Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

"МЫШОНОК" РЯДОМ С Г. К. ЖУКОВЫМ

Родилась в 1927 году в Тверской области, в семье рабочего. 14-летней встретила огненный июнь 1941 года. Погиб отец. Где-то там, за грохочущим фронтом, на оккупированной гитлеровцами земле осталась мать. Я, девочка с косичками, прибавив себе годы и пользуясь общей неразберихой, поступила на курсы медсестер. Курсы пролетели как один миг.

И вот уже у меня на руках фронтовая путевка. Московское направление, Западный фронт, кровь, бинты, раненые, контузия, госпиталь на Воздвиженке. А после него с новым направлением — в Перхушково, в штаб фронта, к генералу армии Георгию Жукову, которого тогда так некстати прихватил застарелый радикулит. Видимо, просто вещим подарком посчитал он появление в штате юного фельдшера. Врач-то он все больше прописывает да назначает по необходимости, и дел у него всегда по горло, а тут перед его очами предстал непосредственный исполнитель медицинских замыслов.

«При мне останешься. Только помни, что с доктором не только меня лечить будешь, придется и раненых обрабатывать, и вытаскивать их с поля боя, и исполнять все, что окажется необходимым. Вот так, мышонок», — глядя на меня, произнес будущий маршал. Так за мной это прозвище и осталось. Именно мышонка тогда я напоминала в окружении суровых мужиков — общим видом, тощей комплекцией и торчащими в стороны косичками. Правда, существовало и еще одно звание — «дочь полка», — но это так, изредка, первое оказалось куда как более прилипчивым. Вот с того сорок первого года распорядилась военная судьба мне быть неразлучной с легендарным полководцем.

Радикулит-то его действительно тогда, как говорят, «достал». И уколы преходилось ему делать, и вливание, и массаж, которому он отдавал предпочтение. А боль то стихала, то вспыхивала снова, и он уже не отпускал меня от себя ни на шаг. Так и стала я приставленным к нему бессменным фельдшером. Причем даже в частных разъездах неотлучно сопровождала его повсюду вместе с шофером Александром Буниным. Г. К. Жуков опасался, что боль может прихватить не вовремя. Но он активно противостоял болезни, не поддавался ей. Даже во время своих неотложных поездок зимой, когда позволяли обстоятельства, умудрялся хоть немного, но обязательно пройти на лыжах, и я с ним. А в это время машина медленно ползла за нами. Старался таким образом преодолеть напасть.

Кстати, в мемуарах «Воспоминания и размышления» Жуков пишет, как в последний момент, в спешном порядке, его родные были вывезены из подмосковной деревни, когда отступали наши войска. Так вот, я, Саша-мышонок, выполняя его поручения, выводила родных ночью к поджидающей машине из той самой Стрелковки, въехать в которую не было никакой возможности. Успела вывести где-то за час до того, как деревня была захвачена немцами. Да еще, добираясь туда, у мосточка волка встретила, который постоял, глядя на меня, притушил свои страшные глазищи и потрусил к лесу. Вот страху-то набралась.

О маршальских делах военфельдшеру судить сложно. Я, конечно же, вспоминаю о Жукове просто как о человеке, а не о прославленном полководце, поскольку за те особые годы довелось мне узнать, каким он был требовательным не только к окружающим, но и к самому себе.

Сильной воли был человек. Постоянно в работе, причем «закручивалось» все вокруг него так, что отдыхать не удавалось ни ему, ни окружающим. И если в критические моменты под рукой никого не оказывалось, то его поручения не раз доставалось выполнять мне.

Однажды под Москвой отправил он меня, медика, восстанавливать нарушенную телефонную связь. Пробираться нужно было сквозь вражеские позиции, и пройти их могла только вот такая девчонка. Одели меня подобающим образом, корзинку нашли какую-то, маленького серенького котенка посадили туда для отвода глаз, да я и пошла. И удалось ведь мне, повстречав чужих солдат, преодолеть опасность. Восстановила связь.

Сопровождала я командующего и при поездках в Москву, когда его вызывали в Ставку ВГК. Все-таки медицинская помощь могла потребоваться в любой момент. Как-то секретарь Сталина А. Поскребышев поинтересовался у Жукова, с собой ли его незаменимый фельдшер. Узнав, что я при нем и как всегда «во всеоружии», проговорил, что Верховный плохо себя чувствует. У него поднялось давление, и нужно бы поставить пиявки, как рекомендовали врачи. Вот так сподобилось мне близко познакомиться со Сталиным, которому к тому же пришлось и ввести препараты, понижающие артериальное давление. Высокий пациент сердечно поблагодарил за оказанную помощь и назвал меня все тем же словом — «Мышонок».

Жуков часто говорил, что хотел бы после войны увидеть «мышонка» врачам. Рука, говорил, легкая, с болью справляться умеет, да и сама по части убеждения большой мастер.

После войны я с отличием окончила школу рабочей молодежи, а вскоре, тоже с отличием, Первый Московский медицинский институт. Потом были ординатура, аспирантура, замужество, защита диссертации, публикация научных трудов (а их свыше 90, да плюс одна монография и две главы учебника), работа заместителем директора клиники. В настоящее время работаю на кафедре внутренних болезней ММА им. И. М. Сеченова (обучаю студентов), заслуженный врач Российской Федерации. Активно участвую в общественной жизни как заместитель председателя Совета ветеранов войны ММА им. И. М. Сеченова.

А ушедшая в прошлое война... оставила свой след тяжелым ранением, тремя орденами и девятнадцатью медалями. Одна из малочисленных участниц Парада Победы на Красной площади в 1945 году от Первого Белорусского фронта, а теперь — постоянная участница парадов ветеранов.

Отношения же бывшего фельдшера с Жуковым, его семьей не прекращались и после войны. Была я у них на квартире на улице Грановского. Приходила и в те годы, когда «знающие» люди не рекомендовали того делать, — когда он стал уже опальным маршалом. Многие титулованные соратники его предпочли запамятовать былое, ну а новоиспеченному врачу терять-то было нечего. Поэтому и опасений не возникало. Да и нельзя изменять самому себе. К тому же прошлое, как от него ни уходи, остается с тобой, и его уже не переиначить.