Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

БАТАРЕЯ С ЖЕНСКИМ СОСТАВОМ

Весной 1942 года по личному желанию и комсомольскому призыву в зенитные части и другие подразделения Красной Армии было призвано 350 тысяч девушек. Это позволило высвободить для передовой 10 тысяч мужчин. (Цифры и факты привожу по книге Д. А. Журавлева «Огневой щит Москвы» и книге «В боях за Ржев»).

Комсомольские организации отобрали и направили через военкоматы в зенитные части наиболее грамотных девушек-добровольцев. Более 25 процентов прибывших имели законченное среднее или высшее образование, менее 10 процентов -6-8 классов средней школы. Советское правительство, в частности, И. В. Сталин, придавали этой проблеме большое значение.

В своей книге Д. А. Журавлев рассказывает о беседе с И. В. Сталиным. «Он интересовался, -пишет автор, — как девушек восприняли в зенитных частях, как приняли женское пополнение, как девушки себя чувствуют в новой обстановке». Д. А. Журавлев ответил Сталину, что «располагает данными о том, что девушки быстро освоились в армейской среде, с большим желанием начали изучать военные специальности, что воины-мужчины относятся к ним с заботой и уважением». Далее он отмечает: «И. В. Сталин остался очень доволен этим сообщением».

Все, о чем пишет генерал Д. А. Журавлев, -это правда. Но вместе с тем, надо сказать, приход девушек в зенитные части потребовал от командиров решать на месте такие задачи, с которыми они раньше никогда не сталкивались. Например, как их разместить на батарее, где должны быть установлены для них отдельные землянки и ровики (для мужчин-бойцов, как всегда, около орудий). Девушки приборного отделения нашей 14-й разместились, например, в землянке, расположенной в пяти метрах от приборов.

Учитывая, что на батарею должна поступить большая группа девушек, комбат Мешков приказал старшине, который ведал хозяйством, основательно к этому подготовиться, побольше сделать по обустройству до их приезда. Но он не смог быстро выполнить это поручение.

Поэтому девушки-бойцы, прибыв на батарею, сначала спали в землянке на дощатом настиле. Кровати появились позже. Их расположили в большой землянке, которую они сами же с помощью бойцов-мужчин с орудий и соорудили. Были и другие трудности. Девушки первоначально даже стирали свои вещи в... большой луже. Потом по приказу комбата Мешкова старшина при содействии работников аэродрома Тушино и бойцов-мужчин выделил для них отдельные места для стирки белья, построил скромную баню. Кроме того, тогда же соорудили под землей помещение на 40 — 50 человек для собраний, встреч с командованием полка, ПВО Москвы. Столовая же была общая — как для мужчин, так и для девушек.

Для них предназначалась и военная форма. Но, как потом рассказывала мне одна из девушек-бойцов Лена Галактионова, им не подготовили соответствующее женское обмундирование. Сначала выдали то, что было на складе, но, к сожалению, все это оказалось не по размеру: длиннющие шинели с парусиновыми узкими поясками, не по ноге ботинки, огромные обмотки и портянки, которые еще надо было научиться использовать. В этой «одежде» они порой выглядели просто странно. Впоследствии, правда, ближе к осени и зиме девушки-бойцы получили более или менее нормальную зимнюю форму, в частности, телогрейки, теплую одежду, шапки и обувь.

Что касается боевой подготовки, то хотел бы особо подчеркнуть, что наша батарея постоянно — и раньше, и впоследствии — имела весьма хорошие показатели и результаты в военном обучении, причем это относилось и к бойцам-мужчинам, и к бойцам-девушкам, что не раз отмечало командование полка.

Говоря о работе с женским составом, следует признать, что уже само их появление на батарее потребовало и определенной психологической перестройки от всех нас: и командира батареи, и политрука, и младших командиров, в том числе и меня, командира приборного отделения, и, конечно же, бойцов-мужчин.

