Прежде, чем перейти к теме своего выступления, я хотел бы ответить на вопрос, который был задан коллеге, выступавшему до меня: о том сколько случаев

сексуального принуждения на работе (статья 118 УК) слушалось в суде. Статистика здесь такова: до 1990 года в судах СССР проходило ежегодно 20-25 дел по статье 118 УК "Понуждение женщины к вступлению в половую связь лицом, в отношении которого женщина является материально или по службе зависимой". Уголовное наказание по статье 118 - лишение свободы сроком до 3-х лет. В 1990 г. в судах слушалось - 11 дел по СССР, в том числе 5 дел в России. С 1991 года статистика по России: 1991 г. - 4 дела, 1992 год -1 дело, 1993-1994 годы - ни одного.

А теперь посмотрим как исполняются другие статьи Уголовного Кодекса, связанные с сексуальными преступлениями. Статья 117 УК, часть 4 - это изнасилование с особо тяжкими последствиями, в том числе и изнасилование малолетних. Санкции по этой статье - высшая мера наказания или от 8 до 15 лет лишения свободы, средний срок по закону - 11,5 лет лишения свободы. В действительности средний срок наказания, который дают в суде за изнасилование с особо тяжкими последствиями - 8 лет. Кроме того по этой статье 22,5 % преступников осуждаются ниже нижнего предела, т.е. им даже не дают 8 лет.

Посмотрим, проявляется ли такая же "гуманность" к преступникам, осужденным за другие тяжкие преступления? По 102 статье, за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, средний срок, получаемый преступниками - это 11 лет, средний по закону -11,5 лет. Только 3 % преступников осуждаются ниже нижнего предела. Эти примеры говорят о том, что сам по себе закон не всегда гарантирует то наказание, которое в нем предусмотрено.

Теперь мне хотелось бы затронуть вопрос о том, может или не может быть изнасилование в браке. Дело в том, что наше законодательство, и в том числе, новый семейный кодекс не дает определения семьи и брака. В семейном кодексе почему-то очень подробно регулируются имущественные отношения и крайне мало регулируются личные отношения. Если закон не говорит, что обязательным условием сексуальных отношений в браке является обоюдное согласие супругов и подразумевает обязательность подобных отношений, то и изнасилование в браке невозможно, исключая те случаи, когда к близости жена принуждается угрозой убийства или насилие повлекло особо тяжкие последствия (ч. 2 и 4 ст. 117).

Как показал мой опыт общения с потерпевшими от половых преступлений, основные проблемы возникают у них в суде, при первичном контакте с законодательной системой. И это связано с тем, что человек в нашей жизни практически лишен реальных возможностей защитить свои права. Действительно, все имеют права, но мало кто может защитить их. Так по данным телефона доверия из 300 перенесших изнасилование, в суды обратились только 3 человека, т.е. лишь 1 % потерпевших обращается за помощью.

А в милиции они сталкиваются с тем, что их заявления не принимаются. Это самая типичная ситуация: заявление не принимается, а поскольку нет заявления - нет преступления, нет преступления - его не нужно раскрывать, не нужно работать. Потерпевшая не знает, своих прав, не знает обязанностей работников милиции и не может, реализовать свои права, в этом заключается специфика нашей жизни, когда закон существует на бумаге, а не на практике.

Если вы возьмете наш уголовный кодекс и сравните его с уголовным кодексом любого штата США, вы увидите, что тот американский раза в 3 по объему больше. Английский закон по правам ребенка насчитывает 300 страниц, и в нем даются совершенно четкие определения большинства понятий. В нашем же законодательстве понятийный аппарат не разработан. Вместо этого существует огромный объем юридической информации, который закрыт или очень мало доступен для потерпевших - это руководящие разъяснения, Постановления Пленумов Верховного Суда и т.д. В лучшем случае вы найдете Уголовный кодекс, если постараетесь, вы найдете Уголовно-процессуальный кодекс, а разъяснения и другие нормативные акты - все это вы не найдете, хотя именно в них содержится чрезвычайно важная информация, которая может помочь потерпевшим защитить свои права.

Я в своей практике больше всего сталкивался с детьми, и данные, которыми я располагаю, говорят о том, что дети становятся жертвами половых преступлений достаточно часто. Так по 117 статьи УК - это изнасилование, несовершеннолетние составляют примерно 1/3 потерпевших. Половое сношение с лицом, не достигшем половой зрелости и развратные действия - это статьи, которые прямо защищают интересы детей. Здесь дети составляют, естественно - 100 %.

