главная страница
		поиск       помощь

Теперь Анатолий уже и не припомнит точно того дня, когда эта нелепая и поначалу показавшаяся смешной, мысль пришла ему в голову. Пришла и пропала почти сразу же. И он, проживая по обыкновению в тусклых хлопотах день, все время ощущал, что запамятовал что-то очень важное для себя. Но вспомнить не мог, как ни старался.

А потом вечером уже вспомнил. После страшного последнего скандала в их семье. Нет, не с женой. С женой они на удивление ладили и единственное, что колючим преткновением стало в их семье, это дочь. Дочь Надежда. Шестнадцати лет. Громоздкое, неуклюжее создание. Грубое и немногословное. Последний год, страшно признаться, она вызывала в Анатолии брезгливое отторжение. Он не видел, и не мог, как ни старался, увидеть, в этой некрасивой и неопрятной девице, то льняное, светлое и чудесное, что жило и нежно щебетало в их доме. Наденька была ласковой, нежной девочкой. Хрупкие косточки ее Анатолий всегда боялся сломать, когда обнимал дочь при сильных приливах отцовской нежности. Волосы ее беленькие и легкие всегда необыкновенно вкусно пахли. Казались съестными, от них исходил аромат чего-то кондитерского и необыкновенно соблазнительного. Ни одного раза Анатолий не пропускал священного ритуала купания своей дочери. Какое это было блаженство тереть мочалкой розовое тело девочки; ее волосы намокали и прилипали к щекам и шейке желтоватыми прядями. Она возилась с игрушками и смеялась, обливая отца струйками мыльной теплой воды. И вдруг девочка выросла. Впервые Анатолий понял это, когда не был допущен в ванную, где мылась Надежда. Впускалась только жена, но потом и это прекратилось тоже. Надежда просто игнорировала всякие купания. Иногда она ходила в бассейн с подружками, такими же безликими пигалицами. А чаще ограничивала свой туалет горстью воды из крана. И все. Собственно с этого и началось. Жена, чистюля, не терпящая никакой неопрятности в доме, стала устраивать дочери сцены, на что Надежда реагировала очень слабо. Только однажды, когда взбешенная жена вышвырнула в мусоропровод грязные, стоящие колом изодранные джинсы, Надежда, проревев весь вечер, утром все-таки с помощью уборщицы извлекла эту дрянь из мусоропровода, долго полоскала их в тазу и опять влезла в это безобразие. Юбки ею не признавались вообще.

Анатолий стыдился этой брезгливости к родной дочери, но ничего поделать с собой не мог. Однажды залепил ей затрещину за размалеванное лицо. За это Надежда перестала приходить домой. И потом ее с милицией вылавливали из какого-то подвала. Уговорили, вернулась. Поселилась. Живет. Но вид у нее такой же. Угрюмый и потасканный.

Когда жена однажды вдруг заволновалась, не живет ли она с каким-нибудь мальчиком, Анатолий опроверг это в момент: "Она бы по крайней мере душ принимала". Но жена с сомнением покачала головой: "Да они все такие сейчас. У них это не главное".

Надежда бросила школу и определилась в ПТУ. Родители не вмешивались — оба понимали, что бесполезно. Отстали. Подошло дачное время, и они стали уезжать на дачу. Анатолий просто ожил, дышал свежим воздухом и с облегчением думал, что не нужно каждый день видеть дочь-грязнулю и воспитывать ее. Жена, наоборот, расстраивалась, беспокоилась, как она там одна и то и дело бегала на станцию звонить домой. Но не дозвонилась ни разу. Надежда к телефону не подходила. И тогда она уговорила Анатолия "хоть на часок" заглянуть в квартиру, что там и как. "Может она там сожгла все, ведь курит"... Они поехали.

