главная страница
		поиск       помощь

Она думала, что резиновые сапоги уж точно в Ленинграде ей не пригодятся. На дворе был февраль. И оставила их у мамы.

Теперь она в растерянности разглядывала старую обувь в коробке. Ничего подходящего не было. На улице — шторм разносило бумаги с помойки. Завывало в вентиляции, шуршал по тонким стенам дождь. Да... Погодка. Но делать нечего. Нужно было идти. Нужно позвонить, благо в такую погоду, наверное, не будет очереди в телефон-автомат. Нужно купить масла, и еще... Все равно... Что будет. Купить, поскорее вернуться домой с этой нежеланной прогулки, уложить детей. Сесть за чашку чая и ждать. Он сегодня должен вернуться из командировки.

Она наконец выбрала из груды свои старые сапоги с широким носами, сунула в них ноги, взяла зонт. В телефон-автомат была очередь. На душе стало легче. Есть повод не звонить никому. Не позвонила, а двинулась дальше навстречу ветру. В магазине народ. Ладно... Кусок брынзы лег на дно авоськи, хлеб. Вот и ужин. На двоих вполне достаточно. Детей она уже накормила. Быстро сумеречило. Дома она зажгла свет во всех комнатах. Квартира была угловой и она слышала, как за стеной копошится дождь. Потому как стала вдруг слышать лифт, поняла, что начала ждать, волноваться. Хотя до возвращения мужа оставалось еще несколько часов. Она вынула брынзу, положила на стол, поставила чайник.

Больше всего на свете она завидовала талантливым людям. Талант ей дал бы свободу. Независимость от окружающих. Лишил стадного чувства, схожести. Страха быть безнравственной. Почему-то она держалась за свою нравственность. У нес было предчувствие, что если она лишится привычной последовательности в своих поступках, нарушит цепь обязательств, то потеряет все сразу, его. Друзей, себя. А она была интересна только своей надежностью, своим материнством. Двое детей. Шутка ли? И дождь живой. Сердится, шуршит за окном. А она? Если ее раздражают дети, их возня, вопли, смех? Если хочется кричать на них? И она кричит.

Только бы он приехал. Может испечь пирог? Он любит ватрушку. Она быстро развела дрожжи. Пока поднималась опара, приняла душ. Посмотрела на детей. Мальчишки спали. Один укрывшись с головой, "в норке". Другой старший — калачиком. Как всегда, одеяло в ногах. Весь в пупырышку. Накрыла. Замесила тесто. В кухне стало жарко от духовки. Дождь стал стучать в окно сильнее, как будто просился в тепло. Она открыла окно. Внизу ветер в темноте рябил лужи. Далеко за домами была видна мокрая асфальтовая полоса. Дорога, по которой должен был приехать муж. Он приедет на такси, потому что дождь и позднее время. Она увидит, как машина свернет с дороги к дому, остановится у подъезда. Зажжется радостно зеленый огонек. Откроется дверца и выйдет он. Глянет вверх. И она помашет ему рукой. За восемь лет жизни этот ритуал как-то прижился. Уход-приход. За стеклом нечеткие очертания, мордочки детей.

Дорога уходила далеко и с девятого этажа можно было заметить такси минут за пять до того, как оно повернет к дому. Будет время сбросить халат и переодеться. Вкусно запахло ванилью. Ватрушка готова. Она ловко взяла ее из духовки, смазала сверху маслом. Оно ускользало от горячего, не хотело таять, таяло.

Пирог накрыт полотенцем. Можно было опять следить за такси.

Они не виделись всего три дня. Но ожидание было острым, приятным. Скучала. Все три дня, если не готовила детям, лежала, скованная ожиданием, пыталась читать.

Она смотрела в окно. Погасила в кухне свет, чтобы лучше видеть улицу. Гасли постепенно огни в окнах. Как будто кто-то закрывал глаза. Вот загудел лифт. Она вдруг поняла, что это ОН, по паузе между закрытием двери и нажатием нужного этажа. Он всегда это делал неторопливо, обстоятельно. Сомнений быть не могло, лифт остановился на их этаже. Звякнул в замке ключ.

— Ты не на такси? — спросила она сразу и сама удивилась возмущению в своем голосе.

— Нет, меня подвезли...

— Кто?

"Дура", — подумала она про себя, — почему выпытываю. Ведь приехал и я рада. Чего же еще?

Она повесила мокрую куртку, подала ему тапки, взяла сумку. Поцеловались.

— Соскучился... — улыбнулся он. Ей показалось, что он врет.

— Есть будешь?... Я испекла ватрушку.

— Нет, наверное. Нас там кормили как на убой. Даже полдник был. Зачем он говорил ей это? Не так надо было. Все не так.

Он не пошел взглянуть на детей. Это ее обидело.

— Почему ты чужой?

— Что ты, — улыбнулся он. — Я не чужой... Я устал. Ей вдруг захотелось плакать. Слезы были рядом, тяжелый комок их, она чувствовала, лишил ее голоса. Вдруг захотелось сказать ему, что она не может, не хочет сидеть в этой кухне. Совершать один и тот же круиз по грязи. Магазин-дом-работа. Захотелось, чтобы он ее пожалел. Ей казалось, что было за что. И это было бы ей не унизительно, а приятно.

— Не забудь поставить сушить свои сапоги, — сказала она.

— Не забуду.

Они посидели еще немного на кухне. Она уже не слышала ни дождя, ни лифта. Вспомнила, что завтра рано вставать и провожать старшего в школу. И увидела, что будильник показывает половину второго.

Она постелила постель. Он пошел в ванную.

— Почисти зубы новой пастой, — сказала она. — Она со фтором. Хорошо для твоих десен. Я купила четыре тюбика.

Он почистил зубы, лег. Она пошла посмотреть детей. Опять накрыла старшего. Когда шла в комнату к младшему, увидела в коридоре мокрые сапоги мужа. Узконосые, на каблуке. Они стояли носками внутрь, непривычно, муж ходил всегда ровненько, носки ступней расставлял в стороны, как танцовщик, чтобы не забрызгать брюки грязью. Его этому в детстве научила бабушка. А теперь сапоги без хозяина стояли, как хотели. Она подошла, взяла сапоги, вытащила влажные стельки, положила их на батарею. А сапоги поставила на горячую трубу в ванной.

Когда вернулась в комнату, он спал. Она тяжело от непонятного и неприятного самой раздражения в себе, легла рядом.

Он, не просыпаясь, привычно обнял ее, придвинулся, поцеловал в голову.

Она лежала, сдерживала слезы и злилась на себя. И вдруг явственно увидела, как к подъезду подъехало такси. Зажегся зеленый огонек. Дверца открылась. И кто-то внизу махал ей рукой. В темноте она никак не могла понять кто это? Но чувство удивительной радости, нежности и благодарности к тому, кто был внизу, было нестерпимо сильным.

Она проснулась от легкого толчка. Перед ней стоял ее младший сын. На будильнике было семь. Пора вставать. На секунду она пожалела о том, что не узнала того, кто был в такси. Но тут же забыла. Зажгла в кухне газ и поставила чайник.