Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

ПИСЬМА РОДНЫМ И ДРУЗЬЯМ

7 мая 1942 г. Дорогая мамуля, Гарринька* и все мои друзья и родные!

Вот уже четыре дня я на месте. Сегодня начали усиленно заниматься. Это очень хорошо. Первые три дня отдыхали с дороги...

Вы за меня, пожалуйста, не беспокойтесь. Мы скоро постараемся подзаняться, поможем, что в наших силах разбить гитлеровскую сволочь! Год 1942 должен быть годом нашей победы, и тогда мы встретимся. Этот год обязательно войдет в историю, и мы его надолго запомним. Конечно, очень хочется учиться и работать, но я очень хорошо поняла, что сейчас мое место здесь, и положу все силы, чтобы помочь Родине. Пока все, мои дорогие.

Целую крепко.

8 мая 1942 г.

Дорогая мамуленька!

Сегодня я дневальный, только что закончили обедать, иду получать обмундирование. Занимаемся по 10 часов в день, а все время хочется все больше и больше знать. Жаль, что лгало взяла с собой книг. Девушки дружные, живем душа в душу. Сегодня немного подмерзло, стало суше.

Постараюсь скорей и лучше выучиться, чтобы на деле помочь Родине разгромить фашистов.

Пока все. Обещаю вам, дорогие мои мама и братишка, что с честью выполню возложенные на меня задачи, а вы работайте по-фронтовому.

Мамуля! Напиши мне, как ты работаешь, сколько новых доблестных соединений получили твои гвардейские знамена?

Гарринька, работай так, чтобы с гордостью мог сказать: «Я сегодня тоже сделал частичку победы на фронте». Если будет возможность — учись. Без учебы трудно придется в жизни. А тут еще эти фрицы проклятые подвернулись, сорвали твою учебу. Я вспоминаю наши

последние разговоры. Ты прав, что надо осознать необходимость ученья и учиться как следует. Я думаю, ты это осуществишь, пока у тебя есть золотое время этим заняться. Итак, помню вас все время, много думаю о вас и ни на минуту не забываю. Живите дружно, берегите друг друга.

Целую вас крепко, крепко. Валя. Привет от девочек.

26 мая 1942 г.

Здравствуйте, мои дорогие мамуля и Гарринька!

Вчера был для нас напряженный вечер: все ждали писем, но лучше бы этого вечера не было. Пришел один командир, который ездил на станцию и привез с собой письма, и спрашивает, сколько бы мы хотели получить писем. Конечно, больше всего ждали писем Лена * и Рэма**, потому что они еще не получали совсем писем. Конечно, я очень ждала весточки из дома, а меня, оказывается, забыли... Я вас очень прошу: пишите мне почаще, хоть по два слова. Я буду тогда спокойна, что вы живы и здоровы. Очень жду от вас весточек. Пишите чаще.

Я живу по-старому. Много занимаемся. Вы спрашиваете, как мы здесь проводим свободное время. Есть у нас патефон... Но он настолько дряхл, что не играет, а шипит. Но мы все-таки ухитряемся танцевать под этот шип.

Мы часто очень поем песни и особенно вспоминаем Москву, а песни о Москве — наши самые любимые. Очень хочется хотя бы одним глазом взглянуть на любимые улицы, парки и дома, побывать в институте, а вечерком собраться всем вместе и подумать: что мы сделали за этот день? Но, несмотря на это, если бы мне и всем нашим девочкам (я за них могу ручаться, как за себя) предложили сейчас вернуться в Москву, никто бы не согласился. Родина, Москва и комсомол воспитывали нас, помогали нам расти, разбираться в своих мечтах и осуществлять их. Теперь настало время, когда Родина ждет нашей помощи, и наша дружная молодежь, комсомольцы помогут любимой Родине сбросить со своего тела паразита, который временно сосет ее кровь. А участь таких паразитов известна всем наперед.

У нас здесь очень много хороших людей. Особенно теперь я стала разбираться в людях и понимать, какие из них настоящие советские патриоты и какие просто людишки. Я очень и очень жалею, что у меня было так много свободного времени и я мало очень читала и занималась.

