![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
||
![]() |
![]() |
|||
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Вор Коля Уздечкин аккуратно закрыл дверь квартиры, которую он только что ограбил. Даже поправил резиновый коврик у двери. И только потом вызвал грузовой лифт. Хладнокровно стал загружать в него коробку с аппаратурой и прочей награбленной ерундой. Шерстяной ковер оказался довольно тяжелым, и Коля не сразу справился с ним, пришлось попотеть. И только Уздечкин собрался спуститься со всем этим скарбом вниз, как к лифту подбежал толстенький лысенький мужчина.
— Ой! Подождите, пожалуйста, меня, — и просто как футбольный мяч вкатился в клетку лифта. — Вот спасибо, сказал он и лучезарно улыбаясь нажал кнопку первого этажа.
Двери закрылись, лифт натужно заскрипел и едва тронулся с места, как тут же остановился.
— Этого только не хватало, — в один голос сказали Уздечкин и толстенький. — Кажется застряли.
Уздечкин, слегка обеспокоенный ситуацией, стал нажимать на все кнопки подряд. Хоть бы что. Лифт и не думал трогаться с места.
— Вот так всегда, — философски произнес толстенький. И нервно засмеялся. — Вы думаете, что он случайно застрял. Нет... Он застревает каждый раз, когда я еду на встречу к своим избирателям. Происки врагов...
— Бросьте, — сказал Уздечкин, — если выберусь отсюда, начищу морду монтеру. И никаких происков.
— Если бы все было так просто, — вздохнул толстенький. — Монтерам заплачено за всю предвыборную кампанию вперед. Они следят... Как только я сажусь в этот ящик, он останавливается. И я, в который раз, не попадаю к своему народу. Нет, это происки.
Уздечкин стал серьезнее. Он быстро сообразил и нажал аварийную кнопку вызова.
— Бесполезно, — вздохнул будущий депутат. — Она сейчас ответит, что ничего не слышит. Ей тоже заплачено. Несчастный я человек, — зарыдал он.
— Успокойтесь, папаша, — сказал вор Уздечкин. — С нами уже разговаривают.
И действительно по аварийному сигналу ответил гнусавый женский голос.
— Алло! Слушаю...
— Мы застряли в лифте... — закричал Уздечкин, взывая о помощи.
— Алло! Кто балуется, вас не слышно, — прогнусавили на пульте и отключились.
— Я вам говорил... Вот, а вы не верите. Они хотят сделать все, чтобы лишить меня избирателей и платформы.
— Ну, а я — то здесь причем? — естественно возмутился Уздечкин. Забыв о ворованных вещах и несколько взволновавшись, он стал лупить кулаком в дверь и орать что было мочи.
— Эй, кто-нибудь!
— Не портите себе нервы, — сказал толстенький. — Нас никто не услышит. Я здесь застреваю не в первый раз. И всегда меня выручает моя жена, когда возвращается с работы.
— Как?
— Она дает три рубля слесарю Васе. Ах, молодой человек, вы не представляете, как трудно быть сегодня честным человеком, — признался толстенький.
— Не представляю, — согласился Уздечкин. — Да и зачем? Не проще ли быть как все. Слиться, так сказать, с массами. Никаких проблем.
— Да, они добились своего. Меня провалили, провалили... А это был последний шанс.
— Да, папаша, горим синим пламенем, — думая о своем, сказал вор Уздечкин.
— Мне искренне жаль, что вы тоже оказались жертвой заговора, — вздохнул толстяк. — Но я думаю это когда-нибудь обеспечит вам бессмертие. О вас будут помнить. Вас будут знать в лицо.
— Вот этого не надо, — испугался Уздечкин. Толстяк так разволновался, что присел на коробку с дорогой видеоаппаратурой.
— Нельзя, папаша, там у меня стекло, — соврал Уздечкин.
— Ох, извините! С тех пор как меня лишили своей собственной платформы, ноги не держат.
— И что же это за платформа такая? — без всякого энтузиазма спросил Уздечкин.
— Я организовал партию застрялов.
— Кого?
— Я стараюсь объединить в партию людей, которые хоть однажды застревали в лифте.
— Зачем? — обалдел Уздечкин.
— Страдание объединяет. Вы не представляете, как нас, пострадавших, много.
— И что дальше?
— Я, если меня изберут, буду заниматься исключительно тем, чтобы навести порядок в лифтах.
— Я тоже. Выйду и набью морду этим монтерам.
— Я же говорил, что они здесь ни при чем.
— Разберемся, — мрачно сказал Уздечкин.
— Вот и вы теперь можете стать членом нашей организации. Вы ведь тоже застряли.
— Вот этого не надо.
— Зря. Испорченный лифт — это бедствие в масштабах страны. Это своего рода Арал. Катастрофа!
— О! С этим я согласен. Наведи порядок. Вдруг в лифт кто-то постучал.
— Гриша, ты там? — спросил нежный женский голос.
— Это моя жена. Ура! Мы спасены, — завопил толстячок. — Я здесь, дорогая.
— Гриша, ты только не волнуйся, нас обокрали. Вот пока ты там в лифте, а я на работе, у нас украли все.
— Как! Они осмелились даже на это? — завопил Гриша.
Уздечкин замер и вжался в стенку лифта. Еще немного и было похоже, что он от страха станет невидимым.
— Я знаю, кто это сделал. И я скажу об этом своим избирателям.
— Скажи, дорогой, скажи. А может быть все-таки заявить в милицию?
— Ни в коем случае. Политика — дело святое. Милиция здесь ни при чем.
— Ну, тогда я пошла за дядей Васей? — спросила жена.
— Давай.
Не прошло и минуты, как лифт вздрогнул и поехал вниз. А еще через минуту оба его пленника стояли на площадке перед слесарем Васей и женой Люсей.
Уздечкин же пока суть да дело рванул от греха и милиционеров подальше.
Когда жена Люся увидела Гришу в лифте вместе с украденными вещами, она сильно стукнула его по щеке и обозвала изменником.
— Так вот ты почему не хотел вызывать милицию, — и укатила с вещами наверх.
Толстый Гриша ничего не понял, но, потирая щеку, твердо сказал:
— Происки. Опять происки.
Уздечкин же, придя в чувство, твердо решил не воровать, пока предвыборные кампании не наладят систему лифтов. Или грабить квартиры только на первом этаже. В целях личной безопасности.
Больше всего был доволен слесарь Вася. Он получил сегодня целых две "трехи". Одну, чтобы вовремя выключить лифт и другую, чтобы его включить.
Как говорится "хэппи энд".