Советское время и советские нравы унаследовали эти весьма специфические явления прямо от века минувшего, XIX, и особенно от начала XX столетия. Разумеется, и более ранние века христианской эры (первобытный промискуитет и античность не будем брать в расчет за давностью) знали разнообразные формы тайного многобрачия. Но именно и непременно - тайного! Ибо нормой всегда, даже при самых необузданных нарушениях супружеской верности, оставался (пусть подсознательно, неосознанно) заповеданный Священным Писанием союз двоих разнополых: "жена да прилепится к мужу своему". При всех изменах, трагедиях, тайных связях, незаконных детях, вторых семьях, неразрешимых драмах выбора одного (одной) из двух - при всем этом, отраженном в искусстве сложнейшим "лабиринтом сцеплений" (Л.Н.Толстой), - незыблемым утесом стоит "законный" христианский брак, в идеале неприкосновенная культурная ценность, подсознательно оберегаемая и самими "нарушителями", "изменниками" отнюдь не только из конформизма, боязни скандала или общественного осуждения, но и по причине чего-то иного, подспудного, усвоенного культурно-генетическим кодом. Так было с давних времен и в России, где традиции домостроя, поддерживаемые православной (ортодоксальной) церковью, задержались надолго. Нет сомнения, что само возникновение феномена "любви втроем", то есть открытого, почти официального сожительства троих -одной женщины и двух мужчин - связано было с общими процессами секуляризации. Среди первых и знаменитых "менаж а труа" мы найдем И.С.Тургенева, замечательную женщину и актрису Полину Виардо и ее законного супруга. Увы, в прозаическом, бытовом плане этот "брак втроем" обернулся довольно жалким чичисбейством и банальным французским треугольником. Но есть примеры-эталоны, современные Тургеневe трагедии, примеры сознательного, манифестационного, идейного "брака втроем": любовь людей 60-х годов прошлого века. Внедренная в сознание нескольких поколений благодаря программе средней школы любовь героев романа "Что делать?" Чернышевского, знаменитый треугольник: Вера Павловна - Лопухов - Кирсанов, будучи в оригинале гимном свободы личности и, следовательно, свободы любви, при всем индивидуальном благородстве участников этой драмы, в жизни породил шлейф вполне пошлых и мизерных сожительств под знаменами борьбы с косностью и фальшью буржуазного брака за союз единомышленников, выдающихся личностей, возвышающихся над обыденщиной.

Литературные примеры порождали сюжеты жизненные, те, в свою очередь, откликались в литературе, шел постоянный идейный обмен между искусством и жизнью. Рядом с эталонными героями снов Веры Павловны вырастают реальные треугольники: чета Панаевых и Некрасов; Шелгуновы и Сеченов...

Эти чистые люди, подвижники идеи были намного выше своих деклараций. Также, как энтузиаст вульгарно-материалистических теорий Евгений Базаров умирает, спасая больного, то есть совершает вполне идеалистический поступок и влюбляется всем сердцем (а не железами внутренней секреции) не в "объект удовольствия", а в гордую красавицу Одинцову. Иными словами, Базаров лучше "идей Базарова". В книге Т.А.Богдановича "Любовь людей шестидесятых годов" (1929) запечатлены портреты героев-разночинцев, приведены разнообразные материалы, раскрывающие отношения "новых людей", связанных и духовно, и любовно: Чернышевский, Шелгунов, Боков, Михайлов, Сеченов предстают перед читателями в сплетениях судеб, встреч и чувств. И опять-таки эти проповедники свободной любви, эти "разумные эгоисты" оказываются истинными подвижниками, самоотверженными в любви и верности.

Но идеология и мораль 1920-х лишат наследство шестидесятников чистоты и трепета, выхолостят, разнесут на лозунги в комсомольских ячейках, отвергающих "буржуазный брак" и "частнособственническую ревность". Веру Павловну Лопухову-Кирсанову сменят самоуверенные двумужницы, а Лопухов и не подумает исчезнуть, инсценируя свою гибель, а уютно устроится на коммунальной жилплощади третьим при супружеской паре.

