Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

МЕДСЕСТРА 108 ДИВИЗИИ

Раненые волновались, они понимали тяжесть, почти безвыходность своего положения. Старший лейтенант, с простреленными ногами, прохрипел:

— Приказываю - оставить нас. Не теряйте времени на разгрузку. Надо спасать остальных!

— Вы не имеете права приказывать! — срывающимся голосом крикнула Кишова.— Здесь я командую! Машину вытащим. А вам, товарищ лейтенант, стыдно так говорить! Стыдно!

Она уже не в силах была остановить потока слов. Кричала и остервенело толкала машину. И, как ни странно, этот почти истерический крик успокоил всех. Машину вытащили. Когда подъехали к Вязьме, последние части оставляли город. Едва успели сдать раненых. Приказ предписывал оставшемуся личному составу 502-го медсанбата выходить к Гжатску. В живых осталось всего несколько человек, и было у них 9 машин. Остальных раздавили прорвавшиеся фашистские танки.

Так получила боевое крещение девятнадцатилетняя Тамара Кишова. С тех пор голова у нее седая,

Шли тяжелые бои под Москвой. После переформирования Тамара стала медсестрой 108-й дивизии, которую бросили на прорыв под Звенигород. Вечером она спешила к командиру полка, чтобы договориться о срочной эвакуации раненых. Наутро полк должен был вступить в бой. Чтобы не петлять по траншейным ходам, решила напрямик перемахнуть полянку. Только появилась на открытом месте, откуда-то ударил немецкий миномет. Мины шлепались вокруг. Взрывная волна яростно швырнула медсестру. Несколько минут она лежала совершенно оглушенная. Потом сквозь тишину проник разъяренный голос:

— Девчонка сопливая! А туда же — храбрость показывает!

— Нахал! — отпарировала окончательно пришедшая в себя Тамара.

Так они познакомились: медсестра Тамара Кишова и старший лейтенант Алексей Пугачев. Сколько огненных верст прошли они потом вместе. Под грохот артналета и в любви объяснились, а в 1944 году расписались. В только что освобожденном Гродно с трудом разыскали работницу загса, но книгу найти не удалось, да и бланков не было. Выдали им временную справку.

Была в то время Пугачева старшей перевязочной сестрой 110-й дивизии Западного фронта. Их медсанбат все время находился на передовой. Бои шли на подступах к Минску. Врачи и сестры не отходили от операционных столов. Вдруг в палатку стремительно вошел ведущий хирург медсанбата Павел Арчилович Чиквиладзе:

— Мы окружены. Операции прекратить. С ранеными останется один человек, все остальные — в окопы. Приготовиться к обороне!

Забыв снять белые халаты, девушки бежали к траншеям. От лесочка с автоматами наперевес шли немцы. Тамара до боли в руках сжала автомат.

— Не стрелять, подпустить ближе! — передали приказ Чиквиладзе.

От волнения стало трудно дышать: только тут заметила, что все еще в хирургической маске. Враг совсем близко. Пугачева поймала на мушку длинного заросшего щетиной фашиста. Огонь! Тамара нажала на пусковой крючок — фриц рухнул на землю. Один за другим гремели выстрелы.

Гитлеровцы отступили к лесу. Цепь их сильно поредела. В течение суток они еще восемь раз поднимались в атаку и каждый раз откатывались назад.

Утром на помощь медсанбату прорвался танк со взводом автоматчиков. Девушки совсем осмелели: пошли в контратаку, захватили в плен больше ста фашистов.

За мужественную оборону медсанбата Тамаре Пугачевой и ее подругам вручили боевые ордена Красной Звезды.

Теперь Тамара была не беспомощной, наивной девчушкой, которая теряла сознание от одного вида крови, панически боялась бомбежки. За плечами у нее три длинных военных года: пережила горечь отступления, узнала радость победы, умела ненавидеть врага и отдавать последние силы, чтобы облегчить страдания своих боевых товарищей. Сутками не отходила Пугачева от операционного стола, помогая врачу. Здесь сама была ранена осколком бомбы.

Эвакуироваться в госпиталь Тамара отказалась. Дня три полежала, а потом, превозмогая боль и слабость, поднялась и стала помогать подругам: то ночью за них подежурит, то больных накормит. Перевязки делать не могла — левая рука была в гипсе. На все уговоры подлечиться, отдохнуть — отшучивалась:

— Только после Берлина, а сейчас вредно для здоровья.

Но до Берлина были еще сотни километров фронтовых дорог. Она участвовала в форсировании Вислы, Одера, освобождении Варшавы. Продвигались стремительно. Вперед, вперед! Люди чуть не валились от усталости, но настроение было преотличное: все яснее виделась победа.

В Цибинген, что у Франкфурта-на-Одере, госпиталь вступил сразу за передовыми частями. Обосновались в полуразрушенном здании школы. Раненых уложили прямо на полу, а новые все поступали и поступали. Тамара не чувствовала под собой ног.

Лишь к вечеру закончили операции и перевязки. Пугачева выбралась на крыльцо и присела на ступеньки. Видно, заснула. Когда открыла глаза, даже испугалась: крыльцо обступила толпа привидений. Изможденные лица, тощие полосатые фигуры... Это были освобожденные из концлагерей. До утра медицинский персонал оказывал помощь полуживым от истощения и истязаний людям. Ненависть к фашистам переполняла сердце Тамары. Ей никак не удавалось привести в чувство молодую полячку. Все тело женщины покрывали незажившие полосы ожогов (наверное, ее били раскаленным металлическим прутом). Военврач осмотрел и сказал:

— Необходимо вливание крови, а у нас нет ни одной ампулы.

— Возьмите у меня,— предложила Пугачева.

— Но ведь у тебя недавно брали для обгоревшего танкиста!

— Ничего. Возьмите еще, — и Тамара закатала рукав Гимнастерки.

Полячку удалось спасти. А вскоре у школы подобрали двух немецких мальчиков. Одному было годика три, другому — лет пять. Тамара привела их на кухню, обмыла, накормила. Мальчишки перестали бояться, доверчиво жались к ней и все повторяли: «Гитлер капут! Гитлер капут!» Скоро за детьми пришла мать. Она со слезами благодарила и все пыталась поцеловать руку. Через полчаса у медсанбата выстроилась длинная очередь немецких ребятишек. Каждый протягивал миску и заученно повторял: «Гитлер капут!»

Действительно, фашистской Германии приходил конец. Пал Берлин. После дежурства сестрички прикрепили ордена, медали и решили пройти по Берлину. Горящие развалины домов, развороченные танки, разбитые орудия и бесконечные колонны пленных немцев — такой предстала перед ними поверженная столица фашистов.

Но обезумевшие от страха немцы все еще не хотели смириться с поражением. Некоторые пытались с оружием в руках прорваться на запад. Поток раненых в медсанбате не иссякал. Дежурство в ночь на 8 мая было особенно тяжелым. Тамара заснула как убитая. Разбудил ее примчавшийся из штаба муж:

— Малыш, проснись! Победа! Немцы подписали акт о капитуляции. Понимаешь? Победа!

Тамара упала на грудь Алексея и зарыдала. Муж гладил ее волосы, вздрагивающие плечи и не успокаивал. За войну люди разучились плакать, а это были слезы обновления. В них были великая радость победы и бесконечное счастье, что дожили, выстояли, и горькая тоска о погибших товарищах.