Сцена, которая последовала за их приходом, называлась "Не ждали". Их действительно не ждали, а за громким ревом магнитофона не услышали даже, как они вошли в дом. Гремел рок, было накурено, наплевано, в прихожей разлито что-то липкое с мерзким запахом дешевого портвейна. Одним словом — притон. Самое потрясающее, что Надежды среди этого базара не было. Жались друг к другу какие-то мерзкие парочки по углам, они довольно равнодушно отнеслись к приходу родителей.

И только, когда Анатолий рванул с вешалки свой старый солдатский ремень и, намотавши его на руку, заорал чужим от ярости голосом: "Вон отсюда, вонючки", — только тогда девицы встали и двинулись к выходу.

— Ну, чего ты папаша... мы же ничего такого не делали. Надька разрешила. Чего орать-то?

Все с миром ушли, жена побежала открывать окна, чтобы проветрить. Анатолий сразу же стал мыть пятно в прихожей. Его подташнивало.

И тут впорхнула в квартиру дочь.

— Привет! — сказала она угрюмо. — А где все?

Анатолий, как стоял с мокрой грязной тряпкой, так и перетянул дочку этой тряпкой. По спине чмокнула грязная вода. Надежда взвизгнула, хотела убежать, но Анатолий подставил ногу и не дал открыть дверь.

— Немедленно в ванную, — заорал он. — Потом разберемся. Он схватил дочку за шкирку, как котенка, и впихнул в ванную. Надежда завизжала и стала лупить в дверь кулаками. Анатолий решительно сел на пол у двери.

— Пока не вымоешься, не выйдешь.

Дочка сдалась. По крайней мере он услышал как загудела вода из крана.

Жена тихо ходила по квартире, собирала окурки, объедки, пустые бутылки. Сорвала с кроватей белье, сняла покрывала с дивана и кресел. Снесла это все в кучу. Вынесла помойное ведро, потом, вымыв руки, опустилась рядом с Анатолием у двери в ванную и зарыдала. Тихо, как первоклассница, получившая незаслуженную двойку.

— Что же делать? Что же делать. Толя? — причитала она. Отношения с дочерью совсем испортились. Анатолий сохранял дистанцию и молчал. Жена иногда плакала и по старой памяти взывала к совести, но дочь отмалчивалась и вечером уходила из дома. Приходила поздно, а вместе с ней появлялся в доме отвратительный запах дешевых сигарет и еще чего-то затхлого и тревожного.

Однажды, ложась спать, жена сказала: "Знаешь, Надежде сегодня письмо пришло... Странный конверт... Пахнет хорошими мужскими духами".

— Из милиции что ли? — равнодушно спросил Анатолий.

— Тьфу, тьфу... Я ей на стол положила. Завтра спросим.

Надежда пришла поздно. Долго возилась в прихожей, шлепала босыми ногами на кухню, что-то ела, потом ушла к себе, затихла.

Утром Анатолий встал и поспешил в ванную. Он почти опаздывал, а нужно было еще побриться.

Но ванная была занята.

— Там Надежда. Уже час сидит, — сообщила жена. Анатолий страшно удивился, побрился на кухне, выпил свой кофе и убежал на работу, так и не дождавшись дочери из ванной. С девочкой происходили странные метаморфозы. То, что она стала пропадать в ванной, принимать душ, переодеваться — это был пустяк. Надежда как-то утром пришла в их спальню и попросила у матери:

— Я тут у тебя видела юбочку, ништяк... Дай поносить. Обалдевшая жена дала юбку, потом блузку, потом фирменные туфли. Стоптанные грязные кроссовки дочери валялись в прихожей, и жена их потихоньку выбросила в мусоропровод. Туда же были тайно спущены джинсы и остатки прошлого гардероба дочери. Между тем пришло еще письмо. На этот раз Анатолий достал его из почтового ящика. Конверт действительно был необычного удлиненного формата, очень белый. Подписан каллиграфическим почерком. Обратного адреса не было. Но письмо было местным, Анатолий определил по почтовому штемпелю. Они долго сидели на кухне с женой и советовались, боролись с желанием вскрыть конверт и узнать таинственного адресата. Но неожиданно вернулась Надежда, и письмо было передано ей в руки. Дочь покраснела, быстро схватила письмо и скрылась в своей комнате.

