинин, отметив, что в сохранившемся архиве декабриста имеются разнообразные исторические и военные записки, но отсутствуют какие-либо политические заметки, не без оснований полагал, что Муравьев "успел уничтожить руками своей жены все имевшиеся вещественные улики"14. В одной из многочисленных записок к Александре Григорьевне декабрист заметил: "Я очень доволен твоими распоряжениями"15.

Подобно Муравьевой, безоговорочно и сразу поддержавшей мужа, М. Н. Волконская, едва узнав об аресте супруга, написала ему, что "готова следовать во всякое заточение и в Сибирь"16. Однако она оказалась в более сложном положении, чем Муравьева, которая действовала в союзе с матерью мужа и при поддержке всей многочисленной семьи Чернышевых, связанных с декабристским движением не только через зятя, но и посредством З. Г. Чернышева, брата Александры Григорьевны. Волконская же оказалась изолированной: вся семья-отец, мать, братья, сестры - восстали против "безумств" Маши. Марии Николаевне затрудняли общение с женами других декабристов.

На первое свидание с мужем она ходила не одна, а в сопровождении родственника - будущего шефа жандармов А. Ф. Орлова. Все родственники как могли мешали отъезду Волконской в Сибирь. Генерал Н. Н. Раевский-"герой и добрый человек", по словам Пушкина, который в 1812 г., не колеблясь, бросился в огонь неприятеля, увлекая за собой двух сыновей, почти мальчиков,-теперь не выдержал. "Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!" -прокричал он дочери17. Раевский помнил, что при замужестве дочери выбор был сделан им*, поэтому так и препятствовал ее поездке в Сибирь. В действиях "жертвы невинной" он усматривал "влияние волконских баб, которые похвалами ее геройству уверили ее, что она героиня, и она поехала, как дурочка"18

Решение М. И. Волконской об отъезде в Сибирь было но существу первым проявлением ее незаурядного характера. Она восстала не только против окружающих, но, прежде всего, против себя самой, своей дочерней покорности, женской инертности и послушания, привитых ей с детства. Новый женский тип формировался в борьбе не только с официальными властями, но и с традиционно сложившимися представлениями о месте женщины в семье, в обществе. Мария Волконская выстояла в этой борьбе, и не случайно последние слова умиравшего Н. Н. Раевского были обращены к дочери, которую он так больше и не увидел: "Это самая удивительная женщина, котирую я когда-либо знал"19.

"ДАЙ БОГ ХОТЬ ИМ ИСКУПИТЬ ГНУСНОСТЬ НАШЕГО ВЕКА"

"Я видел и Петербурге Е. Ф. Муравьеву **,-сообщал П. А. Вяземский А. И. Тургеневу и В. А. Жуковскому 29 сентября 1826 г.- Вот истинный ад!

 

 

.** Екатерина Федоровна Муравьева (1771-1848 гг.) - урожденная Колокольцова, жена М. Н. Муравьева, известного писателя и деятеля культуры, мать двух декабристов - Никиты и Александра Муравьевых, Она поддерживала материально не только сыновей, но и их товарищей ни сибирскому изгнанию. После 1826 г. ее дом в Москве стал своеобразным центром связи с сибирской каторгой, сюда стекалась вся информация, часто нелегальная. Здесь можно было узнать о путях и средствах сношения с заключенными, получить утешение или помощь. Подвижничество Е. Ф. Муравьевой высоко ценили современники (см. некролог М. П. Погодина в "Московских ведомостях" (1848. № 51). Подробнее о Е. Ф. Муравьевой см.: Павлюченко Э. А. В добровольном изгнании. М., 1986).

 

Сыновья ее еще в крепости, так же как и многие из несчастных. Небольшое число отправлено уже в Сибирь, и между прочими: Волконский, Трубецкой, Якубович, Давыдов. Муравьевы, жена и мать, поедут за своими, когда их отправят... Трубецкая также поехала за мужем, и вообще все жены, кажется, следуют этому примеру. Дай бог хоть им искупить гнусность нашего века"20.

Известие о решении женщин ехать вслед за мужьями в Сибирь быстро распространялось среди родственников, друзей и просто знакомых и незнакомых, получая громкую огласку. Об этом свидетельствуют, прежде всего, богатые эпистолярные источники той поры. Так, в письме Е. С. Уваровой - сестры декабриста М. С. Лунина-к Н. Д. Шаховской (урожденной Щербатовой) - жене декабриста Ф. П. Шаховского - говорится: "Я только что узнала, дорогая княгиня, что несчастье моей бедной тетушки Муравьевой достигло своего предела - ее сыновей отправили в Нерчинск 11-го и ее невестка едет за ними. Эта новость вынуждает меня завтра же выехать, я вовсе не надеюсь утешить эту несчастную мать, но не хочу оставлять ее страдать в одиночестве. Если у Вас есть послание для нашей дорогой К. Бибиковой*, или если Вы хотите откровенно написать ей, Вы можете сделать это и прислать мне завтра с утра письмо"21.

Академик М. В. Нечкина справедливо видела в проводах Марии Волконской в Сибирь, которые устроила ей Москва 26 декабря 1826 г., "элемент общественной демонстрации"22. Интересные подробности этого отъезда содержатся в неопубликованном письме сестры Марии - Екатерины Орловой (жены декабриста М. Ф. Орлова) Н. И. Раевскому: "Мой дорогой батюшка, Вы пишете мне, что ожидаете подробностей, касающихся Марии...

 

Из тех денег, которые Вы ей дали, Мария потратила три тысячи на покупку для своего мужа различных припасов и необходимых вещей различного рода, для себя же она купила только туфли, шубу или теплые сапожки. Мне пришлось силой задержать ее в Москве, чтобы немного обеспечить вещами. Я сочла необходимым дать ей мою лисью накидку, поэтому она говорит, что я ее разорила. Вы ничего не должны мне за Марию, я не дала ей ни копейки денег. Я также не потратила ни одной копейки моего мужа; я продала одно украшение и смогла купить ей некоторые предметы первой необходимости и некоторые для развлечения, как, например, книги, шерсть и т. д. Вы прекрасно понимаете, что я не могла бы использовать свои деньги более приятным для меня способом и что о возвращении их речи быть не может".

Далее...