Приведу только один пример. Как известно, для воинов-мужчин беспрекословно действует уставное требование: командир приказал — отвечай «Есть» и исполняй. Приказ командира не обсуждается.

К бойцам-девушкам, особенно в первое время, требовался иной подход. Порой надо было объяснять, по какому случаю отдается приказ командира и как его надо выполнять. Постепенно требования воинского устава становились нормой поведения и для девушек. На приказ командира они уже четко отвечали: «Есть». Правда, иногда по привычке спрашивали: «Зачем?», «Почему?» Требовалось давать дополнительные объяснения, да и не раз. В общем, только через некоторое время наши бойцы-девушки поняли и усвоили, что в армии действует один для всех закон: приказ командира подлежит беспрекословному исполнению.

Главное все же, считал я, надо было понять их запросы, настроения, чаяния, тем более девушкам-бойцам всего-то по 18 — 19 лет. Да и нам, бойцам-мужчинам, было тогда не больше 22 — 24 лет. На практике мы это, однако, не всегда учитывали.

Какими же были девушки-бойцы, зенитчицы 14-й батареи 251 зенитно-артиллерийского полка? Расскажу лишь о некоторых из них.

Пять девушек пришли к нам со второго курса филологического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Остальные окончили 6-8 классов средней школы. После этого они в основном трудились на заводах, в колхозах и совхозах Подмосковья.

По совету комбата девушек из университета я поставил на обслуживание главного прибора ПУАЗО-2. Это были: Нина Зеленцова, Людмила Цофина, Женя Губкина, Лена Фельдман, Лена Галактионова. Другие обслуживали дальномер - прибор, определяющий высоту полета самолета, и баллистический преобразователь — прибор, передающий по электросвязи данные на орудия для стрельбы. Среди них Аня Грибанова, Катя Рыжкова, Маша Кастюхина, Клава Васильева, Муся Мадей, Александра Лобина, Женя Александрова, Нина Стеклова, Лида Колпакова, Нина Смирнова. Все они давали необходимые данные для стрельбы нашей батареи из четырех зенитных орудий.

Надо отметить, что, по словам, в частности, Лены Галактионовой, до прибытия на батарею девушки из МГУ прошли месячные военные сборы. В ходе их внимание уделялось общей военной подготовке, включая строевую, изучению устава. Поэтому девушки знали, что такое наряды (уборка, кухня), умели обращаться с оружием и противогазом, стрелять из винтовки. В общем, были прилично подготовлены. Я должен заметить, что все это потом во многом положительно сказалось во время их участия в боевых учениях. Кстати, о таких месячных военных сборах для девушек я лично больше уже не слышал на других батареях с женским составом, на которых служил уже позже, после перехода из 14-й.

По своему характеру и поведению бойцы-девушки были очень разные. И это естественно. Ведь они получили разное воспитание в своих семьях, в процессе прежней учебы и работы.

Но важно было одно: несмотря на разницу в образовании и воспитании, в целом у нас, в приборном отделении, сложился дружный и сплоченный коллектив. Может быть, благодаря этому наши девушки довольно-таки быстро освоили свои боевые специальности. Все были комсомолками.

Помню, как я готовился к первому после прихода к нам девчат комсомольскому собранию. У меня было только среднее техническое образование (окончил техникум) и я отставал от девушек из МГУ и по образованию, и по культуре речи, и по воспитанию. Нужно было, считал, все же не ударить лицом в грязь.

И вот я написал доклад минут на 20 — 25 по теме «Как вести себя в боевых условиях». Выучил его основные тезисы и позиции и изложил на собрании, даже не заглядывая в текст. При этом обращался непосредственно к участникам, прямо глядя на присутствующих, моих товарищей. Здесь же были комбат, политрук, командиры орудий. Я завершил доклад. Других выступлений не последовало, хотя трех девушек предварительно готовили. Затем слово взял политрук Репин. На этом собрание закончилось. Я был в некотором замешательстве. Вроде в ходе своего доклада видел, что слушали меня собравшиеся внимательно. «Почему же не оказалось выступающих?» — думал я.