Когда она вышла, Анатолий увидел покрасневшие глаза и припухший нос, видно было, что ребенок немного поплакал. И увидев до боли когда-то знакомую физиономию дочери, отмытую от грубой непристойной косметики, он вдруг почувствовал в себе прилив давно забытой нежности к этому нелепому близкому ему существу. Поперхнувшись чаем, закашлялся и был тронут тем, как жена и дочь дружно лупили его своими крепкими кулачками по голой спине. В этот вечер дочь осталась дома и сразила родителей неожиданным вопросом:

— Мама, у нас есть Тургенев, его переписка?

Мать дрожащими руками стала искать томики великого писателя и, забыв стереть с них годовую пыль, протянула дочери. Та с укором посмотрела, тут же белоснежным носовым платком, извлеченным из кармана премиленького домашнего платья, вытерла книжки и скрылась у себя в комнате. Чудеса, да и только.

Впрочем, дверь из комнаты дочери открылась на секунду и родителям было приказано: "Кто бы ни звонил, меня нет дома". Дверь захлопнулась, и наступила непривычная тишина. На весь вечер.

Родители призадумались. Но оба разом твердо решили, если придет еще одно письмо, обязательно ознакомиться с его содержанием.

Анатолий, правда, сказал, что это неприлично читать чужие письма. Но жена резонно возразила: "Мы же родители, имеем право".

На том и порешили. И стали ждать. А письма, как назло, долго не приходили. Кажется их отсутствие заметила и Надежда. Каждое утро она бегом опускалась вниз и забирала почту. Но это были газеты, журналы, счета и прочая дребедень. Писем не было. Дочь погрустнела, но не сдавалась. Она по-прежнему читала Тургенева, потом взялась за письма Чехова Книппер. По-прежнему сидела вечерами дома и никакие соблазнительные звонки не могли вытащить ее из Дома. Друзья-товарищи были брошены, новых пока не было.

Надежда ходила на занятия в свое ПТУ и сделала Ревизию маминому гардеробу. Жене, наконец, это надоело, к она купила дочери у известной городу фарцовщицы пару модненьких вещиц: супермодные белые брючки и юбку с джемпером. Брюки были немедленно отвергнуты, а юбка и джемпер одобрены. Исчезла прическа "кудлатка", и Надежда стала носить гладкие волосы назад, завязывая их на затылке тугим узлом. Удивительно се облагораживала такая прическа, и Анатолий однажды сказал ей, что она теперь на человека похожа.

— Да? — вскинула светлые бровки дочь. — А на девушку похожа?

— На очень благородную, — сказал Анатолий. Но вместо радости увидел, как на лице дочери промелькнула тучка и голубые глаза сразу посветлели. Так всегда бывало, когда Надежда начинала плакать. Слезы как бы снимали режущую синеву ее глаз и они становились светлее и мягче.

Ясно, что с Надеждой что-то происходило. Но что? Жена сказала:

— Наверное влюбилась. И в мальчика из хорошей семьи.

— Она все время дома, — возразил Анатолий. — Влюбленные по кино бегают, целуются... А наша? Учится хорошо, читает. Ничего не понимаю.

Шла вторая неделя ожиданий. Письма все не было. Надежда сдалась. Однажды, когда ей позвонил некто Юрик и развязным тоном попросил "Надьку", она ушла из дома. Ушла, гордо потряхивая своим узлом на затылке, стянутым ленточкой, выставляя напоказ ненакрашенное бледное лицо и рыжие ресницы. Даже брюки опять натянула и старую куртку с металлическими заклепками. Сгинула на весь вечер, пришла под утро.