По 121-ой статье - мужеложство, дети составляют около 80% потерпевших.

Если учесть данные статистики по тем статьям, где певшими могут быть только дети (ст. 119, ст. 120) и несовершеннолетних среди потерпевших от других половых преступлений, то получается, что примерно 7 тысяч детей в год становятся жертвами сексуального насилия. И это данные только по зарегистрированным преступлениям, а сколько в действительности - этого не знает никто.

Очень часто сексуальное насилие происходит в семье, что опять-таки у нас, долгое время не учитывалось. Например, половина всех малолетних насилуется либо отцом, либо отчимом. По 119 статье - "Половое сношение с лицом не достигшим половой зрелости" - 16 % приходится на домашнее насилие. По 120 статье "Развратные действия" - 38% осужденных - родственники, а 33 % - знакомые потерпевших. Так что получается, что развратные действия -это самое "домашнее" преступление. И по 121 статье "Мужеложество" - 28 % осужденных - это родители или опекуны. Эти данные получены профессором А.П.Дьяченко.

Часто семью называют ячейкой общества. Это действительно - структурная ячейка. Но, с другой стороны, это как ячейка в камере хранения, нечто, крепко закрытое, куда вы не имеете возможности проникнуть. Сейчас возникла парадоксальная ситуация, когда и Конституция и Уголовный кодекс, который разрабатывается на основе Конституции, закрепили бесправное положение ребенка в семье. Почему? Потому что, они декларировали свидетельский иммунитет, когда никто не обязан свидетельствовать против себя самого и против своих близких родственников. Маленький ребенок, оказывается вследствие этого в полной зависимости от своих родителей, поскольку мать не должна сообщать, о том, что отец сожительствует с дочерью, а отец - о том, что она собирается убить или убила новорожденного.

И не нужно думать, что маленькие дети сравнительно редко становятся жертвами преступлений сексуальных, за 2-тода моей практической деятельности по оказанию помощи детям-жертвам насилия, было несколько обращений, когда возраст потерпевшей составлял 1,5 года. И вот, с 1,5 лет до 6 лет мать систематически совершает развратные действия с дочерью, привлекает к этим развратным действиям своих партнеров, и бабушка ничего не может сделать, не может защитить внучку.

Другой пример из "школьной жизни" - сексуальные приставания в 1-м классе школы. Проходив 4 месяца в школу, семилетняя девочка отказывается посещать школу. Это не обычная школа, а частная гимназия, и ее родители уплатили достаточно большие деньги за обучение ребенка и поэтому они были очень взволнованы. Потом оказалось, что в этой школе ее полюбил одноклассник. Этот мальчик сначала дарил ей жевательную резинку, потом карандаши и ручки, а, когда они оставались наедине, он прижимал ее к себе и целовал. Под конец он стал от нее требовать: "Дорогая, покажи киску, не покажешь киску, тебе будет хуже". И вот эта девочка отказалась от посещения школы.

Мы должны принять факт, что, сексуальное насилие внутри семьи происходит достаточно часто. И очень часто оно затрагивает интересы маленьких детей. Доказать вину здесь чрезвычайно сложно, потому что практика исходит из того, что маленькие дети не могут говорить правду. Считается, что либо они врут, либо они фантазируют, либо они говорят по чьему-то наущению (якобы женщины пытаются сводить свои счеты с мужьями, убеждая детей, давать необоснованные показания).

Наша судебная практика свидетельствует, что в основном, в качестве доказательств принимаются объективные следы совершения преступления, то есть пятна спермы и те или иные телесные повреждения. Если мы откроем Уголовно-процессуальный кодекс, то прочитаем, что все экспертизы производятся только после возбуждения уголовного дела. И теперь представьте себя в качестве потерпевшей от изнасилования. Перед вами стоит делема: либо, проведя элементарные гигиенические мероприятия, уничтожить следы преступления, но защитить себя от возможной беременности и заражения венерической болезнью, либо сохранять эти следы, рискуя заболеть или забеременеть. Поэтому крайне необходимо введение в наш уголовно-процессуальный кодекс такой статьи, которая позволяла бы проводить, пусть не экспертизу, а хотя бы медицинские освидетельствования по заявлению потерпевшей, либо ее законных представителей, до момента возбуждения уголовного дела.