Когда я приехала сюда, мне с каждым днем становилось все яснее, как много знаний нужно иметь, чтобы прожить жизнь не так, чтобы «день прошел, и хорошо», а так, чтобы принести какую-то пользу себе, своим близким и всему советскому народу.

Позанимаемся еще пару недель, а потом будем осуществлять на деле, чему учились это время. В общем будем делать как можно больше, чтобы навредить врагу и помочь нашей Красной Армии приблизить час насей полной победы. Гарринька! Учись как можно лучше и больше. В этом тебе поможет и мамуля, и Ян, и многочисленные друзья... Помогай мамуле в хозяйстве, ведь ты знаешь, какое значение имеет ее работа. Чем больше она вышьет гвардейских знамен, тем скорее наши гвардейцы получат их и под знаменем Ленина пойдут к нашей победе. Я бы очень хотела получить от тебя письмо, где бы ты мне написал: во-первых, как ты работаешь, во-вторых, как ты учишься и, самое главное, что ты сделал - и делаешь для фронта, для нашей победы...

Ты пишешь, что нет устава ВЛКСМ. Он у меня есть среди книг. Будь достойным высокого звания комсомольца и береги свой билет как зеницу ока...

Пока все. Времени свободного хотя и мало, но все-таки часто вспоминаю вас и скучаю. До скорой встречи после победы. Целую вас крепко, крепко. Пишите чаще и больше.

Валя.

23 июня 1942 г.

Дорогие мои тетя Оленька * и Иннуленъка!**

... По мамуленьке, Гарриньке и по вас очень соскучилась, но, если бы предложили сейчас уехать

в Москву, не добившись своей цели, я ни за что бы не согласилась. Здесь мы будем, наверно, еще полмесяца, а может быть, и больше. Надо еще овладеть многими науками, аккуратно все накопленные знания уложить в голове, чтобы быстро уметь их применить на деле. Занимаюсь я ничего. Правда, отметку один раз только поставили. Валя, Рэма и Рита получили «хорошо», Лена и другие «посредственно», а меня угораздило на «отлично». Хочется все сделать лучше, побольше узнать. Теперь я особенно убедилась, что все, чему я с трудом, а иногда и неохотой училась, пригодится на практике.

Иннуля! Помнишь наш разговор, когда шли пешком от бабушки? Так вот. Я теперь вижу, чтобы быть такой, как та девушка, для этого надо очень много знать. Иннуленька! Подумай над всем этим и учись еще лучше. Я уверена, моя дорогая, что ты сдашь экзамены на «отлично». Но, изучая предметы, которые проходят в школе, не забывай, что есть еще много, много разных вещей, которым не учат. Есть свободное время, побольше читай все, что попадется. В жизни все может принести пользу. Ты на меня, Иннуленька, не обижайся, что я тебе советую. Я знаю, ты девочка очень хорошая, хорошо учишься, но мне приходится трудновато, потому что я занималась узкошкольными дисциплинами, и хочу тебе посоветовать, чтобы тебе было легче.

Ну, совсем расфилософствовалась, пора и кончать. Уж такой я человек насчет писем. Писать не люблю, а сяду, и листка не хватит...

Целую вас крепко, крепко много раз. Валя.

2 июля 1942 г.

Дорогая Иннуленька!

Не знаю, дойдет ли это письмо вовремя, но надеюсь, что дойдет.

Поздравляю тебя, Иннуленька, с днем рождения. Желаю тебе всего хорошего в жизни, а главное, чтобы ты была всегда счастлива и здорова. Надо любить жизнь и строить ее так, чтобы с достоинством можно было оглянуться назад и сказать, что жизнь прожита хорошо. Ты знаешь, Иннуленька, как хочется жить, когда жизни грозит опасность. Но я надеюсь, что смогу эту опасность преодолеть и вернуться домой после нашей полной победы.

Писать больше, наверно, не буду, скоро уезжаю на правительственное задание. Иннуленька, заходи к моей мамуле, будь ей второй дочкой, пока меня нет.