После собрания политрук Репин подошел ко мне и одобрительно сказал:

— Твой доклад толковый и хорошо, что ты с ним выступил, не читая текст. Девушки тоже слушали тебя с вниманием. Думаю, что теперь они будут относиться к тебе с уважением.

И это действительно оказалось так. Мне стало легче говорить с ними, я уже увереннее чувствовал себя в разных ситуациях.

Как я уже писал, характер бойцов-девушек и их поведение были разные. Всего в приборном отделении на батарее насчитывалось 15 девушек. И к каждой надо было найти подход, быстро и толково объяснить стоящую боевую задачу. Особое внимание уделял тем, кто работал на главном приборе ПУАЗО-2. Воспринимали же девушки наши наставления, приказы, причем и мои, каждая по-своему.

Например, Жене Губкиной достаточно было только намекнуть, что надо сделать, или высказать небольшое замечание, как она сразу могла выполнить данное мною поручение.

Для Людмилы Цофиной официальный разговор не подходил. На мои слова и указания, как командира, она обычно отвечала:

— Мне ясно, Я и так тебя понимаю и уважаю, не надо повторять.

При этом улыбалась. Ее улыбка меня смущала. Более того, через месяц, другой Людмила, как-то встретив меня в ровике (окопе), остановила и затем шутливо спросила:

— Командир, а можно я тебя буду называть по имени — Миша?

— Можно. Но только не при бойцах. Они не поймут, — ответил я.

С этого времени началась моя дружба с ней.

Лена Фельдман — человек по натуре замкнутый. Ее трудно убедить сразу. У нее часто по тому или иному поводу возникали вопросы. На них надо было как-то реагировать. Я отвечал кратко: так надо, выполняйте. Она же продолжала рассуждать и довольно убедительно при этом говорила, что решать сложные вопросы так, как требую я, нельзя. Мне приходилось терпеливо вновь объяснять ей стоящую задачу. Порой же ничего не оставалось делать, как решительно заявлять:

— Выполняйте приказ командира.

Мое упущение в работе с ней состояло, считаю, в том, что подчас просто не мог убедить ее в правильности своих указаний. Постепенно понимание между нами приходило. Кстати, Лена была на батарее редактором «Боевого листка», в котором освещалась наша жизнь, говорилось о наших достижениях, а то и просчетах. Позже она стала секретарем комсомольской организации батареи.

С Леной Галактионовой мне было общаться легко. Она мои распоряжения и пожелания по работе на приборе схватывала с полуслова и действовала с удовольствием и радостью, с шуткой.

Из всех наших девушек Нина Зеленцова была, пожалуй, наиболее подготовленной. Она хорошо себя проявила в ходе боевых учений. Всегда правильно и интересно рассуждала о жизни, верно понимала роль девушек во фронтовых делах, в нашей зенитной батарее. Когда надо, могла поправить своих подруг, особенно если это касалось их поведения. О последнем я, правда, ее никогда не спрашивал, боясь нарваться на резкий ответ. Она не терпела, когда ей говорили о трудностях военной службы. Между тем не прощала и моих промахов, а они, конечно, были.

Важным моментом службы бойцов-девушек стали постоянные ночные дежурства каждой из них у прибора, в караулах

Завершая, отмечу основное: девушки приборного отделения проявили себя в военных учениях как настоящие бойцы, как дружный и действенный коллектив.

В этом отношении показателен, думаю, такой эпизод из жизни 14-й батареи. Примерно в июле 1942 года к нам прислали нового «бойца». Это была девушка лет двадцати, отлично одетая в новенькую военную форму, причем такую, какой и у офицеров не всегда встретишь. Красивая, с распущенными волосами. Ее фамилию я запомнил - Павлова.

