Получив в 1992 году первые результаты исследования российской семьи, мы сразу обратили внимание на интересную деталь: отвечавшие нам женщины разделились на две неравные группы - для одних (89%) центром жизни и главным интересом была семья, другие (11%) склонялись к тому, чтобы отдать предпочтение профессии. (Исследование проводилось Ольгой Здравомысловой и Мариной Арутюнян в рамках проекта "Семья : Восток - Запад", в котором приняли участие шесть стран из Западной и Восточной Европы. В России исследование проводилось в пяти городах европейской части, было опрошено 800 респондетнов). В то же время все женщины относились к "базовому" типу советского времени - к типу работающей жены и матери.

Однако сочетания ролей не получалось - находясь под гнетом "двойной занятости", женщины проигрывали на обоих фронтах. На семейном, где их влияние, по признанию отвечавших нам мужчин и женщин оставалось почти абсолютным, а радости и удовлетворенности было мало, и на профессиональном, где им даже имеющим высшее образование и немалые амбиции, была уготована специфическая роль "работника-женщины" заведомо в глазах общество менее перспективно, чем мужчины с таким же точно образованием и профессиональным опытом. Не приходится поэтому удивляться, что в 1992 году, когда переоценка ценностей шла полным ходом, треть наших респонденток ясно выразили желание оставить работу совсем и сделаться домашними хозяйками, а 6% женщин заявили, что хотели бы делать карьеру, даже если при этом придется поступиться интересами семьи. Предпочтительнее с точки зрения общества был первый вариант, который казался возрождением утраченных в советское время традиций. Но довольно скоро выяснилось, что семьи с мужем-кормильцем, способным обеспечить соответствие постоянно растущим жизненным стандартам, составляют меньшинство и скорее всего останутся в меньшинстве. В то же время возвращение к "базовому" советскому варианту вряд ли возможно: он исчерпал себя психологически, культурно и экономически. Так что же приходит ему на смену?

"Типичные" представления людей, обнаружившие себя в нашем исследовании, создают впечатление, будто мир, подобно дворянской усадьбе XIX века, разделен на две половины. В одной из них мужчины заняты серьезными делами: борьбой за власть, за победу в конкурентной борьбе, обеспечением семьи и зарабатыванием денег. В другой тихо живут женщины, которые растят детей, умиротворяют мужчин, поддерживают их, склоняют к компромиссам и мудро прощают им слабости (примерно так выглядит то, что подразумевает в русском мировосприятии выражение "настоящая женщина"). Согласно этим представлениям, как бы ни менялись жизнь, строй, система общественных ценностей, "женское предназначение" (оно же - "женская доля") остается по сути дела неизменным - как будто это есть некое чисто природное, "естественное" образование, которое существует "до" и "вне" реального общества.

По предположению моей коллеги, психолога Марины Арутюнян, российские мужчины и женщины, опрошенные нами в 1991-1992 годах, нарисовали портрет двух "замкнутых" культур: люди, как оказалось, ориентированы на отношения доверия, понимания, поддержки, уважения, подражания, равно как и открытой, осознанной борьбы, как правило, только "внутри" собственного пола; взаимодействие же между полами основывается для мужчин и женщин главным образом на потребности эмоциональной поддержки, а для женщин (существенно чаще, чем для мужчин) еще и "практической" поддержки.

Уже в 1996 году отвечавшие на наши вопросы мужчины и женщины, работающие в современной российской политике (исследование "Партнерство в политике", проводившееся автором статьи по заказу фонда "Экономические и политические исследования. ЭПИцентр", проинтервьюировано 20 политиков), тоже отчетливо сформулировали идею границы между двумя культурами - мужской и женской. Если женская культура в политике, по их мнению, - согласие, компромисс, доброжелательность, эмоциональность, отсутствие властных амбиций, то мужская культура начинается там, где идет игра, суета, "бешеная драка за места" (в кавычках приводятся высказывания респондентов), в которой люди "теряют человеческое лицо только для того, чтобы быть впереди". Женщинам не нужно "играть на мужском поле" и рваться к политическому успеху, поскольку это неминуемо потребует от них отказа от тех качеств, "благодаря которым мы их любим, благодаря которым они сохраняют все лучшее, что у нас есть".

"Женщин России" в период их работы как думской фракции сами женщины-политики упрекали именно за то, что они "стали играть по мужским правилам". Главное для них было не примирение противников, а "желание показать себя - вот, дескать, какие мы крутые". При этом мужчины-политики разными словами говорили, в сущности, об одном: уж если приходится работать с женщинами в одной команде, то нужно, чтобы они были хорошими помощницами и не стремились к лидерству. По их практически единодушному мнению, желание лидерства, стремление быть на виду превращает женщин из партнеров в соперников и в конечном счете убивает женственность.