Будь здорова, дорогая, береги свою маму.

Целую вас двоих крепко, крепко.

Начало июля 1942 г. *

Дорогая, миленькая, золотая моя мамуленька!

... Ответа от тебя я больше уже, наверно, не получу, потому что уеду на правительственное задание. Ты сама понимаешь, что это связано с большими трудностями, которые надо преодолеть, и, конечно, надо быть готовой ко всему. Я все как следует обдумала, решила, что мне это под силу, и постараюсь выполнить задание с честью. Стараюсь побольше заниматься, чтобы в смысле знаний быть подкованной на все четыре ноги.

Я понимаю всю ответственность, которая наложена на меня кап на старшего группы. Со мной еще три девушки. Все они очень хорошие, опытные, давно уже занимаются. Живем мы с ними дружно и, конечно, будем стоять друг за друга горой. С такими не пропадешь, и очень интересно и ответственно руководить. Но я даю тебе слово как маме, что с честью выполню свою задачу, оправдаю доверие командования.

Надеюсь вернуться домой. Хотя и очень опасно, но думать о смерти не хочется. Хочется жить, работать, любить. И когда так думаешь, мысль о смерти уходит назад. Я знаю, смелый человек один раз умирает, а трус много раз. Буду смелой, осмотрительной и четко выполнять все указания.

С Рэмочкой мало встречаюсь, но стараюсь с ней видеться. Она живет хорошо, много занимается, живет она с Леной Н.* и еще двумя девочками. Хорошие девчата, наша старая группа...

Как бы, дорогуленька моя, я хотела тебя увидеть перед отъездом. Расцеловала бы тебя так, что ты не смогла бы дышать, наверно, не смогла бы удержаться от слез радости. Но все это мечты, сейчас я тебя не увижу, а может быть, это и к лучшему, меньше переживаний.

Мамуленька! Я очень изменилась — поправилась, окрепла, загорела. Характер стал более выдержанный, спокойный, уверенный. Ко мне здесь все хорошо относятся. Эти два месяца для меня много значили. Я научилась ценить лучше людей, ценить свою жизнь и жизнь окружающих. Я тебе уже много писала про наших командиров. Несмотря на свою занятость, они уделяют нам время, помогают нам заниматься, посоветуют. Я много передумала за это время, и часто приходилось в корне менять свои мнения после разговоров, бесед с командирами. Особенно ценные люди — старший батальонный комиссар и майор. Они мне во многом помогли... Хочется быть похожими на них...

Мамуленька! Тороплюсь и боюсь, что все не напишу. Когда я буду там, тебе на письма будет отвечать комиссар, как я живу, если сама не смогу отвечать. Рэма и другие девочки уедут после меня и, может быть, напишут тебе еще после моего отъезда. Хочу подать заявление в ВКП(б).

Пока все, моя дорогая, золотая мамуленька!

Да, если придет посылка, подарю кисеты ст. бат. комиссару (хотя он не курит, кажется) и майору.

Пока, моя дорогая.

Крепко, крепко тебя обнимаю и целую мысленно много, много раз.

Твоя Валька.

Может быть, услышишь обо мне, а впрочем, не узнаешь, я ли это.

Целую. Валя.

Люблю тебя крепко, и помни, что, где я ни буду, тебя ни на минутку не забуду, ты всегда будешь мысленно со мной и в трудную минуту поможешь мне.

11 июля 1942 г.

Дорогая моя, милая мамуленька!

Думала, что не смогу тебе написать письма, но я здесь задержалась на несколько дней и могу с тобой

поговорить, хотя и на бумаге. Эти дни были для меня очень напряженными. Воспользовалась этим временем и стала заниматься тем, что раньше упустила... Прервусь, сбегаю к Рэмочке наполнить ручку чернилами.

Рэма живет хорошо. Очевидно, пробудет здесь дольше меня. Мы друг без друга очень скучаем, но что поделать.

Если бы ты знала, родная, как я хочу тебя увидеть, обнять, расцеловать.