А в ящике с вечерней почтой жена обнаружила знакомый узкий конверт. И не читая отнесла его в комнату дочери. Очень хотелось прочесть, но интуитивно она понимала, что тогда тонюсенькое и приятное, что наладилось в их отношениях с дочерью, разом исчезнет. Ее тайна, ну и пусть. По крайней мере, дочери эти письма помогли измениться. И пусть будут. Только бы приходили почаще. Супруги проснулись на рассвете от громкого "ура", которое доносилось из комнаты дочери. Они разом вбежали к ней. Надежда стояла на голове и читала письмо.

Шли дни. Неблагодарные родители уже не замечали в дочери хороших изменений. Они привыкли к аккуратности Надежды, к тому, что она стала есть умереннее, делать гимнастику. Что не грубит и иногда задает странные вопросы: каждый раз это бывают французские слова или выражения.

— Посмотри в словаре, — говорил Анатолий, хотя прекрасно знал французский.

Дочь копалась в словарях, энциклопедиях, а однажды он видел, как она ищет нужное слово в орфографическом словаре.

— Значит пишет ему ответ, — шепотом подтвердила его догадку жена. — Отлично. Хоть грамотнее будет.

К письмам в доме привыкли, они уже не вызывали у родителей столь страстного любопытства. Они понимали приблизительно, что в них. Судя по необыкновенному превращению их дочери-дворняжки в тонкую, милую, воспитанную девушку, они были убеждены, что если это не заочные курсы какого-нибудь института благородных девиц, то уж наверняка порядочный молодой человек, которому каким-то образом удается вложить в пустую некогда голову дочери очень нужные и толковые вещи. Так пусть пишет. Правда теперь письма приходили в обыкновенных конвертах и почерк был не таким красивым, но это уже не имело никакого значения.

Очень хотелось знать: как выглядит адресат. Поскольку было понятно, что Надежда состоит с ним в переписке, но на свидания к нему не бегает. Потому что сидит по вечерам дома и занимается. А однажды она объявила родителям, что училище бросает и будет поступать в институт. А какой — пока тайна. Анатолий с женой в эту ночь не спали, шушукались на кухне и решили обязательно узнать хоть что-нибудь об адресате.

А Надежда зашилась в учебниках. Вскоре родители поняли, в какой институт собирается их дочь. Она явно метила в актрисы.

— Ну что ж, — Анатолий не раз замечал некий комедийный дар у Нади. Она прекрасно танцевала когда-то, делала пародии на отца и мать, друзей своих и ее. Когда-то в младших классах ни один новогодний праздник не обходился без ее прекрасных маленьких спектаклей. Это потом из нее вдруг все испарилось. Может быть теперь вернулось.

А дочь во всю репетировала. Она теперь иногда уходила в библиотеку и тащила в дом книги Станиславского и Немировича-Данченко. Короче, была при деле. Правда, ПТУ действительно бросила, но родители молчали. Пусть как хочет. А письма приходили. И Надежда отвечала. Это было ясно.

Не однажды за это время пытались прорваться в квартиру компании по подворотням и подвалу. У Анатолия каждый раз сводило скулы от желания спустить их всех с лестницы. Но этого не понадобилось. Однажды к ним вышла сама Надежда и очень вежливо на каком-то дивном языке попросила ее больше не беспокоить. Трудно было передать потрясение этих несчастных, обделенных культурой и разумом ребят. Они еще долго стояли, пока Надежда не ушла, закрыв перед их носом дверь.

— Что ты им сказала? — строго спросила жена.

— Я сказала, что я их очень люблю, но мне нужно готовиться к важному событию. Просила, чтобы меня извинили, но что я обязательно, как только буду свободна, навещу их в их пенатах.

— А зачем же по-французски? — спросил Анатолий. — Ведь они ничего не поняли. Ни словечка.

— Это как раз им больше всего и понравилось, — засмеялась дочь.

И действительно ребята больше не приходили. И только на лестничной площадке появилась новая надпись: "Надька — дура". И поскольку таких надписей была уйма, никто новой и не заметил. Это было совсем не оскорбительно.