Вторая особенность судебно-следственной практики - сравнительно редкое назначение экспертиз по делам о половых преступлениях, основными доказательствами считается материальные следы. А ведь сексуальные посягательства - это посягательства не только на тело, это посягательство прежде всего на психику женщины. Поэтому оценка вреда и оценка самого факта преступления должна строиться с учетом того, какие психологические последствия вызвало это преступление. Не знаю, есть ли в новом проекте Уголовного кодекса о том, что развратные действия могут происходить годами и опасность этих развратных действий, в общем-то значительно больше однократного преступления.

Мы сталкиваемся с необходимостью использования в качестве доказательств, психического ущерба и изменений поведения детей. По тому опыту, который есть у меня, я могу сказать совершенно точно, что поведение ребенка, потерпевшего сексуальное насилие, чрезвычайно своеобразно. В приют, где я работаю, несколько дней назад пришла женщина, которая усыновила девочку, перенесшую изнасилование. Женщина пришла отказываться от этого ребенка на основании того, что девочка постоянно мастурбирует, проявляет чрезмерную сексуальную активность и, как она сказала, "развращающе действует на ее собственных детей". То есть эта женщина увидела в поведении девочки реальные последствия изнасилования, и она не смогла с ними справиться. Но ведь для суда, пока, эти последствия не являются доказательством.

Одним из такого рода доказательств по делам о половых преступлениях могут быть рисунки детей. Вот рисунок шестилетней девочки. Она не хотела мне его давать, видите, он весь измят. На рисунке классический гермафродит. Ее просили нарисовать человека, а она вместо человека рисует гермафродита: у него есть грудь, женские и мужские половые органы. Второй рисунок - изображение дома. Его нарисовала другая шестилетняя девочка. Смотрите, этот дом совершенно не похож на обычный дом, но она действительно жила в условиях, которые нельзя назвать нормальными. В течение двух лет она испытывала сексуальные посягательства со стороны своего отца. Мать развелась с отцом, но они были вынуждены жить в одной квартире. Уходя на работу, мать закрывала ее в комнате, а отец подсовывал под дверь конфеты или кусочки копченой колбасы, чтобы девочка открыла ему дверь. Если она не открывала дверь, то он начинал стучать и угрожать ей. Сколь необычна ее жизнь, столь же необычен нарисованный ею дом.

Это лишь небольшая иллюстрация того, что доказательную базу по делам о половых преступлениях против детей, особенно маленьких, можно и нужно расширить используя те специфические последствия, которые возникают в результате сексуальных посягательств.

Теперь о законе о предупреждении семейного насилия, который сейчас разрабатывается. У нас возникла парадоксальная ситуация, когда мы можем наказать людей за неправильное поведение, но закон не дает возможности вмешаться в дела семьи и изменить каким-то образом поведение ее членов. Сейчас в первом чтении прошел закон о социальном обслуживании, но он подразумевает только добровольные формы взаимоотношений между социальной службой и гражданами, но этого недостаточно. Интересы ребенка защищают, инспекторы по охране прав детства, но ведь они зачастую не имеют реальной возможности попасть в семью, Они приходят, а их встречают статьей Конституции о "неприкосновенности жилища". Поэтому в законе о предупреждение семейного насилия мы пытались, во-первых, выделить основной объект, то есть тех, кто нуждаются в защите прежде всего. По нашему мнению, в такой защите нуждаются зависимые члены семьи - это малолетние дети до 14 лет, недееспособные граждане, а так же лица, не способные вследствие старости, болезни или беспомощного состояния защитить сами свои права и свободы.

Мы полагаем, что понятие "зависимый член семьи" должно войти в общую часть уголовного кодекса, чтобы преступления против зависимых членов семьи рассматривалось как отягчающее ответственность обстоятельство. Кроме того мы предлагаем институт социального вмешательства, то есть целый ряд установленных новым законом действий, которые может предпринимать государство в защиту интересов любого члена семьи, который нуждается в этой помощи. Социальное вмешательство предусматривает обследование условий жизни семьи; участие семьи или отдельных ее членов в коррекционных, психотерапевтических группах; помещение членов семей на обследование; направление членов семей на лечение, если это необходимо; временное помещение членов семьи в учреждение социального обслуживания. Мы предлагаем институт социального патронажа, чтобы ограничить права тех лиц, которые осуществляют насилие в семье, в интересах остальных ее членов. Социальный патронаж может назначаться только судом.