В первом десятилетии XX века трагически и парадоксально сходятся противоположности. Разночинный нигилизм, утилитаризм, демократизм смыкаются с утонченными, изысканными переливами чувств, с опасным эмоциональным искательством и надрывом на верхних этажах благоуханной петербургской культуры, на прославленной Таврической "башне" Вячеслава Иванова, в гостиных и ночных кабаре, где собирался цвет цвета русской интеллигенции. Не только большевистская печать, но и публицисты круга "Вех", религиозные мыслители выступают против "порнографического элемента в русской литературе" (по названию нашумевшей книги демократа

Г.С.Новополина, вышедшей в 1908 году). Происшедшая реабилитация предреволюционного десятилетия, которое в советское время именовалось "позорным и постыдным", будучи временем последнего пышного цветения перед катастрофой, не должна закрывать картину болезни.

На воспетой в мемуарах "башне" не только отрабатывались идеи философского общества "Вольфилы" и проходили обряд посвящения в поэзию молодые гении. Нет, теория "соборности" приобретала и "семейную проверку-практику". Недавно опубликованные материалы - воспоминания первой жены М.Волошина М.Сабашниковой, текст пьесы "Ревучий осел" Л.Зиновьевой-Аннибал, жены Вяч.Иванова и автора эротической повести о лесбийской любви "Тридцать три урода" - демонстрируют поиск "микроячейки мистической соборности" сначала в квартете двух семейных пар (Волошиных и Ивановых), далее - во включении в собственную семью (Иванов страстно любил жену) молодого красавца поэта Сергея Городецкого, увидев которого Иванов, по его признанию, почувствовал "латентный гомосексуализм". "При этом включение предполагалось не только идеологическим и интеллектуальным, но и физическим"¹², - сообщает публикатор. Итак, нормальная "любовь втроем" в претенциозно-символических одеждах! Триумвират "Маяковский - Лиля - Ося", зародившийся в 1915 году, отлично вписывался в свое время, правда, несколько сдвинутый от "элиты элит" в сторону футуризма. Далее, как бы по эстафете, традиция спустится в московскую интеллигентскую раннесоветскую среду и чуть позже расположится в декорации, сделанной Сергеем Юткевичем для простого состава персонажей "Третьей Мещанской".

Советская руководящая идеологическая верхушка уделяла вопросам пола мало внимания. Железную четкость имело лишь безоговорочное осуждение буржуазных нравов, старой семьи как формы частной собственности и купли-продажи, скрытой проституции и всего прочего, осужденного в марксистском манифесте по вопросам любви и брака - книге Августа Бебеля "Женщина и социализм". С позитивной программой дело обстояло труднее. Ведущим партийным идеологом по "проблеме пола" стала А.М.Коллонтай.

Женщина бесспорно выдающаяся, из "старой гвардии" революционеров-подпольщиков, член ЦК РКП(б), Коллонтай, в девичестве Шурочка Домонтович, из богатой буржуазии родом, принадлежала к числу "чаек революции". Правда, сама была лесбиянкой, что недвусмысленно явствует из ее переписки. Так или иначе, но главные послеоктябрьские тексты по вопросам "новой морали" и положения женщины в обществе принадлежат ей.

В 1919-м вышла в издательстве ВЦИК ее книжечка "Новая мораль и рабочий класс" -сочинение достаточно слабое, повторяющее раннефеминистские идеи о равноправии женщин. Гораздо интереснее книга А. М. Коллонтай "Любовь пчел трудовых" (1923). Под этим заголовком объединены три рассказа в документально-художественном жанре, три литературно обработанные автором реальные судьбы женщин трех поколений - бабушки, матери и внучки, демонстрирующие динамику "любви трех поколений". Старшая, Марья Степановна, народоволка-просветительница, была замужем за военным, имела стойкую и спокойную семью, но влюбилась в "чеховского персонажа", жила с ним, родила дочь, была счастлива, пока не застала "чеховского героя" со скотницей Аришей и немедленно его покинула. Вся ушла в общественную деятельность, открыла издательство научных и популярных книг, которое и составило ей имя. Ольга Сергеевна - ее дочь, подпольщица, была замужем тоже за подпольщиком, духовным другом, но влюбилась в барина, либерала, духовно и политически чуждого ей. Мечется между двоими, не может выбрать, и в результате, после отрезвляющего поражения революции 1905 года, оказывается чужой и тому и другому и покидает обоих.