Теперь я думаю об одном: скорее бы поехать на задание и выполнить свой долг перед Родиной.

Тов. лейтенант мне сказал, что ты хорошо выглядишь и хорошо живешь. Так и должно быть. Мать бойцов Красной Армии не должна плохо жить. Береги себя, не волнуйся за нас. Мы с Гарринькой оправдаем доверие правительства, которое послало нас на защиту Родины...

Вчера был день рождения Вали Голубевой из моей группы. Заодно отпраздновали и день рождения, и награждение ее медалью «За боевые заслуги». Это за работу, которую она проводила, когда мы были еще в Москве. Молодец дивчина! У нас все хорошие девчата... Надеюсь, что и мы когда-нибудь будем краснеть от смущения, когда нас будут хвалить за работу.

Вечер прошел хорошо. Были мы вчетвером (девчата), старший батальонный комиссар, майор и комиссар. Вечером я подарила кисеты ст. бат. комиссару и майору. Им они очень понравились. Танцевали до упаду.

... Ты спрашиваешь подробно, как я справила свой день рождения. Да никак. В этот день переезжали из

деревни в деревню. [Получила] первую посылку, и попили чай с шоколадом. Я была очень тронута вниманием старшего батальонного комиссара, который по горло загружен делами и не забыл про мой день рождения и вчера поздравил...

Я услышала здесь замечательную песню «Мама». В ней такие искренние слова. Хочется тебе много написать, но лучше напишу песню, она все за меня скажет...

Да, скучаю я по тебе невероятно. В словах и письме нельзя описать.

Я знаю, что я буду далеко от своих родных и знакомых, но вспоминаю папанинцев, как они жили мечтой попасть на Большую землю и в это же время выполняли сложную работу. И они ведь старались сделать больше, как можно больше, и я так буду стараться. Ведь жить прозябая, небо коптить, не интересно. Интересно жить так, чтобы чувствовать, как вырастают крылья за спиной, могучие орлиные крылья. Надо творить и жить для человечества, чтобы человечество не вспомнило тебя лихом. А сейчас какие-то паразиты хотят своими укусами нас измотать. Но не выйдет. Этих подленьких фрицев хочется сравнить с комарами. На поле работают колхозники. Своим честным трудом они добывают хлеб для людей, а комары стараются не дать человеку работать, выпить из него всю кровь. Так и Гитлер. Не может видеть мирный труд. Но мы ему поможем закрыть глаза, чтобы он своими подлыми, змеиными глазками не отравлял наше мирное существование. Он сильный, мы знаем, но мы сильней. Он имеет некоторый успех на фронте, но это ему же хуже. Да ну, аллах с ним. Не стоит он того, чтобы о нем думали...

Пиши, дорогая, почаще. Ты сама понимаешь, как приятно мне будет получать письма.

Пока, моя золотка. Крепко, крепко тебя целую.

Валя.

18 июля 1942 г.

Дорогая, милая роднуленька!

Сейчас узнала, что Владимир Михайлович (лейтенант, ты его знаешь) едет завтра в Москву. Думаю, напишу тебе пространное письмо.

Живу я по-прежнему здесь, в деревне, в ожидании отъезда. Вот видишь, дорогая, как получается: 3-го или 4-го числа я тебе писала последнее письмо и вдруг 18-го я еще здесь. Что поделать, как летчики говорят, «погода нелетная». Да, теперь нелетной погоды не бывает, но в нашем деле есть. Итак, задержались. Теперь, кажется, определенно уезжаем через день, вернее, завтра. За этот срок ожидания мы многое сделали, и теперь уже два дня, как нечего делать. Ходим из угла в угол. Нельзя сказать теперь, что хромаем: подкованы на четыре ноги...

Как я хотела поехать в Ленинград! Ты помнишь? Ну после войны съезжу, посмотрю на город-герой. Много разных интересных книг я читала по истории о древних городах под Ленинградом. Теперь я их увижу. Но жаль, обидно, что эту древнюю землю топчет фрицево отродье. Как хочется помочь освободить эту землю от гадов. Конечно, очень неприятно быть одному среди чужих, но я знаю, что там много наших преданных советских людей. На них можно надеяться, но их надо найти. А как найти, я знаю.