Вопрос: А что подразумевает социальный патронаж?

Евгений Цымбал: Социальный патронаж, в том смысле, который мы хотели бы вложить - это особая форма социального вмешательства, назначаемая по решению суда при условном осуждении. То есть при вынесении судом приговора появится альтернатива: человек, виновный в насильственных действиях по отношению к членам семьи может выбрать, либо лишение свободы, либо условное осуждение сопряженное с ограничением ряда его прав, когда социальные работ-ники будут контролировать его поведение в семье и пытаться его корректировать.

Хочу сказать о своей настороженности к появлению новых законов. Сейчас идет чрезвычайно бурная законотворческая деятельность, которая разрывает привычную схему законодательного регулирования. Допустим, Семейный кодекс предусматривает, что ребенок с 14 лет может обращайся в суд. Как это будет происходить, никто не знает, питому что необходимо внесение соответствующих изменений в Гражданский кодексе, в Гражданско-процессуальный, и Уголовно-процессуальный кодексы и так далее, поскольку по нынешним законам 14-летний ребенок не является полностью дееспособным. Соответственно, раз он не является дееспособным, он не может обратиться в суд и так далее... Интенсивность законотворческой деятельности часто идет во вред качеству принимаемых законодательных актов и их согласованности с общей системой действующих законов.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, какие есть препятствия, чтобы медицинское освидетельствование проводилось до возбуждения уголовного дела?

Евгений Цымбал: Возьмите инструкцию Минздрава о "Производстве экспертиз". Там сказано, что в исключительных случаях медицинское освидетельствование возможно до возбуждения дела. Но что такое исключительный случай? Такая формулировка открывает широкий простор для произвола.

Нужно менять статью Уголовно-процессуального кодекса о назначении экспертиз. Мы вместе с профессором А.П.Дьяченко предлагаем такую формулировку: "В тех случаях, когда доказательства, подтверждающие или опровергающие факт насилия, могут быть получены только в результате медицинского, психологического или иного обследования, то эти освидетельствования могут проводиться по заявлению потерпевших". Нужно четко указать, что если вы дееспособный человек, вы приходите и сами просите провести обследование. Если вы ребенок до 14 лет, то по закону о здравоохранении, ваши родители должны просить провести обследование. По моему глубокому убеждению, нужно давать более подробные и детализированные нормы законов, которые предусматривали бы если не все, то большинство ситуаций. Когда нет ясности, начинается субъективная интерпретация, закон все-таки должен быть, насколько это возможно, четким и не позволять трактовать его по-разному.

Вопрос: Много ли в действующем законе запрещений?

Евгений Цымбал: Прямых запретов мало, но практика достаточно далека от закона. Если вы очень захотите, вы можете добиться обследования, но на это уйдет столько времени, что оно потеряет смысл. Часто приходится сталкиваться и с прямыми нарушениями закона: изнасилованная приходит, допустим, с просьбой оказать ей медицинскую помощь, чтобы избежать венерической болезни. Ей говорят мы не будем вас лечить, пока вы не напишете заявление в милицию. Да, это абсолютно не соответствует закону поскольку в соответствии с законом о медицинском обслуживании, любой человек с 15 лет вправе обращаться за медицинской помощью.

Здравоохранение увы один из наиболее консервативных общественных институтов.

Из зала: Я хочу дополнить, вы обращаетесь в любой медицинский травматологический пункт, по поводу того, что у вас сломана рука или нога. И вас спрашивают: "Как это произошло?" - "Мы играли в волейбол, меня толкнули и я сломала ногу". Но ведь вам в этом случае не говорят, "Вы должны написать заявление и возбудить уголовное дело, а после этого мы будем вас лечить".

Вопрос: У меня такой конкретный вопрос. Готовя законопроект о домашнем насилии, вы рассматривали вопрос отобрания детей? Вы в этом законопроекте предусмотрели основания отобрания детей?