¹² Богомолов Н. На грани быта и бытия. - "Театр", 1993, № 5, с. 160.

Продолжая революционную деятельность, по прошествии лет сходится с другим революционером, много моложе ее, простым рабочим парнем, обожающим и уважающим жену. Но, увы, однажды она застает его, "т. Рябкова", со своей дочерью от первого мужа, Женей. Для матери это драма. Женя же сообщает ей, что имеет еще одного любовника, но не любит ни того ни другого, а любит только мать. Свою связь с отчимом считает "пустяками" и умоляет мать "не обращать внимания". "Вся эта история, - пишет Коллонтай, - результат той ломки быта и понятий, которую переживает сейчас Россия и где рядом с великим совершается много мелкого и подлого, тяжелого, зловонного"¹³. В другом своем эссе Коллонтай рассуждает:

"В самом деле, какие только формы брачного и любовного общения не примеривает к себе современное человечество, а, однако, сексуальный кризис от этого ни на йоту не смягчается. Такой пестроты брачных отношений еще не знавала история: неразрывный брак с устойчивой семьей и рядом преходящая свободная связь, тайный адюльтер в браке и открытое сожительство девушки с ее возлюбленным - "дикий брак", брак парный и "брак втроем" и даже сложная форма брака вчетвером. Можно лишь удивляться, как удается человеку, сохранившему в душе веру в незыблемость моральных авторитетов, разобраться в этих противоречиях и лавировать среди всех этих "взаимно исключающих друг друга несовместимых моральных предписаний"¹⁴.

Динамика Коллонтай и приведет нас в полуподвал на Третьей Мещанской. Люди в нравственном отношении безупречные, наследники гуманитарной культуры и подспудно-религиозного уважения к семье, Шкловский и Роом поместили в скученную комнату Баталовых - Фогелей фрагмент современного свального греха.

"Вещи на экране говорят", - постоянно подчеркивал Роом. На стенах комнаты множество изображений: портреты всех трех обитателей, портрет Буденного, Лев Толстой (знак культуры), вырезанная из "Советского экрана" кинозвезда, первое изображение Сталина на листке отрывного календаря. Нет только одного - иконы в красном углу. А с нею вместе ушло и понятие стыда. Греха. Пожалуй, у женщины оно все же пробудилось. Да и то лишь когда Людмила испугалась аборта, увидев отвращающую обстановку лечебницы и кровь в судках. Да еще режиссер во дворе, внизу подкатил к окну приемной у гинеколога коляску с милым младенцем, на которую смотрит сверху Людмила. До этого же ее страдания были связаны лишь с тем, что ни один ни другой из ее мужей не уделяют ей должного внимания. Вспомним страшный сон Анны Карениной: ей снилось, что муж и Вронский - оба одновременно оказывают ей ласки. Анна ("Мне отмщение и аз воздам" - эпиграф к роману) заканчивает свой сюжет под поездом, Людмила - в вагоне поезда.

Сталинское время с его морализмом и ханжеством загнало вглубь легальные процессы 20-х годов. 90-е, соперничая с тем, первым "фин-де-сьеклем" в разгульной манифестации сексуальной свободы, снова легализуют все скрытое и потаенное. "Содомские мудрецы" сядут в президиумах обществ сексуальных меньшинств. Российское телевидение будет транслировать спортивную олимпиаду геев и "конгресс индивидуального секса" (в старой версии - онанизм). В Голландии будут совершаться церковные браки двух мужчин.

Замечательный писатель и религиозный мыслитель Честертон писал: "Античный мир захлебнулся в утонченном разврате, во всех видах порока, возведенных в обычное и ставших повседневностью. Чтобы сохраниться, человечество должно было само на себя наложить епитимью, уйти в пещеры, объявить греховной саму плоть". Так возникло Средневековье.

Какую же епитимью наложит на нашу "сексуальную свободу" новое тысячелетие?

¹³ Коллонтай А. Любовь пчел трудовых. М., 1923, с. 303.

¹⁴ Коллонтай А. Новая мораль и рабочий класс. М„ 1919, с. 53.