Политрук Репин сообщил мне, что это дочь генерала армии Павлова, командующего войсками Западного фронта, и попросил относиться к ней более внимательно и порой даже снисходительно.

Насколько его сведения о ней были тогда верны, я не берусь судить, тем более, что многого в ту пору и не знал. Лишь позже стало известно, что Павлов отстранен от должности командующего фронтом и расстрелян. О происхождении девушки никто, понятно, на нашей батарее, кроме разве командиров, и не догадывался.

Комбат поручил мне определить ее на одно из мест у приборов. Я показал Павловой дальномер, баллистический преобразователь, главный прибор. Она посмотрела, как другие девушки управляются с ними, и после этого категорически заявила:

— Это для меня не подходит. Я хочу в разведку. Следует отметить, что на батарее было отделение разведки, а в нем — пять бойцов-девушек.

— Тогда обратись к командиру батареи Мешкову, — ответил я ей.

Она пошла к комбату, который сказал ей примерно следующее:

— Для того, чтобы служить в разведке, надо немало знать о самолетах — и наших, и вражеских. А вы таких знаний не имеете. Пока ваше место здесь, в приборном отделении.

Тогда Павлова при всех девушках обратилась ко мне с вопросом:

— Кем я могу работать на приборах?

— Ты сама выбирай. Что тебе подходит? — в свою очередь спросил я.

И тут она неожиданно выпалила:

— Вы мне не тыкайте. Говорите на «вы».

— В армии командир обращается к бойцу всегда на «ты», — тут же среагировал я.

Павлова возбужденно ответила:

— Я к этому не привыкла и привыкать не намерена.

Все наши бойцы-девушки, особенно из Подмосковья, объявили тогда Павловой бойкот. С ней они не разговаривали. Она обедала только с бойцами-мужчинами. В итоге стала просто «одинокой». Мне ее было жаль. Я пытался убедить Павлову в том, что на приборах она сможет работать, научится, что постепенно обретет доверие в коллективе, его расположение и ее станут уважать. Но мои уговоры не помогли. Через 8 -10 дней Павлову с батареи отозвали. Куда и в какую воинскую часть она попала, я не знаю.

Мой рассказ о Павловой подтверждает, что сплоченный коллектив бойцов-девушек 14-й батареи терпеть не мог и не выносил несправедливость, эгоизм, какие-либо капризы и женские выходки. На войне все это не проходит. Здесь уважали честность, мужество, смекалку, умение терпеть, преодолевать трудности.

Тем временем налетов фашистских самолетов на Москву не было, хотя команда «Тревога» звучала не раз. Немцы бомбили, однако, Нижний Новгород и другие города.

В конце сентября 1942 года, помню, на батарею прибыло командование полка и Московского фронта ПВО. С ними был и фотокорреспондент. В течение двух часов они наблюдали как за работой батареи в целом, так и приборного отделения в частности.

В заключение нам сказали, что боевая подготовка бойцов-девушек оставила хорошее впечатление, что, по общему мнению, 14-я батарея готова к боевым действиям.

Корреспондент сфотографировал наших бойцов-девушек у ПУАЗО-2. Через день мы получили фотографию с надписью внизу: «Ст. серж. Халдеев быстро подготовил отличное приборное отделение со 100% взаимозаменяемостью». Сознаюсь, вскоре я потерял эту фотографию.

Хотел бы пояснить, что означало понятие «стопроцентная взаимозаменяемость». Дело в том, что у нас каждая из пяти бойцов-девушек на ПУАЗО-2 могла выполнять боевые обязанности своих подруг. Этого нам удалось достичь в результате серьезной подготовки. (После 1942 года я был командиром приборного отделения с женским составом на 8-й, 10-й, а затем и 6-й батареях. И скажу откровенно, что таких постоянно высоких результатов в боевых учениях, как на 14-й, мне уже добиться не удавалось).