Мамуленька! Как много интересного хочется рассказать. Ну встретимся, не наговоримся.

Рэмочка живет хорошо, уедет вскоре после меня. Валя и Лена уехали, но пока известий от них нет. Но я уверена, что все в порядке, просто условия не подходящие для связи.

Мамуленька, я знаю, что ты будешь волноваться, когда от меня не будет писем, но ты не волнуйся. Поэтому я тебе и пишу всю правду. Я думаю, что хуже, если ты не будешь получать писем и будешь в неизвестности. Но ты знай, мамуленька, что я буду тебе изредка (может быть раз в 2 месяца) сообщать о себе. Конечно, письма не жди, но два-три слова будут. Это все зависит от смелых людей, как Михаил Васильевич, I а здесь такие есть. Надеюсь, что такие люди не дадут нам быть оторванными от Большой земли.

Вот давно уже не было хорошей погоды, а сегодня ясно, ясно. Это хорошо, значит, скоро уедем. Проклятый фриц пролетел над головой, и зенитки палят по нему. Хотя бы сбили...

Я удивляюсь, как такая напряженная обстановка делает людей спокойными, выдержанными. Сегодня ночью уехала еще одна группа вместо нас, так как радист из нашей группы заболел. У нее болит нога, но скоро пройдет. Зашли к майору. Он лежит. Не спал всю ночь, провожал. Что-то он заболел. Как хочется, чтобы он скорее выздоровел. Замечательный человек! Он нам наготовил с собой столько продуктов, что не дотащить...

Мамуленька! Если бы ты посмотрела на меня, вооруженную пистолетом-пулеметом, гранатами. После войны увидишь. Ты понимаешь, золотка, как неприятно

будет мне в окружении чужих, вредных людей, а приехать раньше, чем кончится война, я не смогу...

Сейчас особенно родным кажется мне майор. Его голос будет для меня каким-то близким там, когда я его услышу по радио...

Мамуленька дорогая, поздравляю тебя с днем рождения, желаю тебе всего-всего хорошего. Будь здорова, счастлива и не унывай, не скучай. Будь спокойна за своих птенцов и уверена в них. Они себя в обиду не дадут. Помни слова:

«Жди меня, и я вернусь...»

Хорошее стихотворение, я часто его вспоминаю. Из нашей институтской восьмерки осталось пять человек. Борис в плену у немцев, Лена с Валей без вести пропали, но главное живы, наверное, а это самое главное.

Я к фрицам в плен не собираюсь. У меня есть гранатка про запас для себя. Но я уверена, что ее не придется применить, так как кроме нее есть много гостинцев для фрицев. Ты спрашиваешь, как я освоилась с новой группой. Ничего. Много мелочей. Но это все делу не помешает. Главное, есть смелость и осторожность, а это все для нашего брата. С Рэмочкой нас разлучили, ты теперь сама понимаешь, на все время войны.

Мамулька! Я тебе пишу все, чтобы ты поняла, что все не так страшно, как ты думаешь. А вернусь, будем рассказывать, и слов не хватит.

Роднуленька! Не знаю, что тебе подарить, придется после войны как следует это дело оформить.

Ну пока все. Писать нечего, а что-нибудь будет нового за этот день, допишу (и мы на день задерживаемся, и лейтенант). Уедем мы не раньше 21.7.42 рано утром.

17 июня 1941 года в 186-й московской школе был выпускной вечер. На рассвете по традиции десятиклассники пошли на Красную площадь. Всю дорогу пели: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля...» Б общий хор вливался и голос Валерии Патковской, стройной девушки с прекрасными каштановыми волосами и обаятельными ямочками на щеках.

А через несколько дней неожиданно началась война. И вчерашние школьники одели серые шинели. 1 мая 1942 года — в первый военный Первомай — Валерия Патковская уезжала на фронт. «Только ни одной слезы!» — сказала она при расставании матери. Чудесная мирная юность кончилась... В то время ей еще не было 20 лет.