Становится очевидно, что люди с принципиально различным опытом воспринимают "из воздуха" образец взаимодополняющих психологических качеств и социальных ролей, воплощающих мужественность и женственность (и воплощенных мужчиной и женщиной) - образец, который в принципе не принято подвергать переоценке.

Между тем в последние несколько лет в России быстрыми темпами создается система ценностей, в центре которой находится идея личного успеха. Интересно, что при этом иногда как будто "забывают", что ожидания, предъявляемые к людям в обществе, ориентированном на личные достижения, обращены не только к мужчинам.

Приведу результаты ответов на вопрос о ценностях, которые дали 150 московских и ивановских студенток, обучавшихся на гуманитарных факультетах университетов этих городов в 1996 году. (Исследование "Стратегии молодых женщин в условиях модернизации" проводилось автором статьи и студенткой социологического факультета МГУ Татьяной Якушевой. В нем принимала участие профессор Ивановского университета Ольга Хасбулатова.)

Респонденткам предлагалось определить степень важности для себя каждой из ценностей, приведенных в списке. В результате одну группу составили ценности индивидуального успеха: респондентки поставили на первые по значимости для себя места самореализацию ("очень важно" для 91% опрошенных), свободу (87%), профессию (88%), секс (87%), деньги (85%), карьеру (73%).

Другая группа - ценности "классической женственности" - выглядела так: семья (91%), любовь (91%), дети (89%), брак (75%), преданность (65%), послушание (24%).

Похоже, что в ответах проявилась ориентация на две различные модели женского поведения, которые находятся в состоянии "конкуренции"... внутри одного и того же человека. Обратим внимание и на то, что ни семья, ни любовь, ни дети не стоят на шкале ценностей молодых женщин выше, чем ценность самореализации, а свобода, деньги и профессия "опережают" брак, преданность и особенно послушание. Результаты исследований, проведенных социологами Анной Земляковой и Ольгой Хасбулатовой в Иванове (были опрошены 205 студенток), также показали, как быстро усваивается молодыми женщинами "инициативная модель поведения": с 1991 по 1995 год ценность личного успеха выросла у студенток в два с половиной раза, а доля желающих открыть собственное дело увеличилась за эти же годы с 20% до 55%... Можно, конечно, объяснить все это естественной реакцией женщин на кризисные экономические условия 90-х годов и опять (который уже раз в нашей истории!) борьбой за выживание.

Однако по некоторым признакам можно заключить, что сейчас мы имеем дело с принципиально новой ситуацией. Скажем, у советской женщины 60-х годов была идея, что по мере "улучшения жизни" у нее появится наконец возможность "почувствовать себя женщиной": не бороться беспрерывно с трудностями, разрываясь между домом и работой, иметь более или менее благоустроенный дом, налаженный быт. Она внушала это знание своей дочери, которая должна была жить "еще лучше". Как же выглядит героиня нового времени и насколько она соответствует ожиданиям современного российского общества? Не претендуя на широкие обобщения, сошлюсь на характерное (и типичное) интервью из нашего последнего по времени и еще продолжающегося исследования "На пути к разнообразию семейных моделей" (исследование проводится при поддержке института "Открытое общество" в 1998 году).

Моя респондентка, которая, по ее собственному признанию, очень многого добилась в жизни и, сделав успешную карьеру, стала хозяйкой собственного дела, сказала, что ее никогда не устраивала роль, с которой успешно справлялась в свое время ее собственная мать - роль "сильной женщины", принявшей "мужские правила игры", но всю жизнь втайне мечтавшей "чувствовать себя слабой". Сама респондентка протестует против жесткости подобного выбора, который и ей навязывает общество, но не может избежать его и расплачивается за это прежде всего разрушением собственной семьи и постоянным чувством вины перед детьми. В конце концов она приходит к выводу: "Сочетать собственный бизнес и семью нельзя, потому что женщине, которая занимается бизнесом, очень трудно найти постоянного спутника жизни. Но в любом случае чувство независимости окупает все расходы - и материальные, и моральные. Да в конце концов не в деньгах счастье и даже не в их количестве, а в том, что ты ощущаешь свою значимость в этом мире".

Описывая нетрадиционную модель поведения, все больше принимаемую молодыми российскими женщинами, социолог Мария Котовская замечает: "Все, что связано с миром домашней жизни, лишено для них перспективы развития. Более того, препятствует их движению вперед..."

Эта ситуация - принципиально новая для российской культуры. В центре ее конфликт между "традиционной" моделью женского поведения и ценностями индивидуального успеха. С решением этого конфликта связан новый опыт российских женщин, который столь противоречиво оценивает общественное мнение.