Евгений Цымбал: Эта норма включена в Семейный кодекс. Также он предусматривает и лишение родительских прав. Основания для отобрания указаны в Семейном кодексе, где говорится, что отобрание происходит в тех случаях, когда нет оснований к лишению родительских прав. Введена также новая норма - немедленное отобрание. Она сейчас формально есть, но непонятен вопрос правоприменения: как, кто, и на основании чего, будет это делать. Пока невозможно бывает исполнить решение судов о передаче детей на воспитание. Например, есть решение суда о том, что этот ребенок должен жить с матерью, а не с отцом, но оно не выполняется.

Уточнение: Я имею в виду те случаи, чтобы оградить детей, 14-летних и 15-летних девочек от насилия в семьях.

Евгений Цымбал: Этот механизм предусмотрен. Когда социальный работник получает подобные сведения, он обязан принять меры к помещению такого ребенка в социальное учреждение, но для этого нужно учреждение, а если учреждения нет, в приемник-распределитель? Приемник-распределитель - это в лучшем случае 45 дней, но ребенка могут и не взять. Чтобы можно было изъять ребенка, необходимо место, куда можно его поместить. В Генеральной прокуратуре мне рассказали о таком случае. Мальчик девяти совершил убийство, квалифицированное по 102 статье как особо тяжкое умышленное убийство. Его надо было поместить, потому что он убил девочку-цыганку и ему самому грозила смерть от ее родственников. И вот оказалось, что его никуда нельзя было поместить, потому ему 9 лет, а в любые специализированные закрытые учреждения могут помещать только с 11 лет.

Подобного абсурда очень много. Главное, что может изменить ситуацию - это, получение потерпевшим квалифицированной помощи. Если мы оставим потерпевшего один на один с законом и с той системой, которая есть во многих случаях, он ничего не сможет сделать. Ему повезет, если попадется хороший следователь, повезет, если - хороший прокурор, а если - плохой? И обязательно нужна некая государственная служба, обязательно государственная, не благотворительная организация, которая бы защищала интересы потерпевшего и помогала ему в этих ситуациях.

Вопрос: Будьте любезны, Вы привели конечно печальную статистику - один человек за год, осужденный по 118 статье. Тот же вопрос, который задавали предыдущему докладчику, что бы вы могли посоветовать женщинам, попавшим в ситуацию сексуального преследования на работе? Какие могут быть доказательства того, что они подвергаются принуждению на работе? Является ли доказательством магнитофонная запись?

Евгений Цымбал: У меня был похожий случай с 17-летней девочкой. В 13 лет ее изнасиловал отец, потом она жила в интернате, после окончания интерната вернулась домой и отец опять возобновил сексуальные домогательства, но она не имела возможности доказать это, потому что они были один на один. И ей дали такой дикий совет - спровоцировать отца и записать на магнитофон то, что происходит. Это дикий совет, он, с одной стороны аморален. С другой стороны, этот совет опасен. Если будет доказано, что девушка спровоцировала сексуальный контакт, чтобы осуществить запись, то в действиях отца исчезнет состав преступления. Девушка могла избежать близость, но не избежала, ради получения записи, значит, она хотела этой близости.

Если женщина подвергается домогательству на работе, то единственный выход сделать так, чтобы в момент понуждения, т.е. уговоров и угроз рядом находились свидетели. Магнитофонная или видеозапись может быть и не принята судом как доказательство. Но женщину обязательно в этом случае обвинят в провокации.

В Уголовном кодексе вообще нет понятия "виновное поведение", а на практике оно существует. Виновное поведение - это когда потерпевшая своим поведением спровоцировала действие насильника. Для обвинения по 118 статье не важно был ли сам

сексуальный контакт, важно, что было принуждение к нему. И, в общем-то, достаточно фиксации этого принуждения, а провоцировала или не провоцировала она это принуждение, об этом не должно быть речи. Ведь никто не скажет, что если вы шли с открытой сумкой, из которой торчал кошелек, и кошелек этот украли, что вы спровоцировали кражу. Действия вора квалифицируют по 144 статье - "тайное хищение личного имущества граждан". Вас могут пожурить за неосторожность, но не обвинять в провокации вора. Но вот если вы...

Из зала: В мини-юбке пришла...

Евгений Цымбал: Да, в мини-юбке, в облегающей или слишком прозрачной кофте, то вас обвинят в провокации. Здесь очевидно проявление двойного стандарта в общественном сознании, но не в законе. В законе нет понятия "виновное или провоцирующее поведение".