Валя родилась в Москве в семье инженера-химика. Скромная и общительная, всегда готовая прийти на помощь, девочка вызывала любовь и уважение своих друзей. В школе она была членом комитета комсомола. В 1935 году семью Патковских постигло горе: был арестован отец (он умер в 1943 году; впоследствии был реабилитирован). Мать осталась с двумя детьми — Валей и Игорем. Девочка видела, как трудно матери одной заработать на семью, и стала помогать ей: они вместе вышивали знамена. Сперва Валя вышивала только колосья, а потом, когда научилась, и портрет Ленина.

Осенью 1941 года поступила в Московское высшее техническое училище — ее всегда тянуло к технике. Учиться в МВТУ была ее мечта. Но уже с первого курса Валерия уходит добровольцем на фронт... Несколько месяцев обучалась в школе разведчиков. Училась упорно и напряженно, зная, что впереди ее ожидает борьба с жестоким врагом.

В ночь на 8 августа 1942 года группа разведчиц, руководимых Валерией Патковской, была сброшена с самолета в районе Пскова. Группа условно была названа «Вера». Кроме Патковской в нее входили Валентина Михайловна Голубева, Анфиса Алексеевна Горбунова, Елена Степановна Силанова. Девушки благополучно приземлились и стали лесом пробираться в сторону Пскова, но у деревни Заречье наткнулись на засаду. Решили не принимать боя. Петляли по лесу, время от времени отстреливаясь. Валя Патковская и Лена Силанова прикрывали отход группы. В Лену попала пуля. Девушки понесли подругу на руках. Остановиться, чтобы перевязать раненую, не могли: преследователи шли буквально по следам. Лена терпеливо переносила мучительную боль, ни разу не застонала. К утру она умерла.

Группа, в которой осталось теперь три девушки, действовала во вражеском тылу больше месяца. В штаб Волховского фронта регулярно поступали радиограммы о дислокации и передвижении войск противника, строительстве "военных сооружений, расположении важных объектов. Наша авиация по данным разведчиц бомбила склады горючего и провианта, железнодорожные составы и скопления воинских эшелонов противника.

Работать приходилось в исключительно трудных условиях: в Пскове, важнейшем стратегическом пункте и крупном железнодорожном узле, было сосредоточено большое количество гестаповских частей и служб особого назначения. В одной из последних радиограмм группа сообщила, что арестован хозяин дома, где скрывались девушки. Вскоре связь прекратилась.

Лишь после войны удалось выяснить, что девушкам пришлось встать на учет на бирже труда в Пскове, а затем они были арестованы из-за отсутствия в их паспортах какой-то отметки немецкой комендатуры. Дело усугублялось также предательством: девушек выдала одна из местных жительниц, устрашившаяся угроз гестапо.

Разведчиц перевели на особо строгие условия заключения. К ним были применены изощренные пытки, на какие способны только фашистские палачи. Особенно жестоко мучили Валерию Патковскую. У нее на спине вырезали звезду. По рассказам очевидцев, после месячного пребывания в тюрьме она стала седая, все зубы были выбиты. Но через все испытания она пронесла свою чистую, ясную душу, не только сама держалась стойко, но и поддерживала подруг.

В одну из октябрьских ночей 1942 года вся группа была расстреляна в районе деревни Пески, около Пскова. Когда девушек повели на расстрел, они запели «Интернационал». Песню подхватили заключенные. В ту страшную ночь «Интернационал» пела вся политическая тюрьма Пскова...

В 1958 году при ремонте здания была найдена записка, написанная девушками перед казнью:

Сегодня 17 октября 1942 года. Больше месяца сидим в этой одиночке. Нас трое. Мы честно выполнили свой долг перед Родиной. За это нас истязают фашисты. Что бы они ни делали, мы погибнем честно, как в бою. Прощайте, товарищи. Отомстите за нас.

Письма Валерии Патковской хранятся в Центральном музее Советской Армии в Москве. Частично они опубликованы в книге И. Соболева «Группа «Вера» (М., 1960).