Однажды мать пылесосила в комнате дочери и случайно под кроватью в коробке обнаружила связку писем от незнакомца. Они были связаны в тугой тяжелый пучок и пронумерованы красным фломастером. Дрожащими руками мать открыла первое из них и быстро прочитала начало.

"Здравствуйте, прекрасная незнакомка. Вы даже не знаете, как вы красивы..."

Мать взглянула на конец письма. Там стояло:

"Всегда ваш. Целую руку" и красивый росчерк.

Потрясенная она прибежала к Анатолию: "Ей пишет какой-то старый маразматик, воспитанный еще на Блоке и Тургеневе. Ей-богу наверное паралитик, лежит себе смотрит на нее из окна. Называет ее Прекрасной Дамой, кусками пишет по-французски. Прекрасный язык, но что она в нем понимает. Потому и не приглашает ее на свидание, что старикашка. Запудрил ей мозги и что теперь?"

Супруги аккуратно положили письмо на место и сделали все так, чтобы Надежда не заметила постороннего вторжения в свой архив.

Приближалась весна. Надежда занималась все усерднее. Она превратилась в тоненькую особу со спокойным нежным взглядом. Она читала вслух с утра до ночи, писала письма. Довольно часто. Родители тихо любовались ею и не трогали, Анатолий молил бога, чтобы она поступила в театральный. Трогательно робел за дочь на экзаменах. Пока она сдавала эти творческие туры, шлялся по вестибюлю и курил.

И Надя просто на "ура" прошла весь экзаменационный ад. Более того, она была замечена буквально всеми. За необыкновенную неброскую грацию, за чистое без косметики лицо, за неторопливую походку, узкий шаг. И наверное за талант, который шел в придачу ко всем внешним данным.

Когда гордая и счастливая Надежда вернулась из института и с порога налетев на родителей стала целовать их и шутя они вместе повалились на широкий диван, а потом, когда Анатолий побежал открывать шампанское, раздался звонок в дверь. На пороге очутился сосед, толстый мужчина с визгливым голосом, который все разом и услышали.

— Вы не представляете, как работает почта, вы посмотрите, кладут мне ваши письма. Извините, я открыл, не поняв сразу, что это не мне. — Он держал надорванный узкий конверт. — Возьмите, прошу прощения. Но как это странно! И что это вы Анатолий пишете родной дочери? Зачем? Вы меня удивили... — Сосед расхохотался. — О! У вас шампанское. В честь чего?

Все молчали. И сосед, потоптавшись на месте, хотел было выйти. Молчание действительно было оскорбительным, человек напрашивается на шампанское, хочет разделить с людьми радость, а его не приглашают. Но едва он открыл дверь, чтобы уйти, как Надежда, легко тряхнув светлой головой, окликнула его и вернула.

Анатолий разлил всем шампанское, и они выпили за Надежду. А сосед, напившись шампанского, стал говорить Надежде комплименты, о том как она необыкновенно хороша, особенно в последнее время. И как он всегда принимал ее за эту... пусть не обижается... но она оказывается не такая. Он еще долго говорил хорошие слова и всяческие любезности. И покидая их, порывался со всеми целоваться. А когда, наконец, ушел, наступила нелегкая пауза. Все помнили слова соседа о письме. И все ждали объяснений.

— Напрасно вы его впустили, — пробубнил Анатолий, — это все ты, — сказал он дочери. — Зачем ты его втащила? Кстати в последнем письме я во всем признался, — сказал Анатолий.

— В чем это во всем? — ревниво спросила жена.

— В любви, — расхохотался Анатолий. — А значит заслуживаю прощения.

Надежда немного поплакала. Все-таки было немного жаль, что эти письма к Прекрасной Незнакомке написаны всего лишь отцом. Получит ли она хоть одно такое письмо в своей будущей неизвестной жизни?

— Обязательно, — сказал Анатолий. — Я тебе это обещаю.